Глава 17. Тиха украинская ночь...

Утомившись за день. мальчики давно забылись во сне. Стонал и ворочался Сева, негромко похрапывал Мазин, всхлипывал Петя Русаков, ровно дышал Саша… Только я никак не могла сомкнуть глаз: стоило мне их закрыть, тут же чудились девочки. Улыбалась Нюра, бегала вокруг меня Лида, куда-то звала, весело смеясь, Валя…  А за ними стояли мои родители: плачущая мама и обеспокоенно глядящий мне в глаза отец. Возле него скакала и разевала пасть моя любимица - овчарка Найда.

Не выдержав, я села на кровати и огляделась. Кровать, где всегда спал Митя, была пуста. Братик мой… Сердце защемило. Каково ему сейчас? Ведь он - вожатый, значит, в ответе за всех. А девочки погибли, другие ребята уехали с Сергеем Николаевичем и неизвестно, успели ли сесть на поезд до того, как на станцию налетели фашисты.

Я тихо встала и вышла на крыльцо хаты. Ночь была легкой, не очень темной и прохладной. В небе сверкали, изредка подмигивая мне, звездочки. Было так спокойно, словно и не шла сейчас война, нет крови, нет бомб, которые немцы бросают на грузовики с детьми…

А на ступеньках крыльца, ссутулившись и опустив голову, сидел мой брат - Митя Бурцев. Он даже не удивился, когда я присела рядом с ним.

-Не спишь, да? - Его голос был хриплым, чужим. - Не можешь… Вот и я не могу.

-Митя, ты… - Я проглотила вязкий, удушливый комок. - Ты был там? Да? Где грузовик…

-Да, я там был. Там уже все убрали, грузовик в сторону оттащили. А возле дороги - насыпь. Могила… Цветов много, крест стоит…

Митя говорил обо всем этом, как простой свидетель: отстраненно, даже равнодушно. Но я чувствовала, какая боль пожирает его изнутри и как ему, пятнадцатилетнему парню, комсомольцу, сейчас хочется кинуться в бой и убивать, убивать фашистов! Беспощадно мстить за наших девочек!

Не находя слов, я молча, крепко сжала его руку. Так хотелось забрать его боль, горе себе…

-А ведь ты тоже могла там сейчас лежать… - Митя повернулся и посмотрел на меня пристально, пронизывая глазами. - А ты жива.  Ты здесь, со мной сидишь…

Я задохнулась. Митя… он обвиняет меня? В чем? В том, что я не поехала тогда с девочками? Что я не попала под бомбежку? Что осталась в живых?

-Ты что? - Меня будто подбросило вверх. - Митя, ты что? Тебе хочется, чтобы я тоже, как девочки? Чтобы меня убили, да?

-Нет, что ты, вовсе нет! - Брат быстро опомнился. - Ты не поняла, Аня! Я, я...

Он вскочил и молча, крепко-крепко прижал меня к себе.  Я стиснула его в объятиях, только сейчас осознав, что мой отказ ехать тогда вместе с Валей, Лидой и Нюрой спас меня от гибели, а моего брата - от страшной потери и чувства вины.

-Анюта, Аня, Анечка…

Митя бормотал мое имя, уткнувшись мне в шею. Его дыхание было тяжелым, прерывистым. А когда на мое плечо упала капелька влаги, я поняла, что он плачет.

Такое было впервые: Митя, вожатый отряда, комсомолец, всегда так умело скрывающий свои чувства, сейчас плакал на моем плече. Он давился слезами, пытался выровнять дыхание, но ничего не получалось.

-Не надо, - прошептала я, гладя его по колючей, бритой голове. - Не держи в себе, поплачь. Моя мама говорит, что даже мужчинам можно плакать, если горе сильное и слезы рвутся наружу. Поплачь, братик, пусть горе вместе со слезами уйдет.

Почему-то вспомнилось, как Митч утешал меня после ссоры с Русаковым. Тогда я захлебывалась слезами, а Бурцев обнимал мои плечи и гладил по волосам. Теперь мы поменялись ролями. И в слезах Мити я не видела ничего стыдного, хоть отец и учил меня тому, что мужчины не плачут. Сейчас я больше верила маме.

Сколько мы так простояли - не знаю. Но Митя быстро справился с чувствами и отстранился от меня.

-Ты со мной, живая, здоровая… - Его глаза блестели от слез. - Аня, сестричка моя. Я так рад, что ты не уехала тогда… Но мы уедем! Найдем машину и уедем! Мальчики тоже уедут! Вам нужно ехать домой, там вас ждут родители. Потом станет видно, как жить и что делать.

-А ты? Ты наверное, уйдешь на фронт? Да, Митя?

-Да, если мне позволит возраст. Ладно, подумаем про это завтра. А сейчас идем спать.

В хату мы с Митей вошли, держась за руки. Казалось, что эта тяжелая ночь сделала нас еще более родными и близкими.

Я рухнула на кровать и тут же заснула: сказалось нервное напряжение и усталость. Смог ли заснуть Митя, мне было уже неизвестно.