Листья жёлтые, скажите, что вам снится - 2
Серия 2.
Что ты, осень, наделала с нами!
В красном золоте стынет земля.
Пламя скорби свистит под ногами,
Ворохами листвы шевеля.
«ТАЙГА»
«Гусыня»
Наш путь на Голгофу ещё не закончен (Обь застывает), но мы об этом ещё не знаем.
А пока…
Большое село Ояш в Сибири.
Мама учительствует, я учусь, папа – в трудармии (типа ГУЛАГа).
По учительским делам мама идёт по домам слабо успевающих.
Я – с ней.
В одном из домов останавливаемся у топчана, прямо у дверей.
- Ой!
Вскрикиваю от боли и неожиданности: кто-то больно ущипнул меня за ногу.
Оказалось, гусыня сидит на кладке, а я подошла слишком близко.
Хозяйка, успокаивая птицу, по пути достаёт большой узел рваных шерстяных носков – выкинуть (штопать некогда).
- О, какое богатство! Давайте мы заштопаем.
( В мороз и вьюгу ходили мы в чуть утеплённых пальтишках, ботиках и шляпках, а сельчане, в полушубках, пимах, ушанках или шалях, с сожалением поглядывали на нас).
Удивлённая хозяйка передаёт нам узел, прибавив к нему клубок шерстяных ниток, а через несколько дней, оценив нашу «штопальную деятельность», отдаёт нам пол узла.
- Ура!
Наши ноги утеплены.
Всё дальше и дальше.
Август 1942 …
«Камень на Оби»
На пустынном берегу лагерь – депортация продолжается.
Нас повезут дальше, в Нарымскую тайгу.
Трое суток ждём баржу.
Знойно…
Знакомимся…
Вот юное привлекательное существо – девушка лет 15-ти.
Гитара, песни…
Я (да и она тоже) ещё не знаю, что через много лет дочь этой красавицы будет слушать мои лекции по музыкальной литературе, а сама она – избегать встречь со мною: жизнь не задалась, в чём вины её нет никакой.
Через несколько дней…
Погода испортилась.
Остервенело хлещет дождь.
Высадив часть «контингента», баржа отчаливает…
«Ни огня, ни чёрной хаты», только девственно чистый песок…
Безмолвие…
Слёз нет…
Люди отупели…
Лесосплав
Осень 1943 года.
Медленно прихожу в сознание…
Вся мокрая. Из правого предплечья сочится кровь: поскользнулась на плотах.
Дед – опытный сплавщик словил меня багром.
Лесоповал
Зима 1943.
Голодно и холодно. Нет тёплой одежды.
Около единственного камелька в скудном пучке света вальщики «починяются».
Над девственной тайгой плывут мелодии неумирающего вальса (папа – скрипка, я гитара, за которой вор-рецидивист Гоша-Москва ходил за много вёрст в соседнее село.
Перед нами стоит алюминиевая плошка для подаяния.
С трудом (впервые!) протягиваю к нему руку: (голод не тётка!)
В один из вечеров…
Приехал начальник.
Без ведома родителей прихожу к нему в каморку («кабинет») и, молча, раскладываю на столе ТО, что осталось от моей одежды и обуви – лохмотья (а мороз 30-40).
Мужчина в тёпленьких унтах, опешивший от неожиданности, смотрит на мои посиневшие и задубевшие от мороза ноги.
- Что ты хочешь?
- Отпустите нас в деревню, там обещали работу и одежду.
Клёпка.
Глухая девственная красавица-тайга; 10 км от посёлка.
Мы с отцом валим огромный кедр.
Очень страшен момент валки: комлем может отскочить, а снег по пояс.
Вытаптывать, чтобы уберечься, сил нет: дистрофия.
Дальше идёт разделка на клёпку, из которой потом сделают бочки, засолят рыбу и…на фронт.
Уходим при звёздах, приходим при луне; похлебав баланды, падаем от усталости замертво.
Утром всё повторяется сначала.
«Откуда дровишки?
- Из леса, вестимо».
Морозный солнечный день. Местные бабы заготавливают сушняк, а мне поручено на быке отвозить в деревню.
Раньше этим старик один занимался, да помер.
Еду, еду, и вдруг бык встал, как вкопанный.
Уговариваю, погоняю, хлещу вожжами, кричу, кручу хвост – стоит как «статУй», набычившись.
А навстречу - другой дед и вовсе на корове.
Нам не разъехаться: дороги-то «одноразовые».
Посмотрел это дед на мои страдания-мучения, с хитрецой погладил жиденькую бородёнку да как гаркнет:
- А ну, твою …, и так всё складно, многоэтажно, без остановки…
Бык без суеты, как бы очнувшись, поплёлся дальше.
Ну а я что…
Я всегда училась быстро и хорошо.
Так что проблем с быком у меня больше не было.
Стрижи
Весна 1944 г.
Голодно.
Кормимся мелкой рыбёшкой, пойманной примитивной самодельной удочкой да лепёшками из крапивы и лебеды.
Тяжело занемогла мама – что-то желудочно-кишечное. Она угасала на глазах; ходить и говорить сил уже не было.
С детства помню, что таким больным дают куриный бульон, но где я возьму курятину!?
Выходя до света на рыбалку, вижу, как стремительные стрижи с восходом солнца вылетают из гнёзд-норок на высоком берегу речки, а к закату туда возвращаются.
Вечером натягиваю на несколько норок кусок старой рыбацкой сети, найденной тут же на берегу, а с восходом солнца вынимаю четырёх запутавшихся в ней птах.
Мне очень муторно, меня лихотит и тошнит, особенно, когда приходится убивать и ощипывать пичужек.
Варю бульон и с ложечки кормлю маму, сказав, что заработала кусочек курочки в деревне. Мама стала поправляться, но правду узнает только через много лет.
Этот грех я замаливаю и по сей день.
«В ЛЮДЯХ» (домработница).
Начало зимы 1945-46 гг.
Иду в райцентр, в люди.
Мой путь – 25 км. по замёрзшей Оби.
Страха нет. Мною владеет «одна, но пламенная страсть» - найти место, ибо это единственный и последний вариант ВЫЖИТЬ!!!
Уже обошла ряд домов: «Вам не нужна нянька, домработница? Я всё умею.
Но двери одна за другой закрываются, а на улке мороз, и еды нет, и денег - тоже, и спать негде…
И вдруг - ПОВЕЗЛО!
Раннее утро следующего дня.
Идём с бабкой (мать хозяйки) в стайку доить двух коров.
Сердце замирает: не доила, только видела.
Но, как говорят в народе: «Ср…захочешь – штаны спустишь».
Обошлось.
Больше бабка со мною не ходила.
Лето 1946 г.
Изредка вижусь с мамой на выгоне коров в стадо.
Она(филолог) тоже "в людях"
Август 1946 года.
Плывём на пароходе на соединение семьи в Томск, к папе.
Всю дорогу «пашем» на камбузе – хоть что-то съестное перепадает.
И вот, наконец, Томск!
Но, пароход пришвартовывается к какому-то складу километров за десять от города, что-то выгружать.
Стоянка будет долгой, а мы очень голодны.
Транспорта к папе никакого нет, а если бы и был – наши карманы пусты.
И вновь в путь по адресу на другой конец города.
Нашла и сникла в голодном обмороке.
Но ведь ДОШЛА!!!
Свидетельство о публикации №216020901162
Сибирь! И хочу заметить – не чужая мне Сибирь, ибо родилась я на Байкале, в Улан-Удэ, а в Томске моя мама училась. Чита, Томск, Черемхово, Иркутск – ареал проживания моей родни. То есть вы где-то были рядом (по сибирским меркам).
Тревожно и сопричастно читала про ваши «приключения», Нелли, то улыбалась, то ужасалась. Гусыня, «обувшая» ваши ноги в тепло, бык, хорошо понимающий русские титлы, вошедшая в ваше положение добрая корова, музыка в пути, и алюминиевая плошка для подаяния… короче, нескучно мне было с вами…
И всё-таки теперь, когда всё пережитое осталось позади можно сказать: это же сколько жизней прожито вами за несколько лет детства и молодости? Пусть вам не покажется кощунством мой вывод, Нелли, – но ведь не каждому повезёт столько увидеть и узнать! И стать «воином» жизни, и уцелеть, и сохранить жизнелюбие и даже некоторую иронию, поглядев свысока на свои мытарства! Неимоверно тяжело было идти в будущее – «Но ведь ДОШЛА!». А может это не «вопреки», а «благодаря» такой школе жизни вы стали незаурядной личностью?
Ну что ж, Нелли, остаюсь с вами…
Лариса Бесчастная 06.03.2016 03:46 Заявить о нарушении
Какой чудный диалог у нас получается!
Обнимая Вас, пытаюсь через просторы Вселенной передать Вам толику стойкости, выработанной жизнью.
Берите!
Ну же!!!
Вот и славненько...
До побачанья!
Нелли
Нелли Мельникова 06.03.2016 07:58 Заявить о нарушении