Что-то похуже чем прошлое

Когда мне было страшно в детстве я прятался под кровать. А еще ходил на скупые занятия флейтой и изучал там углы. Темно зеленые стыки стен нашей музыкальной школы я знал наизусть, от потолка до пола. Каждый раз, когда входная дверь скрипела на пол часа раньше обычного и следы на полу обновлялись осенней слякотью с подошв моего отца, вернувшегося с работы раньше обычного, я знал, что настала среда и я снова пойду изучать углы. Хотя отец до сих пор думал, что я изучаю там флейту.

А теперь, прошло 26 лет, и когда мне страшно, я прячусь в бутылку и погружаюсь в мир, незнакомый мне в детстве. Седая женщина в длинной юбке больше не учит меня как правильно сыграть оперные партии, теперь она только считает мелочь дряхлой рукой, которую я просовываю за бутылочку жизни. Но этот женский голос продолжает резать меня, словно ножом по предплечью, словами вгрызаясь в самые жили. А рамки существования перелезают через школьные углы, уже подгнившие в моих воспоминаниях. Перелезают и добираются до всего, поглощают разбитые оконные стекла, запах заваренного ролтона и прокуренные густые волосы грустных женщин. И когда этим всем пренасыщаешься, становится тошно, война этого прекрасного мира внутри вырывается наружу со стрельбой и звонами пуль, а тело снаружи обдувает морозный воздух. В этот момент по-детски становится страшно от необъятности всех ощущений и совершенно понятно, что эту нечестную женщину, с чудным именем Жизнь, удержать в своих руках невозможно. Ведь все это время, когда тебе чудились ласковые занятия любовью с ней на берегу какого-нибудь ядовитого океана, она имела тебя, как опытные барышни мальчишек на выпускных.

Вот с этого момента и начинается падение вниз без страховки. С этого момента начинается проигрыш.
Смысл этой жизни должен был свестись к тому, чтобы признать поражение и сказать спасибо, но я не смог. Всё, что мне осталось - это в темноте неряшливо ощупывать поверхность стола под тиканье часов, чтобы заполнить свою пустоту содержимым бутылки, а пустоту бутылки - собой.