Последний...

               
                Последний  РИТЭГ
               
    
                В жизни можно сделать
                всё что угодно,
                если не надорвёшься.
                Джеймс Олдридж «Последний дюйм».

Низкая облачность рваными клочьями повисла над Маточкиным Шаром. Метеопрогноз излишен: достаточно взглянуть в окно, чтобы убедиться – от этой ненавистной пелены свободно только самое подножье гор, а выше всё растворяется и утопает в, уже успевшей осточертеть, беспросветной белизне.

Вторую неделю мы заперты в этой мышеловке: то низкая облачность, с нудным осенним дождём, невзирая на середину арктического лета, то окутывает такой густой туман, что и в десяти шагах ничего не различить. Казалось, что все силы природы ополчились против нас, и намеренно удерживают от опрометчивого шага.

Был, правда, один просвет, и мы поспешили воспользоваться им. И лететь-то до мыса Сухой Нос ну совсем ничего – не более четверти часа. Поначалу всё шло успешно, даже не пришлось лавировать меж гор вдоль пролива, а сразу же одолели перевал. Да и на Баренцево побережье вышли без проблем, но стоило только повернуть на север, как сплошная полоса густого тумана плотно покрыла весь берег.

Пилоты взмахом руки приглашают меня в кабину. До рези в глазах всматриваемся в белёсую пелену. По координатам станция где-то там внизу. На крыше балка АРМСа мы специально закрепили огромный, не менее метра в диаметре, рыбацкий буй ярко оранжевого цвета.
   
Несколько раз проходим галсами, буквально утюжа побережье на минимальной высоте, едва не задевая колёсами вертолёта вершины сопок. Увы, безуспешно. Всё напрасно. Видать, кто-то из нас оказался грешен. Приходится возвращаться. Ужасно досадно.

      А больше всего из-за возни с этой «чёртовой куклой» – РИТЭГом. Ведь эта штуковина весит ни много ни мало, 650 килограммов, и приходится вдвоём с напарником загружать и выгружать его из «восьмёрки». Естественно, что не в боковую дверь, а сзади через раскрытые грузовые створки вертолёта: там и пошире, а главное пониже – около полуметра от земли. Для операции погрузки-разгрузки вынуждены возить с собой ещё и трёхметровый трап, представляющий собой сварную конструкцию из трёхдюймовых толстостенных стальных труб, который сам по себе тоже весит более сотни килограммов. Вот по этому-то трапу, орудуя двумя ломами, мы и загружаем и выгружаем этот треклятый РИТЭГ.

       Для несведущих поясню: РИТЭГ – радиоизотопный термоэлектрогенератор, используемый для электропитания наших АРМСов – автоматических радиометеостанций. Работает РИТЭГ по принципу термопары и обеспечивает электропитание в течение десяти лет (времени полураспада изотопа стронция-90, который и составляет начинку генератора). Цепной реакции, естественно, никакой не происходит, а осуществляется только нагрев изотопа стронция при его распаде. Вес генератора обусловлен массой защитных оболочек из алюминиевых сплавов, свинца, вольфрама и стали. Но полной радиационной защиты добиться всё же не удаётся, поскольку стронций в чистом виде весьма сложно получить, а сопутствующим является плутоний, дающий жёсткое гамма-излучение. Поэтому на внешней поверхности РИТЭГа доза излучения составляет порядка двухсот миллирентген в час, что в десять тысяч раз, а то и более превышает естественный радиационный фон.

Посему не только вес, а именно эта всепроникающая радиация вызывает у нас такую жгучую нелюбовь к РИТЭГу, поскольку зачастую приходится с ним «общаться» чуть ли не в обнимку. Теперь вы сможете понять нашу досаду из-за неудачной попытки доставить РИТЭГ на место.
 
Доставка термогенератора и его установка на мысе Сухой Нос – завершающая фаза новоземельских экспедиционных работ в этом полевом  сезоне, и к сожалению моя лебединая песня.

За пару месяцев до этого я летал на материк на несколько дней: забирал жену с сыном из роддома. Тогда на семейном совете из-за слабого здоровья сына был поставлен вопрос о, если и не окончательном завершении моей арктической одиссеи, то уж во всяком случае, о временном прекращении её на 3-5 лет. Вопрос был очень больной – резал по живому. Ведь я не представлял себе жизни без Арктики. Для меня Арктика – всё: и любимая экспедиционная работа, и друзья, и охота, и рыбалка... Она – сама жизнь. Как быть? Как поступить? Оставить жену с ребёнком… С моим сыном? Подло и недостойно. Настоять, чтобы жена и сын ехали со мной на Север? Да, именно так я и поступил бы, если бы не...

За два года до этого наш первенец родился недоношенным и прожил всего сутки. Трагедия была ужасная. И теперь я был просто необходим жене и маленькому сыну. Поэтому не было и речи, чтобы везти жену с младенцем в неустроенное Заполярье.

Итак, предстоял прощальный новоземельский круиз. На каждой автоматической станции я не только с чрезмерной тщательностью вылизывал всю аппаратуру, но и производил ремонт жилья. Настолько это всё мне было по душе. Хотя  лучший друг Серёга не разделял моего рвения:

– Уедешь ты, и никто больше не будет летать на АРМСы.

Отчасти он был прав. Трудные наступали времена: после смерти Брежнева почти подряд последовали кончины двух его последователей. Тогда по стране ходил анекдот из серии черного юмора: «У гражданина, пытающегося пройти на Красную площадь во время очередной траурной церемонии, спрашивают пропуск, а он в ответ: у него, дескать, абонемент».

Анекдот анекдотом, но всё сложнее удавалось выбивать транспорт для обслуживания АРМСов. Бывали случаи, когда мне приходилось идти к пилоту лично и за бочонок рыбы договариваться с ним о рейсе на АРМС, и это помимо официальной оплаты борта.

С новоземельскими АРМСами, как правило, было несколько попроще: ведь их устанавливали специально для обслуживания ядерного полигона. Поступающая от них информация использовалась для прогнозирования и отслеживания направления распространения радиационного шлейфа после испытания. Руководство полигона чаще всего предоставляло нам и жильё на перевалочных базах, и транспорт – вертолёты морской военно-транспортной авиации. 

Вокруг полигона было размещено три наших автоматических станции. Две из них мы уже успели обслужить, а на третьей выработал свой ресурс РИТЭГ и потому кроме планового техобслуживания аппаратуры нам предстояла установка нового термогенератора. На перекладных его доставили почти до самого места (не долетели всего-то сотню километров – не позволила погода). И вот теперь мы надолго застряли на Северном – на самом полигоне подземных ядерных испытаний.

Пролив Маточкин Шар, разделяющий Северный и Южный острова архипелага Новая Земля окружают живописнейшие горы. Высота некоторых из них превышает тысячу метров. Красотища неописуемая, аж дух захватывает! Рассказывали, что неподалёку расположена гора Хрустальная, почти полностью состоящая из горного хрусталя. Нам даже показывали принесённые оттуда великолепные друзы с едва уловимым дымчатым оттенком. Как же хотелось нам хотя бы взглянуть на это чудо природы… Всё равно ведь сидим же без дела в ожидании погоды. Но – нельзя! Строжайший запрет на выход за территорию посёлка: одним словом, мышеловка.

Можно лишь прогуляться вдоль однообразно безобразных приземистых казарм и выйти к берегу пролива, заваленному  огромными катушками кабеля и ящиками с различным оборудованием. Окружающие же полигон горы, отнюдь, не радуют взгляд – они сплошь и рядом изуродованы штольнями – этими рукотворными преисподними ада, в которых и производятся испытания. 

У причала на мелкой волне покачивается «Буковина». Ко времени «Ч» на этот теплоход переходят шахтёры, пробивающие штольни, и научный персонал. Во время испытаний теплоход уходит далеко в море, а представители военного руководства загружаются в вертолёты, которые зависают в воздухе. Вертолёты, переоборудованные под летающие лаборатории, после испытания отбирают пробы воздуха, и если они в пределах допуска, вертолёты подсаживаются, а если радиация превышает допустимые значения, то вся эскадрилья, не медля ни минуты, летит прочь, на юг – в направлении Белушьей Губы.

На полпути некоторые из них подсаживаются на полярной станции Малые Кармакулы, и работники полярки по степени опьянения гостей чётко определяют, насколько удачными были испытания. Припоминаете, как там, у Высоцкого: «и тогда он сказал, что «Столичная» очень помогает от стронция». Помогает или не помогает – вопрос ещё тот, но порой вояки успевали надраться до такой степени, что едва держались на ногах.

Сколь ни скучны и однообразны эти прогулки на берег, но они всё-таки хоть как-то скрашивали наше затянувшееся ожидание и уже превратились в своеобразный ритуал. Но всему на свете когда-то приходит конец. Мы уже настолько привыкли к каверзам погоды, что когда проснувшись однажды утром, увидели вершины гор, окружающих посёлок, а в просветах облаков голубое небо, то просто не поверили своим глазам. Неужто и впрямь погода соблаговолила?
   
Привычно орудуя ломами, вкатываем ненавистный РИТЭГ в фюзеляж вертолёта. Курс – NNW. Поднимаемся повыше, чтобы одолеть перевал. Вот уж и цепь гор, окаймляющих пролив, осталась позади. Винтокрылая птица заскользила вдоль Баренцева побережья, что как шкура зебры равномерно прикрылось полосами тумана. Ох и нехорошие же сомнения и недобрые предчувствия зарождали в душе эти полосы. Сумеем ли на этот раз разглядеть оранжевый шар на крыше нашего балка – место посадки?
   
Миновали оконечность мыса Сухой Нос. Теперь должно быть уже совсем рядом. Опускаемся ниже, идём галсами, поочерёдно пересекая полосы тумана, в просветах которого как причудливые средневековые замки предстают взору толстостенные наблюдательные бункеры-башни, как напоминание, что именно здесь располагался северный полигон для воздушных ядерных испытаний. Туман то рассеивается, то вновь зловеще сгущается. Вновь и вновь кружим над предполагаемой точкой… И вот в появившемся на миг просвете, промелькнул долгожданный оранжевый буй над балком-вагончиком. Ну наконец-то!

Станцию, вообще-то, планировалось установить на вершине сопки, куда и пытались тягачом дотянуть наш вагончик. Но тягач застрял на полпути в непролазной грязи. Ни туда, ни сюда. Так и пришлось, смирившись с безысходностью, монтировать станцию в этом гиблом месте, благо в экипировку входили болотные сапоги. Щедрый Гольфстрим снабдил нас разноцветными рыбацкими буями, которыми и разметили посадочную площадку, а под колёса вертолёта сколотили деревянные щиты из ящиков из-под аппаратуры. Вот на эту-то импровизированную посадочную площадку и намеревался подсесть наш вертолёт, как это и бывало в прежние годы.
   
Однако две недели непрекращающихся дождей сыграли свою злую шутку: почва размокла настолько, что деревянные щиты под тяжестью вертолёта перекашивались и расползались в разные стороны. Во избежание аварии пилоты наотрез отказались совершать посадку на эти ненадёжные площадки. Ох, как же не хотелось улетать обратно, не выполнив работу.

С трудом удалось уговорить экипаж, мол, мы постараемся укрепить и выровнять площадки. Спрыгнув через открытую дверь, мы пытаемся укрепить щиты: в ход идут брёвна, доски – всё, что находится под рукой. Вроде бы справились с этой задачей.
               
Но едва лишь колёса тяжёлой машины коснулись настила, как все наши «городушки» разлетелись мгновенно в разные стороны. Вертолёт снова взлетает. Ну что тут поделаешь? Досадно, хоть плачь. Пилоты же предлагают плюнуть на это дохлое дело и возвращаться на базу. Другого выхода они просто не видят. Тогда, стиснув зубы, я вынужден принять роковое решение: 

– Будем выгружать РИТЭГ с зависшего вертолёта.

Напарник мой ошарашен.

– Да ты с ума сошёл! Такую тяжесть - на руках… А если не удержим? А если сковырнётся? Ведь в нём миллион смертельных доз.

Он действительно перепуган: челюсти его трясутся, глаза вытаращены. Ах, как жаль, что нет сейчас со мной моего верного друга Серёги: он бы и понял меня, и поддержал.

– Надо, Петя, надо, – пытаюсь успокоить его.

Пилоты не сразу, но всё же соглашаются решиться на предложенный вариант, не осознавая реальной смертельной опасности, грозящей всем нам в случае разгерметизации РИТЭГа.

От предстоящего нам испытания мурашки по спине, дрожь в пальцах и сухость во рту... А кто-то осторожный и боязливый, живущий в душе каждого из нас, нашёптывает: «А может отказаться… Ещё не поздно... Подумай, ведь тебе всё равно уезжать с Севера... Ну так пусть другие, кто остаётся, и кувыркаются с этим проклятым РИТЭГом. Не виновен же ты, в самом деле, в превратностях погоды! Ведь это же не только грубейшее нарушение техники безопасности, но и вообще безумие решиться на такой шаг. Пойми же, никто тебя не осудит, и слабаком не сочтёт. Не довольно ли тебе приключения на мысе Выходном, когда едва не угодил под ядерное испытание по собственной же воле? Ну подумай, наконец-то, хотя бы о жене и о сыне...»

Неприятно, до тошноты сосало под ложечкой и серый рой искусительных мыслей затенял рассудок. Навскидку и впрямь всё выходило так. Меня и вправду вряд ли кто сможет осудить. Но каково мне самому-то осознавать, что отступил перед трудностью, не выполнил задание, и оставил самое ответственное скандинавское направление без прикрытия. Как завершать свою арктическую одиссею не большим восклицательным знаком, а пусть, ну совсем незначительной и малозаметной со стороны, но всё же кляксой?

И пусть ты уже заранее знаешь, что никакие награды тебя не ожидают, но это – твой решающий бой, и ты должен принять его. В жизни каждого человека наступает момент, когда он должен сделать выбор: или-или. Или отступить перед трудностью, или сделать почти невозможное. Каждый решает это для себя сам. Мой выбор сделан. Назад пути нет.

И вот начинается этот беспрецедентный акробатический трюк. Вертолёт максимально низко зависает над площадкой... Его постоянно уводит то в одну, то в другую сторону... Открыв задние створки, мы с трудом выволакиваем тяжеленный трап, накрепко закрепляем его верхний конец внутри фюзеляжа. Сколь простой и лёгкой представляется нам теперь погрузка и выгрузка более чем полутонной «игрушки» из неподвижного вертолёта…
 
Оглушительно ревущая машина то как бы приседая на свои железные ноги, то приподнимаясь на них, ожесточённо рвёт в клочья воздух над головой, из стороны в сторону раскачивая закреплённый трап. Прежняя тактика выгрузки на сей раз не подойдёт. РИТЭГ свалится с трапа мгновенно, поэтому мы дополнительно крепим его верёвками на перетяг к фюзеляжу и подкладываем на трап подобие тормозных колодок.

Постепенно стравливаем верёвки и синхронно перемещаем по трапу дополнительные упоры. Вся конструкция раскачивается и угрожающе кренится то в одну, то в другую сторону. Сердце замирает при каждом наклоне. Медленно, очень медленно перемещаем мы груз по трапу, сантиметр за сантиметром, пядь за пядью. Казалось, не хватит сил удержать эту неимоверную тяжесть под контролем, вот-вот лопнут верёвки… Или жилы на руках.

Ох, этот проклятый, грозящий радиацией куб! Сорвётся… И Бог весть, что будет с нами всеми в случае неминуемой разгерметизации. Как же тяжело... Ну просто нет уже больше никаких сил. И осталось всего-то не более метра, но страхующие верёвки уже выбраны на всю длину и самодельные тормозные колодки измочалились в хлам, и уже не удерживают РИТЭГ, и руки больше не в состоянии выдержать такую тяжесть…
         
– О, Гос-по-ди-и-и…

С омерзительным, леденящим душу скрежетом, от которого холодеет всё внутри и волосы становятся дыбом, раскачиваясь из стороны в сторону, со всё большей амплитудой РИТЭГ, уже не удерживаемый ни чем, как вырвавшийся из клетки зверь, всё ускоряясь, заскользил вниз по шаткому трапу… Казалось, даже вертолёт присел в испуге, а у нас сердца замерли, а потом провалились в пятки...
 
Раздался глухой удар РИТЭГа о землю. От удара он, как бы встал на дыбы и резко накренился... В сознании промелькнула апокалипсическая картина: вот сейчас он рухнет на бок и расколется пополам... Тогда – всё. На какое-то мгновение генератор замер в этом неустойчивом положении, как бы раздумывая: "Вот сейчас выплесну из себя смертоносный заряд, и горите вы все адским пламенем". Но потом, как бы одумавшись, медленно осел в раскисшую от дождя хлябь…

                ***
Долго мы ещё не могли опомниться и прийти в себя. Вертолёт улетел, но уши заложило, и в голове ревело, как и тогда, когда он висел над нами. Когда прошла нервная дрожь, я взглянул на часы и не поверил своим глазам: со времени вылета прошло около трёх часов. Значит, выгрузка генератора продолжалась более двух часов.

В полном физическом и эмоциональном истощении, опустив обессилившие руки с содранной в клочья на ладонях кожей, сидели мы возле успокоившегося РИТЭГа…

А всё же мы смогли.

Туман рассеялся… И солнечные лучи блеснули в каплях холодного дождя.


 архипелаг Новая Земля,
 июль 1985 г.