Джонни

        1846 год. Нью-Йорк.

        Черный ботинок встал на ящик-подставку. Щетка в быстрых руках смахнула пыль. Вкруг лодыжки в обувь встали картонки, оберегая носок от загрязнения. По коже змейкой пополз самодельный гуталин, вторая щетка заскользила по обуви. Рядом переминались ботинки скромнее.

        - Нет, Гарри, - вел монолог умудренный жизнью джентльмен, - если ты хочешь разбогатеть, ты должен заплатить сначала себе.

        Через минуту ботинок блестел ярче нового доллара. Мужчина поставил на подставку второй и продолжил:
        - Не булочнику, не молочнику, не брадобрею и даже не этому чумазому чистильщику. В первую очередь себе.

        Полировку навела тряпка-бархотка. Второй ботинок под ловкими щетками радовал глаз, отливая на солнце.
        - И только после этого, ты можешь расплатиться с другими.

        На землю, подняв клубок пыли, упал никель - монета в пять центов. Мальчишеские руки схватили плату, сунули в карман серой куртки. Поднялись потухшие глазки, словно видевшие все тяготы жизни. Джентльмены удалялись. Седой мужчина в цилиндре и коричневом сюртуке, вкусно пахнущий за милю, продолжал наставлять молодого спутника, поспешавшего рядом, будто школяр за учителем.

        Семилетний Джонни утер нос, размазав ваксу по усам. Сначала заплати себе - первый усвоенный урок. Со стороны мальчик выглядел угрюмым, пребывая в вечной задумчивости, точно решал философию жизни. От постоянного пребывания на воздухе лицо посуровело, кожа огрубела, каштановые волосы выгорели. Заработок пошел шустрее, когда он перебрался на улочку, названную в честь четырехметровой стены, некогда служившей защитой от индейцев и англичан. Здесь находилась Биржа. Ходили состоятельные люди, заботящиеся о красоте одежды. Наряду с леди и джентльменами шныряли сотни свиней, оглашая окрестности хрюканьем, подбирая съедобный мусор. За козырное положение приходилось платить восьмилетнему еврейчику Амшелю, позволявшему пацанам занимать местечко на солнцепеке. Каждый день «благодетель» забирал десять процентов выручки. Джонни, второй ребенок из шести, относился с пониманием, он отдавал все деньги матери, но после услышанного совета задумался о скорейшем избавлении от кабалы и экономии. Когда летнее светило покатилось за горизонт, а с Ист-Ривера подуло прохладой, чистильщики пошли к Амшелю.

        Еврейчик с губами, растянувшимися до торчков ушей, играл в шашки с ровесником, проводя за развлечением день. Мальчишки шли гуськом, отсчитывали мзду, перед игроками росла сверкающая горка.

        - Ну что ты стоишь? - «Благодетель» продумывал ход, краем глаза наблюдая за Джонни. - Клади деньги и до завтра!
        - Ты всегда выигрываешь?
        - Всегда. Сопля играть не умеет. - Еврейчик рассмеялся.

        Крепыш, носивший обидную кличку, заерзал, выражая недовольство.

        - А если я тебя обыграю?
        - Такого быть не может. Я упражняюсь целый день, а ты чистишь ботинки. Куда тебе?!
        - Но все-таки?
        - Если ты выиграешь, можешь сегодня не платить.

        Сопля отсел, пропуская чумазика к доске. Семилетний наглец расставил шашки, проследив за соперником, повторив комбинацию в симметрии. Амшель передвинул белую плашку.
        - Ходи.

        Мальчик погрузился в думы. Он тер подбородок, оставляя грязный след, морщил лоб. Рука тянулась к шашке, но вновь возвращалась к лицу.

        - Да ходи уже! - раздражался «благодетель».
        - Не мешай. Дай подумать.
        - Да что тут думать?! Только один ход сделали.
        - Ты думаешь, я играю, чтобы проиграть? Нет. Я хочу выиграть, поэтому должен все продумать.

        Когда улица окончательно обезлюдела, а сумерки сгустились до темноты, еврейчик заорал:
        - Ну, долго ты еще будешь думать?! Домой пора! Меня мамка заждалась.
        - Меня тоже. Но я хочу выиграть, поэтому должен подумать еще.
        - Все! Хватит. Не хочешь играть, плати и убирайся!
        - Я играю. Это ты, как будто не хочешь.

        Амшель смахнул шашки, собрал в доску, громко хлопнул створками.
        - Это не игра, а издевательство. Гони деньги!
        - Так нечестно! Я почти придумал, как тебя обыграть, а ты убрал шашки. Ты б наверняка проиграл, тогда я не должен платить.
        - Я проиграл?! Да я никогда не проигрываю!
        - А как теперь узнать?
        - Окей, ты запомнил, как я походил?
        - Да. У меня хорошая память.
        - Завтра продолжим.
        - Договорились! Уж завтра я тебя точно обыграю.

        Маленький чистильщик подобрал сапожный ящик, служивший подставкой, и поспешил к родным.

        Домики, наспех сбитые из сосновых досок, лесопилка, мельница. У бревенчатой избы с флюгером на крыше, он достал заработанные пятьдесят центов. «Заплати сначала себе». Мальчик спрятал никель в прореху брючного кармана. Отличная копилка.

        В семействе рыжих стоял шум ссоры. Дед Годфри, тихий добряк во хмелю, в кресле-качалке у камина уже принял привычную порцию эля и излучал благодушие, помноженное на старческую тугоухость. Брат и сестры прятались в детской, из-за дверки проглядывали любопытные носики, лишь полуторогодовалые близняшки Фрэнклин и Фрэнсис возились на полу.

        Мать Элизабет, рыжеволосая голубоглазка, гремучая смесь ирландско-шотландской крови, кричала на великана:
        - Куда ты опять собрался, на ночь глядя?!

        Отец, улыбаясь в рыжую бороду, в белой рубашке и галстуке, прикрывавшем голый пах, наглаживал брюки.

        - На заработки, дорогая. Знаменитый доктор-травник едет продавать чудодейственные пилюли. - Большой Билл обволакивал вкрадчивостью, словно удав кролика. В жестах сквозила изысканность.
        - Ты каждый раз уезжаешь на несколько недель, а то и месяцев. Приезжаешь ни свет, ни заря, будишь детей, а я должна встречать?!
        - Конечно, милая. Так заведено. Во веки веков. Аминь.
        - Ты шарлатан, Уильям! Моя мать умерла, когда мне исполнилось двенадцать, потому что купила лекарство у такого же обманщика, как ты!
        - Поэтому я запрещаю вам пользоваться моими снадобьями.

        Отец осмотрел брюки, оставшись чрезвычайно довольным.

        - Опять навел стрелки? - верещала женщина. - Так никто не носит!
        - Вот именно! Не поэтому ли ты меня приметила?
        - Я приметила тебя, потому что ты притворялся глухонемым. С табличкой на шее. Такого трудно не заметить.
        - Но это не помешало мне расслышать, что за тебя дают пятьсот долларов приданого. - Глава семейства хитро подмигнул Джонни, застывшему на пороге. - Привет, шалопай! Сколько заработал?.. Сорок пять центов? Давай сюда!
        - Я отдаю деньги маме, - промямлил сын.
        - А теперь будешь отдавать мне. И так будет до тех пор, пока ты не полюбишь деньги больше, чем я.

        Большой Билл вырвал заработанные гроши, небрежно сунул в сюртук, натянул брюки. «Знаменитый доктор-травник» относился к старшему отпрыску с издевкой, мальчик - единственный ребенок, унаследовавший материнские черты, остальные - копия отца.

        - Ну, а если народ не захочет лечиться, всегда есть запасной вариант. - Большой Билл ссыпал стекляшки с каминной полки в коробочку. - Лучшие в мире бриллианты из Голконды!

        Накинув парчовый жилет, повертевшись в зеркале и подхватив сюртук с саквояжем, глава семейства исчез в ночи.

        Семья жила небогато, но без особой нужды, у отца всегда водились деньги. Красавцу-мужчине везло в любви и карты. Больше в любви, в карты он мухлевал. В дни наибольших удач «доктор-травник» рассыпал ассигнации на письменном столе и зарывался с руками и лицом, будто нырял в Гудзон. Большой затейник иногда сшивал банкноты в скатерть, а во время чаепития наказывал проливших хоть каплю на драгоценную накидку. Хозяин дома никогда не выпивал, а дед всегда жил на полном иждивении. Деньги нужно любить - второй урок, усвоенный Джонни.

        Мать устало поставила перед юным чистильщиком картошку, прочла молитву. Элизабет - верующая баптистка, шагу не сделает без упоминания Бога, в воскресенье обязательная церковь. Двуколка подвозящего соседа. Чинное сидение на скамье. Подпевание хору. Пару пенни - одноцентовых монет в ручку каждому ребенку для пожертвований. Материнский Бог требовал послушания мужней воле, бережливости до самоотречения, физического труда до надрыва сил. Женщина стыдилась выказывать радость во время супружеской близости, частоту любви оправдывала желанием потомства. В муках деторождения видела искупление греховного наслаждения во время зачатия. Она поворошила волосы сына, набросившегося на еду.

        - Не знаю, кем ты станешь, но в одном я уверена точно - тебе не придется голодать. Только будь бережлив. Сознательное расточительство ведет к страшной нужде.

        Мальчик запомнил. Наутро он сел на привычное место, разложил принадлежности, приготовленный с вечера крем. Мать готовила гуталин из сажи, яиц и пива, украдкой отлитого из бутылки свекра. А если старик уже высосал всю пинту, использовала уксус. Элизабет выбирала исключительно мягкую копоть, готовила ваксу не хуже, чем муж снадобья.

        Осенью Джонни отдавали в школу, сейчас - время заработка. Солнце причудливостью раскрашивало небосвод. Биржа открывалась через час. Разложившиеся пацаны болтали о пустяках, оставив вечно задумчивого соседа наедине с собственными мыслями. На телеге проехал молочник, погремев бидонами, приятно пахнуло парным молоком.

        Подошел Амшель.
        - Эй, шкет! Пошли доигрывать.
        - Я бы с удовольствием. Я уже придумал, как тебя обыграть. Но вдруг проиграю, тогда мне нечем будет с тобой расплатиться.
        - Ладно, работай! - «Благодетель» махнул рукой. В теньке Сопля уже разложил доску, расставил шашки, отогнал любопытного хряка.

        Сапоги вставали на подставку. Ловкие щетки натирали до блеска. Монеты падали в пыль. Джонни узнал вчерашнего джентльмена издалека, по вкусному одеколону.

        - Железные дороги набирают силу, - опять наставлял спутника седой, поставив перед чистильщиком черный ботинок. - Присмотрись, Гарри, акции железнодорожных компаний скоро должны пойти в рост.
        - Не уверен. - Молодой человек чесал затылок, сбивая котелок на лоб. - Вряд ли что-то может быть лучше хорошей лошади и кареты.
        - Всегда рассматривай новаторские возможности, успеешь вложиться на рассвете, на закате пожнешь солидные барыши.

        Джентльмен в цилиндре бросил монету. Чистильщик сунул в карман куртки. Ловко орудуя щетками, он слушал и других брокеров, спекулянтов, маклеров. Многие говорили о железной дороге, но мнения разнились, как у старого и молодого. После закрытия Биржи улочка опустела. Пацаны сдавали монеты еврейчику. Семилетний мальчик сел за доску со словами: «Теперь я тебя точно обыграю». На доске появилась вчерашняя комбинация из одного хода. Джонни сразу загнал шашку в край, обезопасив от «съедения». Он видел, - игроки так делают часто. Амшель быстро ответил. Оппонент задумался.

        - Ну, чего ты опять ждешь?! - возмутился «благодетель». - Где твоя выигрышная стратегия?
        - Я думал, ты не так походишь. Чтобы тебя обыграть, мне придется снова подумать.

        Через полчаса еврейчик негодовал:
        - Это невозможно! Если ты сейчас не походишь, Сопля набьет тебе морду!
        - Разве ты не хочешь узнать, как я тебя обыграю, чтобы больше не проигрывать?

        Амшель тяжело вздохнул, чистильщик снова убедил. Но через час крышеватель собрался домой.
        - Если мы и завтра не закончим, я решу, что ты меня дуришь, а тогда берегись!

        Утром хитроумного малого уже ждали.

        - Пошли доигрывать. - Еврейчик указал на любимый тенек.
        - Но я должен работать, иначе мне нечем будет тебе заплатить…
        - Значит, завтра будешь весь день работать на меня! Пошли. А то у Сопли кулаки чешутся.

        Крепыш сжал ручища, состроил угрожающую гримасу, показал щербатый рот. Мальчик повиновался. Он также подолгу делал ходы, но к вечеру Амшель прошел в дамки и легко подкарауливал шашки соперника. «Благодетель» уже радовался выигрышу - победа в кармане. Отработавшие чистильщики скинули монеты и разошлись по домам.

        - Ну, ходи уже! - подгонял еврейчик, потирая руки, рассовав дневную выручку по карманам. - Недолго тебе осталось. Завтра весь день будешь работать на меня.

        Первая в жизни партия Джонни грозила разорением. План провалился. Зря он согласился сесть за доску с утра, игра могла длиться вечно, всему виной - страх.

        Из-за угла появилась семерка пацанов лет десяти-двенадцати.

        - Бей жидов - спасай Америку! - крикнул высокий парень с длинными волосами. На щеке горел шрам от прикосновения лезвия, - гордость носителя.

        Четверо ребят молниеносно накинулись на крышевателей, повалили на землю, запинали ногами. Остальные прижали горемыку-чистильщика к стенке.

        - Стойте! Меня нельзя бить! - Глаза таращились в сильнейшем испуге.
        - Почему? - Окружившие лыбились, готовя расправу.
        - Я - не еврей! Я - немец! - Мальчик пытался угадать, к какой нации больше расположены налетчики. - Моя мать наполовину ирландка, наполовину - шотландка. А наш род идет от французских гугенотов!
        - Ну, не от королей же! - Пацаны расхохотались, подняв кулаки.
        - Погодите, - остановил мальчишка со сплющенным носом, как у боксера, кликнул главаря: - Эй, Курт! Тут еще один немец.

        Парень со шрамом неохотно оторвался от боков Амшеля, обшарил карманы, выгреб деньги.

        - Не вздумай жаловаться! За мной Мясник. Узнаю - убью! - Немец зло пнул еврея.

        Имя Билла «Мясника» Каттинга наводило ужас даже на полицейских. Курт вразвалочку приблизился к маленькому чистильщику, бравируя безнаказанностью, радуясь легкой добыче. За спиной встали подельники, отставшие от Сопли.

        - Ты немец? - Гроза района косился, прицеливая прищур.
        - Да.
        - Я тебя, кажись, знаю. - Забияка разглядел знакомость в разводах гуталина. - Ты живешь в доме с флюгером? Сын рыжего Билла, травника?
        - Да, мы недавно переехали из Ричфорда.
        - Зачем же ты водишься с евреями?
        - Я просто хотел заработать. Чищу обувь с утра до вечера.
        - Что немцу хорошо, то еврею смерть, - рассудило лицо со шрамом. - Ладно, пацаны, не трогайте его. У него такая сестричка-милашка. Люси. Теперь ты - мой должник. Если услышишь, что я свистнул три раза, скажи сестренке, пусть выходит. Если она не выйдет, выходи сам. Понял?

        Джонни кивнул. Ватага пошла по грозным делам. Крышеватели, воспользовавшись разговором, сбежали.

        На следующий день немец из французских гугенотов пришел на работу, удобно разложился, готовясь к труду. Подошли «благодетели», с фингалами, прихрамывая.

        - Сегодня весь твой заработок мне, - решил еврейчик.
        - Почему?
        - Ты вчера проиграл.
        - Во-первых, мы не доиграли...
        - Тебе там по любому конец! А не хочешь, убирайся с Уолл-стрит!
        - А во-вторых, Курт - жених моей сестры. Он очень обидится, если узнает, что ты меня прогнал.

        Амшель почесал лоб. Сопля сдулся, превратившись из дуба в тростник.

        - Если не хочешь неприятностей, оставь меня в покое. Я тебе больше ничего не должен.

        Чистильщик переиграл провальную партию. Евреи ушли, затаив, но смолчав. Семилетка усвоил еще один урок - для защиты капитала нужны крепкие кулаки, лучше чужие.

        Полюбившийся джентльмен сегодня обслуживался у соседа. Джонни вострил уши, медленно елозя по ботинкам мелкого маклера. Дядя постоянно понукал, точно Амшель, а немец из французских гугенотов старался расслышать наставления старика в цилиндре. Опять говорили о железных дорогах. Мальчишка услышал очередной урок - кто весь день работает, тому некогда зарабатывать.

        Вечером дом содрогался от рыданий, не дожив до двух лет, умерла младшая сестренка Фрэнсис. Мать стенала в голос, прижимая к груди Фрэнклина - копию умершей, девчонки подвывали.

        Похороны на городском кладбище. Священник. Отходная. Ангелочек в гробике. Катающаяся по земле Элизабет. Плачущие женщины и дети. Три горсти земли. Унылые копальщики. Поминки. Отец пока не возвращался. Старший сын продержался до вечера, потом убежал на задний двор и долго, надрывно ревел в звонкой тишине.

        Жизнь продолжалась. Джонни купил блокнот, начал скрупулезно записывать полученную прибыль. Доходы росли изо дня в день, монеты предательски позвякивали в брючном тайнике. Чистильщик выгреб, под покровом ночи спрятал за сараем. В свете луны павой ходила дикая индюшка. Мальчик приманил, набросился. Птица клекотала, вырывалась, разбрасывая перья. Но охотник держал крепко, уворачиваясь от острого клюва. Он запер индюшку в сарае. «Надо наловить побольше, откормить и продать ко Дню благодарения». Начинающий предприниматель придумал новый бизнес.

        Ночью домочадцев разбудил стук копыт и грохот в дверь. Мать, перекрестившись, кинулась отворять. В комнату вошел отец в новом костюме, напомаженный, с длинным шлейфом одеколона, точно вылил на себя парфюмерную лавку. У забора стояла пегая лошадь. На следующий вечер, когда старший сын вернулся с работы, от забора шагал полицейский, лошади след простыл. Мальчик закопал заначку, подкинул индюшке семя.

        Дом содрогался от скандала. На пороге Джонни услышал неистовства матери:
        - Ты украл лошадь?!
        - Как ты могла такое подумать?! Ты жена моя, мать моих детей! - Большой Билл усмехнулся в рыжую бороду. - Я просто ее позаимствовал. Для продажи.
        - По тебе тюрьма плачет!
        - Пусть плачет, а мне и на свободе хорошо.
        - На кого ты хочешь нас оставить?! Дети перебиваются с картошки на хлеб, а ты шляешься неизвестно где!
        - Я зарабатываю деньги, дорогая. Все на благо семьи.

        Оставаясь на постой, глава семьи, как обещал, забирал гроши старшего сына. «И так будет до тех пор, пока ты не полюбишь деньги больше, чем я». Но «доктор-травник» часто уезжал, и маленький чистильщик откладывал больше. Он поймал еще пять индюшек, и часть средств уходила на корм.

        Джонни выпросил у матери старую шкатулку с балериной на крышке, назначенную на выброс. Коробка мальчику нравилась, хотя она плохо закрывалась, а края скололись. Теперь деньги хранились, словно настоящий клад в сундуке.

        Поздним вечером маленький чистильщик привычный дорогой прошел к тайному месту, намереваясь припрятать часть заработанных монет. На месте тайника зияла ямка. По краям лежала свежая земля. На глаза навернулись слезы. Джонни чувствовал себя убитым. Кто посмел? Он подавил подступающие рыдания, пошел в дом, забыв накормить птиц. Если домашние, он докопается и жестоко отомстит. Пусть пока эмоции покипят на медленном огне, как часто повторяет мама.

        Маленький чистильщик застыл на пороге. Дед качается в кресле, шамкает беззубым ртом, вроде пьян, как обычно. Сердобольная невестка, жалеючи, иногда давала денег на выпивку. Если это он, подпилю ножки качалки, пусть навернется старый хрыч. Фрэнклину скоро два, если бы нашел, сейчас бы игрался. А может уже потерял шкатулку, а монеты разбросал по углам. Выпорю вместо отца. Уилли как-то хитро посмотрел. Он весь в папу, если перепрятал, ни в жизнь не признается. Прослежу, отдубасю, как Курт Амшеля.

        Люси, Мэри-Энн и мама ели за столом конфеты. На каминной полке стояла голубая чаша из фарфора, с пастушком, играющим на дудочке. Старший сын понял - копилку нашли сестры, купили дурацкую поделку и сладости. Мэри-Энн разворачивала очередную обертку, а брат хотел вцепиться зубами в белые ручки.

        - Джонни, ну что ты стоишь? - Элизабет поставила тарелку творога на стол. - Иди ужинать.

        Мальчик умылся, присел. Он напряженно продумывал план мести. На медленном огне. С сестрами он разберется. А если это мама? Самый родной человек. Тогда придется отказаться от мести. Только бы не она!

        Хозяйка прочла молитву, подала ложку, погладила сына по голове.

        - Зачем же ты прятал деньги в земле? - Мать спросила просто, будто каждый день находила сокровища.

        Чистильщик промолчал, срочно забросив в рот кусок вязкой массы с приторным вкусом.

        - Я купила тебе копилку. - Элизабет указала на фарфоровую чашу. - Положила туда все деньги, а шкатулку выбросила. Сколотые вещи хранить нельзя, - к ссорам.
        - А копилку купила на мои деньги? - пробурчал сын.
        - Нет, конечно. На свои.
        - А конфеты?
        - Тоже.

        Мальчик просиял. Он подбежал к камину, вытряс монеты, дважды пересчитал, сверился с блокнотом. Когда он снова сел за ужин, губы разошлись до ушей и не могли вернуться в природные границы.

        - Я ее все равно спрячу, - решил Джонни, - а то отец заберет.
        - Не заберет. Мы ему не позволим. Возьми творог, покорми своих индюшек.

        Чистильщик схватил остатки ужина, добавку и поспешил в сарай. Копилку он спрятал под кровать, за старые ящики, Фрэнки не доберется. Девочкам погрозил пальцем, Уилли кулаком.

        Джонни водил дружбу с Куртом. Три посвиста, и он толкал Люси к двери.

        - Опять этот разбойник вызывает? - возмущалась хозяйка дома, крестя и благословляя, точно в дальний поход. - Смотри, не позволяй ему лишнего!
        - Мам, ты, как маленькая, ей-богу. - Старшая сестра кривила губки и убегала.
        - И не поминай имя Господа всуе!

        Люси скоро возвращалась.
        - Опять не принес конфет. Ну и женихи нынче пошли!

        У юного предпринимателя созрел новый бизнес-проект. Он купил кулек леденцов. Когда мать ушла хлопотать по дворовому хозяйству, а в комнате остались лишь безобидный дедушка и сестры, мальчик демонстративно развернул угощение. С большим удовольствием, долго и чинно он сосал сладкий лед. Подлетела Мэри-Энн.

        - Джонни, дай коньфетьку!
        - Мне самому мало. - Удовлетворившись надутыми губками и разочарованным вздохом сестры, брат предложил: - Но могу продать.

        Строго относясь к сыновьям, отец баловал дочерей, оставлял мелочь на карманные расходы. Малышка сбегала за припрятанными монетами и отдала брату пенни. Люси долго боролась с искушением, но когда Мэри-Энн взяла вторую конфету, сдалась. Чистильщик хорошо наварился на сладостях. Теперь каждый раз, возвращаясь с Уолл-стрит, он покупал конфеты. Доходы пошли веселее. Элизабет пыталась воззвать к совести мелкого барыги:

        - Они же твои сестры! Грешно наживаться на родственниках.
        - Сладкое - не главная потребность человека. Без него можно обойтись. - Старший сын давно справился с угрызениями совести. - Ты говорила - грех предаваться наслаждениям, когда другие страдают.

        Отец вернулся из очередного вояжа поздней ночью. Разбудил семью. Мать привычно бежала открывать. С Большим Биллом в комнату вошла женщина слегка навеселе.

        - Знакомьтесь, Бэт, Нэнси. Нэнси, Бэт. Она будет жить с нами.

        Элизабет билась в истерике, заламывала руки, но, как всегда, согласилась с волей хозяина. Утихая, она с библейским стоицизмом следовала за мужем, словно ниточка за иголочкой. Поужинав, «доктор-травник» с новой пассией отправился на супружеское ложе. Законная жена легла в детской.

        Еще долго Джонни мешали уснуть звуки второго этажа. Он лежал и думал: «Вместо сна мужчины всегда сопят, а женщины стонут. Раньше мама, теперь эта. Зачем? Спать лучше». Этот урок пока остался неусвоенным.

        Ко Дню благодарения начинающий бизнесмен таскал индюшек на рынок, в сделанной дедом клетке из ивовых прутьев.

        - Одну оставь на праздник. - Отец вышел на крыльцо, зевнул, потянулся руками в небо.
        - Я их кормил, поил, теперь нужно зарабатывать. Если хочешь, могу тебе... продать.

        Мальчик сжался, за дерзость Большой Билл мог надрать уши, исходить ремнем. «Доктор-травник» выкатил глаза на лоб, но через секунду расплылся в широкой улыбке, дрогнув бородой.

        - Бэт, Нэнси! Бегите сюда! - крикнул он. Дождавшись, когда домочадцы высыпали на улицу, провозгласил: - Наш шалопай вырос! Похоже, ты полюбил деньги больше, чем я. Можешь не отдавать мне свои гроши. А индюшку я покупаю. За двадцать пять центов!

        Сын скривил личико.
        - Сейчас берут по любой цене. Я хотел выручить доллар.

        Глава семьи расхохотался.
        - Каков наглец! Весь в меня. Держи!

        На подмерзшую землю упала звонкая монета. Джонни привычным движением спрятал в карман.

        Самая жирная индюшка пошла на ужин. Дедушка Годфри изрядно набрался, тихо заснув в любимой качалке. У Нэнси заметно округлился живот, обещая человечеству прибавление. С Элизабет они нашли общий язык, договорившись делить одного мужчину. Сестры расправлялись с конфетами, выкупленными отцом у юного бизнесмена после долгого торга.

        - Ты меня разоришь, шалопай! - Довольный Билл хлопал отпрыска по плечу. - Я серьезно поиздержался. Знаменитому доктору-травнику пора снова в путь!
        - Я могу ссудить тебе денег, - опасливо буркнул сын. Вдруг отец уже забыл обещание и просто присвоит накопления.
        - Нет, вы на него посмотрите! Моя порода! Я тебя еще научу стрелки наводить. Сколько у тебя есть?
        - Дело не в том, сколько у меня есть, а в том, сколько я готов одолжить.
- Молодец, шалопай! Ты меня сегодня радуешь. Ты точно станешь богачом. И сколько готов?
        - Пятьдесят долларов.

        Хозяин дома присвистнул. Женщины удивленно переглянулись. Сестры поперхнулись сладостями. Уилли недоверчиво покосился. Лишь Фрэнки продолжал играть на полу в солдатики. Семилетка продолжил:
        - Банк дает кредиты под десять процентов годовых. Я могу ссудить тебе под девять с половиной.

        Отец хохотал во всю глотку. Угомонившись, решил закрепить с сыном урок торговли, в итоге сошлись на семи с половиной в год.

        - Совсем сдал наш дедушка. Хмелеет с одной рюмки. - Большой Билл накрыл посапывающего старика пледом. - Нужно учредить в городе общество трезвости. Я буду не я, если на этом хорошо не заработаю!

        Зима стояла теплая. Каждый день после школы Джонни чистил чужие ботинки, уже не денег ради, а умных разговоров для. Увидев знакомого джентльмена с неизменным спутником, он крикнул:
        - Сэр, сюда, сюда! Для вас скидка!

        Мужчины подошли. Седой вновь наставлял:
        - Учись у этого малого, Гарри. Никель - и так мизерная плата, а он еще обещает скидку.

        Когда сапоги блестели, а награда упала на землю, чистильщик попросил:
        - Сэр, а вы не могли бы купить для меня акции железнодорожных компаний?
        - Вот, Гарри, ты все еще думаешь, а молодежь уже приняла верное решение. И сколько ты готов потратить?
        - У меня осталось только два доллара, невложенных в дело.
        - Ты слыхал, Гарри? «Невложенных в дело». - Седой приятно улыбался. - Как я тебе всегда говорил, экономь и инвестируй. Деньги должны делать деньги. Тебя интересуют какие-то компании конкретно, мой юный друг?
        - Вы еще говорили, не клади яйца в одну корзину. Купите мне всех понемножку или самых лучших. Насколько хватит.
        - Черт возьми, Гарри! Не будь ты моим родственником, я бы лучше тратил время на этого мальчугана. Давай свои деньги.

        Вечером седой джентльмен принес бумаги. Красивые. Пахнущие краской. С вензелями надписей. Семилетний мальчишка не мог наглядеться и надышаться.
        - Смотри не влюбись, парень. Эти бумажки хороши лишь тем, что их можно вовремя продать.

        И этот урок Джонни запомнил. Он показал акции только маме и, несмотря на уговоры положить в комод, спрятал в наволочке собственной подушки.

        - Твои акции уже идут по три доллара, не желаешь ли продать? - поинтересовался джентльмен через неделю.

        Первоклашка отказался. Еще через неделю джентльмен принес новость:
        - Железнодорожные компании получили заказ от правительства, твой пакет уже стоит восемь долларов, может, пришло время продавать? Обычно, цена растет на таких слухах и падает на фактах. Я свои продал.
        - Вы говорили, падение цен - естественное явление, если вещь стоящая, она все равно вырастет, - мягко отказывался Джонни.
        - Похоже, ты влюбился в эти красивые фантики. Смотри не прогадай.

        Через две недели акции стоили четыре доллара, через месяц за пакет давали всего лишь полтора. Седой джентльмен с прискорбием смотрел на чумазого чистильщика, пытаясь уловить нотки грусти.

        - Ты отлично держишься, мой юный друг, хотя упустил момент хорошо заработать. Может, стоит, наконец, признать поражение и забрать оставшееся? Сейчас снова в цене каретчики, пароходные компании. Есть смысл переложиться.

        Но в мальчишке росло чувство упрямства. Он хотел достичь цели, невзирая на обстоятельства. Два доллара - невеликий капитал, можно и потерять. К финансовым горестям добавились семейные. Мать заболела коклюшем и не выходила из комнаты, боясь заразить детей и Нэнси на сносях. Отец вновь укатил на заработки. Сводная мать готовила еду, вела хозяйство, следила за ребятней. Она обустроилась на первом этаже, - подниматься по лестнице стало тяжко.

        Однажды ночью старший сын проснулся от шебуршаний по двери черного входа. Кто-то явно пытался справиться с замком и проникнуть внутрь. «Доктор-травник» всегда стучался в парадную дверь, значит, не он. Дедушка Годфри спит сном пропойцы, - не добудишься из артиллерии. Джонни отчетливо слышал грубые голоса, злившиеся на неожиданное препятствие, приказ принести кувалду. Мальчик ощутил себя единственным мужчиной в доме, но как он мог защитить женщин, сестер, младших братьев? Он лежал и боялся, надвинув на глаза одеяло.

        На втором этаже в материнской спальне загорелся свет. Раскрываясь, хлопнули створки окна. Маленький чистильщик услышал псалом, весело распеваемый затворницей по болезни. Прерывая пение, Элизабет выкрикивала отца, деда, сыновей, словно вся семья собралась за ужином на День благодарения. Больная ходила по комнате, изображая тяжелую поступь мужа. Проснулась Нэнси. Бедняжке показалось - Бэт сошла с ума, мачеха с трудом поднялась наверх. Пошушукавшись, женщины продолжили спектакль, подражая мужским голосам. Шкрябания у черного входа прекратились, вскоре с улицы доносился лишь шум ветра. Наутро старший сын обнаружил взломанный сарай и пропажу огородного инвентаря. Джонни запомнил и этот урок победы хитростью над более сильным противником.

        К лету правительство решило покрыть восточное побережье сетью железных дорог, акции вырывали из рук. Для охлаждения пыла торги часто останавливали. Нэнси удачно разрешилась от бремени, дом прочно заполнил запах пеленок. Восьмое июля - день рождения, маленький инвестор решил сделать себе подарок, тем более цена уже долетела до двенадцати долларов. Вечером седой джентльмен протянул заработанное.

        - Ты чертовски удачлив, мой юный друг! Как тебя зовут? Я хочу запомнить твое имя.

        Сквозь сажу на щеки проступило пунцовое смущение.

        - Джонни… Джонни Рокфеллер.