Ищу повод жить...

             Двое молодых людей склонились над пожилой женщиной, сидящей на скамейке с закрытыми глазами.
             - Бабулька! Вам плохо?
             - Эй! Очнитесь!

             «Чего пристали, парни? Я же присела отдохнуть».

             - Смотри, не шелохнётся. Глаза закрыты. Может, она мёртвая? – сказал первый.
             - Да нет! – возразил второй. - Дышит. Видишь, грудь поднимается. По-моему, она просто спит.

             «Правильно, я сплю».

             - Может, она пьяная? – предположил первый. – Понюхай!
             - Сам нюхай! -  возмутился второй.

             «Вот паразиты! Пьяная... чего удумали! Я просто сильно устала».

             - Смотри! Сумка открыта. И кошелёк торчит, - прошептал первый.
             - Легкомысленная тётка, - осудил второй.

             «Я вам дам, легкомысленная! А за кошелёк сейчас получите! Вот только глаза открою и отшлёпаю обоих хорошенько!»

             - Слушай, давай кошелёк возьмём, вызовем скорую и убежим, - предложил первый.

             «Разбежались! Кошелёк они возьмут... Схвачу за руку мёртвой хваткой!»

             - А здесь ещё и мобильник, - заметил второй. – Правда, пенсионерский. Но всё равно сгодится. Ну, что? Берём?
             - Давай! – согласился первый. – Быстрей!

             «Только попробуйте взять! Руки оторву!»

             - Ребята! Что случилось? – спросил пожилой женский голос.
             - Да вот бабушке плохо... - испуганно произнесли захваченные врасплох молодые люди почти одновременно.
             - А чего это вы в сумке копаетесь? – строго спросила пожилая дама.
             - Мобильник достаём. Позвонить в скорую. У меня денег на телефоне нет, а у него мобильника нет, - начал оправдываться первый.
             - Ничего, позвоним с моего, - сказала женщина. – А это... положите обратно.
             Она достала свой телефон и начала набирать номер.

             «Вот дураки! Скорую вызывают! Нужна она мне... А, впрочем... может, и хорошо. Я так устала. И очень хочу спать. В больнице хоть отосплюсь».

             - Мы пойдём, - промямлили парни, когда женщина закончила разговор.
             - Нет, нет! Я диспетчеру сообщила, что будут ждать двое молодых людей. А мне нужно самой в поликлинику. - И женщина удалилась.
             - Ну, что? Берём мобильник, кошелёк и линяем, - предложил первый.
             - Ага, - согласился второй. – Скорую вызвали. Так что наша совесть чиста.

             «Жулики! Ворьё! И они ещё рассуждают о чистой совести?!»

             Парни замолчали. Слышалось только их сосредоточенное сопение.

             «Что они делают? Всё-таки решили подождать врача?»

             - А теперь бежим! – вкрадчивым шёпотом произнёс один из парней.
             Следом за этой фразой послышался удаляющийся топот ног.

             «Сволочи! Всё-таки спёрли. Хорошо, что денег-то всего пятьсот рублей. И мобильник старьё. Но сам факт! Ну, и молодёжь пошла! Куда мир катится?! А чего же я-то, старая! Может, хватит дремать?»

             - Смотри! Вон на лавочке тётка в отключке! По-моему, ей плохо, - послышалось невдалеке.
             - Да нет! Отдыхает. На солнышке разомлела.

             «Да! Отдыхаю. Я очень-очень устала. Очень! Как же мне тяжело! Сын злится, материт. Сноха ненавидит, орёт. Правильно мне соседка говорит, что характер у меня, как тряпка. Все, кому не лень, ноги об меня вытирают. И всё потому, что я очень добрый человек. Не умею ругаться, давать отпор не умею. Мягкотелая! Молчу, терплю.
             Как я радовалась, что сын женился! И сноха мне понравилась. А как внукам радовалась! А как радовалась, что нужна моя помощь! Как радовалась, что есть повод жить дальше!
             Что я заладила: радовалась, радовалась? Ведь они же эту радость как начали топтать! Ой! Даже сердце что-то закололо!
             Так что же получается? Я сижу здесь и умираю? Или умерла уже? Ну, нет... я же всё слышу и чувствую. Вот и ветерок меня приятно обдувает. Хорошо, что тепло.
             Как же не хочется открывать глаза! И идти домой не хочется. И это в собственную квартиру! Готовлю, стираю, внуков провожаю, встречаю... и всё тишком. А младший что заявил? «Бабушка! Мама сказала, чтоб ты сдохла!» А за что такие пожелания? Мешаюсь? Занимаю вторую комнату? Ну, так внуки-то со мной! И на мне полностью. Как бы они управлялись без меня? Я же их и в гости, и в кино, и погулять отпускаю. И не нужна, получается. Противоречие какое-то. Ты всё делай, и чтоб тебя не было!
             А куда мне деваться? Дом в деревне сгорел. Страховку за дом всю им отдала - машину купили. Землю продала – они за границу с детьми ездили, отдыхали. Как я за них радовалась! У нас же не было таких возможностей.
             ...Не хочется открывать глаза. Вот бы сидела так и сидела...
             Ну, разве пойдёшь домой после таких слов? «Мать! Ты всю жизнь под ногами путаешься! Шла бы ты куда-нибудь! Подальше...» И матом. Какой ужас!
Я во всём виновата. Значит, воспитывала неправильно.
             Но у меня мама тоже была добрая. Голос ни разу не повысила. А мы все нормальные выросли. И брат (царствие небесное) был очень добрым человеком.
             Что ж получается? Доброта – это плохо? А грубость, ненависть, мат – это хорошо?
             Жить не хочется... Ой, что это я говорю? Грех-то какой! Жить надо. Только для чего? Я ж никому не нужна. За борт выбросили. А ещё рассуждаю, жалуюсь, рыпаюсь, ищу повод жить...»

             - Баба Валя! А зачем Вы здесь сидите? – раздался над ухом мальчишеский голос.

             «Вовка, соседский. Из школы идёт. А кто Петеньку моего заберёт? Он первоклассник. Их одних домой не отпускают. Иди-ка ты, Вовка, к моим и скажи, чтоб встретили».

             Детские шажки удалились. Вероятно, Вовка внял молчаливой просьбе бабы Вали.
             Донёсся шум подъехавшего автомобиля.
             - Вот она, - раздался женский голос. – А где двое молодых людей?
             - Сбежали, - усмехнулся мужской голос. – Молодые не утруждают себя ответственностью.

             «Это точно. Сплошные потребители, лодыри и грабители».

             - Что-то пульс не прослушивается. Не пойму, в чём дело. А впрочем, вроде слабенький, нитевидный... Где у нас нашатырь? Опочки! А нашатыря-то и нет.
             - Предыдущая бригада, наверно, выпила, - пошутил мужской голос.
             - Вот паршивцы! Не укомплектовали.
             - Принимать надо внимательней. «Протокол, сдал, принял...», - снова пошутил мужской голос, процитировав одного из героев фильма «Бриллиантовая рука».
             - Слушай, мне не до шуток, включай сирену! Сейчас я стимульну уколом и повезли быстрей! Пусть там разбираются в этом глубоком шоке! Хорошо, что здесь недалеко, – озабоченно произнёс женский голос. – Не хватало мне сегодня ещё смертного случая!

             «Дорогая! Какой ещё смертный случай! Всё я слышу и чувствую. И пульс у меня есть. Я же твою руку ощутила. Просто почему-то никак не могу открыть глаза. Нет сил. Наверняка, это сильное переутомление. Внуки по очереди болели. Я столько не спала.
             Везите, везите меня в больницу. Там отдохну, и глаза открою, и пульс будет, обещаю, каким надо...»

             Доехали быстро. Внесли в помещение и положили на что-то твёрдое. В глубине зала слышался плеск воды – кто-то мыл руки.
             - Сергеич! На-ка, прими, дорогой! Эта девушка в глубоком шоке, - эхом раздался, отразившись от кафельных стен, голос женщины, сопровождавшей скорую помощь. – Пульс едва прослушивается, нитевидный, наполняемости никакой.
             - Давай сюда твою девушку, - произнёс мужской голос. – Предварительный диагноз: передозировка любви?
             - Это почему?
             - Отчего бывает у молодых девушек глубокий шок? Конечно же, от переизбытка любви, - весело сказал Сергеич.
             - Шутник, - усмехнулся женский голос.

             «Как он правильно сказал! Переизбыток любви... Это же мой случай!»

             - Ого! А девушке-то под семьдесят! – воскликнул Сергеич.
             - А тебе всё молоденьких подавай! Бери, я побежала.
             - Сергей Сергеевич! Срочно! Девушку с кровотечением привезли, - послышалось из коридора.
             - Сколько лет девушке? Лет 60?
             - Почему 60! Лет 18-20.
             - Ладно. Сейчас бегу, - ответил Сергеич и громко спросил кого-то: - А где медсестра? Тамара! Срочно сюда нашатырь!

             «Нашатырь мне сейчас бы не помешал... А ты, милок, беги! У меня кровотечения нет. И пульс, какой-никакой, а есть. Ты молоденькой помоги! А я ещё маленько подремлю, пока ты там разбираешься».

             Из коридора долго раздавались громкие голоса, шум, беготня.
             - Так, девушка! А теперь с тобой, - послышалось над ухом. – Прости, милая, за задержку.

             «Видать, хорошо тебя воспитали, сынок! Спасибо за ласковые слова».

             - Эге! Да здесь вообще никакого пульса нет. Тамара! Где ты, в конце концов? Нашатырь был нужен!
             - А я не слышала, - прозвучал хрипловатый голос.

             «Вот нахалка! Она не слышала... врач орал на всю больницу!»

             - Я на всю больницу орал! Как ты могла не слышать?! Опять в курилке пропадаете! Быстро вызови заведующего!
             Через некоторое время раздался недовольный баритон:
             - Ну, что тут у вас?
             - Кажется, труп...

             «Че-го? Я вам дам труп! Ишь... придумали! Гиппократы...»

             - Кажется... Что ты не умеешь смерть определять? Смотрим зрачки... так. А здесь? Так... Так... Так... а это? Так... Так... Что я тебе скажу?... В морг!
             - Да- а-а... вот тебе и «абзац». Только отчего, интересно?
             - Будем разбираться. Вскрытие покажет. Там где-то практиканты бегали. Пусть везут в морг. Где её документы? Где родственники?
             - Ни того, ни другого нет. На улице подобрали.
             - Сообщи в милицию. И давайте быстрей! В морг... в морг. Работаем!

             «Э! Э! Вы обалдели? В морг живого человека? Работают они! А реанимировать? Да я вас засужу! Стоп! А чего это ты взъерепенилась? На лавочке сидела, о смерти думала, а сейчас недовольна? Сама же накликала!»

             Через несколько минут началось медленное движение каталки.
             - Лицо-то закрой простынёй, - сказал первый.
             - Смотри! А она и не очень старая. Моя мама чуть младше, - сказал второй.
             Голоса были молодые, очень похожие.

             «Студенты, значит... Как бы мне открыть глаза? Как очнуться? Неужели, я так сильно устала?! Что же делать? А, может, оно и к лучшему? Какой теперь смысл в жизни? Ой! Мне же больно будет, когда разрежут на вскрытии. Какой ужас! Нет! Надо всё-таки сейчас очнуться».

             - Слушай, Вась! А ты когда-нибудь укол в сердце делал? – спросил первый.
             - В какое ещё сердце, Вить? Дадут здесь... – недовольно ответил Вася. – Работаем, как санитары, на побегушках.
             - А я делал, - с гордостью сказал Виктор.
             - Когда?
             - Было дело, подсуетился. Хочешь попробовать?
             - Чего попробовать? – недоумевал Вася.
             - Сделать укол в сердце. Ввести адреналин. Как раз на трупах хорошо тренироваться. Не так страшно.
             - Ну, допустим. Только где ты возьмёшь лекарство и шприц - длинную иглу?
             - У меня всё есть, - Витя полез в карман халата.
             - Откуда?
             - Какая тебе разница? Ну? Будешь пробовать? Если боишься, то я ещё раз попробую, для навыка.
             Возникла пауза.

             «Вы что, сынки? Не хватало ещё, чтобы вы меня убили! Вы ж практиканты. Лучше пусть врачи меня режут. Я очнусь, и меня спасут».

             - Давай! – согласился Вася. – Куда колоть?
             - Вспоминай, как учили.
             - То теория была...
             - Вспоминай и применяй на практике. Сам не подсуетишься, ничему не научишься.
             - Боюсь, - прошептал юноша.
             - Чего?
             - Вдруг она меня за руку схватит...
             - Ну, ты меня расхихикал! – засмеялся Виктор.

             «Смейся, смейся! А я вот возьму! И схвачу вас! Обоих!»

             - Хватит заливаться! – осадил друга Вася и, немного помолчав, с волнением добавил: - В общем-то, я готов!
             - С Богом! – благословил Витя.

             «Хорошо, хоть Бога вспомнили. Господи, прости меня, грешную! Неужели, без покаяния придётся уйти? В церковь не успела сходить... Ой! Как сердце закололо! И чего это они замолчали?»

             - Всё? – через некоторое время спросил Виктор.
             - Кажется, всё... – пролепетал Вася.
             - Вынимай иглу!
             - Слушай! А у нас ведь спиртового тампона нет, наложить для дезинфекции.
             - Сейчас не обязательно, чудик. Это же труп. Чего его дезинфицировать!
             - А-а-а! – вдруг закричал Вася. – Она схватила меня!
             Ноги его подкосились, и он, выронив шприц, начал медленно оседать на пол.
             - Стоять, Васёк! – приказал Витя, удерживая друга от падения, ещё не понимая, в чём дело.
             Но тот продолжал орать.
             - Глаза! Она открыла глаза! – сквозь ор выдавил он из себя.
             - А-а-а! – уже двухголосием заблажили парни.
             - Это же труп... Как же это? – пролепетал Вася, глотая согласные звуки.
             - Где труп? – членораздельно произнесла очнувшаяся женщина.
             Стресс был настолько мощным, что Васёк растратил весь голосовой ресурс и кричать больше не мог, издавая лишь хриплое шипение. Он был на грани обморока. А вот Виктор оказался поустойчивей.
             - Ожила! Смотри! Ожила! – закричал он (но уже по существу) и начал трясти товарища.
             - Чего разорались?! - возмутилась женщина. - Я и не умирала вовсе, - она попыталась поднять голову.
             - Лежите! Лежите! Вставать нельзя! – Витя, видать, был крепче и реактивней друга. – Васёк, разворачивай каталку! Быстро везём в реанимацию! Ну, же!!! Чего не догоняешь?
             Васёк, пребывая в предобморочном состоянии, явно «глупил»:
             - А как мы всё объясним? Нам же попадёт за это.
             - Ты чего тупишь? Мы такое сделали! А ты... «попадёт».
             - Да не туплю я... но ведь объяснять-то придётся...
             - Сынки! Так вы что натворили-то? – заволновалась женщина.
             - Вы только не волнуйтесь! - инициатор укола сиял от избытка счастья. – Но мы Вас с того света вернули!
             - Да я вроде и не умирала... – растерянно сказала женщина. – Просто от усталости сморило меня.
             - Это Вам так кажется, - пояснил Витя.
             - ...и все ваши разговоры слышала, - продолжала женщина.
             - Потом, потом расскажете, - перебил Витя. – Вам нельзя разговаривать.

             «Почему нельзя? – подумала женщина. - Именно сейчас мне очень хочется поговорить. Я всю жизнь прожила молчком».

             Сын бегом вбежал в палату.
             - Мама! Ну, в чём дело? – начал он раздраженно. – Соседский Вовка сказал, что видел тебя на лавочке спящей. Показал это место. Пришли - пусто. Я - в больницу! Меня - в морг. А там тебя нет! Что случилось?
             - Что? Расстроился, что меня в морге не оказалось? – возмутилась женщина. – Можешь не отвечать: вижу, что расстроился. Иначе бы не орал на мать, а плакал от радости, что ей удалось выжить! И не смей больше так со мной разговаривать!!!
             Сын оторопел. Он впервые слышал из уст матери речь, приправленную гневом и громкостью. Удивление длилось довольно долго, так как сын от растерянности позабыл и алфавит, и ходовой запас орфографического словаря.
             - После больницы я переселяюсь в пансионат для престарелых, - твёрдым тоном продолжила мать. – В пансионат! – подчеркнула она. – А не в дом. Понял?
             - Не п-понял... – заикаясь, ответил сын. – А зачем?
             - Избавлю вас от греха.
             - Не п-понял...
             - Ты чего тупишь? – воспользовалась она услышанным от своих спасителей словом, на ходу оценив его меткость, образность и своевременность. – Чего не догоняешь? – вспомнила она ещё одно выражение практикантов-медиков, зауважав и его «крылатость». – Объясняю! – мать пощёлкала пальцами перед носом сына, призывая сосредоточиться. – За мою искреннюю помощь вам, за моё доброе отношение я получаю от вас в качестве благодарности хамство, грубость, злобу! Это что? Не грех? Вот я и хочу избавить вас от него.
             Сын, выпучив глаза, смотрел на мать.
             - Я не хочу, чтоб ваши дети начали хамить так же, как и вы! Кто из них вырастет? – продолжала мать. – Нет, сыночек, не могу я потакать этому. Грех это.
             Мать перевела дух и продолжила:
             - Съехать мне некуда, сам знаешь. Верни мне деньги за дом и землю, я вложу их в пансионат. И пенсия будет поступать туда же. За квартиру ничего не надо. Пусть внукам останется.
             - А где я тебе деньги возьму? – откашлявшись, хрипло спросил сын.
             - Да... жесток мой сыночек, - вздохнув, грустно промолвила женщина. – Тебе выгодней было увидеть меня в морге, а не в палате, - на её глаза навернулись слёзы. – Я ж не виновата, что мне не суждено умереть сейчас. Значит, Богу угодно, чтоб я ещё пожила...
             - А кто тебя из дома-то гонит? – не скрывая злости, перебил сын.
             Мать посмотрела на него долгим, печальным взглядом. В этом взгляде было всё: боль, жалость, разочарование, любовь... а главное – упрёк себе, за то, что не смогла воспитать достойного человека.
             Мать сгорбилась и стала прежней, - неперечливой, тихой, беззащитной. Воинственный решительный тон исчез.
             - Принеси мне документы, сынок, - почти шёпотом выдавила она из себя.
             Сынок вздрогнул.
             - Врачу нужны, - пояснила мать, оправдываясь. - Меня же на улице без документов подобрали. А теперь иди. Я устала.

             Через день сын зашёл в палату.
             - Где? – спросил он соседок, указывая на пустую кровать матери.
             - Во-первых, здравствуйте, - сказала одна из женщин. - Во-вторых, Ваша мама в реанимации.
             - А в-третьих, - добавила другая женщина, - она просила Вас подписать документ.
             На кровати лежал листок бумаги. Это было заявление матери, в котором она просила соцзащиту поместить её в дом престарелых. Внизу была приписка: «Не возражаю» и фамилия, имя, отчество сына.
             - Последнее слово за Вами, - произнесла третья женщина. Она лежала в углу под капельницей. – Вообще-то, негоже... в дом престарелых, в пансионат хотя бы.
             Сын достал авторучку, размашисто расписался и вышел. Палата погрузилась в трагическую тишину, которая, казалось, пыталась «сокрушить, испепелить» только что свершившееся жестокосердие. И в этом затишье повисли всеобщее осуждение и немой укор присутствующих: «Даже не спросил, что с матерью и почему её отвезли в реанимацию...»
                ...
             - Внуки у тебя, Валентина, просто прелесть. Уж который год ходят, навещают!
             - В нашем престарелом доме ни о ком так родственники не заботятся.
             - Да! Внуки у меня, слава Богу, хорошие.
             Лёгкие на помин, в палату вбежали внуки. Сразу стало шумно.
             - Всем бабулям привет, а нашей... особенный!
             Бабули оживились на своих кроватях, зашевелились, заулыбались.
             - А мы киви принесли и бананов... - сказал младший.
             - ...Учитывая отсутствие у вас жевательных приспособлений, - добавил старший.
             - Вот спасибо! Спасибо, сыночки! – разноголосо зашамкали старушки.
             Мальчишки уселись около своей бабушки. И начались шутки-прибаутки.
             - Бабулечка, напоминаю, - перед уходом сказал старший, – окончу школу, пойду работать и заберу тебя. Ты только больше не умирай. Ладно?
             - Хорошо, милый. Поживу покуда... подожду... – ответила женщина.
             «И всё-таки доброта моя была не напрасна», - подумала она.
                ...