Третий муж Анастасии часть2

Когда она вернулась, то была уже совсем другой. То есть изменилась даже причёска. Она собрала волосы в хвостик и перетянула его цветными резинками в трёх местах с некоторым интервалом, выпустив при этом несколько свободных прядей. Получилась такая забавная и вполне привлекательная конструкция. Настроение её сильно отличалось от прежнего. Настя стала какой-то беспричинно весёлой. Правда, это я не видел причин для веселья, она, видимо, считала иначе.

— Ой, вот спасибо! — восторженно прощебетала она, обхватив ладонями чашку с дымящимся кофе. — Какой аромат! Это божественно!
Я не сильно верю в искренность таких эмоций. Они отдают театральностью. Если что-то нравится, то всегда можно сказать об этом проще. Хорошо, мол, замечательно получилось. А то сразу «божественно».
— Да, Настя, извини, я коньяк всё-таки добавил, но совсем чуть-чуть.
— Я не опьянею? — в её глазах промелькнули весёлые искорки.
— Не бойся, не опьянеешь, там всего две капли.
Да, ты, подружка, уже под кайфом, — подумал я, присмотревшись к её зрачкам. Заметно, что девушка покурила не совсем обычную сигарету. И как бы в доказательство моей догадки, Настя засмеялась, без повода, просто так. Смеялась она от души приятным звонким смехом, и я тоже невольно улыбнулся.

— Я тут кое-что о тебе узнала, — сказала она, успокоившись.
— Что именно?
— У тебя много поклонниц. Ты холостяк, и многие местные девушки, ну, которые здесь работают, хотят за тебя замуж. Но ты почему-то никого не замечаешь. Я сказала, что я твоя двоюродная сестра. Они, знаешь, что спросили? — Настя снова стала хохотать.
— Что?
— У тебя…. У ха-ха…. Всё ли нормально? У тебя с ориентацией всё нормально, сексуальной в смысле?
Тут уж смешно стало мне.
— Настя, вот ты с ними общалась, курила. Как они тебе? На женщин сильно похожи?

— Ну, есть немного, женщины всё-таки….
— Вот уж точно, немного похожи. Именно по той причине, что у меня нормальная ориентация, я не всегда замечаю, что они женщины. Что я могу поделать, Настя, если на всех шести этажах этого здания, среди всех сотрудниц разных фирм есть только две девушки моего возраста, способные своим видом привлечь внимание мужчины. Одна из них замужем, а вторая имеет ту самую ориентацию, которая не позволяет мужчинам общаться с ней. У неё тоже есть своеобразный муж — её подруга. Я тебе могу объяснить причину, почему здесь так мало симпатичных девушек. Специализация основной массы фирм, которые имеют здесь офисы, требует опытных сотрудников, в большинстве мужчин. Практически всем женщинам здесь уже давно за тридцать, некоторые уже дважды разведённые, некоторые — с тремя детьми. Молоденькие симпатичные девушки сюда попадают редко, а если попадают, то исключительно в качестве любовниц своих директоров. Вот такая сложилась обстановка. Конечно, я не такой зверь, чтобы уж совсем ни с кем  из дам не общаться. У меня тут есть знакомые, вполне симпатичные и приличные, только они замужние. А ещё они не курят. Я же не виноват, что почти все здешние курильщицы — страшненькие, толстенькие, старенькие бабо-мужики или муже-бабы с кучей комплексов неполноценности.

— А почему ты не любишь курящих женщин?
— Да пусть курят, мне до этого нет дела. А если говорить о чисто эстетическом впечатлении от курящей женщины, то я просто не могу на них смотреть без содрогания. Это все равно, как смотришь на что-то уродливое. То есть посмотреть можно, но с каким-то усилием воли. Допустим, смотришь на безногого или одноглазого человека, поневоле отведёшь взгляд. Такое зрелище не доставляет удовольствия. Курящая женщина производит впечатление женщины с физическим увечьем. А почему так, я не знаю. Женщина с сигаретой во рту однозначно не красива. Как ни странно, миньетчица с членом во рту выглядит привлекательно. Сосущие женщины почему-то красивы. Видимо, сам по себе сексуальный акт добавляет женственности. Во взгляде проявляется какая-то чувственность и нежность.

— Любопытное наблюдение. У тебя богатый опыт?
— В наше время вид сосущих  женщин не удивляет даже пятиклассника. Знаешь, у кого я  видел самое большое количество порнографии за всю свою жизнь? В ноутбуке племянника.
— Это у Ваньки, что ли? Мне Лиси про него рассказывала. Он же маленький ещё.
— Двенадцать лет, это маленький?
— Он же рос без матери, да?
— Не совсем. Марина, жена брата, погибла в автокатастрофе, Ваньке было семь лет, в школе уже учился. Брат остался один с ребёнком. Женщин в дом иногда приводил, но Ванька с ними не ладил. Вот только Лисичка, когда появилась, он её с Ванькой познакомил, и они друг другу понравились. Их, наверное, сблизила трагедия — он потерял мать, она лишилась ребёнка. Так вот у Ваньки ноутбук как-то завис, и он обратился ко мне.  Ну, думаю, накачал каких-нибудь детских игр с вирусами. А оно всё проще оказалось. Двадцать гигов порно — фотки, видео. Я даже всё просмотреть не смог, устал. Удалил, почистил, наладил. А он мне потом с тоской в голосе: «А где картинки?». « Выбирай, — говорю, — или картинки, или работающий ноут».
— А ты сам никогда не курил?

Похоже, мы с Настей поменялись местами. Теперь она задаёт вопросы. Получилось, что она взяла нить беседы в свои руки. Хорошо, пусть будет так. Это даже интересно. Стоит поиграть с ней.

— Я и сейчас курю.
— Ничего себе!
— Мог бы пройтись с тобой, мы бы покурили вместе. Но я не курю с женщинами. Вполне возможно, по той же причине, по какой не трахаюсь с мужчинами. И я вообще курю очень редко. Мне для этого нужно особое настроение. Выпить сто грамм водки, например. Встретиться с друзьями. Ещё выпить. Сыграть в покер. Поговорить на философские темы. Вот тогда можно и закурить, но можно этого и не делать — всё по настроению. У меня нет зависимости от водки или табака. Пожалуй, главная моя зависимость — это независимость.
— Философ, — саркастически улыбнулась Настя. — А мы с тобой сейчас беседуем на какие темы, не философские?

— Нет. Мы с тобой просто беседуем, и я пытаюсь выяснить, как же ты утихомирила своего второго.
— Проще, чем первого. Он выпал из окна, а я ему помогла.
Она отпила глоток кофе и продолжила.
— Когда мы поженились, я переехала к нему, а свою квартиру сдала. Деньги, кстати, тоже отдавала за его долги. Так вот у него девятый этаж. Когда я смотрела в окно, видела крыши машин, фонарные столбы, детскую площадку с песочницей и представляла себе, куда бы могло упасть тело человека, который бы вывалился из нашего окна. Получалось, прямо на тротуар перед машинами. В тот момент, когда мой Димон в очередной раз довёл меня до истерики, я открыла окно и сорвала штору с двух крайних крючков. Он лежал на диване и ничего этого не видел, только мог слышать, как открылось окно. «Сволочь, — сказала я ему тогда, — валяешься на диване, а я вкалываю как лошадь из-за твоих долгов; вот штора оторвалась, и даже не можешь поправить».  Он лениво поднялся, проворчал что-то невразумительное и залез на подоконник. Я сделала вид, что хочу его придержать за ногу, чтобы не упал, так ему и сказала, и даже придержала. Он  поправил штору, собирался спускаться, наклонился, мне оставалось только сильнее толкнуть его. Не помню, как он летел вниз, потому что я отошла от окна и выбежала из квартиры. Соседи меня жалели и утешали. Я сама поверила в то, что это был несчастный случай.

— А в полиции ничего не заподозрили? Тебя не допрашивали? Дело не открывали?
— Им так легче, понимаешь. Несчастный случай — и нет проблем. Что-то расследовать и доказывать в такой ситуации трудно. Наши ссоры, о которых соседи могли знать, ни о чём не говорят. Его долги — тоже. В конце концов, именно из-за долгов он мог и сам выброситься из окна, верно? Так что все формальности уладились сами собой в течение месяца.
Несколько секунд мы с Настей молчали. Она поставила чашку на стол, поправила хвостик волос, показав при этом свои маленькие розовые ушки. Я обратил внимание на окантовку из четырёх или пяти мелких стразиков, подобных тому, что она носила в носу. Каждое ухо было проткнуто в нескольких местах по краю, начиная от мочки. Получалась такая блестящая узенькая полоска из стразов, которая переливалась разными цветами, в зависимости от угла наклона. Настя ещё повернулась ко мне так, словно специально хотела показать всё это великолепие.

— Шикарно ты ушки обработала, — не удержался я от комплимента.
— Тебе нравится?
— Нравится, — ответил я, но, сказать честно, был в этом не очень уверен.
Нравятся ли мне подобные изыски в искусстве пирсинга? Не знаю. Что-то в этом есть. Смелость, оригинальность, привлекательность в некотором роде. Ну да, если уж быть до конца откровенным, то мне в большей степени понравилось, и в меньшей степени не понравилось.
— А мне понравилось убивать.
Она положила руки ладонями вниз на стол и посмотрела на свои ногти. То есть теперь она демонстрирует красоту пальчиков и ноготков. Ногти у неё длинные, раскрашены в неровную полоску, как зебры. Только полоски фиолетовые и жёлтые. Она перевела взгляд на меня, хотела увидеть реакцию на её слова, но многолетний опыт игры в покер научил меня умению делать непроницаемое лицо и держать паузу, прежде чем что-либо сказать или предпринять. Правда, в этой ситуации такая пауза, если бы слишком  затянулась, могла быть расценена моей собеседницей как испуг или неуверенность. Поэтому я довольно быстро сумел найти подходящий ответ.
— Это естественно, если у тебя пробудился синдром Клеопатры.
— Что за синдром?
— В двух словах, он выражается в желании женщины отомстить партнёру за сексуальную связь с ней.
— Поняла. Это когда Клеопатра казнила своих любовников за ночь с ней?
— Ну да. Только, конечно, это красивая романтичная легенда. Никого она не казнила. То есть если и казнила, то по другим причинам. Но синдром назвали в честь Клеопатры. И, кроме того, я думаю, что этот синдром в той или иной степени проявляется у всех женщин без исключения.
— Вот это да! Ты думаешь, что все мстят своим любовникам?
— В какой-то мере. Нет, до убийств и казней обычно дело не доходит, это крайний случай. Но понятие «отомстить» — это ведь не только убийство. Отомстить можно морально, можно, скажем, устроить скандал, спровоцировать ссору. Иной раз, женщина сама не отдаёт себе отчет в своих действиях, она даже не всегда может осознать, что её поведение обусловлено соображениями мести. Но она мстит  по чисто физиологическим причинам. Это её природная защитная функция. Можно утверждать, что она наказывает мужчину за проникновение в её тело. И даже в том случае, когда женщина любит мужчину, когда она с ним счастлива, когда секс с ним доставляет ей массу удовольствий, вполне может проявиться синдром Клеопатры в виде какого-нибудь каприза или недоразумения, или противоречия. Обычно, в случае каких-то семейных неурядиц, объяснения находят в чём угодно, только не в синдроме Клеопатры. Самое интересное, что даже приступы ревности иногда можно объяснить именно синдромом Клеопатры. Женщина просто находит повод для ссоры.
— Странное дело, ты веришь в синдром Клеопатры, но говоришь, что она не казнила своих любовников. Противоречие.
— Синдром существует, но проявляется он совсем не так, как об этом гласит легенда. Подумай сама. Месть должна быть тайной настолько, что даже самой женщине не всегда понятно проявление такой мести, то есть дама даже сама себе не всегда признается, что она мстит. А в легенде о Клеопатре всё названо прямо и громко своими именами. Мол, женщина решила, что за связь с ней мужчина должен лишиться жизни. И такое решение сообщается всем, чуть ли не на всю страну. Иными словами, всё население узнаёт, что этот парень всю ночь трахал царицу, за что и расплачивается. Вот тут уж точно противоречие. Если ты кому-то хочешь отомстить, то не станешь об этом заявлять столь шумно. Вот у тебя проявляется вполне логичный такой объяснимый синдром Клеопатры. Ты хочешь отомстить мужу за его грубость и делаешь это. Потом тебе это понравилось. Но по поводу понравилось убивать, не знаю, это уже другая история. Скорее, понравился не сам процесс, а безнаказанность. А синдром проявляется в твоём поведении не очень явно. Муж угнетает тебя, ты не можешь оказать достойное сопротивление и ты не хочешь огласки; ты не заявляешь на него в полицию, ты боишься развода, ты скрываешь от друзей обстоятельства своей семейной жизни. А сама по-тихому мстишь ему доступными тебе средствами.

— И откуда ты это всё знаешь?
— Опыт подсказывает. Сами женщины делятся иногда сокровенными мыслями. Знаешь, сколько  раз  я продавал квартиры и дома разведённых? Уже раз тридцать. За каждым разводом своя история. И когда бывшие влюблённые делят имущество, продают недвижимость, все тайны их былой совместной жизни выставляются на всеобщее обозрение, и становятся видны все эти синдромы и комплексы, как у мужчин, так и у женщин.

— У мужиков тоже есть синдромы?
— Сколько угодно. Полно. По-моему, даже больше, чем у женщин. Ведь все эти садисты, мазохисты, педофилы — всё проявление синдромов. Как ни удивительно, но и синдром Клеопатры у мужчин иногда можно встретить, то есть он не чисто женский. Как и синдром Казановы — не чисто мужской.
— Синдром Казановы, это когда бабник, да?
— Не совсем. Вот один мой друг имеет яркое проявление синдрома Казановы. Да, кое-кто о нём может судить как о бабнике, имевшем много сексуальных партнёрш. Но глубинный смысл синдрома Казановы, скорее, не в том, чтобы иметь связь с женщиной, а в том, чтобы эту связь прекратить, оборвать под любым даже самым нелепым предлогом. Казанова стремится завоевать женщину легко, без особых проблем, поэтому в старину всякие Дон-Жуаны и Казановы были ориентированы на замужних. В те времена разведёнок практически не существовало, а все молодые девушки находились под пристальным наблюдением родственников. И только замужние женщины имели относительную свободу. В наше время Казанове ещё проще, можно и замужних женщин не затрагивать, а сосредоточиться  на неудовлетворённых разведёнках. Я уж не говорю о сайтах знакомств «секс без обязательств». Чем не рай для современного Казановы?  Когда у женщины долго не было регулярных сексуальных отношений, она легче идёт на сближение. Какое-то время, месяц, два или полгода, нашего Казанову всё устраивает, он имеет бесплатный секс с доступной партнёршей, иной раз даже не с одной. Но потом женщина неизбежно начинает требовать более основательных отношений вплоть до замужества. И тут Казанова находит причину, чтобы её бросить. Ему очень важно успеть бросить женщину первым, по своей инициативе. Если Казанову бросает женщина, он не удовлетворён. Как ни странно, в этом случае, он будет искать любую возможность, чтобы вновь наладить с ней отношения, а уже затем придумать причину и эти отношения прервать. На примере своего друга я это видел. Одна из его партнёрш, мягко сказать, указала ему на дверь. И что он только не предпринимал, чтобы вновь сойтись с ней. Цветы каждый день, звонки, эсэмэски с признаниями в любви, только серенады не пел под балконом. Обратился к друзьям и подругам, их помирили. Буквально через месяц он обвиняет её в несуществующей измене, сообщает всем, что она сука-шлюха, поэтому он от неё уходит. В этом и смысл, в этом его удовольствие. Не в количестве партнёрш, не в их доступности, не в проявлении сексуальности, а в сознании своего превосходства над партнёршей. Это её судьба в твоих руках, это ты её хозяин, ты контролируешь ситуацию, и только ты имеешь право прервать отношения. Вот синдром Дон-Жуана имеет несколько иной смысл. Там речь идёт о том, чтобы отбить женщину у другого, доказать своё превосходство над соперником. То есть сама женщина не интересна, важно, что у неё кто-то есть, муж или жених, или просто парень, вот Дон-Жуан доказывает самому себе и всем вокруг, что он способен даму отбить. И как раз одинокие и легко доступные, какие могли бы удовлетворить Казанову, Дон-Жуану не интересны.

— А у тебя тоже есть какие-нибудь синдромы?
— Конечно. Один из них мы уже обсуждали. Я не переношу вида курящих женщин. Есть ещё интересный синдром или комплекс, только не знаю, как его назвать. Я ориентирован на блондинок. То есть только блондинка может меня удовлетворить. У меня никогда дело не доходит до сексуальных отношений с женщинами с другим цветом волос. Это не значит, что я кидаюсь на всех блондинок подряд. Просто для того, чтобы я обратил на неё внимание, как на потенциальную партнёршу для секса, она должна иметь светлые волосы. На других у меня, грубо говоря, «не стоит».

— Интересно. А я ведь, знаешь, тоже блондинка. Удивлён? Просто люблю менять внешность.
— Я заметил.
— Вот перекрасилась.
— Тебе идёт, — соврал я.
— Спасибо, — и она обнажила зубки в искренней улыбке.
— Если бы не перекрасилась, я отбил бы тебя у твоего парня.
— Ого! То есть ты и Дон-Жуан, и Казанова, и кто ещё?
— Лёва Кровилин. Все мои синдромы — это синдромы Кровилина.
— Все блондинки должны успеть перекраситься, а то придёт Лёва и всех перетрахает, — весело заметила Настя.
— Не всех. Я люблю стройных и молоденьких.
— Понятно. И что, есть у тебя эта стройная и молоденькая девушка?
— Сейчас нет. Была.

— Оу, как интересно. Почему «была», вы расстались?
— Юлия, внучка губернатора. Молоденькая, стройная  блондинка. Умная, привлекательная — одни достоинства. Недостаток только один. Как раз в том, что её дед работает губером. По этой причине, можно сказать, мы расстались, но точнее, мы по этой причине и не сходились слишком близко. Вернее, дружили мы бурно и страстно, но оба понимали, что этот роман не имеет продолжения и является всего лишь скоротечным эпизодом в наших судьбах. Может, этим и объяснялась та бурная страсть в наших отношениях, когда оба понимают, что каждый день или даже миг может стать последним.
— Ты её любил?
— Да.
— А она тебя?
— Есть основания считать, что тоже любила.

— А что плохого в том, что она внучка губера? А, понимаю, дед не хотел, чтобы его внучка тебя любила, так?
— Нет. Он, конечно, знал о моём существовании. Но ему до внучки дела не было, как и до её парней, и до всего, что её касается. У него такое своеобразное отношение к членам своей семьи, как, наверное, у большинства чиновников. Он заботлив, он внимателен, он и денег даст, и на работу устроит, и охрану обеспечит. Что касается парней, то приведи хоть чёрта, хоть последнего бомжа — его отмоют, причешут, наденут на него костюмчик и галстук, пристроят работать в приличное заведение. Словом, позаботятся. Но нельзя сказать, что за такой заботой стоит особое чувство. По большому счёту, в таком отношением можно разглядеть долю равнодушия. Деду на внучку, в принципе, наплевать. Но, раз уж она существует на этом свете, если она является внучкой высокопоставленного чиновника, то надо о ней должным образом позаботиться. Нормальная логика обыкновенного чиновника. Это такая дежурная забота, которая осуществляется не столько дедом лично, сколько его подчинёнными.  Появился у внучки парень, замы губера наводят справки, выясняют, кто такой. Если дед одобряет, то всё в порядке, внучка может продолжать свои встречи. Если что-то не так, то парню сразу намекнут, чтобы он держался подальше. Против меня особо ничего не имели, иначе  бы я с Юлей не провёл бы и секунды наедине. Скорее, наоборот, её дед меня уважал, заочно. Это подчёркивалось тем, что он поручал своим охранникам подвозить меня до дома, если я вдруг сильно набухаюсь в каком-нибудь питейном заведении. Охранники сами часто говорили, что губер меня ценит, что у меня впереди прекрасная карьера, что мне там уже и место подыскивают в неких государственно-политических структурах.

— Так чего тебе не хватало? Проявился синдром Казановы, проснулось желание бросить девушку?
— Не я её бросил.
— Она?
— И да, и нет. Тут всё сложно. Видишь ли, она очень умная девушка. У неё проницательный ум. Она развитая, образованная. Перечитала огромное количество книг, любит искусство. Абсолютно не избалованна, не высокомерна. У неё хороший вкус, чувство стиля в одежде. Она идеальна, поэтому я её и любил. Никогда не задавала лишних вопросов. Она отлично понимала, что мы не сможем быть вместе, в силу моего характера и моего мировоззрения. Ведь все прелести, какие мне сулило знакомство с ней, я отвергал. Я не смог бы воспользоваться выгодами от положения её деда. Я всего должен добиться сам, без протекций, если я хочу чего-то добиться. Я не собирался заниматься политикой, а её дед  предлагал именно это, и предлагал так, что отказаться было невозможно, ведь семейная жизнь с Юлей подразумевала, что я буду не абы кем, а человеком с должностью, связями, доходами. И отрицать это глупо. Само собой разумеется, если ты хочешь жениться на внучке губернатора, то должен соответствовать определённому уровню, как в социальном плане, так и в плане финансовой обеспеченности. Я любил Юлию и от души желал ей мужа солидного и состоятельного, но сам никогда не смог бы стать таким без помощи её деда, а если бы имел наглость воспользоваться его помощью, то никогда бы себе этого не простил. Вот такой клубок противоречий. Ну, и можно добавить сюда ещё некоторые недостатки нашего положения. Например, такую мелочь, как невозможность прогуляться ночью при Луне с любимой девушкой. Имею ввиду, прогуляться без посторонних глаз. Мы гуляли с охраной. Да, наши «бойцы невидимого фронта» умели проявить деликатность и достаточный профессионализм, чтобы не слишком мозолить глаза. Они хорошо маскировались, но их незримое присутствие всё же ощущалось. Знаешь, целоваться под наблюдением охранников — это ведь тоже напоминает некоторое извращение.  Юлия меня понимала. Знала, что я не стану на ней жениться, что рано или поздно мы расстанемся. И она знала, что я не смогу проявить инициативу в прекращении наших отношений, я не смогу бросить её. Поэтому расстаться нам предстояло по её воле. Это она поняла, догадалась. Вот представь ситуацию, когда двое знают, что не смогут быть вместе, когда знают, что им рано или поздно надо будет разойтись, и знают, что причину должна найти девушка. Но она никак не могла найти повода. И желания особого у неё не было. Потому и трудно сказать определённо, кто же из нас кого бросил. Никто, наверное, и не бросал, а мы просто в какой-то момент поняли, что надо прекратить отношения.

— И как же вы расстались?
— Единственное место, куда дед отпустил её без охраны — родная деревня нашего губера. У него там дом. Маленький деревянный домик далеко за селом, в роще, он совсем не охранялся. Достаточно, что родственники губера за ним присматривали. Там мы провели романтический месяц. Я бы сказал, сумасшедший, безумно романтический. Мы были одни на целой планете. В диком мире, в феноменально красивой берёзовой роще на берегу маленького волшебно красивого озера. Месяц мы жили в этом раю. В последний день перед отъездом Юля была по-особенному задумчива, я никогда раньше её такой не видел. Она была в тот момент так же феноменально и волшебно красива, как и всё, что нас окружало. Затем мы провели ночь без секса, только просидели почти до утра на подоконнике, глядя на звёздное небо. Иногда мы целовались, но поцелуи наши почему-то перестали быть такими страстными как раньше, а стали, я бы сказал, ритуально холодными. Мы сидели на подоконнике, обнимались, и время от времени как бы вспоминали: «Ах, да, мы же влюблённые, ради приличия надо и поцеловаться». Всё утро провели в суматохе, собирая вещи. В полдень за нами приехал джип в сопровождении ещё двух машин с охраной, и мы унеслись в привычный для нас мир.

Я замолчал и обратил внимание на Настю. Слушала она очень внимательно, что мне польстило. Было заметно, что она ждёт продолжения. Но я уже и не знал, стоит ли продолжать, нужны ли ей подробности истории моей любви? Но Настя ждала, а я с невозмутимым видом допивал кофе.

— Ну и что? — с нетерпением спросила она. — Как вы расстались?
— Вернулись в город. Я приехал в офис, включил компьютер и прочитал коротенькое сообщение от Юлии: «Всё хорошо. Ничего личного, но ты, пожалуйста, не звони мне больше и не пиши». Чуть позже, примерно через час, пришло ещё одно сообщение от неё: «Спасибо за всё! Обещаю тебя больше не беспокоить. Желаю встретить достойную любовь!».  Вот и всё. Отвечать я не стал.
— Вы больше не встречались?
— Почему же? Пересекаемся иногда. Она мне даже клиентов подгоняет,  да и сама обращается иной раз, если требуется помощь в вопросах недвижимости. Замуж пока не вышла, но есть у неё сейчас тот, кто может спокойно воспользоваться выгодами от знакомства с внучкой губернатора. Нет у него моих синдромов и комплексов, парень готов  на всё, ничто его не смущает, и он способен добраться по карьерной лестнице чуть ли не до самого Кремля.

Настя откинулась на спинку кресла, обратила взор в потолок, несколько секунд рассматривая светильник, висящий над её головой. Затем она расслабилась, положив руки на подлокотники, прикрыла веки, и мне показалось, что она задремала.(продолжение следует)