Время смыслов. Глава 52

1.Я закончил предшествующую главу (глава 51)обещанием заняться осмыслением различия между старшей и младшей частью молодого поколения времен Гражданской войны. Раевский отмечает эту разницу,говоря об отношении к войне. С этого момента мы и начнем наш анализ.

2. О начале первой мировой войны Николаю Раевскому, тогда студенту биологу Петербургского университета, летом 1914 г. отдыхавшему у родителей в Каменец Подольске,рассказал его отец, чиновник,придерживавшийся либеральных взглядов и обычно симпатизировавший пацифизму: "Уже почти двадцать лет прошло с того вечера, а помню его до мелочей. Отец разбудил меня и сказал взволнованным и торжественным голосом Ну, Коля, событие. Германия обьявила нам войну.Помолчал, посмотрел на меня и сказал то, чего я совсем не ожидал. Тебе двадцать лет. не поступишь ли ты добровольцем? Потом улыбнулся и припомнил стих Горация Dulce  et decorum est pro  patria mori (Счастлива и благородна смерть за родину)." (там же глава 3).

3. Для всей уходившей на войну европейской образованной молодежи в Англии, Франции,Германии (где этот стих упоминается в романе Ремарка На Западном Фронте без перемен)и, как мы видим, в России, этот стих из Од Горация был знаковым символом. Самое знаменитое, посвященное сравнению этого торжественно возвышенного стиха с реальностью смерти во время газовой атаки, стихотворение погибшего на фронте английского поэта Вильфреда Оуэна так и называется Dulce et Decorum est pro Patria mori, и в этом стихотворении поэт кончает тем,что называет стих Горация "старой ложью" (old lie). Это поставленное Оуэном на стихе антивоенное разоблачительное клеймо вошло в канон англоязычной культуры.Оно, это клеймо, по сути дела является символическим водоразделом между старой и новой Европой.Вся уходящая европейская культура теперь рассматривалась в Западной Европе в значительной мере под знаком этого клейма.Очень характерно также, что в России. перешедшей из Первой Мировой в еще более страшную и разрушительную Гражданскую такое клеймо не прижилось. В этом смысле Советская Россия оказалась ближе к старой европейской традиции, чем послевоенная Западная Европа.О чем же в данном случае идет речь?

4.Для ответа на этот вопрос нам понадобится новая рабочая контекстологическая гипотеза, обоснование которой займет много времени, но зато выведет нас на более глубокое понимание исторической динамики всего европейского культурного проекта.В очень краткой, обобщенной и упрощенной формулировке эта гипотеза звучит примерно так: крушение новоевропейского культурного проекта,намеченное уже в критике этого проекта у Маркса и Ницше,но по настоящему начавшееся с конца первой мировой войны (и в гораздо более широком плане с конца Второй мировой войны)было связано с природой этого проекта, как дуалистического экзистенциального субьективизма, по своему характеру и структуре не соответствовавшего размаху и интенсивности накопленных в системе контекстной идентичности контекстных энергий.

5. Контекстные конфигурации в Западной Европе отличались от российских в ряде отношений. Детали этого различия мы будем обсуждать позднее. А сейчас обозначим контекстный профиль этого дуалистического субьективизма. Его верхнюю часть составляет эпиномика (эпи по гречески это "на" ср. эпиграфика и т. д.),совпадающая по геометрическому контуру с эгономикой CFD,но отличающаяся от нее по составу и характеру взаимодействия контекстных факторов.Нижнюю часть с основанием в точке Н, составляет гипономика (гипо значит под чем то ср. гипотеза и т.д.)НАВ. В следующей главе нам предстоит вкратце объяснить как работают эти типы идентичности и оценить их историческую роль.

Конец главы.