Завещание

Предисловие.
Не знаю почему, но эта история проросла, словно сорняк,  прямо на моих глазах - очень быстро и настойчиво. Задумка, пришедшая ко мне в голову еще в марте 2013 года, имела в голове рассказ, ну, максимум, в две страницы. Однако созданные персонажи просто требовали подробностей и пояснений. И сама идея произведения просто-напросто не помещалась в несчастные пары страниц.
В этом рассказе я затронул тему взаимоотношений отцов и сыновей. Проблемы и всевозможные коллизии, возникающие между двумя поколениями – вещи «вечные», и затрагивали поколения как в прошлом, так и в настоящем, и, я уверен, не обойдут стороной и будущее. Отцы и дети. Многие пишут про то, что мать – превыше всего на свете, посвящая всевозможные стихи и песни, несправедливо забывая про отцов. Но, я уверен, каждому человеку, особенно будущему мужчине, нужен папа. Это произведение я посвящаю своему отцу и я благодарен, что он – мой отец, «сделал» меня таким, какой я есть.
Я не хотел, чтобы это произведение развернулось на столько страниц, думал, что максимум страницы 2, может, 4; но могу с уверенностью сказать, что мне это было по кайфу. Классно писать вот так – с искрой в глазах и легкой улыбкой на лице. Что из этого получилось – судите сами. Надеюсь, это произведение найдет отклик души в тебе, мой уважаемый Читатель.

1
К молодому человеку подошел седоволосый мужчина в твидовом костюме, шляпе с полями, и с темным кейсом в левой руке. День выдался очень дождливым, так что обувь мужчины в шляпе была в грязи. Осенний вечер был на удивление теплым, а после дождя, как известно, воздух тяжел при каждом вдохе. Темные тучи, как бы напоминающие о своем деянии этим днем, словно клубы темного дыма от большого костра, медленно плыли по небесной синеве, окрашенной различными оттенками красного. 
Молодой человек, одетый в бардовый махровый халат и слегка прикрывши ноги клетчатым пледом, сидел на веранде и читал книгу Маркеса «Сто лет одиночества». «Дивное произведение», - отзывался о ней отец парня, который скончался 2 месяца назад от цирроза печени.
Мужчина в шляпе поднялся на крыльцо и остался стоять, дабы тактично привлечь к себе внимание. Затем он обратился к молодому человеку:
-Мистер Моррис?
Молодой человек, не отводя взгляда от книги, поднял указательный палец вверх, чтобы тот немного подождал, пока он дочитает абзац. После чего он закрыл книгу, предварительно загнув краешек страницы на том месте, где седоволосый мужчина отвлек внимание.
-Да, - спокойным тоном сказал мистер Моррис, - это я. Что нужно? – немного помедлив и поерзав ногами, добавил.- Ой. Прошу меня извинить за столь холодное гостеприимство, просто я... просто моя жизнь пошла наперекосяк. Ко мне в последнее время никто не заезжает. Сами видите, живу я затворником. О правилах этикета уже давно позабыл, а в этикете, как в теннисе или боксе, всегда участвуют двое, верно? Поэтому я еще раз прошу извинить. Попробую реабилитироваться. Желаете присесть?
-Да, присяду. Нелегко добраться до Вашего дома. Если уж на машине, то не очень тяжело, а если на своих двоих – то тут просто мука адская.
-Ну, что поделаешь? Квартиру в городе продал, перебрался в дом матери моей супруги, которая скончалась 3 года назад. А ее мама переписала на меня этот дом. Сейчас она путешествует по миру. Если не изменяет память, она сейчас в Перу. Так что теперь я остался один. И живу один. Иногда ко мне приезжала двоюродная сестра со своим племянником, но это только иногда. Так что… Ой, извините еще раз, ради Бога. Я же Вам не предложил чего-нибудь выпить. Долго же добирались, вот и устали, могу поспорить. Хотите чай, или сока?
-Спасибо, я бы не отказался от чая со льдом. Вас не затруднит?
-Ой, нет, ни в коем случае! – легко изобразив руками «Стоп!» и покачав головой, мистер Моррис резко вскочил из-под клетчатого пледа. Он зашел быстрым шагом в дом, а в это время мужчина в шляпе наблюдал за тем, как вечерний ветер колышет еще не опавшие осенние листья. Воздух постепенно и нежно обволакивал все вокруг своим молочным запахом с легкой кислинкой травы и сырых деревьев. 
Мужчина остался сидеть на веранде, и, убрав прядь седых волос за ухо, смотрел, как мрачные, безжизненные, тяжелые тучи сменились розовомолочными кучевыми облаками, мерно кочуясь вдаль, словно караван верблюдов по пустыне, только эта пустыня была иссиня-красной. «Хм, - подумал мужчина, - если все же и есть конец Вселенной, каким он был бы? Наверняка, он прекрасен, этот конец Вселенной!» 
2
Теперь уже они сидели со стеклянными стаканами холодного чая со льдом. Настолько холодным, что зубы ломит при каждом глотке.
Мужчина в шляпе вспомнил свое детство: как они вместе со своей младшей сестрой и лучшим другом бегали и резвились по ферме, как они взбирались на заброшенную  мельницу, когда-то принадлежавшей, по слухам, крупному банкиру и бизнесмену прошлого столетия Джозефу Бёрнсу. Вспомнил, как они нашли колодец с чистой, нет, не чистой, с чистейшей водой. Она была настолько прозрачной, что посмотрев внутрь, на дно, как-будто ты смотришь на пустой колодец, как будто воды там нет. А вода была в том колодце ледяная. «Прямо в зубы бьет!», - сказала бы сейчас сестра в его воспоминаниях.
Улыбка так и растеклась на лице у мужчины в шляпе. Чистые детские воспоминания всегда приятно действуют на людей его возраста. Возможно, он стал чересчур сентиментальным после того, как на его голове стали прорезаться наружу первые серебряные пряди старости.
Мужчина вернулся к разговору:
-Так Вы продали квартиру и переехали сюда?! Зачем?
-Чтобы покрыть долги отца, который скончался 2 месяца назад. И навещать могилу как можно чаще. Она всего в нескольких милях отсюда. Почему? Потому что я чувствую себя виноватым в его смерти.  Меня не было ряжом, когда он медленно умирал, и меня не было, когда умер мой брат. Ему было 8. Не знаю, почему, но я чувствую свою вину.
Взгляд мужчины после фразы направился вниз. Его переполняло искренние чувства сострадания и сожаления, которые легко успел понять мистер Моррис.
-Примите соболезнования, - тихо сказал мужчина в шляпе. – Уверен, Ваш брат и отец были очень хорошими людьми.
-Спасибо большое… кстати, простите, но я не знаю, как Вас зовут. Представьтесь, пожалуйста.
Взор снова направлен на Морриса.
-Меня зовут, - мужчина в шляпе кашлянул,- Рональд Будинжер…
-Знакомая фамилия…это случайно не Вы – владелец «Прайс и Будинжер»? Не помню, металлургическая, кажется, нет?
-Да, это я, - на этот раз взгляд Рональда загорелся странным, непонятным пламенем. Возможно, пламенем радости и гордости, мистер Моррис так и не смог сходу определить. – Металлургическая.  Крупнейшая компания в городе и одна из крупных в штате.
-Ух, ты! И что же Вас привело сюда?
-Ваш отец.
-Мой отец? - Недоумевающее посмотрел на него мистер Моррис, поморщив бровью, - я же все его долги оплатил. Неужели он задолжал и Вашей компании?
-Нет, нет, Вы меня не так поняли, - продолжал, немного улыбающийся Рональд. Он приподнял и поставил на колени свой темный кейс, слегка покрытый дорожной пылью и влагой. Через считанные секунды набора пароля, тот «щелкнул». Рональд вытащил одну маленькую бумажку и направил рукой в сторону мистера Морриса, - дело в том, что нам принадлежит страховая компания, куда, если можно так выразиться, был записан Ваш отец. В связи с этим, я бы хотел отдать Вам чек. Его жизнь была застрахована на 15 тысяч долларов. Вот документ с подписью вашего покойного Монтгомери Моррис. Здесь указана дата, печать. В общем, все подлинно и законно. Ну, что скажете? Неплохая сумма свалилась на Вашу голову, неправда?
-Вау, - удивленный мистер Моррис смотрел в сторону. Ошарашенный, он продолжил, - даже как-то странно.
-Что странного? – заинтересованно спросил Рональд.
-Странно то, что это все принесли Вы, а не какой-нибудь агент из страховой компании.
Почему-то у Рональда вместо волнения загорелась заинтересованность и интрига еще сильнее. Скорее всего, он в первый раз видит человека, который не был ослеплен внезапно обрушившейся, как снег на голову, деньгами. Другой на его месте сразу бы стал проверять подлинность подписи покойного, сверив сумму, начинал погружаться в мысли о приобретении чего-нибудь приятного. Но этот человек. Этот человек совершенно другой. Этот мистер Моррис не так воспитан, он совсем другой закалки. Той самой, коим он был, и коим был его лучший друг, однажды побывавший с ним на войне.
-Вам не нужны деньги? – Продолжал дразнить мистер Будинжер, - Вы могли бы взять в ипотеку неплохую квартиру и жить в свое удовольствие. Или Вы бы могли уехать в путешествие в другую страну. Выбор-то большой. 15 тысяч на дороге не валяются. Тем паче в сегодняшнее время - во время кризиса, тридцатые 21 века. Вот Вы где работаете, мистер Моррис?
-Да, я согласен, что сумма приличная, и она мне нужна, но я думаю, что тут что-то не чисто. Просто обычные опасения, и не более того. Работаю ли я где-нибудь? На данный момент я – безработный. Раньше работал журналистом, и меня уволили, не так уж и давно; найти работу по специальности крайне тяжело: их, как и психологов или юристов – пруд пруди, сами наверняка знаете. Так вот, в чем дело. Четыре с лишним года назад произошел скандал. Нашу газету уличили в том, что мы прослушивали телефон одного очень важного человека. Эту новость несколько дней по всем каналам крутили.
Конечно, в этом я дела не имею, честно, я об этом не знал… а если бы узнал, то в этом бы точно не принимал участие. Босс потом сказал, что урезает всем зарплаты, и что несколько филиалов закрывают по всей стране. Закрылось около 5 или 7, сейчас припомнить не могу точную цифру. В любом случае, мне тогда показалось, что повезло, потому что остался работать при незакрывшемся филиале в нашем Тьюоне. Но, позже, руководство сверху решило, что нужно сокращать персонал. И тут удача не улыбнулась, к сожалению. Попал под сокращение… сейчас никто не берет на работу, особенно с таким резюме. И все пошло по наклонной вниз. Друзья все от меня отказались, не желают больше общаться после того момента с обвинением…
-Вы были за решеткой?
-Нет, мне выдвинули обвинение, что я убил миссис Дадли. Ее дом всего в нескольких милях отсюда. Наверняка проезжали мимо него. Белый такой, и сад с георгинами и орхидеями. Рядом с садом, шагов в 30 еще мельница большая, кирпичная. Сейчас там живут молодожены, а раньше хозяйкой этих светлых владений и земель была милая старушка миссис Дадли…  хорошо, что настоящего преступника поймали раньше, перед тем, как начался процесс. Мне повезло, суда не было, хотя все улики указывали на меня.
Там такой ужас творился. Миссис Дадли убийца изрезал секатором. Это такие очень большие ножницы для стрижки кустов. Этот секатор был моим, старушка его позаимствовала, и я был не против. Еще в день убийства я навещал бедную бабушку. Через 2 с лишним часа ее уже не было.
Миссис Дадли была славной женщиной. В последнее время она мне постоянно помогала. Очень хорошая женщина, что сказать. Светлая ей память.
-А Вы не ощущали чувство мести? Вы не хотели найти убийцу и отомстить?
-Во-первых, его же посадили. Ему там, по всей видимости, ох как не сладко. А если убийца все же был бы на свободе, то стал бы я искать и мстить? Как во времена предков? Как в низкосортных боевиках? Зачем? Мой покойный отец говорил, что нет ничего хуже, чем желать кому-то смерти, или думать о смерти. Я никогда не задумывался о возмездии и никогда никому смерти не желал. Не знаю, почему. Возможно, меня так воспитали.
-Хм. А кто оказался убийцей?
-Ее внук, Освальд Витт.
-Что? – удивлению Рональда не было предела. – Но как?
-Вы не можете поверить, как его нашли, или почему родной внук убил свою бабушку?
Немного подумав, Рональд пояснил:
-Мне интересно и то, и другое.
-Так, хорошо, давайте я Вам расскажу, как его нашли.
***
Освальд работал официантом в баре «Чешский медведь» в двух кварталах от Тирстейта-Альянс. Милый район, милое заведение. Кафе отличалось от остальных наличием настоящего, живого чешского пива, посему считалось уникальным местом. Легкий запах солода впитала древесина в интерьере кафе. Освальду (он давал после преступления интервью журналистам) признался, что ему очень нравилось там. И еще, что именно за одним из столиков, вдыхая аромат хмельного напитка, он придумал план, как убить свою бабушку; все началось из-за того, что наш женатый мистер Витт однажды имел интимную связь с несовершеннолетней, а та в свою очередь призналась своему брату, который был тем еще мошенником и аферистом. Брат несовершеннолетней пришел к Освальду в дом средь бела дня и запросил 150 тысяч долларов. Благо жены и ее родителей тогда не было дома. Конечно, в семействе Витт таких денег никогда не велось, и даже если он продаст свою машину, заложит дом в банке, и даже выпросит каким-то чудом у своей жены все-все-все ее сбережения, то и 40 тысяч с трудом набежало бы. Тогда Освальд вспомнил свою старушку миссис Дадли, к которой практически ни разу не навещал. Тут-то ему и пригодился хороший, белый дом, на берегу озера и рядом с лесной чащей. Само расположение оценивалось по тамошним меркам в 75 тысяч. И это не считая двухэтажного дома со всей необходимой современной техникой, наличием мансарды, широких, красивых колонн в колониальном стиле, отличной оранжереи и большой кирпичной мельницы – семейным достоянием четы Дадли. Предки миссис Дадли были богатыми фермерами и выпекали отличные хлеба и сдобу, которые пользовались в селении неплохим спросом. В любом случае, Освальда овладела мысль получить, а затем продать этот дом.
Как-то раз, за неделю до смерти, он приезжал к миссис Дадли. Освальд, высокий, довольно крупного телосложения, с темными длинными волосами, как у рокеров 80-х, в слезах на коленях пытался выпросить этот дом, обещая ей, что отдаст в самый лучший дом престарелых, что будут навещать не реже двух раз в день. Зарекся, что никогда не забудет щедрость старенькой миссис Дадли. Но она была хоть и старой женщиной, но голова еще работала. Она прогнала мистера Витт и сказала, чтобы никогда не возвращался.
И через  неделю наш бедолага Освальд вернулся. Но не с благими намерениями. Он незаметно проник в кладовку, нашел мой секатор, перед тем как взять, надел перчатки, чтобы следователи и сотрудники полиции, как ему казалось по его словам, «не заподозрили чего». Поднявшись на второй этаж дома через черный ход, где мирно спала миссис Дадли, он, взяв с собой несколько рулонов полиэтиленовой пленки и несколько упаковок мешков, развесил по стенам и постелил на полу. «Чтобы, - сказал журналисту Освальд, - не оставлять следов, а то видел в одном сериале, как по брызгам крови выходили на убийцу». Разбудив миссис Дадли, Освальд сказал перед тем, как изрезать ее: «Я вернулся, бабуль». Дальше, он оставил изрезанный труп старушки на кровати, собрал забрызганные мешки, и «ушел своей дорогой». А секатор даже и не подумал забирать себе, оставил прямо на месте преступления, он думал, что все сделал согласно плану.  Он думал, что, если старушка Дадли умрет, то дом и вся собственность автоматически перейдет самому близкому наследнику, коим он сам и являлся.
Но, к его великому сожалению, он глубоко ошибался. Та ночь была очень жаркой, и Освальд потел, и капли пота во время процесса убийства вытирал со лба. Затем клочок волос, темных длинных волос до плеч падал на кровать и тело умирающей женщины. Кровь на кровати бедолага Освальд не решался вытереть. Она (кровь) успела свернуться и клок волос буквально «застыл», словно снежинка в льдинке. Внимательные следователи и судмедэксперты сразу обнаружили сие доказательство. Это, могу сказать с уверенностью, была судьба, Бог помог мне и наказал бывшую рок-звезду Витта. Знаете, как журналисты назвали его? «Рок-убийца из Чешского Медведя».
Экспертиза длилась несколько дней, и этот промежуток пал на допросы меня. Проезжающий мимо дома Дадли водитель видел меня за 2 часа до смерти, отпечатки пальцев на секаторе принадлежали мне. Шериф уже решил было просто повесить на мне убийство, чтобы не напрягаться. Надо мной навис Дамоклов меч. Я понимал, что не выживу в тюрьме. Но. Ко мне на помощь пришла миссис Дадли. Она оказалась на много умнее Освальда. Она понимала, что ее дорогой внучок пойдет на любые меры, лишь бы получить этот дом. После того, как их разговор состоялся, она написал в своем блокноте, что «сегодня приходил мой внук Освальд Витт. За столько лет он ни разу не навещал меня, не спрашивал ни о моем здоровье, ни о себе, ни о чем-либо другом. Ему нужен мой дом, и я клянусь перед Богом, он пойдет на любые меры. Я очень боюсь и уверена, что в скором времени убьет меня. Я прошу от этой записи, чтобы в первую очередь обратили внимание именно на него. В моем скором убийстве будет виноват именно ОН»… Графологи подтвердили, что эта запись сделала именно миссис Дадли, и ей никто не угрожал.
Через некоторое время они поймали Освальда, а меня отпустили. Ему дали 14 лет колонии. А на мне – косые взгляды со стороны, диффамации и недоверие бывших коллег. Они до сих пор не верят, что это сделал не Витт, а я. Они думают, что сыщики напали на ложный след. – Моррис глубоко вдохнул и таким же образом выдохнул, - Ничего не поделаешь, каждый должен перенести подобные вещи, и это наказание – не самое страшное.
Мистер Моррис еще раз глубоко вдохнул. Будинжер сидел, не двигаясь. И затем Моррис продолжил:
-Сейчас, мистер Будинжер, ничего не ценится. Не ценится история страны, не ценятся обычаи, дети не ценят своих родителей, внуки не ценят дедов. Им глубоко наплевать на них. Для них они – кошельки, которые по их пожеланию должны раскрываться. Это мы с Вами – вымирающий вид. Мы привыкли жить в мечтах, грезах, где есть любовь, где дети почитают и уважают родителей, брат стоит за брата горой, внук никогда не отдаст деда в дом престарелых (они же все прекрасно знают, что им там не хорошо, им там ужасно скучно и грустно).- Немного помедлив, Моррис закончил свой монолог фразой, - И это страшно.
-Что страшно, мистер Моррис?
-Страшно, что в этом признаемся мы сами, что живем в грезах.
-Почему?
-А разве не понятно? Так мы приходим к выводу, что обречены это терпеть. Мы не в силах бороться. Просто не в силах что-то изменить. Не в силах, потому что слабы и знаем, что обречены на провал.

***
-Вы очень добрый человек, мистер Моррис. А Вы злы на своих друзей, которые отвернулись от Вас и не смогли помочь в самую трудную минуту?
-Знаете, а это – не друзья. Я сначала полагал, что друзья – это те люди, с которым тебе весело, ты проводишь с ними время и тебе с ними комфортно, - Моррис почесал затылок, - но на самом деле это не так. Мой отец говорил и постоянно учил, что дружба познается в беде. Сам он постоянно рассказывал о своем друге, единственном друге, с которым вырос и побывал на войне. Папа говорил, что за этого друга ему не было бы стыдно отдать свою жизнь.
Повисла минута молчания. Действительно, речь тронет любого, даже самого крепко закаленного мужика. Рональд почувствовал, что по его коже пробежали мурашки. То ли от последних слов мистера Морриса, то ли от настойчивого дуновения мертвого вечернего ветра, несущего за собой прах прошедшего дня в виде пыли и песка.
3
Вечер сменился ночью. Стоял мрак, окутанный вуалью таинственности и страха, который удручал Рональда. Жуткое ощущение возникло внезапно, сам того не ожидая. Моррис посмотрел на него и сказал:
-Мистер Будинжер, давайте зайдем в дом. А то холодно стало.
-Да, да, конечно, давайте, - со смущенным видом произнес Рональд.
Теперь их разговор продолжался на кухне. Темный коридор с белесыми выцветшими обоями и запыленным канделябром почему-то не смущало и не раздражало брезгливого и аккуратного Рональда. Моррис держал в руках книгу Маркеса и завещание своего отца – чек на 15 тысяч долларов. Рональд взял с собой только шляпу, которую затем поставил на старинный абажур канделябра с золотистого цвета кистями.
-Может, хотите горячий кофе с молоком?
-Нет, спасибо.
-Проходите, пожалуйста. Не забудьте надеть тапочки. Пол довольно холодный.
Они прошли в освещенную люстрой с тремя лампочками кухню, но свет был тусклый. Все из-за того, что напряжение в пригороде слабое и часто отключается электричество. На кухне чем-то пахло. То ли это плохо работающего холодильника, то ли от плесени, Рональд уловить не смог. Тем не менее, их беседе ни то, ни другое, ничуть не мешало.
-Присаживайтесь, - вежливо попросил мистер Моррис, указав на стул.
 Стул скрипнул, причем довольно громко. Смущенный Рональд лишь немного сжал губы.
-Мистер Будинжер, теперь позвольте узнать, все-таки, почему именно Вы пришли ко мне с такой новостью? Вы же и так заняты, свои заботы. Деловые люди только и рады заполучить свободное время. А Вы…
-Мистер Моррис, хочу сказать, мне нравится приходить вот так, совершенно случайно. Мне нравится радовать людей, хотя бы так. Иначе мы, люди, не можем. Только помочь материально и морально. Мне всех искренно жаль. Был бы шанс, я бы оплатил все операции, спас всех от голода и других смертельных недугов и…
-Мистер Будинжер, позвольте мне Вас остановить. Я бы не хотел, чтобы Вы мне это говорили.
-Почему, - недоумевающе посмотрел на него Рональд, - Вы не хотите слышать это? Почему?
-Потому что это слова. Слова, а не поступки. Люди постоянно говорят, но ничего не делают. Политика… Политика основана на словах и обещаниях, но не многие их выполняют, не многие следуют своему слову.
С детства я постоянно получал уроки. Каждый свой урок я помню до сих пор и, скорее всего, буду помнить до конца своей жизни. И мой отец, Монтгомери Моррис, был моим учителем. Постоянно он меня учил, постоянно давал наставления, с которыми я уже не молодой, иду по жизни. Одно из основных – это «не говори, а действуй!»
Раньше я думал, что он – самый ужасный отец на планете, что он – злой и никогда не любил меня. А сейчас я понял, что этим он хотел научить меня жизни, принципам и ценностям, умением вести себя в обществе и не поддаваться эмоциям в трудную минуту. Он дал понять, что семья – превыше всего, и мужчина должен свою семью защищать и обеспечивать, дать все, что ему под силу. Даже если его ненавидят жена и дети - ему плевать, он должен их обеспечить. Иначе тогда кто мы без них? Иначе на что тогда опираться? На правительство? Нет, нет, мы им не нужны. На религию? Возможно, хотя это уже будет другой вопрос, который потребует более длительной беседы.
Вот скажите, сэр, у Вас есть дети? Семья?
-У меня есть жена, но нет детей. Мы их не можем завести – Ольга больна бесплодием.
-Ольга…она – русская?
-Да. Я влюбился в нее, когда приехал в Россию к коллегам на встречу по вопросам инвестирования в крупнейшую металлургическую компанию. К счастью, посреди скучных конференций, нудных бесед и неимоверных количеств цифр, процентов и перспектив развития, я повстречал Ольгу, когда поселился в отеле города. Она стояла на ресепшене и выглядела так официально, что порой казалось, что я – неведомый простой турист, некогда увидевший город и встретивший просто напросто звезду, до которой мне никогда не достать. Меня охватило чувство, от которого до сих пор мурашки по коже – чувство влюбленности. Поначалу думал, что это – на базе плотского вожделения, и не более того.
Ее блузка была наполовину расстегнута, и я увидел цвет бюстгальтера – светло-синий.  Очки придавали серьезность и строгость внешнему виду. Темная жилетка показывала стройность хозяйки, волосы, темно-русые, зачесаны назад. Она – само очарование. Я всегда знал, что русские – самые красивые в мире, и убедился в этом сам.
Мистер Моррис, Вы говорили, еще сидя на веранде, вскользь, о том, что ваша жена погибла? Что случилось?
-Она бросила меня. – Со скорбью начал Моррис,- Сбежала от меня с каким-то итальянцем, и вскоре скончалась в Ливорно через полгода. Ее сбил автомобиль; она была на втором месяце. Еще бы время, и на свет появился бы малыш…видимо, в этот раз судьба сыграла со мной злую шутку.
-Примите соболезнования, - немного замешкавшись, Рональд задал вопрос, - За что она от Вас ушла? Вы ее недолюбили? Обижали, избивали?
-Нет, я просто напросто не смог дать то, что она хотела, - спокойно отвечал мистер Моррис. Признаться, для Рональда спокойствие немного пугало, но по большей части почему-то притягивало. Холодный, спокойный тон вселял какой-то необыкновенно-притягательный ужас,- Ее потребности во много раз превышали мои возможности. На ее уровне – олигархи и богатеи, готовые дать все, что бы она ни попросила.
-Получается, Вы не любили ее?
-Я? Я… не знаю. Возможно, любил, но давно, когда мы еще не были мужем и женой. Я искренно верил, что семью без любви невозможно построить. Но все оказалось наоборот.
Она постоянно мне твердила, почему я не богат? Почему никто из моих родителей не миллионер? И постоянно мне говорила, что мой отец – работник птицефабрики – оказывается самым богатым человеком в городе. Что у него какие-то акции, какие-то средства и что он работает на какую-то крупную компанию, но в нашем маленьком городе только Ваша металлургическая и та, что перерабатывает мусор. Не помню названия, забыл. Кажется, «Риддлгейт и Ко»…
В любом случае, ее окружала и охватывала жажда денег, жажда жить красиво и ни в чем себе не отказывать.
Рональд теперь смотрел на мистера Морриса  с неким страхом и опасением.
-Мистер Будинжер. Я бы хотел сказать, что слишком уж много говорю Вам о себе, и постоянно вспоминаю своего покойного отца, извините. Вы уже, скорее всего, устали от моей болтовни. Да и мне уже толком поднадоело.
Что ж, все про себя, да про себя. Хотел бы я послушать Вас. Расскажите что-нибудь. Слышал, Вы написали книгу «Глазами предков».
-Да, - Рональд виновато и с улыбкой опустил голову, словно провинившийся ученик перед своим преподавателем. – Решил попробовать себя как писатель.
-И как? Понравилось?
-Честно скажу, когда ты садишься за компьютер и начинаешь вбивать на клавиатуре клавиши с буквами, формируя свои мысли, запечатлевая на мониторе свою идею и задумку, то складывается ощущение, что никого нет, что ничего не нужно, и сам ты стоишь на вершине горы. Эльбруса или Эвереста, не важно. Никто не может достать до тебя, а вид открывался перед тобой красивый и завораживающий. Рано или поздно ты понимаешь, что  вернешься к счетам, своим заботам, но все равно то самое ортодоксальное состояние души все же получает свое спокойствие.
-Как красиво сказано. Вы, хочу заметить, очень хороший собеседник. А хороший собеседник – это умный собеседник. С Вами очень интересно общаться. Некоторые не могут и двух слов связать. А Вы начитаны, хорошо говорите…
Рональд замешкался. И Моррис это заметил и сразу понял, почему. Мистер Будинжер, видимо, не привык к похвалам. Он привык добиваться всего сам, без какой-либо поддержки, без чьей-либо помощи. А если, все же, его хвалят, то на душе у него, уже пожилого мужчины, возникают странные нервные колики, которые неприятны. Моррис знаком с таким дискомфортом, ведь его отец был абсолютно таким же человеком. «И почему же, - стал задаваться вопросом мистер Моррис, -  я разговариваю с малознакомым человеком, и не выгоняю его? Почему, когда я смотрю на него, в моих глазах возникает отец?» 
-Простите. Заболтался. Видимо, не нужно было говорить комплименты. Извините, я заставил чувствовать Вас неловко…так, про что Ваша книга, мистер Будинжер?
-О привязанности молодого человека к истории. Его занимала тайна перевала Дятлова (наверняка слышали об этой истории), ответ для которого стал некой «идеей фикс», чем-то вроде панацеи. Главный герой жертвует семьей, удобствами, деньгами ради того, чтобы приоткрыть завесу тайны перевала Дятлова. В конце концов, он сходит с ума и тайна так осталась даже на чуть-чуть разгадана.
Моррис удивился.
-Что ж, я удивлен. Мне понравилась задумка. Пожертвовать всем ради достижения какой-то одной цели, в надежде на то, что это и есть – твое счастье. И какова цена? Зачем же жертвовать всем ради чего-то одного?
-А Вы не пожертвовали бы?
-В смысле?- Переспросил мистер Моррис.
-Ну, допустим, такая ситуация. Если бы перед Вами оказалась толпа людей на одной стороне, и Ваша жена, которую Вы любите и желаете прожить остаток жизни – на другой. Кого Вы спасете? Нужно выбрать одно из двух.
Мистер Моррис замешкался. На лбу проступили капельки пота. То ли от духоты на кухне, то ли от сильного волнения.
-Я… я не знаю. Это очень сложный вопрос. Я не могу отправить толпу людей на тот свет, и не могу дать умереть свою жизнь. Так, нужно подумать.
Я понимаю, что я – никто без своей жены, и преследование угрызения совести на всю свою жизнь, если позволю умереть толпу мирных жителей. А ведь у них же тоже есть семьи, дети. Даже если с моей семьей все будет отлично, все равно мне будет плохо. Поэтому, я выберу «спасение людей».


Хотя…

Это сложно. Я не могу выбрать. Без родных и близких не существует меня. Но осознание того, что я погубил невинных людей – это словно ножом по сердцу. Если бы судило сердце, то я выбрал жену, но рассудок выбрал бы людей.
Господи, эта «вечная дилемма»!

4
-Мистер Будинжер, я, конечно, понимаю все. Эти Ваши разговоры очень нравятся, но… ночью Вас никуда не пущу. Останьтесь у меня. Переночуете здесь, и, со свежими силами пойдете к себе, к жене. Можете ей позвонить и сообщить, чтобы не беспокоилась.
-Спасибо, Стьюил, - сорвалось с языка у Рональда.
-Что? – глаза мистера Морриса расширились. Рональд покраснел, – Что Вы сказали? Как Вы меня назвали?
-Я…то есть я… прочитал в завещании, что Вас зовут Стюарт, поэтому и назвал Вас.
-Меня так только родители называли… Вы что, под меня копали?
Мистер Моррис вскочил.
-А ну, отвечай! - схватил рядом лежащий со столешницей тесак. – Может, ты еще под моих родных копал. Если с моим племянником что-нибудь случится, я клянусь, убью тебя, кем бы ты ни был и как бы хорошо не крылся. Лучше сразу рыть могилу и покупать гроб.
Рональд млел на глазах от страха. Он был бел, как мел и нижняя челюсть дрожала так, как будто в его рту находится телефон в режиме «Вибрация». Мистер Будинжер медленно поднялся и сказал:
-Стой, Стьюил, успокойся, не делай глупых ошибок, - слова были наполнены спокойствием и волнением. – Прошу, выслушай меня. Убери это, и поговорим, я все сейчас объясню.
-Да? И что же ты мне объяснишь?
-Стой, подожди, мне нужен кейс… он, он на улице, я его оставил на веранде.
-Ух ты! И что там? Может, записка с надписью «Это был розыгрыш!». Или пистолет! И тогда все будет ясно! Будь здесь, тварь… хотя нет. Лучше не создавать трудности.
Руки и ноги Рональда были связаны двойным или тройным слоем изоленты. Сам он сидел на стуле ровно, даже не нервничал и не переживал. Видимо, действует адреналин в крови, когда не понимаешь, в чем дело, или состояние аффекта, что и объясняет странное спокойствие на лице мистера Будинжера.
Через пару минут зашел мистер Моррис. В руках держал тот самый кейс.
-Здесь пароль. Назови.
-Стьюил, не горячись, просто мы...
-Назови пароль, -повысив голос, с глазами хищника посмотрел на Рональда Моррис.
-Хорошо. Я буду диктовать цифры с верхнего левого, потом - верхний правый. 1…
Моррис прокрутил «колесико цифр» и остановил на единице.
-9…9…1…
«1991. Странно. Это мой год рождения», - промелькнуло в голове у Морриса.
Кейс «щелкнул». В нем не было ни пистолета, ни надписи с розыгрышем. Была только какая-то желтая папка с названием «Прайс».
- Теперь убери папку из кейса и приподними поддон. Там ты найдешь кое-что.
Моррис убрал папку, в которой слева внизу маркером стояла дата сегодняшнего дня. Поддон кейса таил в себе два крупных почтовых конверта. Ни адресата, ни «кому», ни «от кого» не было написано. Были только цифры – «0» и «1».
-Прочитай «1», Стьюил. Потом, если нужно, вскрой и прочти «0», хотя, мне кажется, ты, вряд ли это сделаешь.
Моррис немного надорвал край конверта, чтобы не задеть содержимое. Затем он полностью порвал край конверта.
В конверте лежало письмо в нескольких листах. Содержимое письма написано перьевой ручкой и красивым почерком, но почему-то до боли знакомым. Стюарт не мог разобрать, на чей этот почерк похож. Изящные буквы «у», надрывные «р» и вытянутые «б» и «в».
То, что было написано в этом письме, повергло Морриса в шок. Он читал на одном дыхании, вникая в каждое слово, и казалось, будто просыпается после каждой строки, выходя из легкого дрема.

5
«Дорогой Стьюил,
Я пишу тебе, чтобы сообщить тебе очень важную весть.
Постоянные стычки с судами, беременная Гретта сбежала от тебя, а потом скончалась. И ты это сейчас переживаешь, а еще тебя постоянно достают, унижают, называют убийцей миссис Дадли. Вся жизнь, все твое будущее висит на волоске.
Сейчас, именно сейчас настал тот момент, который перевернет твою жизнь. У меня появился шанс изменить тебя и твою жизнь навсегда. Я верил, я искренно верил, что ты – лучший на всем белом свете. Ты не догадываешься, кто я? Не видишь меня и не слышишь? Не узнаешь мой почерк? Возможно, ты смотришь сейчас на меня, а я наверняка сижу и поддакиваю. Как учитель, который слышит от ученика рассуждения и догадки - маленькие и робкие шаги к правильному ответу. Стьюил, ты не видишь, нет, ты не хочешь меня видеть. Больше не хочешь. Ты смущен, я чувствую это. Хоть я нахожусь в другом времени, в прошлом, и это другое прошлое не мешает мне смотреть в твое будущее.
Всю свою жизнь я прослыл скрягой, жестким, упертым как осел, безрадостным грубияном и хамом, старающимся сделать все по-своему. Я всю свою жизнь выглядел в твоих глазах эгоистом, каменным, не способным радоваться и даже хотя бы улыбнуться твоим маленьким победам. Но пойми: это не так. Я люблю удивлять и привык удивлять. И сейчас я постараюсь тебя удивить. Это письмо пишет – твой папа! Это я – Монтгомери Моррис. А мистер Будинжер, Рональд – мой лучший друг. Он согласился выполнить мою просьбу и отдать тебе это письмо ровно через 2 месяца после моей кончины. Возможно, ты и так догадался, что это я, потому что даже и не старался изменить свой почерк. Но это еще не все, это только начало…
 Для начала я хотел бы, чтобы ты осознал мое существование. Я есть, просто в другом измерении, в другом теле, но моя душа жива, она вечна и никуда от тебя не уйдет. Я знаю тебя, так что не надо. Не нужно посматривать на револьвер. Я уверен, что ты и поселился в загородном доме для свободы и чтобы ты находился поближе ко мне. Моя могила находится за городом, на Шилдс-энд-Трофи, и посещения достаются с большим трудом, особенно в такое время – время пробок и вечной суеты. Да и к тому же ты и сам хотел удалиться от города. Помним ранний уход твоего брата из жизни. Питер, мальчик мой. Светлая ему память. Так рано он покинул нас. Я тогда ужасно переживал, думал, что схватит инфаркт. И помню тебя, в какой ты депрессии был, как ты ненавидел эту городскую жизнь и умолял нас уехать поскорее отсюда. Но мы не могли, к сожалению, ссылаясь на плохую финансовую ситуацию в семье…
Было то время, когда закалялся твой характер. Вечные нотации, учения. Да, я старался дать только самое ценное и дорогое, что приобрел или смог приобрести. Я старался. Я старался помочь тебе увидеть нужное начало, нужный путь, нужные ценности. Я хотел научить тебя правильно вести и правильно расставлять свои приоритеты. Ты смог, и я видел, как ломается твоя истинная сущность, дарованная еще при рождении Всевышним. Ты – романтичный, робкий и мечтательный по своей натуре. Не знаю, правильный ли я выбор сделал, не знаю, правильно ли я поступил, что так перечеркивал твое естество, но сейчас не об этом.
Сейчас я бы хотел рассказать о тебе. Я уверен, что ты оплатил все мои долги, в этом я абсолютно уверен. Еще я уверен, что ты стоишь на своем, доказываешь свою правоту несмотря ни на что. Еще я знаю, что значит для тебя семья и ради чего стоит жить. Я знаю, какие приоритеты ты ставишь превыше всего и знаешь понятие «дружба». Я учил тебя быть верным, непреклонным, всегда стоять на своем. Я научил тебя не поддаваться страстям. У тебя здравое мышление насчет денег и славы. Ты прагматичен и уравновешен. Хотя мне хочется в это верить.
Всю свою жизнь я ни разу не улыбнулся твоим радостям и маленьким свершениям. Всю свою жизнь я ни разу не говорил нежные слова, ни разу ни хвалил, не показывал, что горжусь тобой. Ты меня ненавидел, не любил, не жалел. Ты кричал мне в лицо, чтобы я поскорее сдох, что когда я умру, ты не придешь на похороны и ни разу не навестишь мою магилу. Да, я был в твоих глазах чудовищем, деспотом и тираном.
Я выстроил перед тобой толстую бетонную стену. Но знай, что за этой стеной крылся любящий отец. Каждый свой поступок я не принимал в душе, но потом разум говорил: «Не переживай, Монти, это ему во благо». У меня разрывалось сердце, я чувствовал, что скоро кану и сойду с ума. Я люблю тебя, Стьюил, всем сердцем. Ты не эпатировал мне, когда желал моей смерти, это было закономерно, я бы так же сказал, будь на твоем месте.
Не надо винить себя. Ты не виноват в моей смерти. ТЫ АБСОЛЮТНО НЕ ПРИЧЕМ. Это была обычная интоксикация, которая сыграла роль в моей кончине. Никогда не вини себя. Помню, как ты твердил, что это ты убил Питера, что это ты виноват в его кончине. Значит, такова судьба, значит, так захотел Всевышний, и конкретно ты ничего изменить не смог.
Ты очень раним, Стьюил. Ты принимаешь чужое горе как свое. Помню, как однажды у дяди Сэма, нашего соседа, такой, с рыжей бородой, с лысиной. Наверно, уже забыл. Так вот. У него сломалась бензопила, и он пришел к нам в дом, чтобы одолжить нашу, но у нас ее не было. Расстроенный, дядя Сэм ушел, а ты, наблюдая за его прихрамывающей походкой и немного сутулившейся спиной, подбежал ко мне и расспрашивал: «Сколько стоит бензопила? Какая лучшая? Сколько будет стоить ремонт?». Я не знал, какая марка лучшая, не знал, сколько стоит хорошая. Зачем мне знать? И зачем у мальчишки созрели такие вопросы? Я сослался на твое любопытство, обычное детское любопытство. Поэтому я ответил, чтобы ты отстал от меня:
-За ремонт долларов 50.
-Это очень много…
-А ты что, думал, что услуги дешевы? Ремонт, монтаж, помощь в чем-то  – это как товар, только в другом исполнении.
-Исполнении?
-То есть другой природы, другого происхождения.
Через четыре недели я узнаю от Сэма, что получил от тебя 70 долларов на ремонт своей бензопилы. Оказывается, после нашего разговора ты открыл для себя слово не «монтаж», не «исполнение» и даже не «товары и услуги», а ты открыл слово гораздо более значащее, чем эти приземленные фразы и экономические термины. Это важное слово «помощь». Ты в течение этих четырех недель копил с тех денег, которые мы с мамой давали на обед в школьном кафе. Я тебя так отругал тогда, ты плакал и бился в истерике, а твоя мама назвала после этого извергом и чудовищем. Надеюсь, ты не злишься на меня. Прости, если что. На самом деле я был рад, что ты не такой, как я. К сожалению, это я понимаю, когда пишу это письмо. К сожалению.
Уверен, что быстро нашел общий язык с Рональдом, моим старым другом. Любишь ты поговорить и поболтать на разные темы, в этом я на сто процентов уверен. Кстати, забыл тебе рассказать о Рональде, и откуда мы знаем друг друга. И именно он решал, дать тебе тот или иной конверт. Я счастлив, что ты читаешь «1». Честно.
Мы знакомы еще с детства. Еще детьми мы бегали по разным полям и радовались каждому мгновению. Как все было просто в то время. Я никогда не забуду, когда мы около полуразрушенной мельницы поклялись кровью помогать друг другу и никогда не предавать. Мы взяли небольшой кинжал, и порезали себе ладонь. Прямо по линии жизни, любви и прочих линиях судьбы. Ладони были все в крови, и мы пожали руки. Эта кровная дружба стала  для нас самым дорогим, ну, или одним из самых дорогих на свете.
Мы вместе также попали на службу. Совпадение это или нет, но, по крайней мере, приятная неожиданность. Тогда нас отправили на Гаити, раньше принадлежавший нам с 2015 года, а затем завоеванной французами в 2018. Впрочем, ты и так знаешь; история – твой любимый предмет еще со школы. Да и сам ты очень образованный и начитанный. Заговорился.
Нас направили туда в 2020 году. Направили в сухопутку, и дни, что были там, были не из приятных.  Каждый день около нашего места проезжали «Руфусы» - очень большие грузовики, которые могут разнести трехэтажное здание за 2 с половиной минуты и с расстояния в 5 километров. Когда до нас доходила звуковая волна, грохот был такой жуткий, что тряслись и немного шатались столы в столовой и койки в казармах.
Через полгода обучения нашу роту направили на саму окраину – в Жакмель – небольшой полуразрушенный город, где раньше располагалась основная техника французской разведки. Завладеть этой техникой было основной задачей. Победа была бы в наших руках. Но, если бы, да кабы. К сожалению, нам это сделать не удалось. Не буду рассказывать, как все происходило, потому что дело сейчас не об этом, а о том, что еще лежа со страшной раной в правом боку (как раз получивший от удара «Руфуса»), умирая, я стал прятаться за кусты, прикрываясь листвой. Чтобы меня не смогли найти, и чтобы меня не смог найти «мой друг по крови». Отряд отступал, а я даже и не думал звать на помощь...
Рональд нашел меня. Все происходило практически так же, как в старом добром фильме «Форрест Гамп». Только Форрест смог спасти четверых, может, пятерых человек, а он, мой лучший друг, спас меня. Когда я его увидел, то, мягко говоря, не был рад. Я был так обозлен, что хотелось изо всех сил врезать ему за совершенную глупость.
-Рональд, оставь меня здесь. Спасайся, черт тебя дери. – Кричал я ему.
-Я тебя никуда не брошу. Я тебя вытащу.
-Отстань от меня. Уходи, сейчас же!
Но Рональд не слушался. Через 20 с лишним минут за нами прилетел вертолет, и там мне оказали необходимую помощь. «Этого поступка я никогда не забуду», - поклялся тогда. Ну, ладно, давай оставим на потом эти сантименты.
Ты все время спрашивал: «Откуда этот шрам под ребрами?». А я все время отвечал «Получил, когда молодым по глупости ходил на гризли», и ты верил. Сейчас, только сейчас ты узнаёшь настоящую правду, настоящего меня. И это, уверяю тебя, еще не все.
Все это время ты думал, что я – бедный, что я работаю на птицефабрике и наша семья давно повязла в долгах и кредитах. Но это не совсем так.
На самом деле я – богат. Я очень богат. Это я – мистер Прайс, тот, который основал вместе с Рональдом крупнейшую металлургическую компанию в городе и одной из крупных в штате. Я не вру, поверь мне наслово. Зачем же тогда работал на птицефабрике? Чтобы не вызвать с твоей стороны и со стороны твоей мамы каких-либо подозрений. И чтобы мой сын не был избалован и не считал приоритетом в жизни – «миром правят деньги и все можно купить. Даже людей». Откуда взялись долги? Этого ты никогда не узнаешь, так как читаешь это письмо. Отныне все мои сбережения (а это 5 с половиной миллиона долларов) твои, и Рональд отдаст их тебе. Если захочешь.
Твоя мама, Царство ей небесное, не очень любила деньги, как твоя избранница. Лэйси не хотела жить в роскоши. Твоя мама всегда была в твоих глазах святой. Я очень сожалею и мне стыдно, что приходилось обманывать Лэйси. Она очень любила тебя. Каждый прожитый день был для меня счастливым. Иногда, сидя вечером за столом на кухне или перед сном, она иногда задавала мне вопрос, один и тот же, снова и снова:
-Почему мы – не богатые?
На один из таких вопросов я не выдержал и ответил:
-Почему ты задаешь такой глупый вопрос, Лэйси? Я даже не знаю, как ответить. Как бы ты ответила на свой же вопрос на моем месте?
-Что значит «глупый»? По-моему, это самый нормальный вопрос.
-Словосочетания «самый нормальный» не существует. Ну, вот как бы ты ответила?
-На твоем месте я бы сказала: «Мы и так богаты».
И я понял, что все это время она хотела, чтобы я ответил именно также.
Мне было горько, когда она скончалась. Столько лет прошло с ней, столько радостей и горя перенесли мы вместе. Мной овладела депрессия, и соответственно, и алкоголь, который был отнюдь не хорошего качества. Лишь бы содержал ту искринку, которая притупляла бы потерю. Я пустился во все тяжкие. Ничего не поделаешь.
Сейчас вспомнил, как мы познакомились. Я тогда учился в колледже, и мне постоянно приходилось бежать, ну, чтобы успевать на начало первых занятий. Потому что жил довольно далеко, на окраине Тьюона в таймхаусе «Белый лист», а если ехать на автобусе, то больше в пробке простоишь… тогда шел дождь, а я, ко всему прочему, забыл зонт. Да еще и вышел в кедах, которые брезгливо относятся к воде – сразу мокнут. И вот я выбегаю на улицу с сумкой. Чуть ли не сразу промок до нитки. Дождь был жуткий. Капли крупные, холодные. Так разозлился на себя, так себя проклинал, глядя на намокшие ботинки, что не заметил, как напоролся лбом о чей-то зонт. Приподнимаю глаза, и вижу, что цвет зонта кремовый, видно, что недешевый, вполне симпатичный. Владелец зонта оборачивается, и… я вижу ее. Боже, какая была красивая, твоя мама. Я стою как вкопанный, оцепеневший от внезапной красоты. И все позабыл. Про дождь, про то, что опаздываю, даже про то, что реферат, который у меня в сумке и который нужно было сдать, уверенно мокнет и бумага, начиная с краев, настойчиво превращается в кашицу. Я понимал, что упускать счастья нельзя. И предложил проводить ее. Она согласилась.
Так мы познакомились с твоей мамой. Лэйси. Она наполняла каждый мой день добром и светом, яркостью и уверенностью в завтрашнем дне. Дни и ночи напролет. И только с ней. Больше ни с кем. Бывало, соберемся утром погулять по центральному парку, и до ночи, (представляешь, до ночи!) могли так гулять. А ночью так красиво! В свете ночных фонарей ты проходишь по центральной улице, разглядывая жилые дома, которые уже давно окутаны вуалью спокойствия и сна. На улице не было ни души. Мы наивно и по-детски понимали, словно эта ночь предназначена только нам двоим. Это очень романтично. Прямо книгу можно писать! Ей Богу! Еще помню, как мы пытались воспроизвести момент из старого фильма, как молодая пара, тоже гуляющая ночью, решила прилечь на асфальтированную дорогу и наблюдая, как темно-серые облака плывут по звездам. Мы так же сделали. Только мы не смотрели на небо. Мы смотрели друг на друга, держась за руки. Машин не было. Ничего, напоминавшего автомобиль. А страх был, честно скажу. Что прозеваешь момент и все – ты труп. «А что, если машина?» - спросила девушка. Парень спокойно и с улыбкой на лице ответил «Погибнешь!». Самый лучший момент, ей Богу.
Я очень любил Лэйси. Твою маму.
А теперь ее нет. Моей Лэйси нет. Теперь я остался один. И, я очень сожалею, что обманывал. Впрочем, она бы меня поняла и простила. Ее не вернешь, и это я хорошо понимаю. Поэтому это меня и огорчает, что ничего не смогу с этим поделать. Мы остались одни. С тобой, мой мальчик. Но и я скоро тебя покину. Не горюй сильно по мне. Не хочу этого, просто не хочу.
Знаю, что после того, как допишу свое завещание, мне останется жить чуть меньше месяца по подсчетам врачей. Если помнишь, я упоминал о том, что богат.  Помни, что эти деньги могут изменить твою судьбу. Я полностью уверен, что они тебя никогда не изменят, и не будут управлять, как меня тогда депрессия, забравшая жизнь. Прости меня за все плохое и хорошее. Я люблю тебя, мальчик мой, и всегда буду гордиться тобой. Всегда.
Как странно. Вот я сейчас заканчиваю писать свое завещание, и лампа, что светит на столе, начинает мерцать. Лампочка слабеет. У нее нет сил, слишком мало энергии, чтобы продолжать жизнь. Я не хочу помогать ей, чтобы она быстро угасла и не мучилась. Пусть источит все силы, и сама потухнет… я как эта лампочка, она горит и светит, но у нее больше нет сил продолжать. Я сам скоро погасну. Я хочу, чтобы ты помнил обо мне - живом. Наполненным светом и током. Я люблю тебя. Всем сердцем. 
P.S. Прошу тебя не вскрывать письмо «0». Я хочу, чтобы ты не знал меня таким; я хочу, чтобы ты не расстраивался по пустякам и ничего не боялся. Клянусь, мне никогда не было стыдно за тебя. Я верю, ты добьешься всего; я буду помогать всеми своими силами на Небесах. Я рядом с тобой. Всем сердцем. Всей душой…»
После прочтения Стюил глубоко вдохнул и выдохнул через рот. Только через некоторое время он ощутил, что левую щеку щекочет текущая слеза. Лихорадочно вытерев рукавом своего халата слезу, он посмотрел на Рональда.
Рональд улыбался и смотрел на него. Эта улыбка скорее показывала ободрение, чем насмешку. Стюарту стало стыдно перед мистером Будинжером. Он развязал руки Рональда, затем они обнялись. Как будто старые друзья, которые не видели друг друга целую вечность…