Владимир мируладов объятие, которое разъединило

Владимир Мируладов

ОБЪЯТИЕ,  КОТОРОЕ  РАЗЪЕДИНИЛО
(О, какая это была восхитительная встреча!)


Я сидел дома за компьютером и вписывал комментарий в статью, которую Ты мне прислала по почте…

Суббота, около 15 часов 7 ноября 2009 года. Накануне Ты сказала, что завтра пойдёшь на рынок после того, как придёт парикмахерша и сделает Тебе стрижку.

«Вы возьмёте меня с собой на рынок?» — «Хорошо».

Вот и сидел я за компьютером и ждал Твоего звонка. Минул полдень, два, четыре часа пополудни… Было уже поздно идти на рынок. Чем дальше день клонился к вечеру, тем меньше становилось надежды на то, что Ты позвонишь…

Около 17.30 зазвонил телефон. «Алло…» В ответ молчание. «Я Вас не слышу, говорите… Говорите, я ничего не слышу…» Раздались короткие гудка… Через некоторое время снова зазвонил телефон. Незнакомый молодой женский голос что-то произнёс непонятное… Голос я не узнавал. Думал, кто-то балуется или разыгрывает меня. «Кто это говорит?» Опять несколько невразумительных слов. Будто девушка хочет мне что-то сказать, и у неё не получается связной фразы. «Кто это говорит? Я Вас не понимаю… Что Вы хотите?» Снова прервалась связь.

Ничего не понимаю…

Через минуту-две снова звонит телефон. Опять этот взволнованный незнакомый мне девичий голос, но теперь я разобрал: «Мне плохо… Мне очень плохо… Помогите мне…»

Я ничего не понимаю. Кто-то чуть не плачет и просит помочь. Кто? «Кто это говорит? Как Вас зовут? Кто это? Я не могу понять…» — «Ирина Владимировна… Мне плохо, мне очень плохо… Приходите, пожалуйста…» — «А где Вы?» — «У Наташи, Вы знаете где, мы у неё вместе были…» «Это когда относили совковые лопаты?» — «Да. Придите, мне очень плохо…» — «Я буду через десять минут».

Что-то стряслось. Ничего представить не могу. Как будто она ранена или в ЗАЛОЖНИКАХ. Просит прийти плачущим голосом…

Пока шёл, всякая чушь лезла в голову. Всего дней пять тому назад она позвонила мне уже после 23 часов и сказала, что была у соседки, Наташи, которая позвонила ей и сказала, чтобы она немедленно к ним пришла. Оказалось, что Наташа с мужем пили с горя: у них угнали автомобиль. Ирине пришлось утешать их и пить вино вместе с ними. А сегодня что? Опять она у Наташи и, похоже, что в состоянии не обычном. Неужели опять она пила вино? Что-то часто это случается… Что-то не очень утешительное мне думается по этому поводу…

Вошёл в незапертую калитку двора Наташи, которая будто ожидала меня, была около входа в дом. Мы посмотрели в глаза друг друга. «Она здесь?» «Да, в доме…» Я вошёл в тёмный коридорчик, из него в полуосвещённую прихожую-коридор.

Перед дверью в кухню, откуда в прихожую падал свет, стояла Ты. Одежда — чёрные брюки и тонкая вязаная кофточка красного оттенка, без обуви, в носочках… Ты повернула ко мне своё лицо. Страдальческие глаза, будто заплаканные, причёска, сделанная часа три назад, в беспорядке. Плачущим тоном Ты продолжала говорить тем, кто был в кухне за столом, и смотрела на меня: «Мне плохо, понимаете, мне очень плохо, меня тошнит…» Я сделал к Тебе два шага, Ты повернулась ко мне и, как утопающий бросается к спасательному кругу, порывисто кинулась ко мне, вскинула руки и обвила ими мою шею. Я инстинктивно обнял Твою талию, Ты прижалась ко мне…

Это было наше первое ОБЪЯТИЕ… Ты говорила, уткнувшись мне в грудь: «Мне плохо, очень плохо, помогите мне…»

Потом Ты, как бы устыдившись своего порыва ко мне, повернулась, оторвалась от меня и ушла в большую комнату. Когда Ты поворачивалась, моя ладонь, державшая Тебя за спину, скользнула по Твоей груди, и я всей ладонью ощутил на мгновенье твою грудь, мягкую, нежную, круглую...

Твои руки вокруг моей шеи, наше ОБЪЯТИЕ и это мимолётное ощущение Твоей груди в моей ладони… Это были восхитительные мгновения и ощущения, которые я воспринимал, как подарок судьбы, хотя Ты была в каком-то непонятном отчаяньи…

Я быстро снял куртку и кроссовки и пошёл в комнату, куда Ты ушла. Проходя мимо двери кухни, я бросил туда взгляд. За столом сидели три женщины и один мужчина лет 40 (Сергей, муж Наташи). Одну ещё молодую женщину (Светлана её зовут, как потом выяснилось) я запомнил, потому что она сказала, когда я открывал дверь в комнату: «Он её любит…» Хозяйку Наташу тоже увидел, а третью женщину не разглядел. Видимо, она сделала усилие, чтобы её не заметили (по Верищагину: если сильно захотеть, чтобы тебя не увидели, подумай, что ты невидим-незаметен).

Вошёл в комнату. Это спальня хозяев. На широчайшей разложенной двуспальной кровати головой не на подушках, а в противоположную сторону, с самого краю постели, укрытая клетчатым пледом Ты лежала и, увидев меня, стала сбивчиво объяснять, что выпила вина… Я сел рядом с Тобой на постель. «Сколько?» — «Не более пол-литра. Мне стало плохо. Стошнила. Я вырвала, но мне было всё равно плохо… Приходила мама, я не хотела ей показываться, Наташа ей сказала, что меня нет, что я ушла. Я не хочу идти домой… Мама будет очень ругать. Я не хочу домой…» Я почему-то подумал, что Тебе плохо не от вина, а от того, что уже лет семь Ты живёшь одна, без друга, без ЛЮБВИ… Словами я успокаивал: «Не нужно волноваться, всё пройдёт, может быть, Вы выпьете воды или молока…»

Так мы говорили некоторое время, минут пять. И вдруг, дверь спальни отворилась и вошла Лидия Прокофьевна, мама Твоя, возмущённая до предела и даже больше. Сначала она накинулась на Тебя, стала жёстко упрекать за недостойное поведение. Наташа, стоя в открытой двери, пыталась сказать, что выпили немного, полторы бутылки на пятерых, всем ничего, только Ирине неизвестно почему стало плохо. (У меня мелькнули недобрые предположения, тем более, что Ты обмолвилась, что, когда рвала, Ты отключилась…) Лидия Прокофьевна бросила Наташе в лицо обвинение, что она устраивает в своём доме притон…

 Потом она принялась выговаривать мне в том духе, что я Тебе в отцы гожусь, 72 года (откуда она точно знает мой возраст?), что, мол, я себе думаю, разве такОго мать желает своей дочери... «Я не хочу, чтобы ты второй раз осталась вдовой! — повернулась она к Тебе. — Идём домой!» «Я не могу, мне плохо, понимаешь…» «Если тебе плохо, почему ты не позвала мать, а позвала его? Кто он тебе? Ты соображаешь, что делаешь?» Ты пыталась ей объяснить, как было на самом деле, ибо было ясно, что Лидия Прокофьевна полагала, что и я участвовал в этой выпивке, но она понять в своём гневе и волнении не могла или не хотела.

 Я тоже пытался ей объяснить, но выражался неясно, и делу это не помогало. В общем, Лидия Прокофьевна всем «раздала гостинцев» и, чуть успокоившись, ушла. Тебя снова стало тошнить. Ты попросила принести тазик на всякий случай. Я поставил его на полу у Твоей головы, выключил по Твоей просьбе свет.

«Дайте мне Ваши руки…», — сказала Ты. Я взял Твои руки в свои и пытался как-то словами успокоить Тебя, а сам был несказанно рад, что Ты доверчиво держишь свои руки в моих. «Почему Вы не хотите идти домой?» — «Там мама, видите, она всех оскорбила и Вас тоже, мне за неё стыдно… Она меня будет ругать… И вообще я не хочу домой. Вы возьмёте меня к себе?.. Жить…»  Я не верил своим ушам. Может ли такое быть?!? Да это было бы то, о чём я и мечтать не мог… Неужели это возможно?! Милая, милая, конечно я возьму… «Да, возьму, только это нужно решать на ясную голову. Мы поговорим об этом потом…» Так мы разговаривали некоторое время в темноте.

Потом Тебе пришло в голову позвонить Алексею, старшему сыну. Он оказался в пределах досягаемости, в Клубе. Быстро пришёл, и я ему сказал, чтобы он пошёл домой, успокоил бабушку, узнал как бы от неё о том, что произошло, а потом приходил сюда за мамой.

Когда он вернулся (мне показалось, что он долгонько был дома), Ты всё ещё не хотела идти домой. «Мне плохо. Я не могу идти…» Алексей как-то жёстко взглянул на Тебя и отрывисто, чётко, кратко произнёс: «Мама!» Ты, как по команде, сразу поднялась на постели, спустила на пол, встала и пошла одеваться. Мы с Алексеем вывели Тебя с Наташиного двора, я сопровождал Тебя почти до дверей Твоего дома, потом, пожелав спокойной ночи, повернулся и пошёл домой, переживая за Тебя.

ЧтО они Тебе скажут не столько по поводу вина, сколько по моему поводу… Да, человек сильнее всего переживает по поводу собственной персны…

И всё-таки это была наша восхитительная встреча. Я не могу забыть Твоего объятья и Тебя в моих руках, и Твоих рук в моих… Милая, Солнышко…

ОБЪЯТИЕ,  КОТОРОЕ  РАЗЪЕДИНИЛО

Посвящается Ирине.

Одно случайное объятье,
Но как мне памятно оно…
Стирает время восприятье,
Пронзившее меня, увы, давно.

Мне показалось: не случайно
Послала крик о помощи ты мне
И в миг душевного отчаянья
Меня призвала Ты к себе.

Я думаю, сама не понимаешь
Причины, что заставила тебя
В отчаянный момент на помощь
Позвать не мать, не сына, а меня.

Но ты в меня поверить не решилась,
Ведь это был бы шанс один на миллион.
С укором матери смирилась:
«Он стар, он сед, в отцы тебе годится он!»

Я, сном усталым забываясь,
Канаты памяти рублю,
С своей мечтой навек прощаюсь
И с той, которую люблю.

А может быть, я усложняю
Чужой души простой расклад
И по наивности не понимаю,
Что встретились мы невпопад.

Ты стала избегать меня, я знаю:
Зачем взрывать семейный мир…
Судьбу свою я принимаю:
Пусть будет у тебя другой кумир.

Осень 2009г. — осень 2011г.