Музы Крайгора отдельная книга ч1Истерика сердца

Часть 1 ИСТЕРИКА  СЕРДЦА (отрывок из романа-фэнтези)
    1.   Точка отсчета

Синий туман покрывал холмы  Крайгора.  Куда ни глянешь, везде холмы, холмы и горы. Словно небо долго взбивало своей волшебной энергией эту некогда зыбкую почву, давая ей устойчивость, укрепляя мышцы подрастающего мира. Обычный пейзаж для тех, кто удосужился выбраться на природу.
 Никас, названный так в память о могущественном духе своих предков с далекой родной планеты Земля, любил бывать здесь, вдали от городской суеты. Вот и сейчас он вздохнул и улыбнулся в пространство, в знакомую с детства даль. Тьма еще не приблизилась к сердцу, она лишь маячила в небе и все более бледный, теряющий золотой проблеск, закат походил на смуглую кожу любимой в момент страсти. Никас потянулся, прогоняя дремоту, улыбнулся наступающей мгле и обернулся к Латари. Приблизился к ней, дышащей глубоко, и обхватил ладонью нежный затылок девушки в светлых, с сумасшедшей розоватинкой, кудрявых волосах. Он всегда так ее будил: приближал ее голову к своим сухим твердым губам, а затем обнимал ногами нежные беззащитные бедра. Они уже успели насладиться страстью в этот вечер, даже немного отдохнуть от мутившего разум стремления смыкаться телами и теперь снова стали самостоятельными личностями со своими особенными вкусами, судьбами, пристрастиями и мечтами. Но нежность все еще главенствовала в душе Никаса. Мысли все еще были смутными, как природа до того, как приобрела незыблемые формы.
Латари была его все: его любовь, его удача, его вера в себя. Они познакомились случайно, когда она, по своему обыкновению, ныряла там, где нырять запрещено и ездила там, где ездить опасно. Он не был стражем порядка, он контролировал порядок в качестве дополнительного стимула к самоутверждению. Потому, что числился в почти гениальных, но все - таки подростках и потому что любил и эти сказочные вечера своего родного мира, и  морозь по утрам, и воды близлежащих озер, холодные и глубокие.
 И эту женщину он полюбил. Хотя она долго, упорно ничего не говорила ему о своей жизни. Но такова уж она.
Зато слушать Латари умела, и это было удивительно. Потому что она была лицедейкой, лицедейкой по профессии, и ей положено было  стать болтушкой, а он, Никас, был очень юным, очень перспективным ученым и ему полагалось, хотя бы для солидности, быть неразговорчивым. Но жизнь, как известно, опровергает все догмы и, в итоге, она знала о нем очень и очень много, а он о ней – нет. Даже о профессии своей женщина молчала, пока однажды Никас не увидел панораму с ее именем и не узнал, чем Латари занимается, на какие средства живет.
-Привет - Латари открыла глаза. Один ее глаз, тот, что был посветлее, в чьей прозрачной предзакатной дымке поблескивала какая-то неясная искорка, едва заметно косил и от этого казалось, что девушка лукавит или слегка безумна. Но он верил ей.  И обожал эту ее сумасшедчинку, ее необычность. Она была старше  его лет на десять, но красива и молода, и она помогала ему забыть о серых буднях его научной карьеры.
 Никаса бесили угодливые сослуживцы и страдающие гигантоманией начальники мелких научных контор их маленького, запрятанного в холмах городка. Они лепились друг к другу как оранжевые водоросли в таинственных низинах за городской  чертой, где обитали самые странные существа Крайгора, крылатые телепаты и ясновидцы, с которых он, Никас, хотел бы брать пример.
 Он стыдился и своей собственной приниженности, продиктованной желанием творить, иметь возможность творить, поскольку иное поведение не понравилось бы властьпредержащим. Но их  мелочная гордыня мучила  сердце, с подростковой непримиримостью желавшее справедливого отношения к себе. Никас  любил свою работу и не желал рисковать. Тем более что был еще слишком молод для научной деятельности. Тем более что только в качестве исключения ему дали лабораторию, ему, вчерашнему школяру и студиозу, которому полагалось еще учиться и учиться.
-Привет - повторила Латари с интересом... Она знала эту его способность внезапно уходить в себя.
- Привет,- ответил Никас, ласково целуя ее в плечо, с наслажденьем захватывая ладонью плоть ее бедра, чувствуя сладкую истому оттого, что не может обхватить его целиком.
Латари ответила ему пылко. Она вообще была пылкой, эта странная, взрослая, но по-детски импульсивная женщина. Она просто взрывалась от его прикасаний, она стонала и шумно выдыхала свою песню любви, и это был тот дар, за который мужчина, тем более такой юный мужчина, многое готов отдать.
А потом они уже который раз отдыхали от страсти, и Никас рассказывал ей  о своем научном бдении, о том, что делают, на что тратят свою жизнь и свои способности его скучные, старые коллеги, об интригах, о чувстве неудовлетворенности, обо всем абсолютно. И женщина слушала его, слушала внимательно и с почтением. Она была второй в его семнадцатилетней жизни и  стала его первой любовью.
-Представляешь,- говорил Никас своей даме сердца в  месяце холодных туманов, - мое нынешнее руководство походит на  шагающую гору с мелким бюстом и неподвижным разумом. Но каков голос! Просто трубный глас…
Латари смеялась. Умение смеяться было одной из сильных ее сторон. Она чувственно понижала голос  и откидывала голову так, чтобы оголить  яркую  кожу своей тонкой шеи, яркую даже в вечернем сумраке.
-Ты милая..-   Никас продолжил по-детски возмущаться теми реалиями жизни, к которым любой взрослый человек отнесся бы со стыдливым смирением. Зато ей было с ним скучно..да, кто-то недодает кому-то чего-то положенного в соседней конторе…Ну и что? И что в этом необычного?
Латари слушала  то негодующие, то саркастические и весьма остроумные замечания этого гениального, но все же наивного юнца, известного в их наукограде, с неизменным вниманием, хорошо понимая, когда надо посмеяться, а когда посочувствовать. Ее юный любовник был признан в научных кругах, однако это не мешало взрослым коллегам говорить с ним снисходительно, не мешало  завидовать и строить козни. Поэтому Никас чувствовал себя уязвленным и одиноким, и поэтому ей  необходимо было доказать юному своему любовнику  как важно иметь рядом женщину, взрослую , любимую , которая его слышит, ему внимает, его понимает. Латари это было ясно, она была сообразительной и опытной. И у нее был свой интерес.Никас создавал прибор, который был ей нужен, нужен позарез.
-Ты знаешь, как я тебя люблю? Вот эти твои пальчики, вот эти твои ушки…такие маленькие ….
-Перестань! Ты любишь как мужчина, а говоришь как мальчишка. Ты знаешь, меня это  раздражает. И ты знаешь, что я терплю твое мальчишество потому что старше и потому что тоже влюблена.
-Ладно, ладно. Тогда я, может, лучше похвастаюсь чем-нибудь..
-Конечно, гений, хвастайся, я послушаю…


               2. Только сцена и ничего больше

Она не ощущала спины, она была такой гибкой, как будто у нее не было хребта. Она сгибалась под тяжестью своего унижения, но не просила иного. Такова была ее любовь. Латари никогда бы так не любила, Латари презирала бы женщину с такой рабской любовью. Но Латари на сцене не было, на сцене царила ее героиня, ее роль. И она чувствовала все то, что и должна была чувствовать…в какое-то мгновенье. А потом за кулисами, готовясь к новому выходу, опять становилась собой и в который уж раз злилась на режиссера, чей комплекс неполноценности проявлялся, в том числе, и в выборе таких вот спектаклей, таких вот женских ролей. Скорее бы все закончилось, что ли, она уже устала такое чувствовать.
- Ну что, ледяная королева, скоро баиньки? А интересно, ты спишь в чем-то или голой?
Режиссер проскользнул в ее покои, в ее пространство своей неслышной походкой, которая так всех вокруг нервирует. Всех, но не ее. Она, Латари, неприкасаема и недосягаема. Она с покорной и снисходительной скукой слушает излияния этого ничтожества на тему любви, его откровения, призванные разбудить нечистое любопытство, и усмехается про себя.
- Ты что- то болтлив сегодня, реж.
-Могу доказать, каков я на деле.
-Можешь, конечно, ты же умница, ты талант! И ты милый…- она  насмешливо скосила глаза на пухлые суетящиеся пальчики - но что с тобой станется после этой победы…
-Да…верно… я, пожалуй, пойду…
Режиссер вышел, сгибаясь под тяжестью унижения и собственного тщеславия, огорченно прикидывая в уме, какие убытки мог бы понести от такой вот связи. Потому что Латари была женщиной  этого вездесущего пройдохи  Власта, начальника Власта, в конфликт с которым вступать не стоило, никому не стоило.
Хотя, поговаривают, она ухитрилась и  ему изменить, причем с мальчишкой. Это немного утешало, и режиссер взбодрился.
Латари прекрасно поняла, о чем он думает, но выкинула это из головы. А пусть себе! Ничего удивительного в его страстишке нет. С тех пор, как она, Латари, получила дар от стриголова, она имеет власть над мужчинами.
Стриголовов все бояться. Племя стриголовов вьет свои невероятных размеров гнезда в глубоких болотистых низинах. Стриголовы – хищники и, по слухам, не брезгуют человечиной. Но доказательств  нет, и их не трогают. Отчасти еще и потому, что этих летунов слишком мало. А еще они очень ценны, поскольку могут наделять даром… Если захотят.
Своего стриголова Латари заполучила благодаря личной смелости и целеустремленности. Она отыскала его еще в ранней юности во время одной из своих отчаянных вылазок на природу и не отвела взгляда, глядя в круглые, как у ночной птицы, синие глаза. Нечеловеческий цвет! У самой Латари глаза были  цвета яркого дневного светила, пожалуй, даже ярче, чем у большинства соплеменников. Она считалась красавицей. Но красоты мало для успеха и не по годам разумная девушка в то далекое время не побрезговала вступить со стриголовом в такой близкий контакт, после которого пришлось долго и зло отмываться по причине собственной же высокомерной брезгливости. Не человек ведь!
 Это был первый шаг тогда еще совсем юной Латари на пути грядущей карьеры. Вторым стала также стремительно возникшая в результате нового дара – дара очаровывать - связь с высокопоставленным чиновником, который стремился стать еще высокопоставленней. Спустя год она родила ему сына, который был ее подлинной любовью и страховкой на случай непредвиденных обстоятельств. В Крайгоре любой уважающий себя мужчина помогал своим детям и их матерям, законным или незаконным в равной степени. Если не хотел стать презираемым изгоем….
Сейчас Латари была молодой и цветущей примой, имеющей на руках сорванца, еще более отчаянного и порочного, чем она сама. Он был очень юн,  но какой только гадости не попробовал за короткий свой век! Ему и его отцу требовалось то, что она получила от стриголова в далекие дни своего девичьего цветения – дар.  Какой именно дар? Да тот, что нужен! Стриголовы умели это чуять, люди только предполагали. Но поэтому ее второй любовник,  юный гений, мог стать мощным оружием в руках мудрой женщины. Тем более, что прибор его призван был делать именно то, что дано стриголовам, но не дано людям – наделять даром и слышать мысли других.
-Все! Устала! - Латари стерла с лица краски сцены, - пора домой, спать.
 Она усмехнулась, на секунду вспомнив бессильное любопытство режиссера. Спала она голой.

продолжение следует