Глава 16. Наши девочки

…-Дочка, Анечка, что же ты Митю не послушала? - На меня красными от слез глазами глядела мама. - Ведь война, мы волнуемся… А Митя брат, тебе надо было его послушаться.

-Мама, ты же сама мне сказала, что я всегда должна быть с Митей рядом! - недоумевала я. - Вот я и осталась. Если бы первая партия ребят ехала с ним, а не с Сергеем Николаевичем, я бы сразу села в машину!

-Ладно, поговорили и хватит! Вставай, Аня, вставай!


… Аня, Аня, проснись! - Кто-то тряс меня за плечо. -Аня, вставай же!

Я мигом вскочила, ничего не понимая. Где я? Что случилось? Почему мама здесь? Ах, да… Мы же на Украине. И вчера узнали про то, что началась война. А мама моя сейчас далеко, под Москвой…

Я моргнула. На меня пристально глядел Васек Трубачев. От его крика проснулись и мальчики: сонно щурился Мазин, тёр глаза кулаками Сева, зевал Саша Булгаков.

-Ребята! - Трубачев оглядел нас. Было заметно, что он волнуется. - Я такое сейчас узнал! Фашисты нашу станцию разбили!  Вокзал на Жуковке разбили!

Откуда ты узнал? - Коля Одинцов побледнел. - Как они разбили? Там же люди, поезда!

-Жорка, сын Татьяны сказал. - Васек прикусил губу. - И шофера, который наших ребят с Сергеем Николаевичем увез на Жуковку, тоже  фашисты разбили….

-Ой!

Я прижала ладони к щекам. Ведь там же были наши одноклассники! Живы ли они, успели ли на поезд? А девочки? Да, и где Митя?

В хату вошел Степан Ильич. Он сильно изменился: лицо стало серым, усталым и хмурым. Взглянув на нас, он усмехнулся:

-Вот вы где? Уже встали, гляжу. Вот и работа вам сегодня предстоит: будете на поле зерно в мешки собирать. Только дивчинка останется.

-Не останусь! - Я вызывающе посмотрела в глаза председателю колхоза. - Вместе со всеми пойду. Степан Ильич, где Митя?

-На Жуковку побежал. Зачем побежал? Не знаю… - Степан Ильич махнул рукой и сел за стол. - Страшно там сейчас: фашисты налет вчера сделали. Много людей наших побили.  Никого не пожалели… Грузовик с детьми ехал - и тот разбомбили… Всех в кашу, кто там был…

-  Что?  - У меня все поплыло перед глазами.  - Грузовик… с детьми? Там же…
 
Страшная догадка в один миг поразила всех нас. Неужели Валя, Нюра и Лида… Неправда, не может этого быть!!!

Всхлипнул, закрыв лицо руками, Сева Малютин; страшно побелел Коля Одинцов; отвернулся, вытирая глаза кулаком, Васек…

-А что это вы? - Степан Ильич удивленно взглянул на нас. - А? Испугались? Нечего тут бояться, бороться надо! Враг еще много наших людей убьет! А мы - его убьем! 

-Дядя Степан… - произнес Васек дрожащим от сдерживаемых слез голосом. - В том грузовике… Там наши девочки были… Мы их на дороге посадили туда…

У Степана Ильича широко открылись глаза. Он повернулся к бабе Ивге, стоящей неподалеку. А она выглядела спокойной и суровой, только губы сжались в тоненькую нить:
-Не знала я этого, сыну….

Я обхватила себя руками за плечи: меня трясло от страха и горя. А ведь в том грузовике могла ехать и я… И погибла бы, как девочки… Валя, Валечка, светлая моя подружка! Лида, Нюра, дорогие мои…
К горлу подступил колючий комок, глаза защипало. Мальчики тоже не прятали слез: не могли поверить в такое страшное событие.

-Ладно, погоревали - и хватит! - Степан Ильич встал из-за стола. - Сейчас в поле идите! А вожатый ваш придет, никуда не денется. Кто у вас командир?

-Я, Трубачев... - тихо-тихо промолвил Васек, словно его что-то душило.

-Не слышу! Голоса твоего не слышу! - повысил тон Степан Ильич.

-Я, Трубачев!

-Так-то. Добре. Слушай меня, командир: вы сейчас идете на поле, убирать хлеб. Чтобы до вечера все зерно в мешках было! Задача ясна?

-Так точно! - отчеканил Васек, справившись со слезами. Остальные мальчики молчали, сопя и тяжело дыша.

-Останься, доню, - попросила меня баба Ивга. - Скоро Степан уйдет, мальчики уйдут, плохо мне одной будет. Побудь со мною, Аня.

Я кивнула. Меня мучили вопросы: где же Митя? Неужели он на Жуковку побежал? Зачем? Из-за девочек? А он откуда узнал про налет фашистов?
Ребята уже ушли, а меня, сидящую на кровати, пробирала нервная дрожь. Я готова была нестись туда, к Жуковке, найти там брата… Поговорить, поплакать на его груди… Но и бабу Ивгу одну оставлять было боязно: она уже бабушка, старая… Ей из-за войны тоже страшно.

 А перед глазами вставали то черные глаза Лиды, то веселая улыбка Нюры. Звучал в ушах тихий, ласковый голос Валечки… Нет, неправда это, нет!

Обхватив голову руками, я застонала и начала раскачиваться из стороны в сторону. В груди болело, полыхало огнем.

-Что ты, доню? - Баба Ивга поставила на пол чугун с картошкой и бросилась ко мне. Ее теплые руки обняли меня, притянули к себе. - Что ты?

-Наши девочки… - хрипела я, задыхаясь.  - Их фашисты убили. Не прощу! Не прощу! Как же это? А? Как же это, баба Ивга? Они ведь пионерки, школьницы, а их убили…

-Да, горе, горе… По всей стране нашей горе… - шептала баба Ивга, прижимая мою голову к своей груди. - Всюду фашисты зло делают, людей убивают. Ничего, доню, и мы их побьем! - Ее глаза сверкнули яростным пламенем. - Никто живым от нас не уйдет! За девочек ваших, за всех убитых отомстим!

Немного придя в себя, я вышла во двор. Было непривычно тихо: не галдели птицы, не мычали коровы. И на земле уже не было Вали Степановой, Лиды Зориной и Нюры Синицыной…

...Вечером мальчики вернулись с поля. Они, один за другим, молча валились на лавку и кровати. Мазин был красным, как свекла; чихал Петя Русаков; крепко сжав губы, думал про что-то Васек.

-Аня…  -Ко мне подсел Малютин. Его веки были припухшими, губы дрожали. - Аня, как же так? За что наших девочек? А может, они не убиты, а живы?

-Не знаю, Сева.

Мне было больно говорить, каждое слово жгло горло.

В этот момент в избу вошел  Степан Ильич. Но не один: с ним был Митя. Я ахнула, увидев брата: его лицо было мертвенно-белым, неживым. Видно было, что он устал: ноги почти не слушались его.

Мальчики кусали губы, баба Ивга глядела на Митю сочувствующе.  А Степан Ильич тихонько, утешая, гладил вожатого по спине.

Не говоря ни слова, Митя лег на кровать и отвернулся к стене. Мы тоже не стали расспрашивать Митю: все было ясно.