Личное сообщение часть третья 8

В начале мая объявился Потомок. Он сменил дешёвый пуховик и вязаную шапку с торчащими нитками на такую же бросовую, но лёгкую куртку, а его длинные уже тронутые сединой волосы вольно развевались, подчеркивая свободомыслящую породу их обладателя.
- Пойдёте на акцию? - спросил он нас с Олегом, когда мы случайно столкнулись  с ним у храма мученицы Татианы на Моховой. Книги, выставленные в витрине располагавшейся на первом этаже церковной лавки, призывали к благочестивой жизни: "Душа во Христе", "Путь женщины-христианки", "О грехе и спасении".
Олег твёрдо ответил:
- Да, считаю, что надо. А когда собираемся?
- Зайди в блог Каштанова или Храброва, там вся инфа.
- Кто такие? - поинтересовалась я, зевая. Невесёлые мысли делали мои ночи  наполовину бессонными.
- Двух чуваков в капюшонах на зимнем митинге помнишь? - Потомок смотрел с укоризной. Мол, как можно позабыть такие политически важные вещи.
- М-м-м... честно говоря, не очень. Вот толстяка с голой шеей отлично запомнила.
- Толстяки всегда заметные, - гордо произнёс Олег.
Потомок вздохнул, затем как всегда добродушно улыбнулся:
- Блогеры это, они народ  по соцсетям организуют. У них все координаты, точное время и всё такое.


По всей видимости Олег, по-прежнему проводящий в Интернете почти все часы пребывания дома, исправно наведывался на страницы "чуваков", потому что в течение дней, остававшихся до мероприятия, он несколько  раз сообщал, что время и место действия меняются, так как идёт согласование с властями. "Впрочем, похоже, они готовы выступать в любом случае".


Наконец мы дожили до дня Ч. Погода стояла солнечная как по заказу (хоть и непонятно по чьему). Лишь небольшие облака иногда тянулись в сторону Кремля. Глядя на них, я думала: "Максим сейчас на даче. Играет с сыном, а может, строит или ремонтирует что-нибудь". Меня восхищало его умение пилить, строгать и конструировать, короче то, что называется "забивать гвозди". В общем-то нормальное мужское умение, не свойственное однако мужчинам из нашей семьи.


Те, против кого мы собирались манифестировать, успели украсить город к празднику. На столбах закрепили яркие жёлтые и оранжевые флаги. Ветерок трепал их, а флаги в ответ производили мягкое хлопанье. Кое-где подвесили бумажные гвозд;ки, обвязанные георгиевскими ленточками, а также лозунги в честь Дня Победы. Подтягивающиеся к площади люди вырядились в лёгкие одежды, некоторые были даже в майках с короткими рукавами. Улыбки, шутки, смех. Отдельные граждане решили совместить защиту свобод и прогулку с детьми.


Многие участники подошли к делу с выдумкой и потратили немало времени на подготовку. Наше внимание привлекла группа в белых одеяниях, похожих на арабские джеллабы с надписями: "Демократия", "Свобода слова", "Честные выборы". Над другим людским островком реял флаг Facebook. Приехавшие из провинции держались чуть поодаль, сжимая в руках дощечки с названиями городов. Тут же клоун в разноцветном парике прыгал на ходулях, благо места для акробатических номеров по-прежнему оставалось предостаточно.
- А там что такое? - спросил Олег, указывая пальцем в направлении странной конструкции.
- Не пойму...


Я водрузила на нос очки, но и они не помогли разобраться в том, что же я перед собой наблюдаю. Мы приблизились. Народ толпился у внушительных размеров ящика, надпись на котором огорошивала, неожиданно возвещая: "Царь-жопа"! Объект представлял собой сделанный из чего-то плотного кусок кремлевской стены, а на ней весьма художественным шрифтом, косящим под старину, умелец вывел: "Царь-жопа - символ российской государственности". Над стеной возвышалась собственно Она, крупная, розовая и весело подскакивающая. Внутри этого порождения народного духа помещался творец. Высовываясь в специальное окошко, прорезанное в "кирпичной кладке", он охотно пояснял, что те, кто в Кремле, на самом деле предпочитают находиться в жопе. Не знаю, приходило ли ему на ум или нет, но, если рассматривать вопрос буквально, то в данный конкретный момент именно он находился в означенном нехорошем месте. Так или иначе Царь-жопа вызывала вполне понятный интерес и увеличивала праздничный настрой будущих митингующих.


- Привет, привет! - издали замахал рукой Потомок, призывая нас подойти поближе. Он стоял в окружении толпы молодёжи шестнадцати-двадцати лет и смотрелся среди свежих лиц этаким Мафусаилом, обросшим волосами и недюжинным жизненным опытом. Его соратники щебетали между собой. Одни полностью в чёрном, другие смахивали на панков, а иные вообще не выделялись бы на фоне сверстников, если б не умная чертовщинка в глазах, намекающая на то, что эти молодые люди не ходят в дорогие клубы, не хвастаются новыми айфонами, а девушки не фанатеют от  Киркорова. То и дело подкатывали новые участники, и почти со всеми Потомок перебрасывался парой слов. Подошла долговязая девица с  фиолетовыми дредами, и я заметила, что при виде неё наш друг смутился, порозовел, а когда необычная барышня переместилась поближе к ровесникам, долго продолжал следить за ней чуть влажным взглядом.


Анархисты развернули чёрные знамёна и взметнули их над толпой. Не все они были тотально однородного цвета. Красно-чёрные, к примеру, принадлежали анархо-коммунистам, зелёно-чёрные - приверженцам борьбы за экологию. Но на мой вкус полностью чёрные флаги выглядели самыми эффектными и какими-то, что ли, серьёзными.  У одного молодого последователя Кропоткина журналист брал интервью: "Вам не нравится президент? А кого бы хотели вместо него?" "Да, лучше бы никого!" - довольно презрительно отвечал юноша.


Мы болтали с Потомком, который стремился объяснить нам все тонкости сегодняшней анархической системы, но не только...
- А ещё я задумал большой роман-эпопею об истории моей семьи. Начну с конца девятнадцатого века и проведу через весь двадцатый. Будет много событий, персонажей. История борьбы и протестов. Вот так! - подытожил он, несколько тушуясь.
Я воскликнула:
- Мы первые в очереди на прочтение!
  А Олег добавил:
- Лучше начни не с конца девятнадцатого, а с начала двадцать первого и опиши, как потомок известной революционной династии, не стриженный и немытый много дней, сидит и глушит водку, мечтая об анархической коммуне.
Потомок заливисто захохотал:
- Это идея!
Обидеть этого человека представлялось положительно невозможным.


Тем временем, несмотря на всё то же солнце и редкие облака, в атмосфере что-то переменилось. В воздухе плавали сгустки энергии, стало шумнее и как-то волнительнее. Я огляделась по сторонам. Вместо разрозненных групп и одиночных фигур вокруг колыхалась разноликая масса, и мы обнаружили себя почти в центре большой только что сформировавшейся колонны.
- Знаешь, - сказал Олег, обращаясь к Потомку, - мы, пожалуй, попробуем пробраться поближе к краю. Стрёмно как-то в середине.
- Ага, валяйте, - ответил Потомок, и глаза его полыхнули предвкушением чего-то революционно-возвышенного.


Оставив друга и его чёрнознамённую компанию в гуще толпы, мы начали смещаться вправо, однако двинувшийся поток помешал нам достичь цели, и мы обосновались где-то между центром и краем ближе к последнему. Рядом с нами шли парень и девушка, точнее, шёл только молодой человек, а его подруга в полосатой футболке восседала у него на плечах и снимала происходящее вокруг. Иногда колонна останавливалась. Вероятно, для того чтобы подождать отстающих, но нам не было видно её окончания. Позади раскинулось бескрайнее людское море. Периодически звучала "Катюша", и демонстранты с удовольствием подхватывали песню. Хоть мы и не могли определить, где же хвост шествия, зато впереди маячило его начало. Там несли огромную ленту-транспарант, перед которой семенила пресса и чеканили шаг оппозиционные лидеры с мегафонами.


Когда колонна в очередной раз застопорилась, спереди что-то тревожно блеснуло. Прокатился беспокойный гул. "Это белогвардейские цепи", - мелькнули в голове слова любимой в детстве песни. Я маленького роста, и Олег не великан. Мы тянули шеи в тщетных попытках разглядеть, что случилось, что отливает на солнце пугающим блеском. Какое-то время мы просто оставались на месте, теряясь в догадках. Казалось, впереди ничего не происходит. Казалось... потому что внезапно грянул хор, скандирующий: "Позор! Позор!"  И впереди всё заволновалось, люди кричали: "Полиция с народом! Не служи уродам!"


Какое-то время участники акции пытались привлечь полицию на свою сторону, выкрикивая лозунги, однако плодов это не принесло. Между тем вокруг началось не сразу замеченное нами брожение, и часть людей, изначально находившихся в авангарде, постепенно отступая, вытолкнула нас почти на передовую. Перед глазами возникла цепь, состоящая из державшихся под руки особой хваткой омоновцев. Их шлемы были немного наклонены  вперёд и сверкали тем неприятным предупредительным блеском, который мы наблюдали ещё тогда, когда толком не понимали, что же это такое. На лицах одних читалась решимость, на других не читалось вовсе ничего, настолько они были лишены какого бы то ни было выражения.


После того, как попытка перевербовки с помощью лозунгов провалилась,  демонстранты решили  пойти другим путём и попытались наладить со стражами порядка личный, человеческий, так сказать, контакт. Высокая женщина в чёрных лосинах и майке с вытянутым восточным лицом приблизилась к пареньку из оцепления:
- Тебе сколько лет? - тоном следователя спросила она.
Парень молчал, а за защитным стеклом шлема виднелся взгляд травимого зверя.
- Сколько? - повторила женщина как на допросе.
Молчание.
- Сколько тебе лет? Отвечай!
Юный страж не выдержал натиска:
- Девятнадцать.


Женщина понесла обычную байду про то, что у неё есть сын, а у парня мать, сестра, подружка и пусть, дескать, он представит, что они находятся перед ним. Почему-то некоторые считают, что человек автоматически любит всех матерей, сестёр и друзей на свете.
К даме подключился полный пожилой мужчина:
- Уходите отсюда! Наплюйте на ваших командиров. Всё равно будут вам платить зарплату, никуда не денутся!


То ли омоновцы любили своё начальство, то ли боялись, но мысль им не понравилась, потому что они недовольно зашевелились, однако через несколько секунд вновь вернулись к статически-неподвижному положению.


Один из оппозиционных лидеров эмоционально заорал в мегафон: "Сидячая забастовка! Объявляем мирную сидячую забастовку! Погода прекрасная, асфальт тёплый. Садимся здесь и сидим!" Подхватив призыв, люди начали скандировать: "Мы не уйдём! Мы здесь власть!" Из полицейского громкоговорителя донеслось: "Митинг не санкционирован. Расходитесь, уважаемые граждане!" "Уважаемые" ответили дружным: "ОМОН нарушает закон!" Ещё несколько минут представители государства просили собравшихся убраться по добру по здорову, но никто не поддался. Заранее подготовившиеся сознательные борцы извлекли из вещмешков палатки, с невероятной скоростью разбили их прямо на мостовой, после чего, забравшись внутрь, принялись раздавать интервью кинувшимся на новенькое журналистам.


В рядах ОМОНа произошло движение, и не успели мы опомниться, как напряжённая, но всё же нечленовредительская доселе картина внезапно рассыпалась как раздавленный пазл, перемешавшийся в бессмысленную кучу. Это случилось, когда ОМОН ринулся к палаткам. Все вокруг хаотично забегали. Завыла сирена, её перерезал пронзительный женский крик, а затем мужик заорал: "Уходи отсюда, б.., задавят!!!" Девица визжала: "Ненавижу!", и этот визг врезался в уши пострашнее сирены. Палатки уже были сметены, а на их месте вспыхивали потасовки. На одного представителя народа набрасывалось по четыре-пять представителей власти. Отовсюду неслось: "Сволочи! Предатели! Подлецы..." Ну, и другие слова, на которые наш язык так богат.


Неожиданно в чёрно-серой цепи впереди на секунду возник просвет. Отдельным особо активным и прытким манифестантам удалось пробиться сквозь неё, но их триумф был недолог. Бойцы ОМОНа схватили смельчаков и, выкручивая руки, поволокли куда-то в сторону, где скорее всего ждали наготове автозаки.
Над битвой нелепо парил внушительных габаритов надувной медведь со связкой воздушных шариков на шее.


Я была так потрясена увиденным, что затрудняюсь сказать, сколько минут длилось контактное противостояние. В итоге всё же наступила пауза. Некоторое время стороны не предпринимали никаких действий. Полицейские стояли, набычившись, протестующие кружили перед ними, выкрикивая ругательства и размышляя, каким образом опять подступиться к цепи. Затем стремительной волной пронёсся гул. ОМОН перестроился и, вгрызаясь в гущу народа, стал рассекать толпу на группы, желая нейтрализовать бунтующих частями.


Упомянутая активистка в чёрном выскакивала откуда-то как чёртик из табакерки и наносила омоновцам удары ногами. Они разворачивались словно волки, окружённые охотниками, кидались на неё, но поскакушка успевала молниеносно юркнуть в толпу, куда бойцы остерегались соваться. Тогда они выбирали наугад новую жертву, бросались на неё, хватали за что придётся, выволакивали на свободное пространство и там начинали избивать ногами лежащего на земле и вопящего что-нибудь типа "гады" человека.
- Скорей!!! - крикнул Олег и потащил меня по направлению к небольшому скверу, где под сенью деревьев ни одна из воюющих сторон не могла развернуться как следует.


Деревья росли чуть на возвышении, что позволяло нам расширить угол обзора, не подвергаясь при этом (конечно, относительно) крупной опасности.
В ответ на рассекательный манёвр протестующие притащили спокойно стоявшие дотоле на обочине белые металлические заграждения и, выставив их перед собой своеобразными щитами, принялись отдавливать ОМОН назад. Порой заграждения не удерживались на прямой линии и сдвигались, что образовывало чрезвычайно коварные ловушки, куда то и дело попадали сами авторы идеи. Лишь чудом никто не был расплющен между металлическими брусьями.

   
Внезапно оппоненты, разделённые белой линией барьеров, скрылись из виду. Глаза защипало, в горле запершило. Над полем боя распространился едкий дым. Он был такой густой, что скрыл даже надувного медведя, с которым его хозяин ни за что не желал расстаться.
Из толпы в ОМОН полетела ещё пара дымовых шашек. Полицейские достали дубинки и принялись пихать ими нападавших. Те, не растерявшись, молотили по омоновским шлемам древками знамён и транспарантов. Потом заграждения исчезли также быстро, как и появились, и полицейские вновь остервенело схватились с демонстрантами напрямую.
Ещё один дымовой снаряд, задев бунтовщика преклонного возраста, упал и загорелся, обдав того снопом искр. Вовремя подскочивший омоновец успел потушить огонь, уже охвативший брюки старика. Другой полицейский подал что-то вылезшему из гущи свалки мужчине: "Гражданин, вы куртку обронили".


Истошный крик: "За что?" перекрыл шум битвы. Женщина вопила: "Игорь! Игорь!" Неподалёку от нас пятеро бойцов в амуниции лупили ногами паренька лет двадцати. Особо поражало то, что некоторые их коллеги, не принимавшие непосредственного участия в избиении, проходя мимо, тоже не упускали случая пнуть несчастного ногами. На асфальте уже растекались бурые пятна. Мужчина в летах кружил рядом: "Мужики, вы что, оставьте, мужики!" Другой демонстрант кричал из всех сил: "Скорую! Вызывайте скорую!" Шуструю женщину в чёрном всё-таки схватили и потащили к автозакам. Толпа орала вслед: "Позор!" "Настоящие мерзавцы!" "Нужно держаться вместе!" "Бандиты! Бандиты!"


Немного левее нас взвилось знакомое чёрное знамя, а вот надувной медведь, напротив, исчез. Возможно, ему удалось отцепиться, и он парил теперь в безмятежном небе как олимпийский мишка вдали от людской низости и жестокости.
Конечно, многие мужчины подобно Олегу вывели своих спутниц под деревья на безопасное расстояние, но были и такие бойкие представительницы слабого пола, которые, как и резвая тётя в чёрном, желали находиться в самом пекле.  Группа совсем молоденьких девчат образовала напротив омоновцев альтернативную цепь и скандировала: "Это наш город, уходите!"


Вдруг я поняла, что каски полиции напоминают мне крымских жучков. Маленькие блестящие создания, сворачивающиеся при приближении опасности. Мне нравилось дотрагиваться до них соломинкой и затем наблюдать трансформацию продолговатого насекомого в гладкий идеально круглый шарик с металлическим отливом. Разница была в том, что мирные жучки прятались, а полицейские остервенело кидались вперед даже на тех, кто непосредственно их не атаковал.
Одна из девчонок крикнула: "Мужчины, где вы?" Омоновцы, которые в своей экипировке, конечно, выглядели круче остальных парней, решили, что зовут их. Они ринулись на девушек и растащили цепочку в мгновение ока.

 
И вновь наступила передышка. На авансцену выдвинулось звено молодых коммунистов. Завёрнутые в красные флаги с серпом и молотом, они выступили с предложением: "Ночь на асфальте! Ночь на асфальте!" Их сподвижник сопровождал скандирование цирковым боем в большой барабан. Пожилой мужчина в клетчатой рубашке пел: "Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг". Пощады никто не желает!" Молодая девушка неподалёку стихийно поддерживала его плакатом: "Врагу не сдаётся наш гордый хомяк".
Некоторым удалось влезть на деревья и подвесить на вершинах добытые в бою полицейские шлемы, которые болтались там словно среднерусские растения вдруг разродились гроздьями жутких грузных плодов. Такими, знаете ли, "гроздьями гнева".


Атмосфера накалялась всё больше и больше. Старичок семидесяти четырёх лет (о возрасте он сам оповестил присутствующих) прохаживался вдоль рядов ОМОНа и восклицал, подначивая бойцов: "Вперёд, ребята, в атаку на народ! Бей народ российский!" Кое-кто из "ребят" краснел от слов старика.
Омоновцы начали перегруппировку. При этом они тоже что-то скандировали, заводя себя. Не то "эх", не то "ух". Было не разобрать. А их командир носился перед строем и орал: "Вот ведь уроды!" Часть полицейских двинулась вдоль деревьев, зачем-то нанося беспорядочные удары отдельным людям.
Непонятно с чьей стороны ворвался крик: "Сука! Я тебя убью! Ко мне, тварь!" Бой вспыхнул с новой силой. Повсюду дубасили друг друга сплетшиеся в клубки человеки. Не обращая на это никакого внимания, под деревьями целовалась парочка.


Женщина в камуфляжной форме, креативно украшенной янтарными бусами, метнула в ОМОН пустую бутылку. Цели она не достигла, и стекло брызнуло у ног протестующих. Ещё чуть-чуть, и эта отнюдь не бутафорская тара разбилась бы об их головы.
- Вам что крышу снесло?!! - заорали ей из толпы. - Вы в людей можете попасть!!
- А вы что за власть?!! - бешено прокричала та в ответ и кинула следующую бутылку. К счастью, с тем же благополучным результатом.


Стало явно ощущаться, что обе стороны теряют контроль над эмоциями. Олег, уже давно оглядывавшийся назад в поисках лазейки, позволившей бы нам ретироваться, наконец углядел, что оцепление чуть-чуть сместилось. Он быстро схватил меня за руку, и мы выбежали в просвет, который ликвидировался почти сразу за нами. Последнее, что я заметила: омоновец без шлема, лицо и одежда залиты ослеплявшей его кровью. С дубинкой в руке он по-звериному швырял своё тело на всех подряд. Последнее, что донеслось до моего слуха, был вопль: "Бесславные ублюдки!"

Продолжение http://www.proza.ru/2016/02/10/328