Детский дом

Детский дом это та же тюрьма, но в ней содержатся беспомощные взрослые- дети. 3-6 летние пацаны при встрече заглянут вам в глаза далеко не детским взглядом: испытующе и с невольным осуждением. Им пришлось рано взрослеть, приноравливаться к новым условиям и самостоятельно отвечать за свои действия. Бездушные тётки-воспитательницы и агрессивные соседи не дадут расслабиться и распустить нюни. Всё жестко. Право более сильного на игрушки, за ябедничество- по шее, передачу- делить и учиться самообслуживанию. Не у бабушки в гостях.

Трушку  мать растолкала рано вместе со старшими братьями. Первоклассник Сашка канючил и не хотел, по обыкновению, собираться в школу. За маленькими окошками дома не было видно ни зги. Зимнее утро не предвещало Саньку на улице да и в школе ничего путного. Старший Сергей уже завтракал за кухонным столиком: прихлёбывал разведёный кипятком вчерашний чай с куском сахара вприкуску и жевал краюху орловского хлеба. Наконец, ополоснув рожицу водой из рукомойника, за столом оказался и нахохленый Сашка. Последним надеждам на мороз и отмену занятий в школе не суждено было сбыться. Диктор, бубнивший из репродуктора утренние новости, предложил всего-то минус 12. Пришлось смириться с неизбежным и, скрипя сердцем, натягивать валенки, пальтишки, стёганные ватином, и ушанки.  Мать была с утра молчалива и, выпроводив старших со школьными портфельчиками за дверь, принялась укладывать немудрёные пожитки мелкого в котомку. Необычным в сегодняшнем утре было то, что обряжать для улицы  стали и его, Трушку. Мама Катя ничего не объясняла, пока они шли к железной дороге через речку Воронку, и дальше в посёлок Мясново через мост над железнодорожными путями, по которым непрерывным потоком торопились составы на юг и на Москву. Трушка с удовольствием бы поглазел со стороны на маневровые локомотивы, лязгающие сцепками на разгонной горке и смешными клубами стравливающие пар на морозе, но мать вела за руку быстро без задержек.
Где-то там в переплетении железных нитей и сотен сортируемых вагонов сейчас работает отец. Раз он привёл его, совсем ещё мальца, к красно-чёрному дракону с огромными колёсами и красной звездой на морде, тяжело дышащему от внутренней свирепости. Махина паровоза была всего в метре, закрывала полнеба и вызывала животный ужас. Отец же крепко держал мелкого за вспотевшую ладошку и о чём-то разговаривал со свесившимся из нутра приручённого зверя промасленным машинистом. Вдруг  шатуны машины пришли в движение, колёса сделали стремительный оборот вокруг своей оси и чавкающая паром громада медленно тронулась с места, издав на прощание страшный рёв. Отец улыбался, а Трушка с перепугу сиканул в штаны и заплакал. Взрослым не понять силу воздействия страшной сказки на детскую психику. Он и сейчас бы побоялся приблизится к паровозу под парами.
Мать с сыном стали подниматься по заснеженным мясновским улицам в гору. Начало светать. Навстречу в сторону центра Тулы торопились редкие прохожие. Основная масса работяг и служивого люда уже давно схлынула.
Через полчаса достигли обнесённое глухим каменным забором высокое хмурое здание. Сквозь массивные двери они попали в длинный коридор, рассекающий весь дом и толкнулись в первый кабинет налево. Их уже ждали несколько тёток, которые перетряхнули принесённый скарб и просмотрели сопроводительные бумаги. Всё это Трушке не очень понравилось и он насторожился. Удовольствие от путешествия, как ветром сдуло. Мать обняла, чмокнула  в щёчку и наказала хорошо себя вести. А директриса с помощницами уже её выпроваживали  и пытались перехватить понявшего жуткую подставу ребёнка. Из мелкого тельца вырвался паровозный гудок, разом заполнив здание интерната и началось неравное сражение, которое тётки проиграли вчистую. Испуганная мать вернулась и стала давать обещания, что она отойдёт только в магазин, скоро обернётся и домой. Поддавшийся уговорам Трушка, как пёс Бим, но с красным Ухом, занял вахту у директорского окна, слёзным взглядом проводил воровато покидающую интернат мать и стал ждать. До ужина мать не вернулась и обманутому  ребёнку с истерикой пришлось смиряться с неизбежным: его предали и сдали в детский дом.
Для матери шести детей в тяжёлые послевоенные годы это была вынужденная мера и просто спасение в условиях постоянного безденежья и болезней младших. Катерина к своим сорока была уже крепко уработанной и усталой женщиной. Как выживала в войну с тремя мал мала меньше девчонками на руках вспоминать не любила. Тем более, что и после её завершения лиха хватить пришлось немеряно. Предоставленный младшему сыну интернат был возможностью перевести дух и выйти, наконец, на работу медсестрой в полиомиелитное отделение детской больницы. Трудно сказать, где ей было труднее- в бесконечной круговерти  дел дома из маленькой комнатки и кухоньки с печкой, или в три смены среди обречённых полиомиелитных и менингитных деток, поскольку антибиотики в широкое пользование ещё не вошли. Но и то и другое в круглосуточной череде кастрюлек, шприцев, детских лиц, тряпок и соплей составило неостановимый калейдоскоп её существования. Было не до сантиментов, нужно было просто выживать.

Чтобы не травмировать лишний раз ребёнка, общение с роднёй ему на время запретили, пока не «переболеет» и не освоится. На фоне нервного срыва заболеть удалось всерьёз и начальное время пребывания в интернате погрузилось в вязкий молочный туман, поглотивший память о нём. Из воспоминаний остался лишь бездушный  запах карболки, уколы, но ни одного человеческого лица. Следующей кадр из того же времени: бесконечная ночь, длинный казённый коридор с высокими потолками и тусклым дежурным освещением. Трушка с расстройством желудка курсирует от палаты до туалета и вокруг опять ни души. Будто ты один на всём белом свете. И опять провал в услужливой памяти. Защита блокирует негативные события и переживания.
Вестимо: человек привыкает ко всему, а ребёнок тем более.  Уже весной у Трушки отлаженный интернатом распорядок дня, пара старших приятелей и регулярные визиты родных сестёр. Во время прогулки пацаны на обломке бетонной плиты, вросшей в землю, устраивают корабль, отправляющийся в дальнее плавание. Сойдя на сушу у зелёных кустов сирени, они обнаруживают колонию деловых малиновых земляных клопов с чёрными точечками на спинке. Палочками они помогают им бегать вдвое быстрее. И в этот момент появляется радостная мама. Пора домой!
Возможно это заведение и не было столь ужасным, как запечатлелось детской памятью, но, тем не менее, факт лишения свободы и взрослого коварства был зафиксирован спинным мозгом навсегда.

В настоящем детском доме мне довелось студентом побывать в республике Коми. Мы, стройотрядники, провели среди его воспитанников целый день, демонтируя аварийные конструкции старой ГРЭС ГУЛАГовских времён, расположенной на территории детдома. Вернее, детдом был расположен на территории бывшего лагеря.
Было уже по-осеннему прохладно, зябко, моросило. Мы разбивали кувалдами бетонные фундаменты оборудования, рушили деревянно-земляную плотину, сбрасывая брёвна в бурную реку,  а кругом нас носились босоногие помощники из старших мальчишек в лёгких одежках. Подкупала их серьёзность, а также строгая забота о младших, признаваемых ими за членов одной большой семьи. И всем им хотелось побольше пообщаться со студентами стройотрядниками с Питера, прикоснуться к далёкой вольной жизни, которая обошла их до поры стороной. Вечером на общий ужин были песни под гитару, взаимные подарки и грусть проводов. На душе саднило и это были следы давней детской травмы.