Испытание Петром Великим

     Пусть мой поступок послужит добрым намерением. Кто-то должен написать об этом. При жизни мы боимся рассказывать о таких событиях. Наверное, поэтому мы оставляем свои записи и право другим поколениям рассказывать и домысливать о прошлом своей страны. Это история не только моя, это история нашей страны, тем более она связана с военным крейсером, который в XXI веке прославил Российскую военно-морскую державу. Хочется верить, что новая российская летопись нашей страны будет вестись от имени первых лиц.
   
     С чего все началось? Впрочем, моей карьерой распорядилась судьба, решение пришло в одночасье. И вот я поднимаюсь на борт корабля, где мне доведется быть свидетелем и стать участником обыкновенных и величайших историй в знаменитом переходе через два океана и пять морей ТАРКа «Петр Великий» (тяжелый атомный ракетный крейсер). Не берусь ответить на профессиональные вопросы, так как не являюсь кораблестроителем, как и лоцманом на театре военно-морских действий. Хочется верить, что будут написаны статьи, книги, отвечающие на специальные вопросы, боевыми командирами, судостроителями и участниками тех незабываемых событий.

     Я же вел свой «судовой журнал». Мои страницы мужества и трусости, страха смерти и радости жизни, о тех тяжелых реалиях того времени, о тех пересечениях, в которых оказался я. Мое повествование только о том, что видел и что давало повод для личных переживаний.

     Первую запись в свой «судовой журнал» я внес второго октября тысяча девятьсот девяносто шестого года в семь часов десять минут утра по московскому времени. Мы уже миновали о. Котлин, тот самый легендарный Кронштадт, морскую твердыню Балтийского моря. И те онемевшие форты, так много значившие в защите берегов российских и града Петра, теперь напоминали застывшее безумие нашей истории. Вот и первая стоянка на бочках Красногорского рейда. Там вдали, на противоположном берегу, молчит «Петергофский десант» - кровь и гордость Балтийского флота. Они почти все погибли, отвлекая на себя немецкие войска, предназначенные для штурма Ленинграда. В то время это было равносильно победе. Простите, ребята, что наша память позволяет так быстро все забывать.

     С момента выхода из Санкт-Петербурга от причала Балтийского завода прошло двое суток, двое, а впереди долгие морские мили. Я не мог предположить, что моя надводная «одиссея», полная опасностей, продлится так долго, без суши под моими ногами. Это будет потом, а сейчас, стоя на шкафуте левого борта, я вглядывался в утреннее очертание береговой линии и мысленно вырабатывал в себе свой корабельный устав - свой стержень по имени «Дух». Я уже не чувствовал себя пассажиром на военном корабле, внутренне я был готов к большим испытаниям. Мы еще вернемся в это утро на палубу крейсера. Просто сейчас перенесемся к той части событий, без которых немыслимо начало того, что будет происходить потом.

     Мрачные мысли терзали меня ежедневно, а безденежье душило поминутно, и поставить крест на медицине я был готов, независимо от занимаемой должности и перспектив в карьере. Ждать оставалось недолго. Придя домой с работы, я попытался скрыть свое скверное настроение и, включив телевизор, уселся в кресло, без интереса уставившись на книжные полки. Дверь в комнату открыл Николай: «Пап, я там бутылок насобирал и купил хлеба, иди, поешь» - ком в горле сдавил ответ. Ему не было восьми лет.

     Прошло несколько дней. В день св. Марии Египетской я стоял под куполом Смоленской церкви и изливал все, что так беспокоило и тревожило меня. После исповеди я уже знал, что пойду работать на завод. «Зарабатывать деньги» я не умел, а в другие места меня не принимали по возрастному цензу. Легкость, с которой я вышел из церкви, сопровождала меня до Косой линии. С такой же непринужденностью я переступил порог отдела кадров Балтийского завода. Мне повезло. Заводу нужна была не картотека прожитых лет, а желание здоровых людей работать. И в отделе кадров только пошутили по поводу моего диплома врача: «Неважно, как продолжаете жизнь, важно, как ее закончите». Вот так, приказом от восемнадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто пятого года началась моя трудовая жизнь в двадцать шестом цехе.
 
     В это весеннее утро воздух был свеж и приятен по-особому. На восходе сияло солнце, когда я вышел из ворот цеха и направился в сопровождении мастера участка на заказ «803». Профиль крейсера «Петр Великий» в своих очертаниях был настолько велик и строг, что невольно пришло на ум сравнение с «Медным всадником». Там на «гром камни» Петр I призывает расколотую Россию к совершенству, а здесь стальные тросы, схваченные ржавчиной от непогоды, удерживали за «ноздрю» крейсер «Петр Великий» - совершенство оружия военно-морской техники, рвущееся в двадцать первый век.

     Достроечный период заказа затянулся, он уже не один год стоял у стенки Балтийского завода в ожидании своей участи, поэтому основные работы по наладке механизмов и систем корабля были еще впереди. Мне часто приходилось слышать «Петр Мучитель», а не «Петр Великий». Это было вчера. Сегодня боевой корабль многие хотели видеть как можно скорее в составе сил постоянной готовности Военно-морского флота России. Кульминация была позади, и дальнейшая перспектива «Петра Великого» была определена. На первом параде в честь 300-летия российского флота ТАРК «Петр Великий» подымет свой Андреевский флаг на берегах Невы - колыбели русского флота. И уже у многих появится вера в Россию, надежда в ее будущее.

     Идя по пирсу вдоль борта крейсера, я странным образом вглядывался в каждый квадрат корпуса, как будто что-то хотел угадать, то ли прочность металла, то ли количество будущих боевых походов. Дойдя  до железной лестничной клетки, закрепленной на борту корабля, я остановился, чтобы достать из кармана пропуск с новеньким вкладышем. Не спеша и горделиво, раскрыв его перед вахтенным, произнес: «Ну, вот и я!». Женщина со строгими глазами даже не посмотрела на мой вкладыш, словно заранее знала, кто сегодня придет на крейсер. Поднявшись по железным ступенькам, я оказался на верхней площадке, оставался один шаг до палубы. И этот миг я буду помнить всю оставшуюся жизнь, как и эпизод во время празднования 140-летия Балтийскому заводу. Тогда мальчишек и девчонок, пришедших с родителями на завод, не пустили постоять на палубе крейсера, даже чисто символически. Этих детей лишили одного из самых главных этапов в их жизни. У них не состоялась встреча с «Петром Великим», с патриотизмом. А ведь детская память - это то, что остается на всю жизнь. Что осталось у них, если их воображение не оставило твердой уверенности в необходимости гордиться достижениями и успехами своей страны. Конечно, неизменность вещей относительна. Но море и все, что связано с ним, всегда останется бесценным сокровищем, и ничто его не заменит. Море - это продолжение мечты, она туда уходит и оттуда приходит. А цена этого воображения, особенно в детстве, дорогого стоит. И чтобы не было разочарований у одних, не будем заслонять истину детских чувств у других, чтобы не приходилось объяснять, почему одним детям можно, а другим нельзя. Так же, как не будем забывать истину создания российского «ракетно-ядерного» флота, который возник не на пустом месте. Вспомним родословную от галерного флота Петра I до крейсера «Петр Великий», от штурма крепости Корфу до обороны Севастополя, от блистательной победы при Гангуте до унизительного поражения при Порт-Артуре, от лучших традиций матросов до адмиралов, прославивших русский флот. Вспомним все то, что так важно для всей жизни каждого.

     Перешагивая резиновые шланги и кабели, обходя скелеты деревянных строительных лесов и спускаясь по дребезжащим трапам, пролезая через темные проемы отсеков и идя по холодным коридорам с запахом железа, я приближался к кормовому машинному отделению. Внутри было неуютно и довольно неприглядно. «Сердце корабля» источало зловонный запах на фоне полного беспорядка. С уборки трюма  началась моя работа на крейсере. Я старался изо всех сил вытаскивать «мусор» на верхнюю палубу и был рад, что красота возрождается из грязи. Мне сложно было ориентироваться в рабочей среде, но, будучи простым человеком, я знал, как надо себя вести, чтобы не ссориться с людьми и не быть предметом насмешек. У меня много воспоминаний о заводской круговерти, о каждом шаге на корабле, где судьба не жалела меня, но от чего-то оберегала. Мне не приходилось выбирать, нужно было выполнять все то, что предписывалось строгими рабочими нормами.

     Вот настал и следующий день. Я уже знал маршрут из цеха на корабль. Когда я пришел в кормовое машинное отделение, то увидел на длинной доске сидящих компаньонов по вчерашней уборке трюма. Лица не излучали тепла и приветливости, что-то тоскливое просвечивалось через волны табачного дыма. Их разговор был скуп. Я понял только то, что никто не знает, что делать. Неторопливо шло время, я ждал, мне уже было интересно, что скрывается за этой необъяснимой ситуацией. Все прояснилось после того, как я увидел то, о чем слышал уже давно, когда кувалда становится главным инструментом во всем, даже там, где она не нужна. Бригадир - очень внимательно осмотрел масляный насос и приступил к его сборке. Тупой звук воскресил тему «вот и русское авось»: это подделаем, это подгоним, а остальное само собой, как пойдет. Не пошло. Пришлось вызывать такелажников и выгружать насос из трюма на капитальный ремонт.

     Принимать решения в соответствии со своей страстью и гневом было характерно для бригадира. Он решал за всех. За виноватых и правых, больше во вред тех, чья точка зрения не совпадала с него. Я тоже не смог промолчать. Шквал угроз и брани не имел предела. В этом месте я обязан написать золотыми буквами:  «Сергей Михайлович Громов». Он настоящий  «морской волк». Я признателен этому человеку за самое искреннее участие в моей судьбе. Я этого никогда не забуду. Именно он встал стеной между мной и бригадиром, не дав меня в обиду. Именно он всем делился со мной. Именно он дал денег моей семье, чтобы дожить до моей первой получки. Именно он возьмет меня в свою бригаду на монтаж носового машинного отделения и потом даст рекомендацию на включение меня в состав команды на ходовые испытания. Именно он и еще раз он со слезами на глазах при расставании скажет: «Ты хороший слесарь, но как врач лучше, так будь им и возвращайся в медицину». Это вообще удивительный человек. Во время войны мальчишкой, оставшись без родителей, пришел на завод и с тех пор всю жизнь строит и испытывает корабли. Всегда подтянутый, энергичный, открытый и доступный. Я настолько к нему прикипел, что стал его двойником. Что бы с ним ни происходило, именно это повторялось со мной.

     Перед жарким летом я уже освоился на заводе и даже научился ловить корюшку. Нехитрое приспособление позволяло нам вытаскивать сачком приличный улов, часть из которого я приносил домой, чтобы приготовить рыбное блюдо и тем самым разнообразить скудный набор потребительской корзины в моем семейном государстве. Май заканчивался, и многие собирались в отпуска. Заказ почти опустел. За период летних каникул в носовом машинном отделение были смонтированы все системы обеспечения, а корабль преобразился до неузнаваемости. Собственно говоря, многотрудное строительство заметно сдвинулось с мертвой точки,  и ощущение завершенности стало приближаться с каждым днем. Прошел слух, что в сентябре ТАРК «Петр Великий» пойдет на Тихий океан, а до этого крейсер встанет в кронштадтский док на осмотр днища и гребного вала. Это произойдет осенью, когда пройдут швартовые испытания и будет запущен атомный реактор.

     Философия моей жизни находилась ниже ватерлинии. Нехитрая схема рабочего дня, которой я подчинялся, была строго регламентирована. Утро всегда было добрым. Прохлада питерских улиц освежающе воздействовала на организм, несмотря на приобретенную усталость от тяжелой работы. Проходная стала для меня линией старта и финиша. Внутренние силы появлялись, как только я доставал пропуск,  и угасали на обратном пути к дому. Посещение церкви было достойным венцом каждой недели. Ценность влияния подлинного  величия святого духа в стенах храма сказывалась на мне благотворно. К чему это я? А к тому,  что равновесие моего здоровья не выходило за рамки  доброжелательного отношения ко всему окружающему. Свойства  моего характера приобретали стойкость  к трудностям,  терпение  к жизни. Я как бы интуитивно нашел связь физической и психологической  совместимости. А  случайность ли это?  Я  не  знаю. У меня была цель,  и я не думал об усталости, чтобы не впасть в бесконечное хныканье от преследуемых неудач. Мы работали честно и с огоньком. И с каждым днем нарастала атмосфера устойчивого желания увидеть результат своего труда в момент поднятия государственного флага. Работа знающих специалистов,  чьи усилия и талант приводили в действие сложнейшие агрегаты и устройства, изумляет  меня и сейчас. Но я как тогда, так и сейчас смогу сказать искренне, что общее дело  имеет одну грань человечности - это порядочность во всем. Мне, несомненно, довелось быть рядом с мужественными людьми, которые нашли в себе силы «сомкнуть цепи»  множественных связей, от которых зависела судьба «Петра Великого».  Они сумели возвысить морскую совесть русского  флота.  Дисциплина  профессии у них была на первом плане - вот уж   настоящие профессионалы. Для  них не было безвыходных ситуаций.  Я не слышал от них слов «не могу», «не знаю», «не хочу» - трудности будней они умели превращать в приветливое настроение.  С ними мне было легко и просто, а ведь многим из них было за шестьдесят лет. Все происходило на моих глазах, и выбирать самое значительное я научился от них.

     Прошло лето. Сменялись  времена года,  и уже природа дарит нам свои осенние сокровища. Вот и долгожданная новость - мы идем в Кронштадт. Когда я сдал вахту  и вышел на верхнюю палубу, на синем  небе  толпились  белые тучки и светило солнце. Что-то новое ворвалось в мою жизнь - это первое, что я почувствовал в себе.  В голове утихал гул и звон  работающих механизмов. В это  время ко мне подошли  ребята из нашего цеха, и  мы сфотографировались на память. Живописные  места вдоль побережья Финского залива привлекательны для  отдыха. В детстве я любил барахтаться на песчаных,  теплых отмелях и  греться на песке, усыпанном  мелкими ракушками. Переход от Санкт-Петербурга  до Кронштадта  прошел успешно.

     Старинный док «Морского завода» под необъятной открытостью неба принял нас для осмотра и подготовки к ходовым испытаниям. Это уникальное сооружение - «флагман» Кронштадта. Я удивлялся, восхищался, но не мог удержать себя и спустился на самое дно каменного дока. От прикосновения к антикварной редкости захватило дух. Обуревало желание услышать отголосок петровской эпохи. Не знаю, что нашло на меня, но, дойдя до носовой части крейсера, я прижался щекой,  как к первой любви, и поцеловал обжигавший холод корпуса, словно принял присягу на верность Родине. Я еще раз прошел под кораблем и,  хлопнув ладонью по перу руля, как друга по плечу, сказал: «Ну, с Богом!» Может быть,  кто-то скептически улыбнется, но мне от этого воспоминания сладостно щемит сердце, как от неоскверненного источника чистоты и силы. Эхо выстрела полуденной пушки известило о начале обеденного перерыва и напомнило о наследии  прошлого.

     Маршрут на работу изменился, и теперь от пристани Васильевского  острова нас доставляли на быстроходном  «Метеоре» прямо на ремонтную набережную морского завода. Это было удобно и экономило много времени, но постоянная давка и неразбериха при посадке на дебаркадере в ту и другую сторону сильно раздражали и доводили некоторых до нелицеприятной брани. Такая ситуация продолжалась недолго. Штормовая и ледовая обстановка осложняла рейсы на Финском заливе, навигация была закрыта, и мы стали ездить по суше.

     Автобус набирал скорость. Под колесами стояла слякоть. По обе стороны гребня дороги с ураганной силой ветер метал мокрый снег, стояла непроглядная снежная тьма. Небольшая остановка,  проверка документов, и снова вперед по «снежному туннелю» над водой к острову, овеянному легендами. Мне не пришлось любоваться формами грандиозного сооружения дамбы, проезжая по ней в первый раз. Тут уместно вспомнить, что мое знакомство с Кронштадтом состоялось намного раньше, но, то были поспешные, чисто деловые визиты - экскурсия откладывалась на другой раз.


     И вот, спустя некоторое время,  в погожий день осени рано утром от Черной речки  отъехал «Икарус» с немногочисленными пассажирами. В его салоне слева с прилипшими лицами к окну сидели дети. Им было интересно все, от начала и до конца их яркого и увлекательного путешествия. Знакомое ощущение детского раздумья, когда-то испытанное мной, было признаком особой силы, может быть, и у наших детей увиденное определит цель их жизни.

     Кронштадт элегантен и в своей миниатюре повторяет Северную столицу. В этих городах и надписи одинаково режут сердце: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Камень, гранит дышат морем. Лица городов смотрят на залив. Их объединяет радушие и гостеприимство, восходы и закаты, пленяющая и трагическая красота. Их объединяет прозорливость человека, чьи думы о России основали Кронштадт, без которого немыслим Петроград, Ленинград, Санкт-Петербург. Их несхожесть в неповторимости творений зодчих, в непостижимости торжества разума и неисчерпаемой энергии духа живущих там людей.

     Бескорыстная дружба по работе свела меня с симпатичным молодым мужчиной, отцом троих детей, который страстно и с горячностью рассказывал своим и моим детям о городе, который он любил и знал. Чередование достопримечательностей и скромных детских удовольствий было приятно и не навязчиво. Они видели кронштадтский футшток и лакомились мороженым. Они слышали памятную тишину на Якорной площади у Морского собора и баловались у кинотеатра “Бастион”. Прогуливаясь по Петровскому парку, детское воображение усмотрело в одном из вековых деревьев пришельца из космоса. Мы шли по мокрому асфальту под моросящим дождем и обучались бесстрашию, мужеству и самоотверженности. Красная гроздь рябины, как тайный цвет капли крови, коснулась моих глаз. Перед отъездом мы зашли в магазин, чтобы каждый из детей мог выбрать себе сувенир на память. И дай, Бог, чтобы оставленный след впечатлений от острова  у каждого человечка открыл новые пути в дальние странствия. Разные бывают встречи. Утихнут детские впечатления, они вырастут, и к ним придет в назначенное время старая встреча с новым островом. Мы возвращались домой по широкой автостраде. Солнце прорезалось в облаках, и хрустальные вспышки по всей акватории залива  отражались в наших глазах. Мы не задавали детям вопросов, они были счастливы. Когда я пристально всматривался в фантастическое изображение дамбы, мои мысли вернулись в далекое прошлое. Тогда несбыточной мечтой были разговоры об укрощении стихии. Перекинутая гряда через Невскую губу решила этот вопрос. Исполинская плотина, разбивая грозные морские волны, погасила импульс ударной стройки и окончание небывалого проекта. Исчезла тревога по поводу наводнения, потух смелый замысел. Подумать только, что когда-то здесь любил бывать Петр I и смотреть в пламенную даль закатов над морскими волнами залива. Думаю, что формула мечты великого царя  сходится с пожеланиями моих современников, и «Морской щит» будет защищать сокровища городов. Дай Бог!

     Работа на производстве отнимала много времени, что сказывалось на личной жизни. Потянулись томительные часы вахты. Монотонность и точность отлажено работающих механизмов вызывали сонливость и ни к чему не обязывали. Словно на краю земли, и  ты никому не нужен. Ты уже не ждешь побед трудовых будней. Ты превращаешься в пассивного наблюдателя, почти в робота. Так видится со стороны непосвященному человеку. На деле же идет, пожалуй, самый важный процесс швартовых испытаний. Быть невнимательным к рокоту убаюкивающих механизмов есть предательское отношение к тем, кто будет их эксплуатировать потом. Наступает момент истины:  то ли ты доведешь дело до конца, то ли ты закроешь глаза на незначительные помехи и махнешь рукой, полагаясь на «авось». Каждый человек был ответственен за свой участок работы. Кто-то устранит все неполадки и, выходя в море, будет уверен в своей безопасности и даст гарантию другим, кто-то поступит иначе и будет обвинять кого угодно, только не себя.

     Зима у стен Балтийского завода прошла спокойно. Все шло по штатной схеме,  и сбоев в работе практически не было. Смешные и курьезные случаи, сопровождающие нашу вахту, столь глупого характера, что их я вычеркиваю из памяти. Также я проявлю сдержанность по отношению к тем, кто допускал вольность в поведении, которое за «живое» задевает честь мундира. Это на их совести - разгул обдуманных поступков. Конечно, можно сослаться на время, которое порождает подобные явления, уродливые и злобные, достойные пожизненного осуждения. Но мы всему находим оправдания, чтобы варварство превратить в добродетель. Да простят мне эту фразу, но ужас не там,  где настигает человека смерть, ужас там, где живые люди снимают с себя моральную и нравственную ответственность, толкая других на унижения и преступления. Конечно, стоило бы задержаться на этом больше, но я это сделаю в другом случае.
 
     Будущая команда, а точнее сказать, первый экипаж крейсера «Петр Великий» размещался в комфортабельных каютах и кубриках. Неохотно приноравливались и обживались в своем  «доме» моряки. Что-то мешало молодой удали осваиваться на столь ответственном месте. Полное безразличие царило в умах молодых матросов, на  вид болезненно уставших и психологически не готовых к выполнению тяжелой службы на флоте. Пройдет время, и эти парни, висевшие на турнике, как солома на вешалке, будут выглядеть здоровыми и бодрыми, а внутри будет желание жить и быть полезными. К этому они придут через драму и комедию, через пафос и трагедию. Они научатся быть сильными и мужественными. Они поймут, что дух сплоченного коллектива прочнее железа, а море вечно.
 
     Истории человеческих отношений на море писаны кровью. Этого забывать нельзя, чтобы не повторять все сначала, как это происходит порой. К сожалению, мы запамятовали эти истины и уж слишком высокой ценой расплачиваемся за неуважение к морскому уставу. Говорят, морской Бог существует, а значит, в его доме не существует пустого празднословия. Морские тайны - это самые правдивые чувства жизни, от которых мы испытываем волнующие воспоминания. А когда подаем  «SOS»,  мы молимся морскому Богу во имя спасения души. И когда совсем безнадежно, опускаемся в морскую пучину на вечное пристанище, уходящим сознанием благодарим морского Бога за бескорыстную правдивость в оценке своего поведения. И у кого сформировались взгляды и мораль на морских просторах, твердо убеждены, что настойчивость и доброта - лучшие волшебники в самых кипучих волнах морских трудностей.

   Весна шла долго, так хорошо знакомая нам картина. Обаяние одуряет от земли до неба, от голосов птиц до человеческих улыбок. Именно эта способность природы  называется источником жизни. Финансовые трудности завода велики, все сроки сдачи заказа растягиваются, как жевательная резинка. У многих появляется соблазн уйти на другую работу. Возможно, если отсутствует желание сделать заключительный аккорд на последнем корабле этого типа в истории русского флота, ты обрекаешь себя на душевные муки. И я сдержал эмоции, приняв решение остаться на крейсере «Петр Великий»  до списания меня на берег. Избежать противоречий  я не смог бы, а сделать верный шаг, бросив незаконченное дело - малоинтересный сюжет. Мне почему-то думалось, что сама работа на корабле - это покаяние для нас всех, которое приведет к духовному очищению. Я положился всецело на волю Господа Бога. Свой выбор я сделал независимо от того, что произойдет. Прав всегда тот, кто не хочет делать то, что вредит другим. Я не хотел уходить и остался. Мне показалось, что я родился заново, за четыре дня до посещения президентом страны  крейсера «Петр Великий». Совершенно секретно я хранил в памяти свою необычайную встречу с президентом.

     Обычное летнее утро. Весьма одиноко чувствовалось на всей территории завода. Причал сверкал чистотой и парадностью. По свежевыкрашенному трапу я поднялся под своим номером, система внутренней и внешней охраны работала безупречно. Я стоял на юте, когда адъютант главкома ВМФ России поднялся по трапу, держа в руке китель, на котором сверкали звезды полного адмирала флота - высший чин на военно-морском флоте России. Через некоторое время уверенно на крейсер взбежал сам Феликс Громов. Невольно  я вытянулся по стойке смирно. К этому человеку я испытывал глубокое уважение от первой встречи, когда он по-братски пожал рабочим руки, похлопал по плечу одного из матросов и спросил: «Ну как кормят?», а тот, не думая, ответил: «Спасибо, товарищ адмирал, ни писать, ни какать не хочется!»  Как мало осталось командиров, которым можно вот так невежественно ответить и быть спокойным, что тебя поймут правильно. Погода позволяла телевизионным компаниям снимать фильм на крейсере в день приезда президента Бориса Ельцина. Нас распирало любопытство и желание увидеть его в полном обличии. У меня было написано к нему обращение. Я наивно полагал, что смогу передать его прямо в руки президенту. Сейчас оно лежит передо мной:

«Уважаемый президент России!
   Когда-то будущим президентом России должна стать женщина. Это продиктовано временем истории. Женский разум способен услышать всех  и сделать многое для лучшей жизни в России. Женщина, как мать, способна своим поведением и состоянием души воодушевлять людей. Мы не выбираем матерей, но в самые трудные минуты жизни обращаем свой взор в сторону женщин. Женщины,  подобно маякам, выводили людей из непримиримых битв и заблуждений, останавливали кровопролитие и стирание с лица земли национальности и их культуру.
Уважаемый президент России!
     Прошу зачислить меня в Дипломатическую академию России. Как врач, я намерен защищать дипломатическими средствами паритет российских женщин от особого мнения, которое дискредитирует истинное положение вещей. Я верю, что придет время, и во всем мире в убеждениях женщин не будет сомневаться никто.
С уважением, доктор Березин».

     На короткое время наступила суета, проверялись последние пункты безопасности. Нас, гражданских лиц, попросили  покинуть ют. Кто-то не поверил и терпеливо остался ждать приближения встречи с президентом. В это время последовала более ясная команда: «Покинуть всем ют, палубу и верхние надстройки,  в противном случае будет открыт огонь на поражение». Все неохотно, но поспешно ушли во внутренние помещения корабля. Я спустился в ПЭЖ (пост энергетики и живучести), там не было никого. «Вот это да! Не видать мне президента как своих ушей», - подумал я. Поднявшись снова наверх, я зашел в рабочее помещение, чтобы попытаться через отверстие фланца в переборке, где еще не была подведена труба, осмотреть территорию. Кроме цеха из темно-красного кирпича и склада на пристани я ничего не увидел. Было видно и слышно, как охрана занимала свои позиции. Место моего наблюдения было выбрано неправильно. Я снова спустился вниз и пошел по левому коридору. Остановившись перед знакомой каютой, я постучал, дверь была открыта,  и я зашел. В это время по корабельной трансляции прозвучала команда о закрытии иллюминаторов по левому борту броней. Это был мой последний шанс увидеть что-то,  и я схитрил. Под броню я подставил барашек и оставил полумесяцем щель. Теперь даже снайпер не смог бы поразить меня, засада не просматривалась, а в поле моего зрения была асфальтовая полоса от трапа до меня. Я остался доволен, хоть что-то увижу. Моя мозговая телекамера замерла. Внутренняя охрана корабля перекрыла все выходы и переходы, передвижение было запрещено. Вдруг появилась охрана с собаками, черные окуляры собак выражали гнев, только бы не залаяли в мою сторону, чуть-чуть я отпрянул назад и переждал паузу. За ней последовала тишина, которую можно сравнить разве что со страхом перед пропастью. Прицелы снайперских винтовок и объективы кинокамер были готовы к работе. Еще минута, другая, и показался штандарт на машине президента. Она бесшумно разрезала треволнения встречающих у трапа крейсера «Петр Великий», дверь машины открылась... По моим часам Борис Ельцин был на крейсере недолго. Все  это время я оставался в каюте. Время пробежало быстро. И вот главком ВМФ и президент России спускаются по трапу и направляются в мою сторону, такого я не ожидал. Я собрался в одно целое и словно загипнотизированный прилип к иллюминатору, забыв об опасности, которая «охраняла» президента. Мне показалось, что я растворился, впившись глазами в приближавшиеся ко мне фигуры. Они остановились как раз напротив меня. Я слышал и видел,  как они разговаривали, бурно и радостно размахивая руками. Потом они повернулись друг к другу лицом, загадочный взгляд президента смотрел в широко улыбающееся лицо главкома... Президент взял его за плечи, на которых  красовался тот самый китель, доставленный утром в каюту Феликса Громова. Моя память надолго засвидетельствовала встречу самых могущественных людей того времени. Дальше их ждала встреча с рабочими, а я стрелой полетел наверх, где уже сняли охрану. Я провожал их своим взглядом, стоя на юте левого борта. Штандарт президента и флагман главкома развивались на ветру. «Хорошая примета»,  - подумал я. Вечером я увидел по телевизору то, что не видел на корабле, а то, что увидел я, по телевизору не покажут.

     Лето было в разгаре, когда мне попала на глаза реклама парусной регаты «Катти Сарк». Она проходила у нас под носом, а мы, не зная об этом, ежедневно смотрели, как прибывают различной модификации суда из разных стран мира,  и недоумевали, к какой стати. Очень быстро газеты распространили по городу приятную весть о прибытии парусного судна «Седов». Закончив ночную смену и сдав вахту, я возвращался домой. Набережная еще была пустынна, и только один прилично одетый мужчина с переговорным устройством в руках, как маятник, ходил вдоль пирса,  о чем-то переговариваясь. Я набрался смелости и подошел к нему: «Скажите, пожалуйста, когда придет «Седов»? - произнес я. «Через минут тридцать», - ответил он. Это значит, к обеду  буду дома, подумал я. Утренняя прохлада постепенно сменялась теплом, идущим от асфальта, когда, дойдя до середины моста Лейтенанта Шмидта, я повернулся в сторону залива, чтобы еще раз окинуть взором панораму разноцветья парусников и яхт, пришвартовавшихся по берегам Невы. Это была сказка. В это время в фарватер реки входил самый красивый парусник мира. Вот он поравнялся с «Петром Великим». Члены экипажа парусника высыпали на палубу, чтобы видеть этот военный «монстр». Большая часть команды «Седова» разместилась на реях и мачтах, паруса были свернуты, зрелище потрясло до глубины души. Вот она, эстафета старого и нового флота. Трудно понять, кто кому завидует. Ослепительный, ярко-белой окраски четырехмачтовый барк, как голубь мира, принес нам радость праздника. Весь день я находился где-то там, на мосту, как на необитаемом острове, с которого видишь весь парусный мир, а он тебя не видит, и ты не можешь на него попасть. Ты радуешься своему счастью,  которое понятно только тебе одному, но тебе никогда не суждено уплыть с этого острова под алыми парусами, подобно Ассоль. Вечером, приехав на Васильевский остров, я от 9-й линии до Горного института шел пешком, чтобы еще раз испытать изумление перед таким большим скоплением водного транспорта под флагами из многих стран мира. Приняв вахту по смене и обойдя обслуживаемые механизмы, я зашел в ПЭЖ и доложил механику о готовности к работе. После чего, никому не говоря, стал быстро подниматься на мачту корабля. Я уже миновал все надстройки и вышел на прямую вертикальную лестницу, когда подумал, что лучше быть незамеченным и выше не лезть, испытывая чувство «самоволки». Тем более место, где я остановился, было идеальной площадкой для обзора. С высоты птичьего полета было видно все, как на ладони. Словно Гулливер из сказки, я мог подержать в руках флотилию «Катти Сарк».

     Всего четыре дня длился карнавал корабельных улыбок. Мне повезло, я встречал и провожал эту регату. Правда, за отплытием я уже наблюдал с борта крейсера. Ни одно судно не прошло без уважения к ТАРКу «Петр Великий».  Каждый член экипажа иностранного парусника, согласно морским традициям, проходя мимо крейсера, счел долгом по-своему попрощаться с  «Петром Великим».  Вахта была напряженная, и как ушел «Седов», я не видел. Только утром следующего дня я шел уже по опустевшей набережной и думал, что когда-нибудь сбудется и моя мечта.
 
     Впервые Международная регата учебных парусников «Катти Сарк» прибыла в Санкт-Петербург. Во времена Петра I на подобных торжествах и праздниках второй тост звучал за военно-морской флот. Продолжим эту традицию и первый бокал поднимем за то, что фестиваль белых парусов в северной «Венеции»  является мировой культурой. История английского клипера «Катти Сарк», который участвовал в знаменитых гонках из Фу Чжоу в Лондон, не забыта. Ну что ж, в добрый путь! Мне еще снилась регата, когда в Неву входили военные корабли с дружественным визитом из разных стран.

     Парад в ознаменование 300-летия Российскому военно-морскому флоту на крейсере «Петр Великий» по своему масштабу действительно был великим. С раннего утра команда носилась по кораблю, как рой пчел. Зубная паста размазывалась по зубам и бляхам, зашивалось, гладилось, чистилось обмундирование и обувь. Приятно и смешно припомнить все это. Чайки парили над холодными водами Невы. Они кричали и выпрашивали праздничный завтрак на камбузе. Команда «Свистать всех наверх!»  застала некоторых матросов врасплох. Явно не хватало ответственности и уверенности в подготовке к первому параду в своей жизни на берегах Невы.

     Кортеж из белых катеров во главе с командующим военно-морским парадом, с телекамерами и праздной публикой приближался к ТАРКу «Петр Великий» с правой стороны. Ленточки бескозырок шелестели за плечами матросов. Офицерские кортики на черном фоне шеренги сверкали золотом в строю белых перчаток. Андреевский бело-синий флаг развивался за кормой. С непременным уважением я внимательно следил за морской церемонией. Празднично одетые военные моряки и офицеры в почетном строю навсегда останутся первыми в дебютном параде ТАРКа «Петр Великий». На корме еще играл корабельный оркестр, когда мне преподнесли скромный подарок, самый дорогой для меня - черную ленту с надписью «Петр Великий». В сумерках едва заметно волновались волны, ударяясь о борт корабля, когда пучки цветных шариков, разлетаясь в небе над Санкт-Петербургом, озаряли силуэты военных кораблей, и радостное людское ликование звучало тостом во славу Российского военно-морского флота. Для жителей города это было ярким вдохновением, несмотря на проблемы и трудности в жизни.

     Запах осени принес незаменимые мечты, страсти и интерес. Воображение часто увлекалось поиском радостных ощущений,  но я уже не пытался понять связь своего земного перевоплощения  из эскулапа в слесаря. Я ближе стал к истине: «На все воля Божья!» С этими мыслями я вставал и ложился, шел на работу и в церковь. Я не стал рабом чужих желаний, но очиститься от внутренней скверны и приобрести новое понимание мира и жизни я смог только в церкви, где бесстрашие властвует над смертью.

     Время проходило быстро, но мы все равно изнемогали от ожидания вырваться в море, выход в которое задерживался несколько раз. Сейчас южный ветер. Я стою на верхней палубе, опершись на леера, и смотрю, как в очередной раз снимают трап.  Прошло несколько минут, после чего по трансляции прозвучала перепалка с использованием нелитературных выражений, и трап снова подали на борт. Как только погрузили то, что забыли, корпус судна стал метр  за метром  медленно отдаляться от заводской набережной. Вот мы уже на середине Невы. Идем на буксирах, проходим морской канал, захватывающее зрелище. Кстати сказать, история его строительства очень интересна и познавательна. Загадочный канал, как камень преткновения, не пускал нас в залив из-за низкой посадки нашего великана «Петра». Нагонная волна принесла необходимый уровень воды, чтобы выйти нам на Кронштадтский рейд. Все высыпали на палубу, на верхние надстройки. Поздравляем, друг друга, бросаем монетки, кто на счастье в морских испытаниях, кто на скорейшее возвращение на родные берега, домой. Эйфория первых чувств будущего плавания проходит. Состояние улучшилось, когда около шестнадцати часов мы подошли к Красногорскому рейду. Вечерний чай и ночная вахта. Первая ночь, осознанная необходимость. Ты понимаешь, что тебе надо многому научиться. Как ни странно, надо начать все сначала и именно с себя, чтобы не оторваться от коллектива и не погибнуть в полной свободе.

     Утро осеннего моря, морской дождь, легкий и постоянный ветер, я стою на шкафуте левого борта. Слева вырисовывается лесистый выступ ближнего  побережья. Утренняя сила разжигала восход. Корабельная жизнь встрепенулась. Прошло двое суток, двое...
 
      Я прошел в помещение, где мы разместились на время ходовых испытаний, и поднялся по вертикальному трапу на второй ярус. Молча посмотрев на спящего напарника, взглянул на иконы. Я разместил их на железной перегородке, отделяющей нас от центрального отсека. Иконы, обрамленные рушником, вышитым моей бабушкой, станут для нас иконостасом, подобным тому, который находится в Александро-Невской лавре. Именно здесь, на втором ярусе,  последний шанс не подведет нас и жизнь ТАРКа «Петр Великий» будет спасена. С этого момента  я больше не буду забегать вперед потому,  что я и сам не знал, что всех нас ожидает, и меня в том числе. Вернемся к записям.

     Итак, общее состояние превосходное. Полные ходовые испытания откладываются. Первое, что организм испытывает, - это прочность своего желудочно-кишечного тракта, который подвергается атакам корабельной и домашней пищи одновременно. Отношения складываются без всяких принципов джунглей. Не бери мои вещи, я не возьму твои. Локальные конфликты между гражданскими и военными специалистами носили в большей степени поучительный характер. Одни выступали в роли отцов, другие - в роли сыновей. После первого завтрака в корабельной столовой напал «работун». Мы убирали помещения, красили, проверяли механизмы, устраняли неполадки. В нашей маленькой команде газотурбинистов принцип был один: не гнушаться никакой работы. На каждый день мы составляли план-задание и строго его выполняли. Все должно быть в боевой готовности. Все, и мысли тоже. Вахты заранее были распределены, и график висел в нашей импровизированной кают-компании. В ней было по-домашнему уютно. Небольшая библиотечка, музыка, телевизор, спортивный тренажерный комплекс и многое другое  гармонично сочеталось с рабочей обстановкой. Ничто не мешало друг другу. Каждое утро начиналось запахом свежего хлеба, сладкий чай был всегда наготове. Вечером мы устроили часовой пикник по поводу дня рождения и первого выхода в море наших молодых напарников. Со словами, которые пришли мне на память: «С нами Бог, он нам поможет!» - мы выпили по глотку забортной воды. Только успели завершить этот ритуал, как объявили тревогу. Опять пропал матрос. Обсуждаются варианты его исчезновения. Версии различные, вплоть до того, что покинул борт и утонул. Мне больше всего по душе пришлась версия молодого лейтенанта: «Все просто, трое суток отоспится в шхерах, съест весь харч и обнаружится,  как ни в чем не бывало». И это накануне прибытия главкома. Ха-ха-ха!!! Удивительные метаморфозы происходят с людьми, когда что-то их вынуждает к проявлению инстинкта самосохранения. Представить трудно, когда среди более полутора тысячи людей некий матрос превращается в странное животное, которое перемещается по кораблю трое суток, оставаясь незамеченным. В это время от кормы до носа вся команда стеной прочесывает метр за метром  и не находит. Забавно для всех. На третьи сутки слова командира корабля привели всех в чувства. «Сынок! - сказал он по корабельной трансляции, - приди ко мне в каюту, тебе ничего не будет, только приди!». Голос командира корабля был услышан и матрос пришел. На этом адаптация на корабле завершилась.

     Присутствие у моря и на море - две большие разницы. У моря восстанавливаешь организм, на море - освобождаешься от излишества.      У моря ты трезвеешь от водяного пространства. На море ты находишься во власти морской бесконечности. Очень важно запланировать максимальный срок своего пребывания на корабле. Это сильно помогает очень быстро собираться при необходимости. Раскрываю свой судовой журнал, пишу.
 
     Поздно вечером подошел танкер «Капитан Данилов». Наладили систему приема топлива, чуть позже выясняется, что результат анализа не соответствует корабельным требованиям. Отказываемся от приемки топлива. Все в исходную позицию. После душа и горячего чая аварийная тревога. У  нас нелады. При автоматическом запуске из ПЭЖа  не запустились две машины. Причину выяснили чуть позже. В первом случае не работала форсунка, во втором - автоматика. Печально, но факт. Провели учебу с матросами, объяснили слабые стороны в обслуживании механизмов и несении вахты. Увы, как о переборку горохом, они засыпали, как мухи, не успев заступить на вахту. Пришлось прибегнуть к прямым доказательствам. Мы договорились, что первому,  кто заснет на вахте,  раскрасим лицо акварельными красками. Сказали - сделали. Урок был впечатляющим, когда командир группы разбудил бойца с гримасой трусливого индейца. Было смешно, но дисциплина резко повысилась. Стыд и ответственность - вещи совместимые. Вечером следующего дня по штатной схеме успешно приняли топливо. В этот вечер отменили прием гостей. Усталость взяла верх. В суматохе, где все гудело и звенело,  я не слышал, как включили вытяжные вентиляторы. И когда я открывал дверь, то она сыграла,  как пружина. Все произошло мгновенно. Удар по лицу был прямым нокаутом, меня отбросило на два шага назад. Вентиляторы обдували меня с одной и с другой стороны, струйка соленой крови скатилась по губам. Я получил наглядный урок. Ха-ха-ха!!! Хныкать не научился. К бою и походу готов. Сорвались с места. Полный вперед! Выжимаем тридцать один узел, выхожу на ют. На море кромешная тьма, прожекторы выхватывают пену шампанского, разливающуюся на две волны за кормой, оставляя шлейф яркого впечатления. Сильный ветер срывает с места, пытаясь оторвать меня от заграждения. Возвращаюсь обратно, придерживаясь правого борта. Внутри помещения корабля тепло, слегка покачивает, как в автобусе. Заснул глубокой ночью.
 
     Проснулся в четыре утра, все хорошо. Ясная, солнечная погода, здорово. С утра, после завтрака, устроили соревнование по подтягиванию. У нас на вертикальном трапе был смонтирован разборный турник. Зачет прошла вся группа газотурбинистов. Испытания продолжаются. Не запустился аварийный дизель- генератор. Устранили причину, запустили. Идем к острову Готланд, средняя скорость - восемнадцать узлов. В этот день обеденный запах готовой пищи с камбуза мы учуяли первыми.  Первыми мы отказались от луковой баланды и заявили о недопустимости тех недостатков, которые сложились произвольно, ввиду общего кризиса. Спасибо командиру корабля, порядок был наведен достаточно быстро. Сколько ушло на это сил, не знаю, но чистота царила не только на камбузе, но и во всех общественных помещениях. Антисанитарная тревога была своевременной. Картина инфекции назревала и была на глазах у всех. Нужно сказать, что до конца ходовых испытаний жалоб и нарушений не было.
 
     Ночью, вернувшись на Красногорский рейд, мы окончательно перешли на постоянную вахту в наше рабочее помещение из двадцать пятого кубрика. Конечно, это не сахар, но, несмотря на шум, вибрацию, сквозняки, повышенную температуру, опыт подсказывал моему напарнику, что мы должны находиться в этом помещении, и я последовал за ним. Кофе с шоколадом скрепил наш союз. Чувствуется утомляемость, спим и отдыхаем мало. Снова идем по кругу. Сдаем акустику наш любимый «режим тишины». Идет повтор за повтором, пока до всех дойдет, уходит много времени.

     Обычный день. По мелочам набираюсь впечатлений. Вода, вода! Одних успокаивает, других возбуждает. В ее широчайшем диапазоне имеются индивидуальные оттенки для каждого человека. Волнение усиливается, и подошедший буксир «Балтиец» бросает, как щепку в горном ручье, из стороны в сторону. Отшвартоваться не удалось, зарываясь в волнах, ушел в обратный путь. Вечером мы принимали вертолет. Все желающие уже наверху, следят за посадкой. Сделав большой облет вокруг крейсера, он зашел с кормы и, включив передний свет,  прошел на небольшой высоте над нами. Со второго захода в белый круг с натянутой сеткой вертолет сел, как аист, в свое гнездо. Публика в восторге. Подобного давно никто не видел.
   
     На борту Игорь Касатонов - заместитель командующего ВМФ России. По центральной корабельной трансляции он выступил с речью и обращением к промышленникам и команде корабля, выразив благодарность за подготовку заказа к ходовым испытаниям. Идем в Балтийск, по ходу будем выполнять программу сдачи государственных ходовых испытаний. Настроение у большинства бодрое, хотя кто-то уже замкнулся в себе, в своем мире сомнений. Их психика уже не способна будет выдержать больших испытаний. Я только что принял вахту, когда в ПЭЖ вошел Игорь Касатонов. Он поздоровался со всеми за руку. Поинтересовавшись оперативной обстановкой и пожелав успехов в несении вахты, вышел. В моей левой руке так и осталась книга Ж.И. Кусто «Путешествие на Каллисто» без его автографа, что-то я не сумел преодолеть в тот момент. В стане военных паника. Говорят, что там, где Игорь Касатонов участвует в боевых походах, происходят приключения на море. Вот и проверим суеверия офицеров с Тихоокеанского флота.

     Ночь. Даем двести оборотов на винт. Я находился в это время в месте вращения вала, только свист идет. Продолжаю обход в кормовой машине, есть замечания. Около парового мостика оторвалась подвеска и светильник, докладываю в ПЭЖ. Ночь продолжается, работают локационные установки, выход на палубу запрещен.

     Утро. Балтийское море в чистом виде. Позади Финляндия, Эстония, как-то все спокойно. На реакторной площадке я обнаружил кладбище перелетных птиц, чаек среди них не было. Вместо утренней зарядки я с сожалением к пернатым выбрасывал их в море. Разноцветное оперенье, разные по форме и виду - в таком огромном количестве птиц  я еще не видел. Стал задумываться о приметах. Шведская авиация в небе. Получасовой облет береговой охраны. Я на своем излюбленном месте отдыха, на шкафуте левого борта. «Викинг» заходит на боевой курс. Наши молчат. У самого борта взмывает вверх и в считанных метрах проходит над крейсером. Второй разворот, и уже вдоль левого борта с кормы на уровне моих глаз, покачивая крыльями, обгоняет крейсер. «Вот циркач, довыпендривается», - подумал я. Первые острые ощущения  зрелищны и очень опасны. Весь день в работе, следующий тоже, проходят заводские испытания.
 
     Проведя замеры топлива в машинных отделениях, я поднялся наверх в рабочее помещение и приоткрыл дверь на левом борту для проветривания. Я посмотрел на море. Шведы продолжали резвиться. Мне было видно, как один пошел вниз, влево за корму, а другой набирал высоту и уходил вправо. В мгновение ока швед повторил свой коронный номер, но на этот раз он очень низко проносился со страшным ревом над водой. Перед глазами промелькнул профиль головы шведского летчика, словно манекен в кабине самолета. «Викинг» летел по прямой линии к смерти. Вспышка пламени и огня осветила Балтийское море. Стоп машины, спускается катер, взлетает корабельный вертолет, обследуется место гибели военного летчика шведской авиации. На борт доставляют планшет, шлем, части и фрагменты самолета. На корму садится вертолет с представителями шведской стороны. Ведутся переговоры. Наша сторона передает останки погибшего, найденные вещи и предметы. Шведы благодарят за оказанное содействие и улетают. Миф о грозном крейсере, на котором русские без оружия сбивают шведский самолет,  разлетелся по всему миру. Швеция еще не успела проститься и похоронить своего военного «Викинга», а над нами и вокруг нас уже зависли вертолеты и облепили крейсер иностранцы. Подошел эсминец «Пылкий-702» разбираться с пришельцами. Завтра мы будем в Балтийске. Мое наблюдение продолжается.

     Со стороны шведский остров Готланд похож на тот самый таинственный и необитаемый, на котором хочется побывать при определенных обстоятельствах. На островах мы с детства оставляем душу. Когда становимся взрослыми, понимаем, почему нас тянет в море, пенное и до одури родное. В воде, притягательной и смертельно опасной, отражается мгновение нашей великой жизни. Смотрю вперед по ходу судна. С водой ругаться нельзя, сейчас она радость и благо, через милю - хмурое и капризное.

     Вот и Балтийск. Стоим на рейде. Подходит катер и забирает на берег элиту флота и промышленников. Теперь спать, спать, больше ничего не хочется. Вечер, туман. Дождь сливается с морем как единое целое, и снова спать. Вид с моря на Европу обворожителен. Яркий луч солнца перемещается по ландшафту берега, осветляя его от мыса, выступающего в море, до туч, которые затеняют матовым светом далекую Польшу. Море слегка будоражит волной, во мне просыпается маринист. Хочется увидеть много интересного и писать, писать красками.

     Испытания проходят на полигоне. Ходим галсами, сдаем акустику, любимый «режим тишины». Отрабатываем противовоздушную оборону и испытываем военный комплекс. Наблюдаю, как «Торпедолов» собирает дорогостоящие макеты торпед, которые с грохотом и шипением вылетают из торпедного отделения. Стрельбы из корабельных орудий не поддаются комментарию. Полет молниеносно летящего снаряда от корабля до цели на горизонте надо только видеть.
    
     Море меняется, как характер. С утра собирались на берег в Балтийск. Погода изменила нам на глазах, и наши планы тоже изменились. Работа и никаких забот. Завтра подготовка к переходу на Север, как говорится, «к бою и походу готовьсь».
Обыкновенный ужин ждал нас в столовой, но как-то необычно на этот раз, я сел за стол, изменив своему месту около иллюминатора. Лица ребят из кормового машинного отделения были безучастны к еде, у кого синяк под глазом, кто небритый, кто-то устал от вчерашнего дня. «Вот погудели», - мелькнуло в голове. За столом между нами никто не сидел, и мы могли спокойно разговаривать. «Ну, доктор, давно к нам не заходил в гости, забыл, что  ли?» - проговорил Саня. «Нет, нет», - ответил я. - Сейчас вахту сдам, помоюсь в душе и приду». «Приходи, мы самоварчик вскипятим, все остальное у нас есть», - сказал за всех Сергей Михайлович. На этом и расстались.

     После ужина я передал напарнику вахту, переоделся, взял полотенце и вышел на палубу. Крейсер шел на полных порах. Спускаясь по трапу под палубу, я столкнулся с матросом, который что-то нес за пазухой. Пройдя коридор, я повернул в переход к машинному отделению, слева стоял матрос и о чем-то говорил со своим сослуживцем. «Ким, который час?» - спросил я. «Не знаю», - ответил он. Еще шаг, другой, и тут я услышал зловещий и страшный звук. Сравнить его с чем-либо мне до сих пор удается с трудом. Звук напоминал вырвавшийся воздух под высоким давлением из огромной емкости. Крышка люка вертикального трапа, ведущего в центральный отсек, поднялась вместе с замком. Одновременно столб пыли и ветра из всех закоулков и щелей, ударил мне в лицо. Крейсер содрогнулся от удара огромной силы. Грохот смолк. Наступила гробовая тишина. Меня охватил ужас, ноги подкашивались, тело дрожало. Первое, о чем я подумал, - где Михалыч? Нет, этого не может быть...
 
     Тело, сваренное вкрутую, с трудом перешагнуло порог. Кожа чулком сползла и свисала с рук. Он кричал из последних сил: «Суки! Сварили заживо! Говорил, что добром все не кончится». Уже на операционном столе сознание покидало его. С ним пытались поддержать разговор, и на вопрос, как его зовут, из онемевших губ я услышал еле слышное дуновение имени. Александр Плетнев умрет на следующее утро, не приходя в сознание. Юрий Смирнов не смог выйти в коридор, его голова одновременно упадет на порог с последними силами и мольбою о помощи. В лазарете за его жизнь будут бороться во второй операционной военные врачи. Николай Велесев единственный, кто мог разговаривать. Я подавал ему увлажненный кислород, когда он посмотрел на меня и спросил: «Доктор, я буду жить? У меня двое маленьких детей». «Будешь, обязательно будешь», - солгал я. На его спине не было ни одного клочка живой кожи, а ожог верхних дыхательных путей был смертельным. Он умрет первым уже в больнице. Я имею право залить слезами и воплем несколько десятков страниц, вспоминая каждую подробность этой трагедии. Я  хорошо знал этих ребят и в память о них просто помолчу.

     Ситуация не поддавалась оценке, никто не знал, сколько человек попало в радиус взрыва. Пустой, тяжелый туман окутал вход, смертоносный пар не пускал нас в машинное отделение. Дежурный  механик, ринувшись вниз по трапу, увлекая криком «За мной!» стоящих матросов, схватился за поручни и резко отдернул руки, на них пылали пузыри. В это время один из офицеров, следуя нашим советам, не касаясь поручней, первый стал спускаться по трапу. На первой площадке он наткнулся на лежащего матроса, втроем мы вытащили и уложили его на линолеум  рядом с входом. Дальше пройти было нельзя. Кто-то принес носилки, и парня унесли в медпункт. Потом появился новый противопожарный костюм, тоже кто-то принес. Попытка надеть его не удалась. Он не был готов к работе. Вот оно - русское авось! Пар стал рассеиваться, появилась видимость, мы осторожно продвигались вперед. На площадке, где произошел разрыв паровой трубы, лежал матрос. В руке он сжимал горлышко от колбы... Отяжелевшее мертвое тело мы втащили по вертикальному трапу в ПЭЖ, в оказании медицинской помощи он не нуждался. Застывшие в неописуемом страхе огромные белки стеклянных глаз выкатились из глазниц. Подбежал молодой военный врач. Я ему говорю: «Он уже труп, беги в лазарет, там твоя помощь нужней». «А как вы узнали?». «Я врач!». Закрыв лицо матросской робой, мы побежали в лазарет.

     Матрос, которого мы вынесли первым, лежал без сознания у входа в операционную. Еще один матрос лежал на носилках в операционной. В такой ситуации было не до расспросов, но желание узнать более точно, что произошло, волновало меня не меньше, чем их жизнь. В здравом уме оставался только один Николай Велесев. Его сильно мучило беспокойство, дышать было невмоготу, он медленно умирал. Я резко задал вопрос: «Что случилось?»  Его слова звучали, как набат: «Поднималась температура. Сообщили в ПЭЖ. Решили открыть вручную. Да, эти идиоты… Тяжело, потом...».

     Подошел транспорт. Мы перенесли ребят на борт морского буксира. Надежда умирает последней. Вокруг стояла тьма. И как горячие слезы на холодном ветру текут по щекам мужчин, видеть было не стыдно.

     В надводном положении вокруг нас стояли российские подводные лодки. О том, что у русских авария, уже было передано в эфир. Разговоры о высоком радиационном фоне преувеличены. На красную кнопку в ПЭЖе нажмут позже, а точнее, после аварии. Вот она цена жизни. Всю ночь мы не могли уснуть. Всем без исключения была предоставлена связь с  родными и близкими. Эфир между крейсером и родственниками утонул в слезах. Я очень кратко сказал, что жив, здоров, до встречи. Мое спокойствие передалось другим.

     Пришло время моей вахты. Не смыкая глаз, я принял дежурство. ТАРК «Петр Великий» продолжал свои испытания. Ужас был настолько велик, что многие отказались нести вахту в носовом отделении  и перешли на дистанционное управление. В обслуживании газотурбинных механизмов не предусмотрена трусость. К тому же кормовая машина была выведена из строя, а ситуация требовала повышенной бдительности. Свой обход я начал с носовой машины. Когда я спустился в носовое отделение, то сразу почувствовал всеобъемлющую тревогу. Каждая клеточка организма приковала себя к гудящему, неодушевленному пространству. Стоя напротив маневренного клапана, я попытался мысленно проиграть аварийную ситуацию. Понять, что на этом месте можно остаться живым под напором пара и при высокой температуре, я был бессилен. Конструкция носового машинного отделения была менее динамична в возможности спастись, чем кормовая. Очевидно, чтобы встретить что-то страшное, нужно иметь моральную подготовку. Нужно иметь мужество, чтобы страх не помешал принять правильное решение. Я повернулся и побежал наверх, страх был сильнее осмысленного бегства, а скорость распространения пара была быстрее и того, и другого. В задумчивости, с глубоким чувством сожаления, я вышел из носового машинного отделения. Произошло то, что и должно было произойти. Что дальше?!

     В предпоследний день октября в  кают-компании офицеров состоялось собрание для сдаточной команды Балтийского завода. На нем выступил генеральный директор. Он заявил, что стопроцентная подготовка к этой аварии лежит на совести тех, кто собирал и вел монтаж этой системы. Он сказал правду. «Это государственные испытания, и контракт остается в силе. Деньги будут все выплачены семьям погибших по закону», - твердо сказал он. Меня интересовал человеческий фактор в такой вот не простой обстановке. Попытка вымогательства со стороны «бригадира-папы» и других рабочих завода не прошла. Изменить стиль морали, психологические отношения с такими людьми невозможно. Одни покинут борт корабля на рейде Балтийска в этот же день, другим будет стыдно за их слабость на время. Руководить и координировать всеми работами по устранению последствий аварии останется главный инженер завода. Под его руководством будет проведена ревизия в кормовой и носовой машине на главной магистрали. Будут выявлены множественные дефекты, которые могли бы стать причиной последующих аварий. Долго будут задаваться вопросом: «Почему это нельзя было сделать раньше?»  Дело в том, что акты приемки данной системы были оформлены и подписаны много лет назад. За давностью времени эти люди уже не работали на заводе. Брак был в самой работе. На стыке соединений стенка трубы не соответствовала нормативным размерам. Вот и получается: где «авось», там и рвется.
 
     Носовой эшелон работал на пониженных мощностях,  как мина замедленного действия. Всем выдали противогазы. Вахта для многих превратилась в мучительное ожидание смерти. В силу однообразия рабочих моментов такое состояние одних мешает нормально работать другим. Патологическая болезнь труда  панически действует на психику. Невольно думается о второй беде.

     Пришло время моего отдыха. Выполняя бесхитростные упражнения на наших спортивных снарядах, я никак не мог сосредоточиться,  какой-то внутренний зажим не давал мне покоя. Хотя мне никто не мешал. Напарник ушел с матросом на обход. Вдруг как-то неестественно мигнул свет. Я даже не успел подумать о чем-то, как мигание повторилось несколько раз. Я быстро взял микрофон и включил ПЭЖ, связи не было. Тогда кратчайшим путем я решил дойти до дежурного механика в ПЭЖ. Я закрыл помещение на замок, перешел на правый борт, спустился по трапу вниз и быстро пошел по коридору. В это время свет погас полностью. Сработала аварийная защита атомного реактора, корабль полностью обесточило. С момента тревоги каждый из нас держал в голове план действий и, как водится, последнюю надежду. «Молнией» я метнулся обратно, отталкивая всех, кто оказывался на моем пути. В это время матросы во главе с командиром группы газотурбинистов уже были на месте. В такой ситуации мы все оказались впервые. Я, как сейчас, помню необыкновенную синхронность наших действий. Это было что-то. Разбежавшись по машинам, мы переключили запуски генераторов на себя с места. Машины по разным причинам снова дали сбой, еще раз, еще повтор. Это было слишком серьезно, если не сказать проще. Ресурсы запусков генераторов от аккумуляторных батарей мы исчерпали. До возможного взрыва атомного «саркофага» времени почти не оставалось.

     Когда заработал дизель-генератор, расположенный на втором ярусе, я еще долго держал свою руку на красной кнопке, настолько была велика ответственность, что вся сила ушла в запуск. Свершилось чудо, дизель-генератор запустился с первого раза. Если бы пришлось делать повторный запуск, то он бы не состоялся.

     Появился аварийный свет, запустились аварийные насосы на охлаждение атомного реактора. Пройдет много волнующего времени, пока мы запустим по очереди газотурбогенераторы и перейдем на штатное несение вахты. Мы победили, мы были «героями», и кто понимал это, говорили: «Если бы не вы, то нам всем кранты». Честь России была спасена, мы были горды этим. Да, мы не «герои», мы просто сумели победить страх. Индивидуальные человеческие качества соединились в одно целое и оказались на высоте, и это была внутренняя победа каждого из нас. Каждый понимал, чем это все могло закончиться. Что дальше? Каждый для себя должен был сделать выбор: идти дальше или сойти на берег пока еще есть возможность. Кто-то так и сделает. Претензий к ним никаких. Нервы не железные, у каждого свой предел и свои победы над собой. У меня была своя планка, и дойти до причала номер семь  я был просто обязан. Испытание «Петром Великим» я был намерен пройти до конца.

     На следующее утро была проведена бескомпромиссная разборка. Причина известна, виновники тоже. Несогласованность взаимодействий всех служб и множество ошибок операторов раздраконили многих. Я умышленно опускаю имена и фамилии, так будет лучше для всех. Никто не виноват из тех, кто был на крейсере. Всем досталось наследство прошлого. Мы все разные, кто-то берет на себя ответственность исправлять ошибки других, кто-то высказывает свое мнение, кто-то гибнет из-за этих ошибок,  кто-то прямо пошутит: «Мы еще не горели и не тонули?!». И это может оказаться правдой. Никто не знает, что можно ожидать. Я поинтересовался мнением разных людей, почти все чувствовали сердцем не одну беду. Как определиться в такой среде, что будет? Если каждого охватывает скрипучий синдром боязни. На этот вопрос может ответить следующий «господин случай». Мы на «железном острове» в море, и выход один, будь готов в любое время суток. Я сделал вывод и выполнил его тут же. Мой матрац перекочевал за дизель-генератор на второй ярус. Очень интересно. Я тоже что-то почувствовал. Через день ошибка оператора в ПЭЖе не застала нас врасплох. Все были на своих местах, каждый спас себя.

     Ночь. Корабль мирно покачивается на волнах. Отличная погода. Луна как «самаркандская дыня». Противно заскрипела железная перегородка, нехорошо напомнив о прошедшем. Будьте бдительны, будьте внимательны!!! Мертвым вопросы не задают, у них остаются ответы. Какая-то двойственность непонятных мыслей воспаляла мозг, и становилось дико от одинаковой мысли, которая руководила ими в секунды их опасности и вот сейчас мною. Как спаслись другие? Кто как, потому что думали неодинаково и были готовы в любое время к неожиданностям. Один рабочий прыгнул в проем вертикального трапа, показав пример напарнику.  Другой матрос накрыл бушлатом себя и друга, обварив свои руки. В центральном отсеке ребята не растерялись и встали под душ с холодной водой. А пенсионер Сан Саныч умудрился пролезть в маленькое пространство между двух труб,  укрываясь от волны пара. Примеров много. Их объединяет одно: не шаблонность их действий.

     Утренняя звезда встречала восход солнца, когда я посмотрел на спокойствие моря и подумал о семье. Это был маленький толчок, чтобы вспомнить о родных. После ночной вахты я лежал за дизелем и сквозь дремоту думал о семье. «Вот я вижу свою квартиру, обнимаю своих детей»... Вдруг окрик моего напарника озадачил меня. Кто-то из матросов взял его книгу. Я знал его как профессионала в работе, спасибо ему за это, но у него были и свои слабости. Терпеть его выходки и сглаживать придирки мог только я. Книгу нашли, он успокоился, а нас всех еще трясло.

     К этому времени мы уже второй месяц качались на воде. За это время ломаются краткосрочные отношения между людьми. И сколько понадобится еще времени, чтобы хватило сил не допускать ошибок из-за усталости и переутомления, я не знал. Каждый день возникали новые проблемы с вводом реактора: то автоматика, то механическая часть заедала, не считая других мелочей с водой, дозаправкой топливом, продовольствием. Обратного пути не было. Зимовать  на Балтике? Нет. Только вперед! Надо продолжить переход на Север. Мне не хотелось уходить от проблем, но и найти время на восстановление душевных сил было желанием самого организма. Необыкновенное средство вспомнил я от сплошных глупостей. Что нужно делать? Это я уже знал. С мыслями об этом я заснул. После сна пришла бодрость. Я перестал подпитывать высокомерие напарника. Я был ему нужен, и он держался за меня до конца. Работа есть работа, остальное время как у всех нормальных людей после вахты. Обычное чередование вахты и отдыха позволило мне подтянуть  свои нервы благодаря правильному распределению: своих сил в течение дня и ночи. Просмотр телевизора, болтовню, комментарии к чьим-то предчувствиям, излишние питье кофе - все, что мне мешало, я исключил. У меня появилось свое золотое правило: на вахте думать, во сне ориентироваться. Перед броском на Север я был самим собой, таким, какой есть. Носовой и кормовой эшелоны были введены в строй. ТАРК «Петр Великий» открывал новую страницу своим историям.

     Снимаемся с якоря и идем на полигон. Стрельба из орудия проходит нормально. Во второй половине дня идем в нейтральных водах. Я стою на юте в одной рубашке с коротким рукавом. Параллельным курсом справа по борту идет немецкий пограничник, фотографируют, размахивают руками. Слева в голубом небе вижу летящий объект. «Кажется, чайка», - сказал я. «Нет, наверное, гусь»,  - ответил сосед. «А, черт его знает», - добавил Михалыч. Со сверхзвуковой скоростью на нас надвигалась точка, которая увеличивалась в своих размерах. Из чайки и гуся вырисовывался предмет. Поравнявшись с нами, белокрылый «Конкорд» перерезал наш курс с носа. Сделав небольшой поворот, он стал удаляться на юг, догоняя своих собратьев, издавая лебединый клик. Под покровом ночи принимали топливо и пресную воду. Танкер еще стоял в корме, когда я пошел в душ. У меня были свои прогулочные тропы и маршруты. Организм жил своей жизнью, ему лишнее не нужно.

     Ночь была неспокойной. Я волновался со всеми. До подъема Андреевского флага оставалось два часа. Мысленно прохожу по служебным помещениям корабля, спускаюсь в машинные отделения - все в порядке, все будет хорошо. Все закреплено по-походному. Воздухом не надышаться. Тихая теплая балтийская погода. Провели митинг. В своем выступлении Игорь Касатонов заметил, что все немного виноваты в трагедии. Поблагодарив за проделанную работу, пожелал быть всем внимательными. Отошел буксир, трогательно дав прощальный гудок. День запестрел событиями, массой впечатлений. Проверяем трансляцию. К бою и походу мы готовы всегда. Снимаемся с якоря. Уходим. С нами будет работать атомная подводная лодка и другие корабли Северного флота. Пришли на огневой рубеж. На глазах изумленных иностранных наблюдателей и на радость себе отстрелялись отлично. Полный, вперед!  Идем на Север.

     Кажется, вокруг тебя все тоже самое, когда-то кем-то увиденное и описанное в самых мельчайших подробностях. Что проще воды и солнца, неба и ветра. Никто не знает, сколько сюрпризов в этих  составных частях природы. Для меня это особая бесконечность, которая отражается в моих глазах, а балтийский калейдоскоп с борта крейсера  меняется в своих причудливых красках, оставаясь навсегда в памяти. На военном корабле постоянно все в движении, в напряженной атмосфере. Уборки, проверки, тревоги, отсутствует гражданская размеренность. Военная техника требует повышенного контроля и должна находиться в опрятности и чистоте. По трансляции рассказывают о подвиге А.И. Моринеску, во время Второй мировой войны он атаковал тремя торпедами германский корабль «Вильгельм Густав». Скучать было некогда. Я скрупулезно вел свой вахтенный журнал, и разнообразие ассоциаций не позволяло мне грустить. Скоро моя вахта. Вылез на свой ходовой мостик, проходим Польшу, за ней Германия. Делаем какой-то непонятный маневр. Мимо нас пронеслись военные истребители, виртуозное украшение в небе над Балтийским морем. На горизонте многоярусный  белый пассажирский лайнер. Я такой уже видел на Английской набережной в Санкт-Петербурге.  Над нами зависает вертолет темно-синего цвета, что-то снимают на кинокамеру, а может быть, проверяют радиационный фон? Хмурится небо, появляется рябь на воде, ветер усиливается. Я не первооткрыватель, иду по хоженым морским путям,  но каждую свободную минуту высовываю свой «нос», чтобы набраться впечатлений и стать свидетелем каких-то событий. Зачем мне эти личные впечатления и наблюдения? Ведь меня окружают самодостаточные люди  с глубокими знаниями и надежностью в своем деле. Все так, да как бы, ни так! В этом я уже убедился лично сам. Для меня все вокруг ново и загадочно. Я вбираю все, что вижу от кормы до носа, и мне этого мало. Мне это надо, чтобы остаться в живых.
 
     Мы идем в полной темноте. И нет никакой формулы, которая бы помогла соединиться с непредсказуемостью философии моря. И совсем становится страшно, когда в мыслях возвращаешься в прошлое. К тем нескольким шагам, которые не завели меня в кормовое машинное отделение и отсрочили мою смерть. Значит, есть какая-то ниточка, которая связывает морскую и человеческую душу во имя спасения, для настоящего и будущего любопытства. Значит, надо жить, надо дойти до цели. Кто-то должен быть победителем! И надо постоянно помнить о том, что восторг победы - штука бессознательная и заманчивая. Темнота снова запирает меня в своих объятиях, из которой единственный выход - свет собственного разума. Перехожу на правый борт  и на лице черной ночи вижу огни маяка. Эти живые ощущения неповторимы. Ты в них «великий моряк», разрушаешь внутренний стыд и одновременно вдохновляешься величественной картиной моря. После такого зрелища трудно уснуть. Рядом берег. Укладываю себя насильно под одеяло хотя бы на пару часов.
   
     Пробуждение было необычным. Реактивный гул турбины поставил меня на ноги раньше, чем пробудил сознание, уже рассвет сегодняшней ночи. Появляется неприятная запись: «Штурм ночного десанта Гринпис, был отбит матросами крейсера из трансбойдов».
 
     Проходим пролив «Большой Бэт». Сную, как маятник, из одной машины в другую, на своем пути никого не встречаю и  прихожу в недоумение. Кто-то продолжает сеять панику в машинных отделениях. Все механизмы работают, а никого нет. Нервы на пределе.

     Словно призрак, крейсер тихо продвигается вперед. В дымке утреннего тумана желто-зеленоватой лентой тянутся живописные луга Дании. Разглядеть в приоткрытый люк с реакторной площадки что-то еще не удалось. Услышал, что около полудня будем проходить самый огромный мост в Европе, соединяющий Данию и Швецию. Этого пропустить просто нельзя. Шли часы, но мост не появлялся. «Пока бегаю, может быть, уже прошли?» - подумал я. Спрашиваю других, получаю нужный ответ: «Сейчас!» Бегом к себе, стою на вертикальном трапе вместе с офицером, он ведет съемку, я смотрю в оба. Расстояние сокращается. Очертания моста становятся все отчетливей. Мост светится, весь в огнях. Уже ясно различаются знаки. С датской стороны зеленый, а со шведской стороны - огненно-красный. Символично вспомнить, что свой первый мост маленькой дружбы между Эстонией и Россией  я увидел в далеком детстве на реке Нарве. Я ликовал в душе. Мне суждено увидеть мост большой дружбы между Швецией и Данией. Мы проходим под ажурной сетью моста в створе белых опор. Глазами проношусь по железобетонным нитям еще не достроенного моста, соединяющим одно царство с другим. Мост хорош, но наша дамба не хуже, просто мы не сумели довести до конца строительство, но доведем обязательно. На военном крейсере многое не увидишь по известным причинам. Изумительной красоты мост, как символ, станет чертой моего второго этапа в испытаниях «Петром Великим». Слева по борту эсминец «Пылкий-702» усиливает бдительность за беспрестанной назойливостью маломерных судов. Туман усиливается, густеет. До смены вахты еще далеко. Кто-то размечтался, как пойдет в музей, недалеко от Североморска, где размещена коллекция танков времен гражданской войны. Навстречу идет шведский паром. Настроение удовлетворительное. Что дальше? Над нами датские истребители «Тэрнадо». Совпало с тревогой на крейсере. Малый ход, с самого полного. Обнаружено поступление воды в посту носовой части корабля. Внимательность превыше всего. Все нормально.

     Два  часа как после вахты, сквозь дремоту слышу узнаваемый скрежет якорной цепи. ТАРК «Петр Великий» успешно миновал проливную зону до места стоянки. По корабельной трансляции объявили, что БЧ-5 заняла первое место. Старший лейтенант Сергей Евдокимов признан лучшим офицером за время прохождения пролива.   Межфлотский переход назначен на завтра. Недалеко от нас стоят ярко освещенные корабли. Ждем своих. В воду опущены акустические датчики. Включено ночное освещение крейсера. Ультрафиолетовый свет омрачает наше присутствие на палубе. Придав немного строгости себе, невольно становишься часовым. Такое чувство, что все замерло, нет суеты, нет уединения мыслей, даже волна призывает к одинокой тишине. «Стой! Кто идет?» Вернулся «Пылкий-702» охранять нас. Машины стоят под вакуумом, повышенная бдительность. Из расчета средней скорости восемнадцать узлов за тридцать четыре часа мы прошли около шестисот миль. До причала осталось пройти трое суток без остановки. Меня ждет океан. Для  меня это целая страна, это новый континент. Мое желание увидеть и постараться почувствовать то, что переживают люди в океане.

     С самого раннего утра выхожу на шкафут. На пенящейся волне в четыре балла разглядел силуэты двух лодок с синими и красными парусами. Слева по борту трется рыбацкий баркас, музейная редкость. В стороне темная полоса серого снега с дождем. Скандинавия справа. Скалистая отвесная стена. Истребители «Тэрнадо» в очередной раз  проносятся вблизи крейсера. Симфония звука теряется между волнами, который без труда добирается до скал и возвращается звенящим ветром в ушах. Прямо по курсу светлый морозный горизонт. С голубого неба солнце обелило фрагменты шаровидных куполов на берегу, напоминающих обсерваторию, и красно-белый пароход, прижавшийся к берегу. Безмерная емкость водного простора слева без четких границ на горизонте переливалась перламутровыми складками над поверхностью соленой воды. Каждая кабельтова оставляла неповторимый свет в моих глазах, который открывал мне глубину своих тайн сверхъестественного и божественного цвета. «Ну что?  Все высмотрел?»  - взорвался голос напарника за моей спиной. Яд прыснул с его языка. «Чудовище!» - подумал я и ушел переодеваться.  До  вахты оставался ровно один час. Бездушный пленник на корабле никогда не увидит исцеляющей доброжелательности природы. Как много вокруг нас нездоровой раздражительности и разрушающей силы зла. Что заставляет этих людей оставаться в кругу своих низменных потребностей? Я вспоминаю этот эпизод, чтобы развеять «черные угли» навсегда. Скоро Североморск, успокоился я. Все порядком надоело. Из-за чего? Соберись, не падай духом, будь мужчиной, и ты дойдешь до берега. Ты увидишь своих детей, жену, и лучшего счастья не может быть.

     Невидимую границу между морем и океаном, скорее всего, я почувствовал интуитивно. Эту встречу я ждал очень долго, и разница в суровости, жесткости, в ощущениях между морем и океаном останется теперь уже со мной. Описания  должны быть и будут самыми разными потому,  что «морской и океанический рай»  среди неподдельной красоты и стихии у каждого свой. Я принял могущество океана и чувствовал себя не отделенным от великого творения естества. Способность океана удивлять своей одномерной скучностью - есть любопытнейшее явление во вселенной. Вода символ не только жизни, но и вечности. Может быть, поэтому в моих клеточках организма не исчезла тысячелетняя наследственность любви моих предков к океану?

     Последним событием дня, которое прибавило мне настроения, было испытание успокоителя качки. Даже  самым бывалым не показалось это пустячным делом. Внутри корабля стоял звон от падающей посуды, когда я поднялся на реакторную площадку. Хорошая видимость слева и справа сразу оживила. Я держался за ограждения, когда мое тело вместе с корпусом крейсера накренилось на левый борт. Из поля зрения справа исчезли очертания скалистого берега, и на все градусы наклона видимый обзор застелила сплошная голубизна небосвода. Слева лицом к лицу я остался с круговоротом вечной загадки океана. Словно в пасти двух стихий, между небом и водой, я был зажат в тиски. Достаточно  было разжать руки, чтобы упасть за борт и влететь в бездну других измерений. На мое счастье, крен не был предельным, и эксперимент заканчивался. Я постоянно помню это безропотное и безмятежное состояние, без малейшего трепета души. Начиналась океаническая прелюдия. Оставшееся время вахты и весь вечер я провел в раздумьях. Если Господь Бог дал мне работу, чтобы пройти эти испытания, значит, я на пути истинном, значит, он указывает мне путь возвращения домой. Так будет лучше. Ночью перед сном я вышел на палубу. Там, в далекой стороне Великобритании, на горизонте светил маяк, значит, все правильно. В темном небе горели яркие звездочки, такие холодные и близкие. Из-за туч показалась  луна, осветив далекую черную темень. Волнение усилилось до семи баллов. Ветер рвал и метал. Что это? Если и будет что-то, то уже не сейчас. Отбой.
 
     Великий океан. Вчерашнее видение не выходило из головы. Ход  отличный - двадцать четыре узла. Снеговая туча, промчавшись над нами, не забыла осыпать мелким градом, напомнив о том, что мы идем на север. Сферическая поверхность океана успокаивала от вчерашних испытаний. В полдень носовой эшелон сбросил обороты, выявили протечку пара на главной турбине. Капля тревоги превратилась в панику на всем крейсере. Доложили Игорю Касатонову, после чего последовал скандал и разбирательство. Все звенья одной цепи опять оказались слабыми. Идем на одной «ноге» - восемнадцать узлов. Один винт - это не очень хорошо, но мы идем, и слава Богу. После бурных обсуждений надо полежать. Не успели утихнуть страсти внутри корабля, как прозвучала сирена. В небе без опознавательных знаков самолет темно-зеленого цвета. Наверное, американский разведчик «Орион».  Краски сгущаются. В небе кружится наш вертолет, поднявшийся с большого противолодочного корабля, находящегося по соседству с нами. Полет идет нормально. Американец улетает. Военный вертолет приземляется на ют крейсера. Экипаж должен принять Игорь Касатонов. В это время дождевая туча, как занавес, падает  перед солнцем на горизонте. Российские истребители с ураганным свистом пролетели над нами. Мы проходим в зоне влияния Северного флота России. Град забарабанил по палубе, удивив своим неожиданным появлением. Все как-то окончательно успокоились, расходясь по своим местам. Все забылось и растворилось в поздравлениях с днем рождения Вячеслава Борисовича, который заступал на вахту. С ним было всегда спокойно нести службу.

     Темнеет быстро. Холодный зимний ветер усиливает и без того неспокойные волны. Град продолжал еще свою атаку, когда объявили переход  на зимнюю форму одежды. Ничего не хочется делать. Сегодня моя ночная вахта. Пытаюсь отдохнуть, но тут объявляют, что в настоящее время  крейсер «Петр Великий» пересекает Северный полярный круг. Любопытство берет верх. Слева «Большая Медведица», справа растущая серебристая луна. Вот уж действительно «круг», половина светлого, половина темного света. Морозно, вдыхаю полной грудью, все нормально, убегаю в помещение. Сто граммов за Северный полярный круг отменили еще в 1917 году, а зря, ведь традицию не нарушает никто и сейчас.

     Феерия, на которую меня пригласили поздно вечером,  называлась Северным сиянием. Мы стоим на реакторной площадке. Наша неизменная смотровая. От удивления у меня открылся рот. На фоне темного, усыпанного звездами неба я увидел расходящиеся  в разные стороны зеленые лучи, довольно ровные и геометрически четкие. Боковые лучи постепенно стали сливаться и становиться светлей, словно их кто-то собирал в пучок. Внезапно в моей памяти предстала картинка из школьного учебника, на которой было изображено полярное сияние в разноцветных переливах. Она так ярко сияла перед моими глазами, что первое Северное сияние в моей жизни быстро потухло. Увидеть ту школьную, играющую было желанием первостепенным. И как ни странно, пройдет немного времени, и я увижу настоящее гало природы. Строго идем на восток, значит, уже обогнули львиную пасть Скандинавии.

     С утра стала ощущаться килевая и бортовая качка. Меня как-то сразу потянуло на дополнительный паек. Голод затеребил у меня внутри. Все рассредоточились по своим кубрикам и каютам, стало как-то жутковато и диковато на крейсере. Из-под ног уходит твердость опоры, ты куда-то проваливаешься, а это пугает и страшит. Сознание полностью фиксирует только то, что происходит у тебя внутри. Только подняла тебя волна, как тут же ты теряешь равновесие, и тебя уводит то влево, то вправо. При этом тебе ни до чего, тебя убаюкивает до рвоты. Меня это не берет. Мой организм набирает полные обороты в пустой столовой. Настроение у меня повышенное. Вахта за едой пришлась по вкусу. Крейсер тяжело переваливается без видимого усилия. Слишком большого шторма не было, но очень многих свалило с ног. Для  осмысления всего этого у меня времени не было. Я только видел, что процесс качки для многих оборачивается трудными испытаниями. Идем двадцать два узла, за бортом соленая вода, включены опреснительные установки. На море брезжит свет, напоминая белые ночи в Питере. Остается меньше суток до входа в Кольский пролив. Вода серая, небо бледное. Мы продолжаем свой путь по Северу. Завтра планируется встать в бухте на якорь, а сейчас я рассматриваю причудливые очертания северной красоты. Световой день закончился, пошел снег, за ним град, берега превратились в тучи, в гребни снежных скал. Мы пересекаем границу Баренцева моря. В составе кораблей Северного флота идем к полуострову, работать с атомной подводной лодкой. Вышел на палубу, ползем еле-еле, в небе военные самолеты, на горизонте боевые корабли. Настроение испортилось, но мы еще в море, и надо оставаться предельно внимательным во всех отношениях. По трансляции объявляют, что правительственная делегация во главе с Виктором Черномырдиным  возвращается на базу в составе кораблей Северного флота. На полигоне, где мы находились, проходили стрельбы. С борта нашего крейсера были видны силуэты кораблей.

     Ракетный пуск произведен успешно. Военные готовятся к наградам. В Кольский пролив войдем завтра утром, около семи часов утра, а пока ходим в ночи. Все прекрасно, кроме одного - нет чувства яркого завершения перехода, опять какие-то осечки, провалы. Начинает пропадать концентрация внимания, и уже трудно найти источник повышения тонуса. Всю ночь не спим, много теплых и дружеских разговоров.

     Турбины работали на «холостом» ходу. Первый светящийся городок. Узкий пролив, с двух сторон берега, сопки, темно. Идем к причалу номер семь. Услышав музыку, я выбрался на свой «капитанский мостик». На причале стоял оркестр, боцманская команда в ярких жилетах с кормы и носа  принимала концы. Очень долго причаливали, все что-то не так. Я в это время успел немного рассмотреть красивую бухту с ее множеством кораблей и подводной лодкой. Подали трап, как-то не так он соединил пирс и борт корабля. Когда вся армада встречающих двинулась по трапу на борт крейсера «Петр Великий», то трап дрогнул и стал съезжать вниз, все замерли, а на берегу, в строю почетного караула раздался хохот. Единственная веревка, зацепленная за трап, удержала его от падения в воду. По традиции был преподнесен поросенок и каравай. Потом был митинг на юте крейсера, интервью с Игорем Касатоновым. Банкет для одних, обед для других, все очень пристойно и хорошо. Сегодня большинство участников перехода уедут в Санкт-Петербург. Сейчас будет массовый сход на берег. Я стоял и смотрел на все эти почести и пышные торжества в сопровождении музыки, а из глаз катились слезы за всех тех, кто не дошел до причала номер семь. Простите, ребята, и вечная вам память.

     Прозвучал сигнал спустить военно-морской флаг, а это значит, прошли первые сутки моего пребывания в Североморске на крейсере. Отшумела встреча ТАРКа «Петр Великий». От чрезмерной активности, от душевного волнения я прилично устал. Очевидный сумбур первого дня был нескончаем. И я подумал, что этот день никогда не сменится следующим. Эту ночь я спал один. Пойти в гостиницу я отказался. «Береженого Бог бережет», - подумал я и решил не сходить с корабля, пока меня не сменят. Провизии было достаточно. Ходить в город не было необходимости, а положиться я мог только на себя, тем более что матросы готовились к демобилизации. Чтобы  как-то занять себя, я попросил почтальона по прозвищу Кит купить конвертов и проштамповать их. Мне предстояло написать ровно столько писем, сколько было конвертов. Письма явились спасительным кругом от всего пережитого на крейсере. Письма моей души, как последний этап моим испытаниям «Петром Великим»:

     «Я понимаю, что вы писать не будете, но отправить весточку домой очень приятно. Вечерний чай по-русски. И у меня будет возможность вздремнуть. Главное на корабле - это режим, выполнение устава. Здоровым будешь и сохранишь много времени на свои личные дела. Вахты продолжаются, и у берега готовность должна быть номер один. Не забываю, что я нахожусь на работающем атомном объекте. База военных кораблей надежно охраняется. Ну что ж, первый день прошел. Завтра мое письмо отправится с моими наилучшими пожеланиями к вам. Первый лист моего первого письма такой же, как и мое настроение. Я учитываю отсутствие обратной связи, поэтому спокойной ночи, моя семья».

     «Проснувшись утром, я не сразу понял, где нахожусь. Голова, тело не мое. Встал, в полумраке поднялся до верхнего лаза, открыв его и, сделав глоток прохладного  свежего воздуха, пришел в себя. Занималось северное утро. Серое безмолвие снежных сопок и черная рябь течения Гольфстрима  отозвалось во мне отрадным чувством к жизни. Белый единичный пух медленно падал в море и на палубу крейсера. Тонкая дымка тумана поднималась кверху от воды, не заслоняя морской пейзаж. На рейде стояли военные корабли, ожидая выхода в море. Маленький буксир отошел от БПК (большого противолодочного корабля), дав гудок. Я наблюдал этот момент, который показался мне уже знакомым и забавным. Постепенно множились звуки, день набирал обороты. Военные корабли, приняв походное положение, ушли в море для выполнения учебных и боевых заданий.
     Суть моих писем невелика, у меня есть возможность написать и вторую, и третью весточки. Просто письма позволят мне успокоиться, отогреться и быть рядом с вами. Пока ходил в душ, погода резко изменила свое настроение, решив отдать все запасы небесных кладовых. Идет сплошной снег, и кроме него ничего не видно. Даже  не видно границы между снежинками, а они здесь очень крупные. Такое впечатление, что они просто проваливаются в воду. Я подумал, что это надолго. Ошибся, потому что где-то часа через два стояла ясная зимняя благодать. Водная гладь выглядела, как полированный стол. Стайка уточек в бело-черном оперенье, словно игрушки, прилипли, на открытой воде под синим небом. В бухте в основном хозяйничают чайки. Они расселись на плавучих бочках, на мачтах, воде, леерах, там, где еще солнце подогревает место. Некоторые взмывают вверх и наслаждаются полетом в воздушном потоке. Другие, останавливаясь на лету, с ненасытным любопытством разглядывают свои рыбные угодья. Солнце очень медленно нагревает поверхность земли,  и уже настоящая зима путешествует по каменистому хребту Севера. Чайки кричат над головой, передразнивая друг  друга, наверное, тоже радуются. Как-то все о природе. Она действительно обращает на себя внимание своими красками, завораживает. Смена декораций происходит перед глазами, и описать словами не так легко. Да и время на это нужно, чтобы набраться впечатлений от быстро меняющихся цветов. В основном это белый и синий цвета, золотистый, оранжевый, розовый, серый, черный, а уж оттенков и переливов не счесть. Только удивляешься и ничего не понимаешь, как это все происходит. Вот последняя зарисовка перед закатом солнца. Солнечное светило как бы зависает под линией горизонта в полосках тумана и облаков. Пики солнечных лучей пронизывают и насыщают все окружающее, отражаясь в темной воде. В это время чайки по неуловимому сигналу всей гурьбой взмывают над бухтой Североморска и разлетаются в разные стороны. Где-то вверху собираются и пикируют в воду за рыбой. В это время солнце превращается в шар, освободившись от лучей, как мячик быстро начинает вдавливаться в снежную вершину сопки и исчезает. Весь набор цветных «карандашей» продолжает отражаться в воде. Чайки успокаиваются и мирно опускаются в водяной котлован бухты. Зимние ночи Севера немного светлее ленинградских. Написал для себя расписание дня. Переход был затяжным,  и большая нагрузка оставила пробоину в организме. Надо над собой работать. Формировать психологическую устойчивость и совершенствоваться физически. Желание справиться с внутренним расстройством принесет свои плоды обязательно.  Чтобы день был у вас радостный и полезный. А пока кланяюсь и до встречи в следующем письме».

     «Новый день. Новое здравствуйте! Повторяться не буду, подробности у меня описаны в «судовом журнале», поэтому данное письмо я продолжу на тему, которая пришла мне в голову вчера. О наших желаниях, которые есть на бумаге, но нет той самой бумаги, на которую мы купим свои желания. Никогда не думал, что в самой богатой стране мои дети будут только мечтать, а их родители - думать о своих возможностях  для исполнения детских желаний. Я постарался увязать желания с финансовыми возможностями, но, увы, наши шаги к воплощению замысла создать здоровую гармоничную семью останутся в расчетах экономистов на обочине нашей страны. Мы находим объяснения всему. На то мы и русские. Ставлю твердо точку на времени и образах мыслей, которые имеют решение наших желаний во множественных вариантах. Вот так. Семья, слышишь! Я, ваш папа, закрываю эту тему для себя без какой-либо категоричности для окружающих. Просто все переживаю, как вы там без денежной массы. Посему молю Бога о возможности помочь вам в этом справиться. Может быть, выдадут аванс. На всякий случай позвоните Сергею Михайловичу. Сердцем своим мне хочется быть рядом с вами, видеть вас и слышать вас. Сегодня поймал себя на том, что день тороплю, часы подгоняю. Формирую в себе синдром ожидания, а этого делать нельзя. Когда приходится понимать необходимость одиночества, растворяюсь в природе. Пытаюсь загружать себя чем угодно, чтобы не впасть в болезнь. Думаю о здоровье в данном месте, а не в другом. В этом вся трудность, потому что фон, на котором нужно себя оздоровить, загрязнен. Монотонность работы, как правило, уводит нас в состояние, где стираются грани критики и не так трудно переступить порок глупостей. Все будет хорошо и нормально. Впереди другая жизнь. После просмотра программы «Спокойной ночи, малыши» стало легче. Ветер, который бушевал с утра, исчез. Бухта, это одно большое озеро. Солнце закатилось, оставив купол светлого неба».

     «Вот и снова с первой строки  я сообщаю вам о круглой дате моего отъезда из дома с берегов Невы. Пожалуй, юбилей шестьдесят дней самый счастливый потому, что это не шестьдесят лет. Плохо то, что никто ничего не знает. Что еще можно ожидать от дальнейших испытаний крейсера. В таком узком кругу мыслей я не вижу интереса. Свою жизнь строю по закону выживания на Севере. Думы у меня другие, мой стиль поведения - «соберись!». У меня не стоит проблема занятости времени.
     Интересно, хватит ли оставшегося времени, чтобы стать самим собой, чтобы тело и ум не дрожали от слез, а были силой для меня и моей семьи?! В юности мы не задумываемся о растраченном времени, потом его остается мало. А хочется, чтобы время соприкасалось с чем-то замечательным в настоящем. Сейчас с высоты своего возраста я определяю свою мужскую философию правильного и недостойного. Что нужно делать дальше, с тем опытом знаний, который не играл решающей роли в прошлом и будет ли востребован в настоящем? Вот так. А пока я продолжаю свою «службу» в сердцевине железного исполина. Радиационный фон в норме. Энергетические установки работают на десять процентов, так что корабль обеспечен плавучестью и жизнеспособностью. Единственная слабость ТАРКа «Петр Великий» - это постоянная потеря моряков и их поиск, с тревогой, большими сборами и самое главное - с награждениями (отпуск в первую очередь). Мне это нравится. Я даже сам участвую в этих приключениях. Погода изменилась. Щиплет леденящий ветер. Сегодня из Питера приехал один человек. Походил, посмотрел крейсер, подошел ко мне: «Ну как?» - спросил он. «Нормально!» - ответил я. «А мне что-то одиноко», - говорит он. Типичная картина, когда человек не знает, зачем он сюда приехал. Нет у него, если можно так сказать, расписания души. Он заменит его очередной стопкой водки. Как врачу, мне приносит большую пользу наблюдать за поведением людей на корабле. Ни дать, ни взять. Индивидуальность потрясающая. В обыденной суете проскочишь мимо человека, мимо его лица, а здесь не пройти. Вот и накапливаю материал впечатлений. О еде не говорю, не нравится мне об этом. Ребятам нельзя расслабляться, каникулы близки. Надо прибавить обязательно в конце. Желаю бодрости духа, внимания во всем».

     «Снежные панцири сопок упруги и ослепительны. Вольно или невольно мне приходится жить морской службой. Обстановка очень удобная для грусти, ностальгии по дому, воспоминаний о прошлом, для жалости к себе. Такая обстановка не для высокопарных выражений и философии. Делаю записи в дневнике, учитывая однообразие не только движений, но и мыслей. Корабль одинокий объект. Познавательного материала для ума на службе мало. Есть события и факты, есть поступки и конкретные действия. Внутри корабля что-то умное не зарождается. Когда ты стоишь на палубе, ощущаешь себя счастливым и радостным. Все вокруг расцветает, мир становится новым, чистым. Тепло торжествует над холодом, добро над злом. Радость в душе от того, что ты вышел из корпуса корабля, ни с чем несравнима. Вот и лирики получилось немного.
     Мы не следуем правильному распределению умственных и физических нагрузок. Мы с молодости не знаем границ устали и отдыха. Нас не учат, мы не учимся, современные дети уже после школы перегружены балластом отрицательных факторов. Успех здорового образа жизни воспитывается самим человеком на окружающих примерах. А где их взять? Пока я рассуждаю с самим собой, день подходит к концу. К вечеру образуется пустота после дневной вахты, которая тяготит над рассудком и изводит его непрестанно. Потом ты погружаешься в сон, который отрезает тебя от шума, а пробуждаешься от того, от чего уснул.
     Сегодня я насмеялся от души, смотрел телевизор. Наверное, так и есть, смех заменяет стакан сметаны. Самочувствие улучшается, я по здоровому улыбаюсь, стараюсь противостоять всему неприятному и плохому. Даже если что-то не так, сразу улыбаюсь, и появляется хорошее настроение. Вот и сейчас чувствую, как уходит что-то отрицательное, мне становится легко и приятно. Будем смеяться и улыбаться, чтобы жить долго. Теперь перехожу к сознательной части своего письма и желаю вам много смеха и радостных улыбок».

     «Милая моя! Несмотря на все изломы жизни, в нашей семье достаточно теплоты и нежности, наполняющей наш семейный очаг. Наша жизнь - это крепкая семья, здоровые жизнерадостные дети. Твоя забота, твое терпение, твой ум и твои дела сохранили и сделали прекрасным самое дорогое -  семейную любовь. Это великое искусство, которое дано не всем женщинам. Нет успеха, нет семьи, нет двоих, если нет любви. Без нее невозможно прожить в любом возрасте. Только женская любовь делает мужчину самостоятельным и полноценным. В этих словах нет иллюзий - это правда, как и эти строки признаний. В тот первый миг, когда я увидел тебя, интуитивно я понял, что нет рецепта поиска любви. Отсутствие критики и неумение увидеть главное увело меня от реальности. Много воды утекло с той поры, и все это время я постоянно ощущал вину перед тобой, что не только себя, но и тебя не понимал. Очень рад сказать, что это время не прошло даром. Я испытал подлинный восторг от жизни и за это благодарен тебе. Только семейная любовь спасла меня на долгие-долгие годы для наших детей, для чего-то в будущем. Я пишу эти строки, как и многое, которое собираюсь сказать откровенно, что называется, в чистом виде. Эти выражения маленькой радости на пути к большому счастью придают мне сил для самосовершенствования. Это меня вдохновляет, а самое главное - я теперь знаю, что у меня в этом мире есть ты, настоящая семья, все настоящее, и я горжусь этим. В своей жизни я только изводил себя, перебирая свои недостатки, а это не излучало свет, а, наоборот, тушило. Вот почему мне сейчас вдвойне светло на душе. Мне очень хотелось сказать тебе это при встрече, но я пишу без восхваления, чтобы не растерять то, что приобретено. Хотелось бы вырастить то, что проросло. Именно так. Я не заметил, как превратился в одно целое с тобой и семьей. День пробежал. Немного простудился и чувствовал себя неважно, а все остальное строится по режиму вахты.     А что у вас? В вечерних строках своего письма шлю неповторимые и удивительные ощущения божественной любви».

     «Сегодня холодно и неприветливо, как и очертания города. Хотя он большой, могучий и дородный. Его видно с борта крейсера. Захлестывают чувства и эмоции. Правда, в целом мне хорошо. Непозволительно переволноваться от невозможности быть рядом с вами. Сегодняшний день беспокоит воспоминаниями. Попал в первое звено увядания человеческого тела. Недооценил погоду, как второе звено, а она напрямую связана с душевным настроением. Если я сегодня не вижу секретов таинственной северной природы, то делю день на две половины. Первую - на темную, вторую - на светлую, и душа моя состоит из этих половин. Одна спит, другая дремлет. И единственной радостью на Севере становится безделье. Это уже третье звено  гиподинамии. Ее процветание всем известно. Поэтому процент жизнестойкости к третьему звену у человека невелик. Четвертый момент - это одиночество. Но, на мой взгляд, это не фактор вредности для здоровья человека, а отсутствие ума по отношению к себе и другим. Все остальное индивидуально. И каждый должен искать свой вариант равновесия, чтобы резко не отклоняться от золотой середины. Надо чувствовать себя изнутри, уметь анализировать и приносить пользу себе и другим. Меня интересует и волнует то, что будет завтра. А итогом сегодняшнего дня  остается нормальное настроение и желание сделать что-то полезное».

     «Вот наступил еще один день. Ничем он не пугает и не устрашает. И не все так мрачно отражается на этой земле. И не очень трудно понять, что происходит вокруг с оттенками доброго духа и нормального равновесия. На снежные сопки при солнечной погоде невозможно посмотреть, не прикрывши глаза ладонью. Природа тоже имеет свои манеры и скрывает свою наготу от пристальных и въедливых глаз человека. Меня поражает Север. В нем сочетается непроходимость и притягательность, неприступность и открытость. Самое интересное, что я заметил:  одних  он притягивает,  других отталкивает от той простоты, с которой смотришь на истину существования природы и себя в ней. Пусть будет так, как есть. А вам доброе утро! Часы моих будней протекают без эмоциональных всплесков на корабле. Некоторые неудобства растворяются в словах из песни Поля Робсона: «Я буду смеяться, а слезы сдержу». Интересно, какой девиз стал бы для всей моей жизни. Дорогие мои! Общение с вами помогает мне уйти в природу творческой мысли на время. Да-да,  это приносит двойную пользу: мне как пишущему и вам как читающим. Конечно,  мой почерк и обороты мыслей порой стесняют меня самого, но я не сомневаюсь в главном: весточки приносят вам частичку меня. Спасибо вам, мои любимые, что вы у меня есть! Вы мои самые «драгоценные камушки» в моей жизни».

     «Как-то беспричинно сегодня весело. С утра не имею никаких трудностей, возможно, поэтому хочется петь и танцевать. От усталости как-то избавился, корабельная трансляция не раздражает. В машинном отделении, да и в моем хозяйстве ничего бесшумно не работает, все гремит, ревет. Монотонность этого шума позволяет совершенно спокойно заснуть прямо у самого  громко работающего агрегата. Это уже особенности приспособления организма. Катаюсь, как колобок, по крейсеру. Пообщался с офицерами корабля на предмет личных проблем и поиска их решения. Необходимо отметить, что по службе целеустремленные быстрее добиваются результатов, чем те, которые неправильно выбрали военную профессию. У меня сегодня разгрузочный день. Зашел в ПЭЖ, посмотрел на пульт управления реактором, вежливо удалился и пошел смотреть телевизор, совершенно забыв про все на свете. Ради бога, не думайте, что я развеселился до забывчивости. Нет, нет! Просто я не пойму, что я хотел написать в истории своей болезни. Ха-ха-ха! Шлю вам положительную энергию своего разума».

     «Моему милому, симпатичному, самому дорогому и любимому семейству от всей души и сердца передаю привет с борта крейсера «Петр Великий»! А также лично с нежным приветом жене Лидии, с добрым чувством сыновьям Александру и  Николаю и с хорошим настроением дочери Полине. И, конечно же, с отцовской любовью приветствую вас в этот вечерний час!
     Предлагаю вашему вниманию очередную зарисовку мысленных ассорти. Эта неделя закончилась также трепетно и волнительно, как  началась. Очень верная примета:  если понедельник не заладился, то и всю неделю не будет времени отвлечься, расслабиться. Сегодня не запустилась машина, пока все отрегулировал и проверил, наступило время магнитных бурь. Накопившаяся усталость и тропическая жара в помещении доводит до теплового удара, и я засыпаю. Хорошо, что сегодня было время исправить неполадки, хоть и незначительные, но из-за них в нужный момент не пошла бы машина, а это серьезно на атомном крейсере. Добрых три часа проспал на одном боку. Только стал просыпаться, как по трансляции объявили об исчезновении матроса. Вставать не хочется, но надо. Как такая интересная игра пробежит мимо меня? Тороплюсь собраться с душевным настроем, включаю музыку и добиваюсь терапевтического эффекта. Невероятно, но появилась легкость в теле. Начинаю осваивать предложение сегодняшнего вечера. Интересно, кому помочь в первую очередь уйти в отпуск? Почти каждый раз приходится обманывать свое воображение. Нужно пересилить бред глупых мыслей, чтобы не потерять надежду на лучшее в этой работе, которая, по сути, мне чужая. Мне кажется, что однообразие трудностей в условиях, которые я не могу изменить, научили меня выполнять самую нежелательную работу. Одновременно выработался некий подход к этой самой работе. Через облако, которое зашторило небо, не видно заката, а стрелки часов уже ушли вперед, в новый день календаря. Вот и я пойду вдаль, чтобы увидеть свой новый день».

     «Не успел уйти в свой новый день, а он уже источает неуемную жизненную силу. Организм рвется вздохнуть свежим воздухом, стремится к душевному здоровью, к душевной связи с домашним очагом. Мне приятно продолжать прогулку на белом листе бумаги и всей душой быть рядом с вами. Живу воспоминаниями, которые, как зеркало, отражают негасимый домашний свет, где живет моя семья. Нет, я не скучаю и не испытываю опустошения, наоборот, я приобрел способность испытывать удовольствие, радоваться, наслаждаться. Ведь без этого бедно на душе. В чем же дело? Вырвавшись из монотонного  однообразия, я уже не хожу по замкнутому кругу своих чувств и не оправдываю их бессодержательность. Без здорового самоуважения не будет уверенности, нормальных отношений с окружающими, не раскроется внутренний мир в моей семье. Испытания «Петром Великим» раскрыли дар любви, стремление отдавать любовь, а не получать. У меня появилась цель в жизни, наконец, ответственность за будущее. В ходе испытаний я сумел свои эмоции привести в норму и быть уверенным: что бы ни случилось, я приведу себя в порядок. Да, мне предстоит еще очень многому научиться, но уже без сомнений и страха. Это письмо как бы заветный шаг навстречу новой мелодии, другого образа жизни, но уже не надуманных чувств. Это письмо как бы вера в себя, в тот шанс, который целиком и полностью зависит от меня. Этим письмом я подчеркиваю свою радость, свое представление о том счастье, о той любви и о том, что можно достигнуть, когда настоящее испытание меняет прошлое. Мои мысли обрели форму моих чувств и пробудили резервные силы и способности, что, несомненно, придает твердость в ожидании других трудностей. Немного стемнело, толстый слой серо-темных облаков накатил со стороны моря, уровняв верхушки сопок. Я стою в сказочном царстве: чистая вода, подобно изумруду, снежные стены с выступами каменных идолов, а над головой свод с фиолетовыми прожилками -  фантастика! Примите мои признания в любви и пошлите мне воздушный поцелуй».

     «Темные ночи - это шедевр Заполярья. Постоянное присутствие в полутьме  изменяет внутреннее представление о чередовании дня и ночи. Симпатичные мои домочадцы, здравствуйте! В жизни необходимо общаться на различных уровнях. Ничто нам не чуждо. Нам надо есть, спать, работать, учиться, радоваться, любить и спешить быть полезными в этом мире. Я должен признаться, что это не всегда удается,  и порою начинаю сердиться на себя. Негативная сторона моей работы в юности рассматривалась бы как закалка, путевка в жизнь. В зрелом возрасте, имея такую прекрасную профессию врача, мое присутствие здесь можно рассматривать как следствие моих ошибок. Хотя это может быть и пробуждением разума, очищением от всего наносного, что дает возможность сделать шаг вперед  и вновь понять себя правильней. Все должно идти на пользу. За период моей жизни ниже ватерлинии мысли были разные, и я рад только одному: ими нельзя пользоваться в рассрочку. Конечно, нельзя допускать грубых и глупых застоев в решении вопросов, касающихся образа и стиля жизни, ибо любой зажим в чем-то приводит к упадку духа и здоровья. Почему я об этом говорю? Я самоутверждаюсь. Это маленькая крупица моих дум перед решением больших проблем. Здесь нет пищи для разума, но есть одиночество и раздумья. И я делаю то, что нужно делать сегодня. По приглашению ходил в корабельный бассейн. Очень понравилось, красивое оформление. На стене нарисован водопад, сбегающая вода, как живая, падает прямо в бассейн. Удобства для отдыха, чай к вашим услугам. Состояние после бассейна, как после экзамена: сдал и еще хочется. Осталось чуть-чуть. Скоро меня заменят. Передаю улыбку».

     «Резко похолодало с обеда. С большим удовольствием желаю себе и вам доброго вечера! Он уже наступает и вызывает во мне некие чувства к родственным душам, с которыми мне хочется поговорить. Как там наша мама в окружении ангелочков? Чем радуют, чем живут, интересуются, какие хлопоты доставляют своей необычностью? Время как птица, вот уже и год подходит к завершению. Вдали от вас как-то все по-другому воспринимается. В подобных разлуках есть положительные и отрицательные стороны. На мой взгляд, даже если они и обоснованы и очень необходимы, то не должны превышать разумных пределов.
     Есть вещи до боли знакомые со времен студенческой скамьи, но есть ситуации, где на эти вещи ты смотришь по-другому. Можно пересматривать свои поступки, анализировать свой образ жизни и постоянно натыкаться на препятствия их необъяснимости. А можно в один миг осознать свое место и понять истину. На горизонте дымка. Перемены, которые приносит течение Гольфстрим, не наблюдаются. Отопление дает сбои. Нахожу причину и исправляю. При обходе машинного отделения обнаружил разбитые приборы на щитке, записываю замечания по вахте в журнал. Сказали, что будут восстанавливать все. Неодолимая жажда к высвобождению торопит эмоции. Приобретенный опыт в тяжелых испытаниях возвращает на место. Скоро будет развод и снова обход, потом душ. А что на самом деле будет, не знаю. Все по ситуации, часто приходится менять планы в течение дня. В заключение скажу, что письмо отправлю завтра, а общались мы сегодня».

     «Старые слова, а как приятно их произносить. Пришел очередной вечер нашей встречи. И я поделюсь с вами своими проблемами, которые окружают меня на этом крейсере сегодня. Более или менее вырисовывается картина с зарплатой. Сказали, что все выплатят за этот год. Это из компетентного источника. Все меньше и меньше остается вахт до моего отъезда, и все меньше времени на раздумья. Попросили еще поработать. Неплохо. Какие можно сделать первые итоги в этом году? Опять ловлю себя на этом чуть-чуть, а вдруг потом, а если. Поджимает усталость, и уже не могу. С другой стороны, надо и что-то другое. А что если на это другое не успеешь, опять опоздаешь? Нелегко делать выводы, когда нет желания предъявлять больших претензий к тому, что уже позади. Но все, же что-то есть, что-то уже имеется в арсенале души, а значит,  и есть начало. Все может измениться, но силы есть, чтобы начинать все с начала. Моя цель не требует принятия срочных мер, поэтому нужно подумать об отдыхе. Данная работа дает возможность подумать и преодолеть материальные препятствия. Я родился в бедности и знаю, как нищета ломает жизни. Но это уже тайна моего бытия. Красота слов, в которых есть энергия вселенной, способна привести к тем возможностям, которые удовлетворят наши желания. Вот и прошел чудный вечер с падающими снежинками над головой. Божественной любви во снах ваших».

      «Чуть-чуть о любви, вокруг нее, рядом с ней, в ней и обо всем том новом, что было тем старым. Любовь не исчезла бесследно и окончательно. Она живет и оказывает влияние на наше поведение. В том, что истинная любовь оставляет след в сердце, ничего в этом нового нет. Она побуждает к успехам и искренним чувствам. Она возвращает нас в прожитые годы и напоминает о прекрасных переживаниях. Любовь смягчает все трудности и заботы. Любовь - источник спасения от безжалостной действительности в этом мире. Любовь - это и наши мысли, которые ведут нас к другому состоянию души. Любовь всегда куда-то нас тянет. Не верьте, что кто-то потерял все из-за несчастной любви, прогоните эти мысли немедленно. Тот, кто любит по- настоящему, не может потерять все и никогда. Любовь всегда благо. Она вечна, но прихотлива. Она приходит, когда захочет, а уходит без предупреждения. Радуйтесь ее теплу и не оплакивайте ее уход. Она не вернется. Любовь не приходит только однажды, нет двух одинаковых любовных переживаний. Нет у любви порядкового номера. Любовь благотворна во всем и всегда, если человек не бросает в нее свой необузданный цинизм. Любовь - это труд души, она не может вызывать разочарований. Любовь - это божественная тайна. Умение соединить, понять, сохранить и не разрушить и есть правила любви. Истинные струны любви никогда не бывают пагубными и притворными в своей тайне. Исключение составляет звериная ревность и невежество. Любовь без всякого преувеличения - жизненный опыт каждого из нас. Любовь - это чувство со всевозможными оттенками. И все же требуется понимание всего этого для того, чтобы из хаоса чувств вывести свою гармонию и умиротворенность. Счастлив тот, к кому приходит естественное понимание любовной энергии. С любовью к моей семье».
     «Неужели все на свете имеет свою цель и свое назначение? Как много происходит событий где-то там за «туманом», который стоит над водой. Его густота заползает внутрь, как-то становится неприятно. В десяти шагах нельзя ничего разглядеть. Прямо на глазах пелена темного тумана быстро пролетела мимо и растворилась в береговых очертаниях города. Уникальные кадры живой природы  я пытался долго удерживать в памяти, чтобы  продлить расставание с Севером. Последние два дня мне хочется пробыть на крейсере с чувством исполненного долга. Ведь это было действительно так. Я уверен, что это бесценно, по сути. Хотелось бы избежать вредных витков тщеславия. Судовое время позволяет еще кое-что сделать по работе. На сегодня четкий план, который включает в себя и заботу о собственной безопасности. По северным меркам погода стоит хорошая. Чайки по-прежнему парят над кораблем и бухтой, необычайно тихо. Север - это гигантская абстрактная скульптура, то она озарится, то стемнеет, создавая нагромождение хаотических фигур, в которых просматриваются загадочные миниатюры. Противоположный гребень сопки своей кривой мрачной линией вырезает из горизонта скалы. В детстве Север для меня звучал волшебной музыкой. Мог ли я тогда думать, что когда-то увижу этот нереальный суровый мир, и он совпадет с тем, что рисовало мое детское воображение. Должен признаться, что наяву заснеженные сказки обворожительней. До новых встреч,  мой Север!
     Я был участником океанического перехода, активным исполнителем
на своем посту, ни одного «прокола» в самых трудных минутах ТАРКа «Петр Великий». Значит, я достиг цели, постоянно преодолевая самого себя и все те внешние и внутренние трудности. Романтика, пронизанная атмосферой морей и океанов, с замедленным течением времени подходит к концу. Все впечатления, все переживания органично вписались в картину моей жизни. Когда человек узнает о том мире, который его окружает больше, чем его детские познания, то он становится лучше. Я просто в это верю. На это у меня есть живые аргументы. Время приближает желания и превратит их в действительность, если ты будешь реально смотреть на себя и вокруг себя.
     Вот и пришел тот час, когда невозможное становится возможным и свершается то, что кажется неисполнимым. Открою маленькую тайну. Тревога одолевала меня, а что я буду писать, когда одним словом можно объяснить, чем я занимался на корабле. Идея совпала с моим пребыванием на крейсере по времени и ситуации. Мне очень хотелось бы, чтоб мои записи дошли все без исключения до вас. Сам факт их создания интересен и полезен. Насколько важно суметь поверить в себя, положить этому начало, чтобы появилась уверенность для их написания. Мое желание определило движение мысли и темы. В них есть определенная ясность, все остальное для меня самого останется тайной. Данные строки - последний штрих в этой чудесной северной серии. Наши разлуки и тревоги стали источником новых открытий и вдохновения, новых желаний и стремлений. Вот они были ситуации и нет их. И дай Бог мудрости объезжать их и не заезжать на них. Не сетовать на трудности и не смешивать факты прошлых событий с желанием приукрасить историю в настоящем. Радость проходящего дня, пожалуй, только в одном - в золотистом свете морского пейзажа, который просто непостижим для сознания. Стараюсь быть сосредоточенным на завершении вахты, чтобы все закончилось хорошо. Остается меньше суток до схода по трапу на сушу. Как-то не чувствуется гордости и ответственности, исходящей от первой команды крейсера. Головная боль, все перемешалось, все не так. Мне уже ничьи доказательства не нужны, они в моей биографии. Теперь только вперед, только к вам навстречу. Я ничего и никогда так не ждал, как этой встречи с вами, и это правда. Подул ветер перемен, это мой Питер, это моя семья. Дай  Бог удачного достижения желаемой цели».

Послесловие

      Я видел то, что остается за бортом секретности. И мне очень не хочется делать выводы и передавать свое субъективное видение, несмотря на ту внимательность, с которой я наблюдал за всем ходом испытаний. Я же скажу только о том, что мне посчастливилось стать свидетелем и участником событий в истории Военно-морского флота России.

     На всем протяжении перехода было правдиво и по-мужски интересно. Мне нелегко было видеть дерзкую действительность, которая была с человеческим лицом. Ну да, вероятно, всему виной «загадка русского авось», не иначе! Впрочем, об этом много говорят и пишут в нашей повседневной жизни. Все же у меня остаются реалистические впечатления от пережитого и увиденного. Мне интересно будет рассказывать о том, что я видел министра обороны и президента России. Я с гордостью могу вспомнить о параде в Санкт-Петербурге и Североморске. Мне приятны воспоминания о встрече с американскими моряками с фрегата «Эстосин» и с очаровавшей меня регатой «Катти Саарк», и о многом другом, что оставляет хороший след в памяти.

     Я вспоминаю все, что так дорого мне и скорблю о гибели наших ребят. Один из них был мне близок по душе и судьбе. Когда я приеду домой, то на письменном бюро будет стоять склеенный крейсер «Аврора», подарок детям, купленный в Кронштадте. Мне очень тяжело будет сказать сыновьям, что дядя Саша не сможет увидеть эту модель, потому, что его нет в живых.

     Стоя на палубе крейсера «Петр Великий», я подставлял свои теплые ладони навстречу падающим снежинкам. Им, еще таким молодым и нежным, было неведомо, что они первые касаются моих рук и тают, тают, превращаясь в капли теплого дождя. Потом полетят еще крупней, и станет еще теплей.

     На следующий день светило солнце, освещая зеленые воды Гольфстрима, на которых у трапа крейсера  покачивался военный катер. Жизнь на корабле одного человека, пробудившего в себе чувства благородства и прошедшего испытания «Петром Великим», заканчивалась. Последние минуты прощания, последняя ступень трапа ТАРКа «Петр Великий», и я ступаю на борт катера. Я смотрел на удаляющийся профиль «Петра Великого» и ни о чем не думал…