Златослов

Ольга Мартова.

Златослов


Из постов Фомы в ЖЖ «Междометие»



1.

О, русская РЕЧЬ! Великая и могучая, кипучая и певучая, колючая и горючая, летучая и блескучая, гремучая и неминучая и прочая, и прочая!

Ведь это и есть Белый Свет.

Серебряный голубь.

Чистый колодец.

Бел-горюч камень Алатырь.

Небесный Кремль.

Невидимый град Китеж.

Страна Муравия.

Берестяная Берендея.

Есенинская Инония.

Тридевятое царство-Тридесятое государство.

Беловодье.

Лукоморье.

Озеро Светлояр.

Райский Ирей.

Это Святая Русь и есть.

Держава: с горами, лесами, озерами, городами и весями. И обитателями мест сиих. Среди которых я числюсь.




2.

Сижу я в своей избушке на берегу Великой реки.

И все прислушиваюсь.

На дворе летний дождик идет.

Стрекочет, булькает, чирикает.

Кычет и кукует.

Резво так, скороговоркой:

- Ах-ах-ах...

- Ай-яй-яй…

- Ать-два!

- Ахтунг!

- Апчхи!

Это еще что. У нас бывает, как при артобстреле: снаряды на тебя со всех сторон так и сыплются: всякие там ёксели-моксели, и япона-мать, и ё-моё. Не побережешься, прямо на башку свалится какой-нибудь супер-пупер или вундер-вафля.

Замочит!

Но он и окропит святой водой. Окрестит.

- Ангел мой хранитель!

- Аминь!

- Алилуйя!

А бывает, дождь  к тебе ластится.

Мур-мур да кис-кис. Лали-бай да ханни-пай.

Лежишь вечером в постельке, засыпаешь, и сквозь сон кто-то тебе колыбельную песенку поет:

- Бай-бай, мой свет. Баюшки-баю, май свит.

А то влюбится в тебя дождик. Будет бегать за тобой.

Как фонтан на ножках. Как фанатка за каким-нибудь фантомом фэнтэзи.

Тут тебе и лямур-тужур. И ай-люли. Ланфрен-ланфра, лам-та-ти-та. Люшеньки-люли.

Сидит в луже:бровки сведены к переносице, губки надуты. И бормочет себе под нос:

- Засада! Засада!

Это сам Засада и есть. Популярная в народе личность.

У другого на личике восторг:

- Полный абзац!

И будет вам щасте!

Это Абзац, его тоже мы все знаем.

Он же Звездец, Трындец и Песец.

Люблю я этот народец.

Междометия. Из масс-медия.

Сегодня у нас первое апреля, четверг. Стало быть, сегодня они все на букву А:

- Ах вон что! А вот как! Ах так! Ах ты! А то как же! А то нет!

- А что толку-то! А кто его знает! А что уж. А чего ж.

- А-а. А-а-а. А-а-а-а.

А завтра будут на букву Б:

Брейк. По бим-бом-брамселям! Бла-бла-бла…

Ишь, осетенели!

Успокойтесь, господа! Атанде!

Поболтаешь сдуру в воде пальцами. И вздрогнешь: мизинец словно электрическая искра прожгла.

Аццкий сотона! Да тут есть и кусачие!

Такие вот у нас дождики. А радуги-то каковы! Тут тебе все оттенки чувств.

Алый аспид: Аларм! Ацтой!

Оранжевый майдан: Шо-о-о? Г`а-а-а! Москоляку на гиляку! Г`оп! Г`еть!

Желтая пресса: Аффигеть! Аффтар жжет!

Зеленый шум крытого рынка: Ля-ля-ля, жу-жу-жу!

Синий морской (морпех маренго): Ат-ставить! Здесь вам не тут!

Голубой европейский: Машер! Монами! Мабэль!

И фиолетовая  кладбищенская печаль: А-а-а-ы-ы-ы-х!


И есть царь у этого народца.

Самое знаменитое междометие наше.

Оберег национальный.

Все, что только пожелаете, собою выражает.

Словечко — «ну».

Без него никуда.



Затихает непогода. Из тучи сыплются прощальные русские слова:

- Адью!

- Ариведерчи!

- Ауфидерзейн!


А, Джигурду вам в глотку!

Диму Быкова в бок!

Артемия Лебедева в темечко!


5.


Из постов Фомы в ЖЖ «Междометие»


Фита, онъ, мыслете, аз – Фома!

Оплодотворяю, единый, мыслю я!
.
Кому, может, жизнь а-та-та, а мне, Фоме — аюшки.

А потому, что Фомой родиться надо.

На Фоминой неделе. В ясный розовый вечер. В ту прелестную пору, когда.

Фома, жизнь бери задарма!

Матушка, как меня родила, от всяческих напастей заговорила:

от рублевого обвала,

от свирепого дефолта,

от лихого от налога,

людоедского МРОТ (кому он выпал, тот мрёт).


Фома — большая сума.

Фома — полны закрома.

Фома — палата ума.

Меня, Фому из словесности не выкинуть.

Из Педовикии лично выписывал:

Фома Аквинский. «Пять доказательств бытия Бога».

Фома неверующий. «Ежели не увижу на руках Его ран от гвоздей, то не вложу перста моего в раны».

Томас Мор. «Утопия». Вполне себе книга.

Томмазо Кампанелла. Город Солнца. Тоже кавайно.

«Том и Джерри». Все серии. Сами смотрели, и объяснять не буду.

Томас Манн. Волшебная гора. Все говорят, что многабукофф. А мне понравилось.

Том Сойер. Как он забор красил, с детства помню.

Том Круз. «Ванильное небо». Многобюджетный фильм.

Такие вот у меня тезки.

А я просто Фома. Тот, у которого брат — Ерема.

Ты, читатель, нас всегда знал.

С дворовой считалки.

Со школьной дразнилки.

Хитрой загадки.

Одних поговорок и пословиц сколько про нас.

Что я тут пишу?

Новеллы-смарт?

Мемуары с ап-грейдом?

Дразнилки и пишу.

Они же комменты.


Поговорки Парки.

Загадки рока.

Считалки судьбы.


Частушки-нескладушки.

Басни-побасенки.

Сказки-присказки.

Заклички-заплачки.

ЗаговОры ведьминские.

И зАговоры ведьмачьи.

Шутки-прибаутки.

Былины и былички.

Небылицы в лицах.

Небывальщины-неслыхальщины.

 

Они же блоги (медведя из берлоги).

Они же посты ЖЖ (пожужжи уже!)



Видения пречудесные.

Сны моей жизни.

Звуки небес.

И звуки земли.

Междометия.



6.


Есть у меня брат, Ерема.

Близнец. Уж ближе не бывает.

И лицем-то единаки.
И приметами равны.

Где помянут Фому, там вспомнят и Ерему. 

Где Ерема, где Фома? – уж не приложу ума.

Ерема да Фома – кебаб да шаурма.

Не гляди на Фому, что он прячет в суму. Гляди, Еремей, чтоб не растрясти своей!

Куда там! Богат Ермошка – есть кот да кошка.

Коль назвали Еремей – ни жигуленка не имей.

Ни вольво, ни тойоты – такие твои счеты.

Ни коровы, ни каролы.

Ни хазы, ни мазды.

Ни рубля в дому, ни дома на Рублевке.

Зато он, видите ли – избранник, поэт, совесть нации.

А я, так, консуматор с магазинной тележкой.

Потребля толстая.

Ерема – не все дома.

Фома – рожа-хурма.

У меня – калач да сыр, а у него – духовный мир!

Я в селе живу, а он – во Вселенной.

Фома – спать, а Ерема – в скайп!

Фома за хавку, а Ерема – за Кафку.

Фома ставит самовар, Ерема – правит холивар!


Брат Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена!

А он из дома-то и ушел.

Выписался из домика.

Выпилился из домена.

Встаю поутру, нет его. Ни в горнице, ни в опочивальне, ни в кухоньке нет.

Вместо Еремы на постельке лежит записочка:

- Ухожу за Словом.

Скромненько так.

Думается мне, вся разгадка в том, что Ерема-брат тогда мне позавидовал.

Я, Фома в ту пору вершины юдоли земной достиг. Перевозчиком слов на Реке Великой и таможенником царской Границы сподобился.

Серебряное весло на вечное хранение от самого Гутори, царского наместника, директора департамента Мытницы, получил.

Перевозчик всегда на плаву.

Я при деле, при деньгах, при славе.

А Еремка так, поэт на затертой клаве.

Акробат-гастарбайтер.

Лирик-фрилансер.

Ездит мой Ерема по ярмаркам, по этим вашим фестивалям и разным там биеналле.

Гастролирует.

Штуки штукарствует.

Фокусы кажет.

Шоуменит.

Бродвеит.

Вавилоны вавилонит.

На ток-шоу ударяет током.

Чёсы чешет.




7.

Оставить свой комментарий.


Слив защитан, Фома.

Ты большая сума, и полны закрома, и палата ума.

А я так, акробат-гастарбайтер от литературы. Поэт, поэтому без штиблет.

Если тебе, как старшему брату интересно, мы с товарищами (шуты, да не пшюты, барабанщики – да не черту банщики) бросили давно уж речевую акробатику.

Года наши не те фокусы казать.

И благородной дрессурой слов занялись.

Приезжаем в областной центр, расставляем на площади свой шатер.

Для зрителей сиденья – белые, черные, какой цвет кому больше нравится.

По периметру арены – Слова сидят. На тумбах.

Сперва их покормить, конечно, нужно.

Тебе, Сивка-Бурка –
Ситная булка.

Тебе, Русалка –
Сдобная сайка.

А тебе, Кривой Козе –
Фрикасе на чистом овсе.

Накормить, отогреть, приголубить.

А потом уж - начинаем представление!

Выходим мы, поэты, в шелковых кафтанах на розовой шиншилле, с укладками а-ля дикобраз и в мокасинах из непростых магазинов.

Сорочки цвета тела испуганной нимфы. С жабами-жобо. С запахом жожоба.

Алле, гоп!

Слова смеются и вьются,
Как ручные чертенята на блюдце,
Как маки алые,
Как маги и ангелы.

Лихо –
Тихо!

Тамбовский Волк
Исполняет фолк!

Его волчица
Как Волочкова лучится!

Сидят на деревце
Верлиоки.
Слезаем, девочки,
Будем петь караоке.

Медный Змей –
Кусаться не смей!

А ты, Голем,
Набирай гарем.
Валькирии, гурии,
Хватит всем.

Даже голые, нарядны
Синеглазые наяды,
Всех гламурней Лорелей,
Как реклама Л`Ореаль.

Речные девы – это свита моей Ангелицы нежнолицей.

Вот она выходит на арену, под свет лампионов.

Вся золотая, лазоревая. Кринолин на ней с облачным шлейфом кометы, с пышными хвостами-фестончиками. Цвета перванш, небесной лазури. Вся в мерцающих звездочках. Ожерелье из метеоритов. В руках – скромный букетик астр.

Астральное созданье, муза моя.

Без нее стихи не пишутся.

Конечно, главный артист, звезда нашего шоу — великий, могучий, правдивый и свободный Язык.

Он же чудище обло, озорно и стозевно, и лаяй.

Но удостаивает меня фокусами-покусами.

Словесными финтифлюшками.

Фата-морганами.

Ты спросишь: и не надоело тебе, Ерема, играть со словами?

Главное, чтобы словам не надоело. Слова сами со мной хотят играть.

Заигрыванием своим меня удостаивают.

Меня, а не кого-нибудь другого, что и ценно.

Сами прыгают и кувыркаются, и танцуют, и смеются, и жонглируют сами собою, и летают под куполом.

Их, Фома, принудить нельзя.

Хорошо им в шапито,
Не сбежал еще никто.

Стреляйте в яблочко, враги,
Ведь пули-то изюмные!
Идут по проволоке стихи,
От счастия безумные.

Не крашеные куклы,
Не клоны любви,
Они клоуны под куполом,
Выше луны.

Але-гоп!




8.

Рушатся времена.

Проходит глория мунди.

Минуют страны и государства.

Просто эпидемии и эпидемии Зика.

Пирамиды со Сфинксом, и те малость пообтерхались.

Был Сфинкс, а стал свин-с.

Был Люксор, а стал отель Люкс д`Ор.

Тегеран — тигр взвыл от ран.

Не будет Пальмиры… и не станет пол-мира (хорошо, отбили).

А я сижу себе в родной избушке на берегу Великой Реки.

И все прислушиваюсь.

Вот, заскрипели, застрекотали друг дружке о бедных своих жизеньках Сверчки, всякий на своем Шестке. Чиновники царские, 12-ти классов,от титулярного советника, до тайного, один под другим.

Вот, зажевало мочало и замычало голоском знакомым, прилипчивым Ласковое Теля в Телеящике – то, что Семь Маток сосет, сиречь, семь каналов.

Вот задребезжала, загрохотала, заскандалила по дороге с гастролей в столицу Пустая Бочка – ее слышней, чем полную.

Проскакал по улице на горячем боевом коне Вольный Казак, самозанятый, фрилансер, никому не слуга, никому не господин.

Вышел на крышу из пентхауза звезда коррупции Тушинский Вор, скинул с головы горящую шапку, потоптал ее, чтобы сбить огонь, и снова нахлобучил.

Вот затрещал крылами черными тощий Тролль заморский, выведенный на отечественной почве. Подвид – укропус поскакалюс.

Тролль он и есть тролль, и троллингом троллирует.

А вот несет себя по свету – Смарт-Чучело огородное.

Суперфлю на него! Нарядилось в офис-ризу да в балетотапы. Да в тюремный бушлат «Модный приговор».

Обрилось под Котовского, но только на пол-башки.

А на вторую половину мохнатый малахай натянуло, под батьку Махно.

Маха одетая — в папахе от Махно.

Маман в папахе.

Только рукой махнешь.

Малахай ты, малахай, мало тебя хаяли.

И чем же они все питаются, словочуды эти? – спросят некоторые.

А, междометиями!

От зрителей (жрителей) летят всякие «ах!» да «ий-юх!».

Разные: «чоужтам!», и «господь его ведает!», и «в Бобруйск, жывотное!».

Словоупаки тем и сыты.

Все терплю, но вот от блинов с души воротит.

За междометие «блин» надо бы по морде бить блинами.

(А за «совок» - по сопатке, совком).

В глотку их, плоские, плиз-плиз!

На вилках, велл-кам.

Вот кен ай ду?

Водки найду.

Схаваю, с хау ар ю.

Схомячу, назло хохмачу.

Извиняюсь, сфомачу — я же Фома.




7.

Кому Речь — война, а мне мать родна.

Искристая Речь наша.

Кремнистая, лучистая, неистовая.

Хотя уже не такая пречистая, как прежде.

Бывало, у нас обретались:

Собиратели, слов старатели,

Сказители, слов спасители,

Былинники речистые,

Лирники лучистые,

Виршеплеты – слов пилоты, отправляющие слова в полеты.

Но были оттеснены, и угнездились на их исконном месте:

Слов-кидалы, слов-каталы, слов-наперсточники,

Смехачи-многостаночники,

Шоумены-полуночники,

Витии Википедии,

Орки Лурки,

Смешарики-лошарики,

Смехуешники-ололошники,

Наступают ололошники,
На базар пошли стеной.

Берегитесь, лохи, лошики -
Смоет смеховой волной.

У них новые прикольчики -
Смертоносные укольчики.

У них свеженькие лулзы -
Попадают точно, в лузы.


Казалось, сносу им нету. Но и этим пришлось потесниться.



8.

На их место пришли:

Генералы печальных комментов.

Маршалы диванных войск.

Постовые постов.

Токи ток-шоу.


Вечный диктор Веня Дикий,

Ксюшадь, кого бы скушать,

Полный Альбац — Лютый Звездец,

Бунтовщик Бунтман (будет вам!),

Незлобивый  Злобин,

Ганопольский — вывози удобрение на поля.

Сплющенный, было, Плющев. Но вовремя завившийся плющом.

Неврозов.

Баблоян, всё бабло съедено.

Болтянская, болт забит.

Ларина, но не Татьяна.

И ты ли, в латах Латынина. В летах, но не в Лете.

Сутками пашущее Реле-велеР. Туды и сюды, и обратно.

Майкл Бом - клоун Бим-Бом,

Трюхан - тру хан, жизнью затрахан.

Янина - баба Ягина.

Ковтун - в кофте колдун...




10.

На корпоративы приличные теперь Сиринов зовут да Гамаюнов.

Из ихних райских рублевских кущ.

В наш раёшник безрублевый.

Галкина дайте, на гала! Хоть голограмму его!

Если еще Цискаридзе сыскать и Волочкову заволочь — считай, жизнь удалась.

Не надо мне Сиринов эстрадных, сирыми прикидывающихся, не надо Фениксов-вениксов и вечно юных Гамаюнов.

Мне подай соловья.

Слушаю, бывало, и заслушаюсь.

Музыка!

До ре ми, красавчег, соль ля си!
Подвези на облачном такси!

Небожитель!

Находятся же критиканы, обижают его.

Нету совести.

СЕти плетут в СетИ.

Это они из зависти.

Сами-то не столь высоко летают.

Ты, звезда надсаженных эстрад,
Тоже рвешься в соловьиный сад,
Только в горле у него - ручьи,
У тебя – железные рубли.

Всех вас он перещелкает, перечувыкает!

И золотое слово, со слезами смешанное, обронит.


Сижу это я в своем словесном домике, домине, слушаю по телеку Соловья.

И вдруг как шендерахнет!

Кац!

Не то лимонку швырнули, не то пальнули из макаревича.

Ахеджакнуло на всю округу.

Результат: треснувший Орех и разбитый Носик.



11.

Помню сёла, исконные, коренные.

Деревни-песни: Покосные, Заревые, Дождевые, Полынные, Колодезные, Каравайные, Жатвенные, Подблюдные, Свадебные…

И малые хуторки-припевки: Колядки, Веснянки, Журавки, Дроздовки, Купавки, Зарянки, Ручьевки, Овсеньки, Щедровки.

Хиреют кондовые села речи. Покинуты электоратом.

После последнего Большого Словоизвержения.

У нас ведь, что ни год, то новый Везувий.

Безумный. Невезучий.

Помпея, да еще и с какой помпой.

Ураган-уркаган.

Торнадо, так надо.

После глаголо-тайфуна «Горбачев»…

После словотрясения «Ельцин»…

После очередного девятого вала лексико-цунами…

Уж про Крым и Донецк лучше не начинать.

После очередного Песца Лютого…

У нас ведь ни дня без Апокалипсиса.

Утомили людей эти фокусы, Фокусима эта невыносимая.

А в перспективе, может быть, и Херосима.

Я так и сказал жене: Ни хера себе, Сима!

Просто сойти с ума: ядерная зима.


Куда ж теперь деть старенькие слова?

Нет им места в жизни.

Закрыли лирику надежно от всех напастей свинцовым саркофагом.

Снесли любимые книжки и пластинки в музей русского фольклора «Кузькина мать».

Подкинули романы и повести в заповедник великой русской Речи, имени Владимира Ивановича Даля.

В светлую даль прошлого сдали.

Всякие там музыкальные жалейки, свистелки, дуделки, колюки да рубели теперь не в цене.

В цене два народных инструмента, фанера плюс да фанера минус.

А еще пищалки и давалки.

Одни честно дают, а другие нервно пищат.

Были балалайки, стали тум-балалайки.

Свирели — озверели.

Был ксилофон — стал кислофон.

Тубе сказали: тубо!

Клавесин — ныне клавин сын.

Сыграй, в натуре, на клавиатуре.

Что стоишь и плачешь, деточка,
В руках у тебя дудочка.
В голове у тебя дырочка!
Дурочка ты , дурочка!
 
Впрочем, бывшие соотечественники от Парижа до Вены сопят на сопелках, жалеют на жалейках, дурят на дудырях «Подмосковные вечера» и «Дорогой длинною».

Но в Вену еще надо попасть.

Тонкой иглой.

Свистеть, впрочем, артисты не перестали: о себе самих, любимых.

Стучать население тоже не разучилось.

Бояны торчкам пригодились.

Колюку люди далеко не убирают, пусть всегда будет под рукой.

И рубель выжил, хоть несколько раз хоронили его.


Колючий стал. В руки не дается.

Никак в него не врубишься.



12.


Помню сёла, исконные, коренные.

Деревни-песни: Покосные, Заревые, Дождевые, Полынные, Колодезные, Каравайные, Жатвенные, Величальные, Свадебные…

И малые хуторки-припевки: Колядки, Веснянки, Журавки, Дроздовки, Купавки, Зарянки, Ручьевки, Овсеньки, Щедровки...

Хиреют кондовые села речи. Покинуты электоратом.

После последнего Большого Словоизвержения.

У нас ведь, что ни год, то новый Везувий.

Безумный.

Невезучий.

Помпея, да еще и с какой помпой.

Ураган-уркаган.

Торнадо, так надо.

После глаголо-тайфуна «Горбачев»…

После словотрясения «Ельцин»…

После очередного девятого вала лексико-цунами…

Уж про Крым и Донецк лучше не начинать.

После очередного Песца Лютого…

У нас ведь ни дня без Апокалипсиса.

Утомили людей эти фокусы.

Фукусима эта невыносимая.

Фокуяма и конец истории.

Канава, таки яма.

А в перспективе и Хиросима.

Я так и сказал жене: Ни хера себе, Сима!

Просто сойти с ума: ядерная зима.


А вместо Веснянок и Закличек, Овсенек и Щедровок на земле нашей воздвигся областной город Уболтаевск.

В центре – частный сектор: избушки на курьих ножках и куриные ножки Буша.

Сараюшки, форд-караваны и караван-сараи.

Карнавалы лол полуголых.

Старческие корвалолы, уколы.

Термы и терема.

Мечети и четьи-минеи.

Бабы-яги в ступах и ступы с йогами.

Из Уболтаевского районного клуба любителей будто-Будды.

И сырная лавка с партизаном Пармезаном, камрадом Камамбером, графом Рокфором.

Сидят в витрине, сырные головы, и ждут гильотины.

Проживают в частном секторе просто нищие и нищие-ницшеанцы.

Встречаются еще нищеброды – те по Бродвею бродят, прохожих обирают.

«Черная Маруся» –  теперь шоколад.

«Ягода» –  низкоуглеводный десерт.

Сталинки – для начальников стареньких.

Со стенками мебельными «Олимпиада-80».

Со стеной «Вконтакте», которую Степанидой в народе прозвали.

С монументом Стеньке Разину, персидская княжна на руках.

С котиками персидскими на продажу.

С персиками на лотках.

С персями силиконовыми.

С дядей Степой, который, если не в стельку, то чебучит по вечерам степ у метро.

Стёб-стоп!

С бюстом Папанина (с большим бабьим бюстом).

Есть и Девушка с Веслом, веселенькая.

Даст тебе. Веслом.

Киса Гламурная, она же Мурка в кожаной тужурке.


Трущобы-хрущобы,

Черемушки-пятиэтажки,

Брежневки-корабли – сели вы на мель, бедные кораблики!

И новенькие панельки с постельками в спальных выселках.

Их в народе берложками прозвали  – в них только почивать, лапу сосать, с осени до весны.

ЦПКО еще имеется имени Котовского (бездомные коты и мартовские кошки).

Вокзал с шаурмой, сумой (а то и, в перспективе, тюрьмой).

Рынок с кебабом и бабами.

Редакция газеты «Трынделов-тайм».

Районная телестудия Бла-бла-бла-ТВ.

Улицу Карла Маркса хотели было переименовать, на радость детишкам, в улицу Карлсона.

А поселок имени Розы Люксембург в топ-хутор «Люксбург. Имя Розы».

Но не прижилось.

Имеются, впрочем, новоиспеченные:

- Отель «Шалтай-Болтай *****».

- Центр молодежного и детского творчества «Троллинг-жги».

- Школа художественного свиста и стука «Тук, и там».

- Студия женского обаяния «Раз, и в дамки».

- Дачный кооператив Малое Разводилово. Огороды-сады разводить, огородников-садоводов - тоже.

- Дворец субкультуры имени рэпера Децила.

 И пункт культурного досуга:

- Музей малых жанров русского фольклора «Кузькина мать».



13.


Пушкин Золотой над горизонтом взошел и заиграл.

В конце переулка Балясная фабрика.   

Землячки мои сидят на лавочках, с рашпилями да наждачной шкуркой для полировки мозгов.

Работа у них такая:

Чесать языком, мести помелом, болтать болты, трясти бобы, воду в ступе толочь, полову волочь, разводить турусы на колесах, трезвонить, балабонить, вавилоны городить, свистеть, трындеть, бложить, постить, тролить, отжигать, шушукаться, сочинять, байки травить, вирши плести, бумагу марать, пророчить, витийствовать.

Сейчас в цене кидалы-уболталы, каталы-бормоталы, да разводилы-говорилы.

Смотрел сегодня ток шоу по телеящику. Аж током прошибало.

Приходила к нам горилла, нам горилла говорила.

Приходила к нам Годзилла, все гундосила, гвоздила.

Всех достала, нагрузила.

Но тролли даже эдаких перешибут крылом.

Это рядовые языконосители разводят словеса большие и маленькие в садах-огородах, на шести родимых сотках.

Летучие словечки из рогаток сбивают.

Улетно улетает.

На удочку глаголы в Великой реке ловят.

Клево клюет.

Не то – Говорители Слов и Писатели Буквами.

Они хоббиты.

С престижными хобби.

С длинными хоботами (чтобы конъюнктуру чуять).

А мы – мордорские орки.

Мордастые урки.

Офисный планктон: писаря, козявки приказные, крысы канцелярские.

Бомжи – калики перехожие.

Бомбилы-ямщики.

Охранники-рынды.

Сарацины–гастарбайтеры.


На экранах ваших странных, сплошь заморских , иностранных –  благородные хоббиты, йо-хо-хо.

Полетели по воздушным волнам.

Ночной зефир струит эфир.


14.

Самые ценные свои творческие достижения писатели Царю нашему сдают, его величеству Коту Баюну.

Понятно, вниманием личным царь Баюн не каждого удостоит.

Это надо Большекнигу принести.

Топ-роман-эпопею из Народной Жизни.

Или смарт-биографию Гения Национального.

Или люкс-предупреждение Всему Прогрессивному Человечеству.

Таковые выдающиеся из ряда вон произведения лично Кот Баюн у аффтара с поклоном под расписку принимает.

И выписку по счету осуществляет.

Перевод с родного языка на карточку Сбербанка.

Затем отправляет за забор.

В забористый улет.

На объект Байкодром Космодур.

Байками там космос дурят.

Через нана-технологии (государственная тайна: на, на!) оттуда распространяется бесценный опыт на весь Универсум.

Богу в уши.

Творчество помельче сперва в виде книжек в торговой сети продается. А потом идет на рулло.

Не в суши, не в сашими, лишнего не подумайте.

В туалетную повышенного качества хартийку.

Ароматизированную маслом жожоба.

Чтоб авторов жобо не душило. И жаба тоже.

А на суши и сашими идут наши уши.

Великая Сушь для неокрепших душ.

А для тела — суши под сушняк.

Впрочем, финал суши-церемонии — то же рулло.

Как и финал нас с вами, в сущности.


Некоторые до сих пор думают, что Баюн это Васька-мурлыка. Даже образованные.

Баюн, к вашему сведению, это Кот-Людоед.

Сидит на Железном Столбе, свищет, прыщет.

Страшным голосом признанного авторитета отечественной словесности – сказки сказывает, песни поет.

Эссе эссит, как одессит.

Он рыком своим, зыком, мявом – дырку у тебя в башке просверлит!

Аудио-файлами, байками да блогами уболтает до смерти.

Литпередачи Баюна в эфире – слушателей уносят в эфирные сны.

Чтоб проснуться полностью перезагруженным.

Такова страшная сила воздействия художественного слова.

Он же главный редактор издательства имени Брешко-Брешковского.

Милости просим, таланты и гении.

Рынды-трынды.

Гении-то ныне в агонии, а вот таланты — в латах.

Атланты!

Но ежели Коту что-нибудь в тексте сильно не понравилось, скушает аффтора.

Людовед же, понимать надо.

Душелюб, опять-таки.

Баню устроит — забанит по самое не могу.

Выгонит из домика, выпилит из домена.

Геть!

Так что, графоманчики, не заводите без нужды свои граммофончики.

По фильмам сериала «В гостях у сказки» каждый его помнит.

То он старуху Кикимору (нет бы, Елену Прекрасную) качает в хрустальной люлечке, бархатной своей лапой.

Баю-баиньки! Заи-заиньки!

Баю-баюшки, горностаюшки.

Няня в салопе на пуху.

Ваня в ватнике.

Солоха в вышиватнике.

На перине салоед.

Хоть и жирноват, не блюдет диет, а любят его в народе, как в ранешние времена Пугачеву и Бони М любили.

Аллах велик, Алла!

Салли, ай лав ю!

То он Ивана Царевича с Марьей Искусницей на собственном хребте до дворца довезет.

Хвост трубой, очи люминесцентные. Зеленоглазое такси.

То на железном столбе сидит, Игорю-стрельцу Большой Трындец  успешно организует.

Пришел стрелец – а там трындец.

Лично видали мы царя Великой и Могучей, Блескучей и Кипучей, Бодучей и Едучей Речи, его величество Кота Баюна три раза в жизни.

Первый раз в издательстве имени Брешко-Брешковского.

Мужчина видный. Стать леопардовая. Карма полосатая. Хвост скрыт в штанах.

Вполне из себя Гламурный Коте. Он же уссурийский тигр Амур.

Второй раз на открытии Музея малых жанров русского фольклора «Кузькина мать».

Царица Василиса Доцентовна, директор музея, вынесла мужа в корзиночке.

Мурчик, Муря, Муренька.

Ветеран МУРа.

Герой гламура.

А в третий раз на именинной прогулке в ЦПКО имени Котовского.

Нес букет бархатцев, чтобы Василису Доцентовну с Днем Русского Литературоеда поздравить.

Помесь Кота с баяном.

Туловище гармоникой. Вместо носа и ушей – кнопочки.

Когда по улице идет, то сначала передними лапами ступает, а задние на месте остаются, потом подтягивает задние лапы и хвост.

В результате чего раздаются звуки вальса «Амурские волны», исполняемые на русском народном музыкальном инструменте.

Что Андрей-стрелец Кота Баюна с железного столба снял, оловянным прутом отхлестал и в мешке в Великую и Могучую Речь доставил – это вброс Василисы Доцентовны.

Я полагаю, Кот Баюн в Боевой и Кипучей Речи всегда водился.

И будет водиться вечно.

Как фотон во Вселенной.

Как световая волна в черной безразмерной Галактике.

Как Луч Света в Темном Царстве.

Батюшка наш, царь Великой и Могучей!

И каждый из нас его с детства помнит. А если забыл, то однажды обязательно прояснится память.

Хоть раз, да приходил он к твоей колыбельке, когда ты дитятей был, и капризничал, ревел, маму с няней изводил, засыпать не хотел.

Являлся тогда к тебе Кот Баюн, песенку колыбельную пел.

Под эту песню ты всю свою жизнь во сне младенческом видел.

И проснулся ли сейчас?

И кто, если не он?

И что после него?

Потом – суп с котом.

А вы говорите, кот Вася.

Такая вот Котовасия.



15.

А за стольным городом Бла-бла-Блаевском,за царским дворцом, за диким прекрасным садом есть в Чудной речи и собственное болото.


Тусуются на тусовках гламурные стрекозы.

Стрекозлы сами все стремятся задать стрекоча из родной трясины , и других подстрекают.

Бегают по воде и не тонут водомерки.

Шепчутся между собой о чем-то феноменальном робкие камыши. Чуть слышно, в ночной тиши.

Козодой доит чужих коз.

Не коз, лапушка, а козлов.

Хищная росянка манит наивных мух в свои порочные объятия.

Они, росянки — помесь  наших с америкосами.

Росс + янки.

Гремучая смесь, коктейль Молотова.

Вот пьявка остромордая присосалась к телу беспечного купальщика.

Белокрыльник машет прозрачным крылышком, с белой ленточкой оппозиционер.

Жуки.

Жучилы.

Жужелицы с жужжалкой в ЖЖ.

Желтая пресса так и прыскает ядом, змея.

Престарелые жабы обхаживают молодняк.

Ботоксные – будто через соломинку надутые. Кто кого надувает?

Застенчивых чистых лилий не сыщешь в нашем болоте. Не приживаются они тут.

Вместо них повсюду — желтые кубышки, копилки.

И охает болиголов, распечатывая пачку нурафена.

Сушеница топяная сохнет от тоски, а высохнув, опять топится.

Бизнес-план: пиавок-кровососов в трясине отлавливать и поставлять фармацевтическим кампаниям.

Пьявок нынче на свете развелось немеряно. Все сосут.

Подплывай поближе, пьявка. А не хочешь ли пивка?

У Гламурных Кисо большим спросом наши сосальщики пользуются – исхудать во цвете лет помогают.

А сами пьявки, в черных фраках, гелем прилизанные, и радехоньки, что их к богатеньким пристраивают.

Нет, не хочу! 

Лучше робким камышом трепетать, шуршать, облетать под ветром. Шурши как мышь, камыш.

Лучше печальным светлячком зажигать по вечерам свой фонарик. Я поэт, зовусь я Светик, от меня вам всем приветик.

Лучше белой лилией-кувшинкой расцвести в гнилой воде.

Белой Лилии – на голову воду лили. Нежную кувшинку — в Кащенко!

Бакс! – щелкнула клювом вечно голодная, обритая под ноль, смешным мехом поросшая выпь.

- Бакс! Пикс! Секс! Кекс! Фрикс! Бре-ке-кекс!

Это ее слоган.

На то она и выпь, чтоб вопить.

Сейчас будет закликать навзрыд в свою секту, где учат, как стать миллионером.

Из миллиардера-то - всегда пожалуйста!



16.


Супруга царя, Василиса Доцентовна Полиграфова – дама образованная.

Жена литературоведа, сама литературовед.

В офис-ризе от «Шанель» (смарт-шинель).

Директор музея малых жанров русского фольклора «Кузькина мать».

Ей подай вирши прельстивые!

Стихиры самогласные и притчи во языцех!

Не дай бог при ней «айпад» сказать или «мобила».

Отпад! Могила!

А  только – «серебряное блюдечко, наливное яблочко, покажи нам небылицы!»

Любит она эскуйство.

- Романы-туманы,
- романы-обманы,
- романы о романах,
- романы для гурманов,
- басурманские романы,
- романы-раны.

Прочтешь такой однажды – и ходи с этой раной всю жизнь.

Повести тоже разные бывают:

- повести для совести,
- повести для доблести,
- повести для зависти (не героям, так автору)
- повести от сердечной болести,
- повести – как себя повести.

Рассказы сейчас у каждого есть, на форуме «говорилка»:

- Рассказы-россказни,
- рассказы-казусы,
- рассказы-указы,
- рассказы-казни.

Кто это все перечтет? Таких в родном Отечестве наперечет.

Своих деток у Кота-Баюна и Василисы Доцентовны нету. 

Имеются приемные.

Мириам Одесская (Мурка) и Эмиль Руссо (Емелька).

Мурка – подкидыш, внебрачная дочь Соньки-золотой ручки.

Родилась на зоне.

Дышала не в озоне.

Молилась в малине.

Училась у жучилы.

Продается на Амазоне, амазонка эдакая.

Кормилица ее – Едреня Феня.

А товарищ ей – Тамбовский Волк.

Не женихи вокруг, а бандосы на брабусах.

Не подруги, а беби в бебехах и в собственных бехах.

И сама она чуток с прибабахом.
 
А Емелька (по-пиндосски – Email) – правнук басурманского профессора либерасьон,  глашатая либерте Руссо (не путать с руссо-туристо).

«Эмиль или о воспитании».

Сорбонну с Гарвардом закончил.

Оды священной Вольности слагал. 

Заслуженный Амур гламура.

Лор (ухо-горло-нос) Луркмора, и никого еще не уморил.

Гуля-голубок Гугла.

Без Емельки теперь никуда, ни в любви, ни в шопинге.

Только глаза откроешь поутру, а он уже въехал к тебе, на своей самоходной печке.

И такой герой с тетей Клавой соединился.

Эх, сосед, мой сосед, я твоя соседка, у тебя штепсель есть, а меня розетка.

В особо запущенных случаях, даже припаялся к своей клаве, паяльником, навек.



Есть еще Белый Слон Гера. Героиныч, домашнее имя.

Герой.

Видел я его недавно в ЦПКО «Большое Трынделово».

- Ну, как оно? – спрашиваю.

- Да так все как-то.

- А ваще-то оно как? По жизни? - спрашиваю.

- Да мало айса на фэйс. 

- Что-нито не так пошло?

– Уж не знаю, куда и податься. Не то в Канны лететь, не то в Лету кануть…

Только Спайс и спасают.

Да гёрлы голые.

Спайс-гёрлз, одним словом.

Хотел, как лучше, а получилось навсегда.




17.

В стольном городе у нас первая сердцу радость: музей малых жанров русского фольклора «Кузькина мать».

Будете  в гостях или проездом – непременно посетите.

Терем расписной, резной, всяческими изразцами и кунштюками по крышу отгламуренный.

Как где? Да в Большом Трындецком переулке, под боком у Василисы Доцентовны Полиграфовой.

Разные национальные чуда-юда тут в богадельне содержатся, на средства Собеса.

Тут тебе и Дед Пихто, и Конь в Пальто, и бабка Тарахто.

Тролль Залетный и Пила Распиловна.

Вася Пупкин.

Ешкин Кот.

Крутая Стерва.

Сиротка Хася.

Света из Иваново.

Макаронный монстр.

И разные другие бренды.

Есть и ретро-персонажи.

Шило и Мыло, Щи и Каша, Эник и Беник, Синица и Журавль, Серенькое утро и Красненький денек.

Ребята, конечно стараются, эфирный формат поддерживают.

Всякие там липосакции.

Но мешают липовые санкции.

Увы, не блеск. Уже облез.

Однако же, ноблесс оближ.

Туго тУше.

ТушЕ.


Шило конкурентов колет, Мыло выручку отмывает.

Сунешься в реал — тут тебе по Щам надают, в Кашу искрошат.

Эник и Беник процветают, сладкая парочка. В колготках колготятся и на лабутенах ломаются. Смокинги — самый смак, кинги.

Синица крылышки себе обрезала, офисным планктоном заделалась, бумажки из папки в мамку перекладывает.

Журавль — в госслужащие воспарил.

Серенькое Утро в Макдоналдсе туалеты моет.

Красный Денек в ополченцах на юго-востоке.

Семеро с Ложкой, Один с Сошкой. Их уже не семеро, 777. А Он, пахарь наш, сеятель наш и строитель, все один.

Мне еще  в школьные годы больше всего запомнилась в музее Маланья с ящичком.

В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора. Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра.

Нет, не сестра, это я так, для рифмы.

То брат мой был, Ерема. Все детство меня по мероприятиям таскал, культурный уровень повышал.

В общем, пришли мы в этот самый музей «Кузькина мать».

А там эта Маланя.

И вижу — имеется небольшой такой, тоненький, лакированный ящичек у Маланьи. Как прилипла к нему. Всюду за собой таскает.

А народ интересуется, сам себя спрашивает: что у ней там?

Я-то сразу догадался, что.

А как вы думали.

Натурально, лэптоп.

Нет, говорят  мне знающие люди. У нее там 33 лиха, 33 облома, 33 засады и 33 няшки.

Так это лэптоп, он самый, и есть.

Говорят, Маланья с ящичком, нам в Еремой — родная внучатая тетенька.

Дедушки покойного, Кузьмы Демьяныча мать.

Не в нее ли мы, Ерема?

У нас тоже не все дома.

Сдали тетеньку к Кащею Бессмертному, в приют Кащенко, на вечное излечение.

Интернет-зависимость 13-й степени, красного уровня опасности, несовместимая с быдло-жизнью.



21.


Офис кота Баюна из добротных и актуальных слов построен.

Тут тебе и «демотиваторы», и «твердая обложка», и «духовность», и «кофеварка NEO-flogiston» и,натурально, «дискурс».

И «симулякр», конечно, и  «аватар», куда без них.

И «эпитет», и  «анапест», и «тристия».

А сам он, наш батюшка, красавчик, думаете, в костюмчик от Пьера Кардена вырядился, мечту офисной планктонины?

Или имиджует в свитерке с продранными локтями и джинсиках из секонд-хэнда, как и надлежит оплоту духовности?

Не дождетесь.

В алтарь-ризе он, наш камень-Алатырь.

Бакс зеленоглазый, в боксотопах.

Домострой в домокоттоне.

Его Величество.

Рыжий, ростом невелик.

В луче лампы, над письменным столом склонился. С отеческой тревогой и заботой о судьбах родного языка.

И голос у него такой приятный, не громкий и не тихий, не грубый, но веский, профессионально поставленный, с модуляциями. Эфирный такой баритон.

А взорами-то пронзает вас насквозь, как острыми зеленоватыми лучами лазера.

Только глянул – сканировал.

Все понял и тут же оцифровал.

По стенам портреты развешаны: тут тебе и Даль, устремленный в даль.

И Ожегов, многих обжегший огнем священным.

И Ушаков, флотоводец речи, адмирал слов.

И Розенталь, роза Иерихона.

Виноградов в венке из классической лозы. 

Шахматов, белый ферзь языка.

Галкина-Федорук с ручными, ласковыми матюками на сворке.

И европейски-образованная Натали Юльевна Шведова с медалью «Солнце-Пушкин» на академической груди.



22.


…Сидели как-то мы с царем у него в кабинете, на белых банкеточках, да на вышитых салфеточках.

Пили «Рябиновую на коньяке».

Кот котярится, не по-кошерному:

- За каким гуглом, думаете, сдались мне все эти графоманчики с граммофончиками?

Ужотко! Океюшки! Чу!

Балаболы, пустомели, пустозвоны, трепачи и хохмачи, уболталы, брехуны!

Писатели с ударением на букву «и».

Кот бы говорил!


А шли б они все на рулло с ароматом жожоба.
 
Не рукописи, а курописи!

Из лярда рукописей графоманских выжимаю я, собственными когтями и клыками, одну каплю ТЕКСТА.

Но им живы в Речи все.

И Ласковое Теля телеящика.

И Пуганая ментами Ворона в воронкЕ.

И ахтунги, и двачи.

И Вольный Казак-фрилансер.

И Лимонов с лимонкой.

И Михалков, солнечный удар.

И Вассерман с четырьмя крестами.

И реле-Велер, палиндром.

И Ксюшадь, кого бы скушать.

И Сверчки, каждый на своем шестке.

И все Зильбертруды и Гольдентруды со своими серебряными и золотыми трудами.

Друзья человека, Айфон и Айпад.

Тролль Залетный и Пила Распиловна.

Тамбовский Волк и Кудеяр-атаман.

И Жирик жилистый, сын юриста.

И Сатановский (не сатанист)

Андрей-стрелец и Федот, удалой молодец.

Белый Слон Гера и Емеля-емэйл на самоходной web-печи.
 
Микрософт и Супермаркет.

Дед Пихто и Конь в Пальто.

И Жабена с рыльцем.

И народная заступница, Демшиза Невтудверская.

И Отвальный.

И Хоррор.

И Стрелков, стрелок и стрелец эпохи.

И Наташа, наша няша.

И Гребень, лучший сверчок страны.

И Прилепа, первый красавец и жених.

И Пелевин, который сам себя в пенале пеленал и распеленывал.

И Радуга-Дугин.

И...

Все, все!

Чур и Пращур.

Авось да Небось.

Чистое небо.

Вей-ветерок.

Мать Сыра Земля.



23.


Вызываю я к себе на ковер Ивана Дурака, главного конструктора и генерального директора холдинга Байкодром Космодур.

И передаю ему драгоценную свою капельку.

А он уж ее запускает, на логос-носителе "Сером Волке", в вечность, в космос.

В Галлактику-гэлэкси-смарт-делюкс.


Где поймают ее:

Стожары, сторожа времени.

Плеяды, плюющиеся ядом.

Селена, млеющая в священной лени.

Венера, неверная и нервная.

Ученые кентавры Альфы Центавра.


И сам Вседержитель.

Альфа и Омега.

Аз и Буки.

Самоходное Слово.


Богу тоже питаться надо более лучше, чтобы силы были новые сущности творить.



24.


Я — это Текст.

Ты — это Текст.

Созвездия в небе — это Текст.

Воробей — это Текст.

Бог — это Текст.


Вселенная — ТЕКСТ.