Скорбный удел

Гарри Олбан переехал в старый дом на черной улице. Хозяева так торопились, что продали ему тот дом за бесценок, возможно, они были даже рады, что наконец-то избавились от него. Немедля собрали вещи и уехали, а здание досталось ему.
Лишних вопросов он не задавал, к тому же появился шанс сэкономить и не влезать в еще большие долги.
Безусловно, он чувствовал что-то нехорошее, стоя у подъездной дорожки и разглядывая внешний вид своего нового жилища, которое даже в свете ярких лучей солнца выглядело грозным гигантом; обнесённым вокруг забором, местами завалившемся, из черного эбенового дерева. Все окна закрывали тяжелые дубовые ставни, античный дверной молоток был выполнен в виде бронзовой головы лисицы.
«С Хэллоуином, – иронично поздравил сам себя Гарри. – Замок с привидениями то, что нужно».
В первый день он взялся за обследование ветхого особняка, обставляя апартаменты по удобству. Из прежней своей «однушки» он взял только самое необходимое – потрепанный диван, расстроенную гитару и еще парочку предметов. Остальное он хотел купить позднее. Однако, похоже, жильцы так спешили, что оставили большую часть барахла.
Здесь были и ценные экземпляры, которые вполне могли бы сойти за антиквариат: разные статуэтки, инкрустированные шкатулки, рабочие часы с кукушкой.
Он взобрался на чердак, поднимая столп пыли, что скопилась здесь, за столь долгое время. Осмотрелся по сторонам и обнаружил здоровенный сундук архаичной конструкции, запрятанный в дальнем углу темного помещения. Испещренный причудливой вязью старинной выделки на нем был замок.
Гарри опустился на колени и попытался открыть его, но не получилось. Тогда он принялся рыскать в поисках завалявшегося ключика, пока не заметил, что в замке отсутствует скважина, куда надо вставлять этот самый ключ.
Стало быть открывается он с другой стороны. Мужчина еще раз тщательно и дотошно проверил устройство на наличие каких-либо подсказок, но тщетно.
В замок, как ему удалось выяснить, был встроен хитрый механизм, который мог сработать только лишь при правильно построенной комбинации из каких-то разнообразных замысловатых фигур. На каждой давались цифры.
«Что-то вроде головоломки», – заметил парень, задумчиво почесав рукой затылок.
Он несколько раз покрутил колесики, расставляя фигурки в случайных порядках. Ничего не произошло. Тогда решил спустить сундук вниз и уже в более комфортных условиях разобраться в том, как же открывается это диковинное изделие.
В нем определенно что-то хранилось, что-то достаточно весомое и старинное. Первое, что навевало на мысль Гарри, когда он жадно глядел на предмет вожделения – неисчислимые сокровища и богатства, много-много чистых монет, переливающихся золотистым блеском. А может быть и что-нибудь другое не менее ценное. Он должен был это выяснить, и немедленно.
Руки его возбужденно дрожали, когда он обхватывал сундук по краям. В ноздри ударила пыль. Слегка приподнимая над полом, он почувствовал насколько тяжелым оказался предмет. Наверное, внутри действительно что-то было.
С трудом Гарри все же сумел перетащить его на второй этаж в маленькую, просторную комнатку, где кроме ржавой кушетки ничего не было, даже обои отсутствовали.
Он задвинул сундук к стенке, на которой висела какая-то картина, стиль а-ля Уистлера; изображенный на ней приземистый старик, сидел в обгоревшем кресле перед потухшим камином совсем одинокий, выглядело довольно мрачновато.
Целый день провозился он с сундуком, но так и не сумел открыть его. Злость охватила Гарри от бессилия, от чего он не выдержал и ударил по крышке кулаком, проклиная все, что можно.
В середине ночи его разбудили размеренные звуки шагов, которые раздавались со стороны той самой комнаты, где хранился ящик с секретом. Словно там кто-то бродил. Парень спросонья взглянул на табло. На электронных часах зеленым неоновым светом горело «3_36».
– Черт бы вас побрал! Да кто там еще, – сквозь зубы пробурчал он, вставая с кровати.
Уже в коридоре топот прекратился, а когда он открыл дверь, то обнаружил в углу темного помещения какого-то грязного, костлявого оборванца, скукожено сидящего на коленях перед открытым сундуком, из которого струился ослепительно-яркий свет. Настолько яркий, но мужчина даже и не думал прикрывать глаза.
– Какого хрена… ты кто такой? – спросил Гарри, ошарашено уставившись на незнакомца.
Мужчина не отвечал. И, кажется, горько плакал, потому что плечи его тряслись. Вступая в пределы комнаты, Гарри вдруг остановился, оцепенел, и словно пораженный громом вымолвил:
– Погоди-ка... как ты сумел открыть его?
Но и тут парень позволил себе промолчать.
– Я к тебе обращаюсь, слышишь, ты, ублюдок...
Только приблизившись к незваному гостю Гарри наконец заметил глубокие, уродливые шрамы и рубцы, исполосовывавшие всю его голую, грязную спину, будто кто-то часами нещадно стегал его зазубренными железными цепями, рассекая мясо до костей.
Незнакомец безостановочно шептал на непонятном языке, громко и протяжно всхлипывая. Это напоминало молитву.
Гарри потянулся рукой, собираясь коснуться его смертельно исхудалого окровавленного плеча, когда тот внезапно вздрогнул, развернулся и принялся угрожающе наступать на парня.
– Не открывай! Не открывай его… не смей! – говорил он сдавлено и с явным акцентом. Из его рта вытекала кроваво-красная жидкость. – Нет! Боже, боже... истязает нас... мучает нас, боже, умоляю...
Когда отступать уже было некуда, и Гарри уперся спиной в заднюю стену, незнакомец схватил его за воротник и потянул к своему ужасающему облысевшему черепу, плотно обтянутому кожей, и от которого разило запахом тлена, экскрементов и протухшего мяса. Парня чуть было не стошнило прямо на бродягу. Он чувствовал его зловонное лишенное жизни дыхание прямо у себя на коже, но пребывал в таком глубоком шоке, что не мог освободиться от удивительно цепких, разодранных в кровь, рук, которые словно хватались за последнюю ниточку надежды.
– Он придет к тебе, предложит сделку, не верь ему! Не верь ему! – слезливо молил оборванец, как будто говорил это себе прошлому, чтобы исправить какую-то непоправимую, роковую ошибку, приведшую его к такому нечеловечески-жалкому, рабскому существованию. – Ты погубишь себя! Он придет, и ты не сможешь ничего сделать. Лучше беги! Беги отсюда, пока можешь!
Бродяга с трудом позволил себе отпустить парня, вернуться к открытому, светящемуся изнутри сундуку и, переборов супротивное чувство, горько всхлипнув, покорно прыгнуть внутрь, растворяясь в бесконечно ярком свете. Крышка с громким шумом захлопнулась за ним сама, после чего Гарри пробудился.
Приходя в себя, первое, что он ощутил была сильная боль в сердце, которое учащенно забилось, как барабан. Вместе с тем оживленно заработали легкие, пропуская через себя огромные объемы кислорода. Подушка и простыня пропитались от пота.
«Это был всего лишь дурной сон, вызванный на почве вчерашнего перенапряжения», – успокоил себя Гарри. На этом он больше не зацикливался, однако, проблема с сундуком оставалась нерешенной. Теперь он просто жаждал открыть и узнать, что в нем спрятано.
Затянувшееся предвкушение – поначалу это забавляет. Как игра. Испытываешь от процесса тягостное, какое-то болезненно-мучительное наслаждение. Затем бессилие, гнев, затем от него звереешь, но не можешь ничего с этим поделать. Воображение превращается в изобретательного палача, ни чем не ограниченного, терзающего голову навязчивыми мыслями и идеями, словно хочет медленно свести тебя с ума. «Думай только об этом и больше ни о чем», властно приказывает оно. Эти душевные страдания можно было бы с радостью заменить на физические, если они не равнозначны, лишь бы избавиться от этих переживаний.
Из комнаты он практически не выбирался, и просидел там до полудня, разгадывая шифр. Его отвлек стук во входную дверь, и парень мог бы проигнорировать, если бы звук не был таким настойчивым. Кто-то явно знал, что он дома.
Спустившись на первый этаж, он открыл дверь. На террасе стоял молодой, высокий мужчина приятной наружности – брюнет: умные глаза, выразительные скулы, аристократичный нос и белоснежная улыбка, растянутая на довольном, загорелом лице.
– Скотти? – изумился Гарри. – Что ты здесь делаешь?
– Пришел навестить тебя. Я не вовремя?
– Ты всегда не вовремя, – огрызнулся он, нехотя впуская мужчину в дом. – Серьезно, Скотти, у меня мало времени. Говори сразу, зачем пожаловал?
– Ну, я же твой брат как-никак. Решил заглянуть в гости, проведать, заодно узнать, как дела на новом месте. – Скотт деловито пошаркал к другому концу зала, словно устанавливал границы невидимой рулеткой. Оценивающе обвел взглядом помещение.
– Знаешь, – начал он, скрестив руки на груди, – ты говорил мне, что купил в этом районе самый убогий дом и до последнего момента я думал, что ты преувеличиваешь. Пока не увидел его воочию. Гарри, ты был прав. Когда я подходил к твоему дому меня одолевали сильные сомнения, что здесь вообще кто-либо способен жить. Думал, уж не ошибся ли я адресом.
– Как же мне не хватало твоих едких замечаний, Скотти. Ты всегда любил меня подкалывать. Даже когда мы были детьми не упускал случая поглумиться надо мной, – сказал Гарри.
– На то мы и братья, – парировал Скотт, как будто это был единственный правильный ответ.
– Меня тошнит.
– Тебя тошнит?
– Нет, уже стошнило, – съязвил Гарри.
– Как мило, – улыбнулся парень. – Как в старые добрые времена.
– Не хочу показаться грубым, хоть ты этого и заслуживаешь, но, может, хочешь выпить чаю или еще чего? Уж извини, я не был готов к приходу гостей, – высказался Гарри саркастически, но Скотти либо пропустил это мимо ушей, либо решил играть по его правилам и ответил:
– Ничего страшного, чаю будет достаточно.
Они прошли в столовую, обставленную в минималистическом стиле. Только самые необходимые предметы, а на другие у Гарри попросту не хватило бы денег, поэтому она казалась такой просторной: круглый столик, прикрытый драной пленкой, два стула, электрическая плита, с проступающей на конфорках ржавчиной, мини холодильник, наполненный бутылками пива, шкафчик с посудой и на этом, пожалуй, все.
Гарри сумел отыскать два пакетика с чаем, заварил в чашках и отдал одну брату.
– Спасибо, – любезно поблагодарил он. – Слушай, я так и не извинился перед тобой за тот случай с Кейт...
– Все нормально, – жестко отрезал Гарри, не давая ему окончить поток бессмысленных излияний души. – Это было давно, и я не хочу вспоминать об этом.
– Хорошо. Я просто хотел извиниться. Знаю, как ты любил ее и не должен был так поступать. Но ты же меня знаешь.
– Конечно, – рассеяно кивнул он. – Как у вас с ней теперь?
– Не очень. Ну, то есть, она меня бросила.
Скотти неторопливо отпил из чашки, от которой поднимался пар.
– Застукала с другой, – наконец сказал он, невинно опуская глаза.
– И почему я не удивлен, – громко воскликнул Гарри.
– Нет-нет-нет, – принялся возражать Скотт, – Я изменился, я правда теперь другой, Гарри, честно. Раньше во мне бушевала неукротимая страсть. Я не понимал, как можно любить одного человека и не уделять внимания остальным. Хотя, ты меня не поймешь, – внезапно бросил ему прямо в лицо Скотти. Сорвавшаяся с его губ фраза звучала оскорбительно, непроизвольно всколыхнув в груди Гарри столп жгучей ненависти, которую он усилием воли постарался подавить.
Тайная зависть разъедала его изнутри. Гарри завидовал ему за привлекательную внешность, с той легкостью, с которой он подходил в баре к очередной девчонке, чтобы взять у нее номер, и она соглашалась. Скотти был лучшим во всем, и во всем опережал своего младшего брата.
– Я по-настоящему влюбился, старик, – продолжал откровенничать Скотт, – не знаю, как я это определил, наверное, почувствовал зов сердца.
– Ты уверен, что это был именно зов сердца? – попробовал намекнуть Гарри. – Ты плел мне ту же ересь про Ребекку, рассказывал, как тебе с ней хорошо. И где она теперь? Зрение у меня хорошее, но я что-то ее не вижу.
– Это совсем другое, – отмахнулся парень. – Вчера я позвонил Кейт и предложил встретиться в кафе, пообщаться. Она согласилась. Сегодня я иду на свидание.
– Брось! Ты совсем не изменился, братец. Каждый раз одна и та же песня. Хотя раньше ты обходился без всех этих любовных дифирамбов.
– Нет, мне нужна Кейт. Я по-настоящему понял, что хочу быть только с ней, когда она ушла от меня. Ушла, и внутри стало пусто.
– Она забрала всю твою мебель?
– Не прикидывайся. Я говорю о душевной пустоте, тебе ли этого не знать!
И снова Скотти ненароком задел Гарри за живое своим неосторожным словом. Он и славился тем, что сначала говорил, а уже потом думал, и возможно даже не обратил внимания на то, какую боль он снова принес брату.
Всю дальнейшую беседу Гарри просидел, как на иголках.
Скотти демонстративно задрал рукав куртки, и с той же непринужденностью посмотрел на наручные дорогие швейцарские часы.
– Ого, сколько уже времени, – произнес он, откладывая пустую чашку и вставая со стула. – Ты еще не устроился здесь? Судя по здешней мебели, прежние хозяева жили в позапрошлой эпохе. Мой тебе совет, старик, избавься от этого барахла, или продай на ebay. Там за такое старье с руками оторвут.
– Это мое. Вчера еще распаковался, – с угрюмой физиономией отозвался Гарри, прожигая брата испепеляющим взглядом.
– Да? – Скотти нервно улыбнулся. – Неловко получилось...
– Сейчас я несколько стеснен в средствах и не могу позволить себе большего, – со вздохом объяснил Гарри.
– Давай ты поживешь у меня какое-то время, а там и подберем тебе что-нибудь дельное? У меня и обстановка более человечная, что ли. Тебя, кстати, призраки ночью не донимают? Половицы в пустых комнатах не скрипят?
– Ха-ха! – саркастически засмеялся Гарри в ответ.
– Серьезно, приятель, мы же не чужие друг к другу люди, соглашайся.
– Нет, – отказался парень. – Спасибо, но я как-нибудь сам. Тебе пора.
– Если что-нибудь понадобится, только скажи...
Они попрощались в коридоре.
– Я обязательно еще зайду, брат, – сказал Скотти уже у порога. Гарри сдержанно промолчал, закрывая за ним входную дверь.

                ***

 До поздней ночи он провозился с сундуком, но не приблизился к намеченной цели ни на йоту. Кажется, с каждой секундой она ускользала из его алчных рук.
Вернувшись в спальню, он устало рухнул на кровать и зарылся лицом в подушку. Его сновидения неожиданно прервал грохот, как будто кто-то упал с лестницы.
– Ну что там опять? – застонал Гарри, заставляя себя подняться на ноги.
Осторожно двигаясь по темному коридору, уже издалека он увидел, как на другом конце из чуть приоткрытой двери, ведущей в «рабочую» комнату, исходило какое-то голубоватое свечение.
Он вошел внутрь, растирая руки, чтобы согреть их от холода, который странным образом оставался в пределах только этого помещение и, судя по всему, причиной его служил вновь открытый сундук, излучавший невероятный по своему существу яркий свет.
Гарри хотел было подойти и посмотреть, что в нем находится, но чей-то страшный, абсолютно ровный, голос сказал:
– Стой! Ты не сможешь этого сделать.
– Сделать – что? – озадачено спросил парень, неотрывно устремляя взор к свету. Из его рта вырывался пар.
– Увидеть то, что внутри.
– Кто ты? – задал он вопрос, поднимая голову к потолку.
– Ты не там меня ищешь, повернись.
Гарри обернулся и заметил справа от себя ту самую картину, висящую в центре обшарпанной, блеклой стены. Одинокий, мрачный старик, изображенный на ней, сидел в обгоревшем кресле и, зловеще сомкнув брови, холодно глядел на парня. Только рот двигался.
«Нет. Этого не может быть. Опять чертов сон! Ведь я сплю?»
– Ты спишь, – бесчувственно подтвердил голос, – но все это реально.
– Это как?
– Я способен воздействовать на твой разум в виде сновидений, чтобы связаться с тобой.
– Зачем? Кто ты такой, черт бы тебя побрал?! Что тебе нужно?
– Вспыльчивость и нетерпеливость – характерная черта людей, – объявил он так, словно констатировал очевидный факт. – Мне ничего от тебя не нужно, напротив, Я пришел предложить.
– Типа, мне достался джинн в бутылке?
– Мне не нравится эта аналогия, но пусть будет так, – согласился голос, однако по его апатичному состоянию нельзя было определить, какие эмоции он испытывал, если они вообще были ему свойственны: радость или грусть – ничего, что, несомненно, жутко нервировало Гарри.
– И что ты можешь мне предложить?
– Все, что угодно... Но для восстановления баланса Мне потребуется кое-что взамен.
– Для какого еще, нахрен, баланса? – подозрительно прищурился Гарри, обращаясь к картине.
– Баланса вселенной, чтобы порядок не был нарушен. Ты же не думаешь, что Я буду всецело исполнять волю твоей жадности? Чем невозможней желание, тем выше цена. Я покажу на примере. Чего ты желаешь больше всего?
Ему не пришлось долго размышлять, и буквально сразу же выпалил:
– Денег! Очень много денег, чтобы всю жизнь быть в достатке, как один из этих жирных богачей, меняющих дорогие костюмы по пять раз на дню! Что ты от меня потребуешь взамен?
– Богатство будет стоить частички тебя.
– Что?
– Я дам тебе все это, и даже больше, только позволь мне забрать самую малую, и самую незначительную в тебе часть.
– Это как-то отразится на моем теле, я умру, не так ли?
– Нет, я не какой-то там шарлатан. Я заберу твою совесть, жалость или одно из других бесполезных чувств, которые делают вас такими слабыми и ничтожными, – говорил он, сохраняя до боли механистический тон в голосе. – Ты ощутишь легкий дискомфорт внутри, но в скором времени это пройдет, а деньги останутся при тебе.
– Это вроде не плохо. – согласился с ним Гарри, с сомнением потирая подбородок. – На такое я пожалуй могу пойти.
Его отвлек шум, исходивший из сундука. Что-то явно происходило внутри него, кажется, крышка немного подрагивала, словно нечто рвалось наружу. Краем уха Гарри сумел уловить слабый писк, но он сразу же прекратился, как если бы кто-то подавил его внутри себя, и наступила глухая тишина.
– Ты согласен?
– Да, по рукам. Такой обмен меня вполне устраивает, тем более я, наконец, смогу утереть нос Скотти.
И тут Гарри увидел такое, от чего у него задрожали колени, а по спине забегали неприятные мурашки, не смотря на то, что он прекрасно понимал, что спит. Грузный старик на картине медленно поднялся с кресла и предпринял пару шагов по направлению к нему.
– Чтобы наша сделка состоялась, Гарри, ты должен открыть сундук. Сейчас я заперт и не могу ничего сделать.
– Как я открою его, если не знаю пароль?
Но ответа не последовало. Впервые старик на картине ехидно ухмыльнулся. Его сухие губы натянуто расползлись по лицу в подобие улыбки, напомнивший хищный оскал обезьяны. У Гарри внутри все похолодело. Он невольно содрогнулся.

***

Он очнулся рано утром. Солнце еще не встало. На улице была ночь. Как ошалелый, парень вскочил с кровати и бегом бросился прямиком в лапы одичавших, от затянувшегося предвкушения, фантазий, терзавших его последние несколько дней своим сакральным секретом.
Его поразил тот факт, что после пробуждения он будто четко осознавал, что нужно делать, и как открыть эту чертову вещицу. Теперь у него не было и тени сомнения, что это обязательно сработает. У него все получится.
Прежде он тщательно проверил картину, и даже заглядывал под нее, удостоверяясь в отсутствии каких-либо отверстий - голая стена. Затем, не обнаружив никаких изменений, повернул картину лицевой стороной к стене, опасаясь неведомого, мрачного старика, неподвижно сидящего в кресле и грозно смотрящего куда-то в недоступную человеческому взору пустоту.
Гарри взволновано опустился на колени перед старым сундуком и начал расставлять фигуры с цифрами в нужном порядке, словно сам голос диктовал ему в голове.
Ликованию его не было предела, однако он заметно напрягся, когда щелкнула задвижка замка. Крышка, словно под действием сил с другой стороны, с громким шумом откинулась, и ветер высвободился наружу, поднимая страшный свист; трепал волосы Гарри, который, лежа на спине, беспомощно прикрывал глаза руками.
Комнатой стремительно завладевал холод и мрак. Ветер, наконец, стих и за ним последовала гнетущая тишина.
Переводя дыхание, Гарри поднялся на ноги. Со страхом и возбуждением, он осторожно приблизился, чуть подался вперед и заглянул вовнутрь сундука. Но дна не обнаружил. Ничего кроме бесформенной темноты, шевелившейся в пустом пространстве. И того самого таинственного, завораживающего, голубоватого свечения, как будто исходившего из далеких немыслимых недр чужой вселенной. Оно несло в себе какой-то безжизненный, потусторонний холод, всматриваясь в который, смутно казалось, что он безжалостно заползает в сердце, как паразит.
Гарри так и продолжил бы стоять с открытым ртом и смотреть в зияющую черную пропасть, если бы не знакомый голос, прозвучавший, как эхо в голове:
– Я за твоей спиной.
Перед ним предстало антропоморфное существо, ростом чуть ниже самого Гарри, в каких-то тяжелых, сплошь утыканных железными шипами и обвешенных металлическими цепочками, доспехах, покрывающих его дряблую голую синюю кожу. Голову увенчивал треугольный диск с зазубринами, всаженный в лысую макушку, и от которого, вдобавок, расходились в разные стороны мелкие острые крючки, перемещающиеся под прозрачной кожей и царапая ее, когда пришелец двигал головой. Какие-то куски льда торчали из открытых участков тела. Он излучал этот причудливый, отталкивающий свет, освещавший сумрачное помещение. Узкие зрачки глаз были заледенело белыми и от них сложными узорами расползались уродливые шрамы, отмеченные по всей поверхности лица, как гнойники или хуже того.
С бесстрастным выражением, не свойственному ни единому живому существу в нашем мире, он уставился на Гарри, к горлу которого неумолимо подступал комок рвоты. Его живот скрутило, ощущение было такое, будто все внутренности сжали в один комок. Раньше ему еще не доводилось видеть нечто подобное, словно обратная сторона прекрасного и благородного, вывернутая наизнанку и безжалостно выпотрошенная.
– Ты... ты... – вымолвил парень, не в силах подобрать нужных слов, чтобы связать их в единое логическое предложение, вместо этого, как животное, издавая мычания. В мыслях он осознавал, как глупо и никчемно выглядит, как если бы наблюдал за собой со стороны.
– Наш договор в силе? – спокойно спросило существо.
Гарри только кивнул.
Оно перевело взгляд в угол комнаты, где, словно из воздуха, появилось четыре кожаных чемодана. Каждый из них был набит сотнями, тысячами свежих, зеленых банкнот, помимо этого сверху лежали какие-то ценные бумаги с подписями и штампами, из которых, как Гарри вычитал, ему было дано право на владение известной сетью ресторанов и прочими предприятиями, указываемыми в данных договорах. Его глаза загорелись, а руки тряслись, трогая и проверяя шелестящие бумажки. С нижней губы на пол стекала жадная слюна. В последний раз ему доводилось видеть подобного рода сумму… никогда. Но он держал их в ладонях, сжимал в собственных кулаках. Его деньги. От такого запредельного счастья пробудилось его либидо, которое было утеряно еще тогда – с разрыва свадьбы, – разрушенной из-за представшей ему неприятной сцены между Скотти и Кейт. Это была, безусловно, ошибка. Потоки оправданий лились вперемешку со слезами. Но это была неисправимая катастрофа, перечеркнувшая все, что когда-либо у них существовало в отношениях.
Пришелец выжидающе стоял в стороне, безмолвно, как камень.
– У меня есть возможность загадать еще одно желание? – спросил Гарри, обращаясь к нему.
– Конечно, – отвечал он неестественно ровным тоном, – сколько душе будет угодно. Что тебе нужно?
– Как насчет того, чтобы быть красавчиком? Чтобы девушки в меня влюблялись. Что ты за это у меня возьмешь?
– Самую незначительную и ненужную в тебе часть, – повторил уже заготовленный заранее текст равнодушный голос. – Твою совесть, печаль, а может быть боль или любовь? Ты мог бы поторговаться, Гарри. Я вижу в твоих глазах азарт. Одно решение будет за мной, остальное я позволю тебе выбрать самому. От чего бы ты хотел избавиться?
Выдержав многозначительную паузу, Гарри сказал:
– Я думаю совесть. В нашем мире она ни к чему, – усмехнулся он. – Мне нужен трезвый ум, а не тряпичная душа.
– Да будет так! Ты получишь роскошное тело. Тебя будут окружать толпы влюбленных, прелестных девиц и каждая из них будет подобна нимфе. Готов ли ты отдать мне по праву то, что принадлежит мне?
– Да, забирай. Я согласен! – горячо воскликнул он. – Это потрясающе, просто невероятно! – от счастья рассмеялся парень. – До сих пор не могу в это поверить.
Существо щелкнуло двумя пальцами, холодно звеня цепями на тяжелых, тугих доспехах, а после, просто исчезло – растворилось во мраке, оставляя Гарри наедине.
Пару минут по инерции он зарывался руками в кучу разбросанных по полу бумажек, но затем почувствовал что-то неладное, от чего встал, и сердце его ушло в пятки.
«Что за чертовщина…»
Он потерянно смотрел на себя со стороны, как тот второй, его двойник, ползал по полу и собирал деньги, утрамбовывая их в чемоданы.
Мгновение ока эйфория спала. Горло сдавил страх, паника затмила разум, наступила безнадега и непонимание.
– Ты же сказал, что мы договорились, – сдавлено произнес он. – Что происходит? Кто это?
– Сделка состоялась. Это ты, Гарри, и ты уходишь праздновать свое богатство.
– Нет, – отчаянно покачал он головой, – нет! Я же здесь, мать твою, здесь! – сорвался он на нервозный крик. Его лихорадило. – Я остался здесь!
– Ты ошибаешься, Гарри, – возразил ледяной голос.
И вправду, тело Гарри, как ни в чем не бывало, взяло под руки четыре чемодана и понесло вон из комнаты, пока не скрылось в коридоре. И дверь за ним захлопнулась, словно сквозняк.
– Как же так? Ты же обещал… этого не может быть… как же так… – без устали повторял он недоуменно, словно его обдурили, как последнее дитя, заставив поверить в то, чего на самом деле не было и никогда не существовало.
– Я говорил, что заберу часть тебя, твои ненужные чувства и эмоции. Кто знал, что ты настолько к ним привязан? Слишком многого попросил, слишком многого возжелал получить. Значит, – бездушно объявил голос, – теперь ты Мой. Отправляйся вниз, там тебя ждет достойная награда.
Гарри кинулся к выходу в надежде сбежать, однако почувствовал, как что-то стало тянуть его к сундуку, словно его засасывало в воронку – вниз, в черную холодную бездну из голубоватого свечения. Пальцы медленно, но неуклонно отцеплялись от дверной ручки один за другим, и когда дело дошло до последнего, Гарри издал не то вопль, не то жалобный рев, падая в кошмарную пропасть, имя которой была неизвестность.

***

– Шесть – это гордость, возомнил себя богом? – монотонно вещал голос, словно вел отсчет заряженного детонатора. – Пять – это то, что делает тебя хуже свиньи. Четыре – это страх, который в тебе, Гарри, в тебе.
Гарри не видел и не слышал ничего, кроме этого настойчивого, до боли металлического голоса, периодически прерывавшегося на глумливый, как это ни странно лишенный всяких эмоций, смех, который отдавался в его ушах пустым звенящим эхом. Затекли конечности, но он не мог пошевелиться, не мог ничего сделать.
– Три – это твой шанс и твоя безнадежность, твоя тоска и твой сон, твоя боль и твое наслаждение. Два – это голод, которому я тебя научу. Один – это ты, пылающий во мне, и я живущий в каждом твоем желании, в каждой твоей вожделенной мысли.
Как будто толчок изнутри заставил Гарри при всем его телесном напряжении на какую он только был способен выпятить грудь вперед. И ужасающая бешеная боль впилась раскаленными иглами в каждый участок его сверхчувствительного, незримого тела, заставляя безмолвно мычать и заходиться в судорогах. Пласт за пластом с него заживо сдирали кожу какими-то острыми приспособлениями. Они проникали в него еще глубже, закапывались под мышцы и отрывали мясо, словно собирались добраться до сердца, возбуждено вибрировавшего в груди от переполнявших его чувств. Кровь текла по нему, он чувствовал ее, словно погруженный в реку. Под ногами валялись какие-то вонючие кровавые ошметки и они продолжали пребывать.
Каждую клеточку мозга, или души, или что у них тут отвечало за разум, занимала эта боль – непривычная боль, которую в той жизни он не мог бы себе даже представить, каким бы натренированным не было его воображение. А здесь, ко всему прочему, боль являлась бессмысленной и бесконечной. Ей отводилось почти все время. Они использовали ее с особым искусством, как высшую степень проявления своего дара. Они пытали его.
И этот хладнокровный механизм, являвший собой сам Голос из преисподни кропотливо, дотошно и новаторски искусно, с вдохновением безумца и высочайшего гения, придумывал все новые и новые изощренности в отношении своего пленника, выходящие за рамки и грани возможного. Но это в том мире, ограниченном людским примитивизмом, существовали пределы. Здесь же вечность воплощалась во всем. Даже самый больной в мире психопат и близко не способен был придумать что-то подобное.
«Нет», – пронзительно вопил он, ощущая все настолько отчетливо, словно был чувством. Тело не слушалось его (если оно существовало) и никому не принадлежало.
– Расслабься, Гарри, это только начало. Ты получишь удовольствие, о котором и не мечтал бы и в гроте Венеры…
«Нет! Нет! Не-е-е-е-ет!», – истерически орал он не переставая. И многострадальческие звуки эхом разносились в холодной пустоте, отвечавшей ему равнодушным молчанием.

***

Сколько сердец он разбил, обещая быть с нею рядом до конца, а на утро обычно оставлял лишь загадочную записку или вмятину от своей задницы на другой половине кровати. Но еще никогда так жестоко не разбивали его сердце. И он впервые ощутил эту неприкрытую слабость.
Кейт больше ему не доверяла. Она считала его самодовольным мальчишкой, который запросто мог выкинуть ее – избавиться, как от старой надоевшей игрушки.
И тогда его исстрадавшаяся душа привела его в бар – место, где все насущные проблемы решались одним простым проверенным способом: «Сгорел дом на пожаре? Выпей», «Уволили с работы? Выпей», «Жена изменяет? Забудь об этом приятель, и выпей». И конечно куда же без сочувственного бармена, заменяющего тебе и друга, и психотерапевта, который с радостью выслушает твой трагический рассказ и если что дольет в стакан.
Именно из бара, ближе к рассвету, пьяный Скотти прямиком отправился к дому своего брата. Он искал поддержки и надеялся ее найти.
Не воспользовавшись звонком, ему, однако, повезло, что входная дверь была открыта, и он с легкостью проник внутрь. В помещении царила темнота, духота и спертый воздух, как будто не проветривали уже пару лет.
– Гарри?! Гарри?! – кричал он на весь дом и, если бы не был изрядно пьян, то давно бы понял, что брата здесь нет.
Он, шатаясь, поднялся по лестнице. Вошел в ближайшую, пустую комнату, от изнеможения развалился на полу и уснул.
Скотти разбудил шум, словно громыхание подошв по скрипящим доскам. И кто-то звал его. Кто-то говорил с ним. Это все еще был сон.
– Скотт… Скотт, у меня для тебя кое-что есть, – говорил ему холодный, как лед, голос. – Я могу тебе помочь.
Скотти открыл глаза и увидел Его…

Конец
Или продолжение следует