Рябь на воде

– Посмотри на меня, – наперекор шуму поезда в его голове рождается женский голос. От этого мурашки пробегают по спине. Холодок медленной волной спускается вниз к пояснице. Он вздрагивает и моргает, словно только что проснулся. В шею впиваются миллионы крошечных иголочек, которые пронзают кожу и щиплют электрическими разрядами. Он быстро и коротко подтягивает плечи вверх и тут же опускает их. Затем оборачивается в сторону голоса.
– Посмотри на меня, – голос настаивает, но он не может увидеть его хозяйку.
Он вертит головой в замешательстве, но лишь масса людей сомкнулась вокруг него. Все молчаливо стоят, будто под гипнозом, а за толстыми стёклами проносятся бесконечные стены тоннеля, подсвеченные многочисленными фонарями. А ещё рядом с поездом бегут провода. Много проводов. Они напоминают ему тела извивающихся змей.
Люди замерли, никто не разговаривает. Кто-то уткнулся в книгу (почему бы и нет), кто-то в наушниках, кто-то ещё не проснулся. Сколько он едет? Внезапно он понимает, что не помнит, как заходил в вагон. Более того, не помнит с чего начался для него день. Эта мысль заставляет живот сжаться в мучительном спазме, и холодок снова бежит по спине. Он инстинктивно сжимает рукоятку кейса и покручивает кистью вокруг её оси. В горле образовывается ком, от которого он не в силах избавиться.
– Я здесь, – голос в голове становится мягче и ближе. Теперь ему кажется, что его обладательница находится прямо за спиной, и он чувствует присутствие чьего-то тела позади. Голос звучит так нежно и сладко. Подобных он не слышал никогда…
Салон наполняет абсолютная, противоречащая законам физики, тишина, но сквозь стекло видно, что поезд не стоит на месте. Между тем, люди вокруг без движения. Он видит краем глаза, что никто так до сих пор и не пошевелился. Кроме него. Его мысли продолжают путаться, когда он всё же оборачивается. Мир внутри поезда замер, став написанной картиной гиперреалистического характера. Он находится в центре этой картины, где может с лёгкостью прикоснуться к любому из её участников или предмету его одежды, к каждой вещи или бумажному стаканчику с кофе в руках соседа…
У противоположной стенки, где находится одна из пяти дверей, девушка смотрит на него. Пока глаза неотрывно изучают его, заключённого в строгий костюм и держащего лёгкий брифкейс, он понимает, что уже видел её когда-то. Она знакома ему. Однако память играет в кошки-мышки и не позволяет вспомнить точно.
– Здравствуй, – слышит он. Девушка не открывает рта, просто продолжает смотреть на него. Грустная улыбка едва появляется на губах, как тут же исчезает. Лицо вновь становится восковым и превращается в маску. Сейчас, стоя вполоборота и продолжая держаться за поручень, хотя в этом и нет особой необходимости, он наблюдает невероятно красивый полёт её волос, в то же время осознавая, что даже воздух непоколебим. Каштановые локоны создают подобие пушистого ореола вокруг красивого лица – они то взлетают вверх, то также медленно, словно пух, опускаются вниз. Они накрывают плечи девушки, распрямляясь и вновь закручиваясь, как если бы она исполняла завораживающий танец под водой. Медленно. Очень медленно…
Не отдавая отчёта своим действиям, он отпускает поручень и шагает навстречу девушке. Сознание, окутанное туманом (ему кажется, он в порядке), не реагирует на подсознательное отрицание реальности происходящего. В какой-то глубокой его части раздается едва слышное «Остановись!», но он уже сделал шаг.

Слева донёсся приглушённый недовольный голос, когда его нога обо что-то споткнулась. Он успел упереться ладонью в потолок, иначе падение было бы неминуемым. Дёрнулся, но смог устоять на ногах, лишь натянувшись струной. Его брифкейс глухо уткнулся в чью-то ногу.
– Прошу прощения, – тихо сказал он. В ответ лишь раздражённое бормотание.
У противоположной стены никого нет, не считая горстки подростков, которые собрались вокруг одного из них и смотрели в экран телефона. Один что-то сказал, и остальные весело, но тихо, рассмеялись. Их смех быстро утонул в гуле поезда и скрежете колёс, отстукивающих монотонный жёсткий ритм по рельсам.
Он оглядел весь салон, вытягивая шею вправо и влево. Насколько ему удалось заметить, в других вагонах девушки тоже не было. А была ли она вообще? Или это уже паранойя? Из-за напряжённого рабочего графика (но больше от напряжённых переговоров) он с лёгкостью мог получить серьёзное психическое расстройство и даже не понять этого. И вот сейчас он что-то видел, точнее, кого-то.
Ощущая, что теряет связь с миром, который спешно уплывал от него, он покрылся холодным потом, а волна паники накрыла с головой. Лишь когда голос из динамиков вернул его обратно, сообщив о прибытии на нужную станцию, он успокоился и вспомнил куда направлялся. Предстоял тяжёлый день, правда, он был последним на этой неделе, что не могло не радовать. Уже через минуту он почти не помнил о происшедшем. Покинув станцию метро, он быстро пересёк улицу у «пешехода», срезав проблемный угол. Там всегда кто-то в кого-то врезался, и сегодняшний день не был исключением. Повезло, что патрульные не выписали ему штраф, иначе он провёл бы ближайшие три-четыре часа, растрачивая без того уже расшатанные нервы.

Через неделю он вновь вымотан и опустошён. Он помнит, что находится на станции. На перроне, в ожидании поезда, но с другими действующими лицами бесконечного Вселенского шоу «Суета». И опять застывший мир поглощает его. Когда он окружён недвижимыми фигурами, в памяти всплывает тот первый случай, и он снова слышит её голос. Это определённо происходит с ним из-за тотальной усталости, потому что в таком перманентно разбитом состоянии мозг всегда даёт сбои и долго не возвращается в прежнее. Примерно, до первого визита к врачу, где часто, практически всегда, выписывают отставку с последующим лечением на продолжительный срок. Белый никогда не был его любимым цветом, замкнутые пространства он старался избегать, и здесь, под землёй, особенно приходится держать себя в руках. Но он рад видеть её. Она нисколько не изменилась с того дня. Всё те же большие красивые глаза (они кажутся ему голубыми); восковая кожа; вьющиеся локоны, что кажутся крыльями большой птицы; печальный взгляд; пухлые губы; овал лица, достойный кисти мастера... Они смотрят друг на друга – теперь она гораздо ближе. На короткое мгновенье он может видеть её насквозь, словно всё тело соткано из прозрачных нитей. Тот же лёгкий бирюзовый сарафан дрожит на теле, а белая шаль, обвивая шею, совершает в воздухе ленивый грациозный полёт. Это рябь на воде, только в четырёх измерениях, насквозь пропитанных озоном.
– Здравствуй, – молчаливо произносит она. В его голове рождается мелодичный тон, который заполняет его целиком. Очень приятный и нежный, от которого становится легко и беззаботно. – Я должна тебе кое-что показать.
Он кивает в ответ. Завороженный девушкой, отрезанный от привычного ему мира и всей хмурой повседневности, разум готов отправиться в любую точку пространства вместе с ней. Он капитулирует и ему не хочется спорить или что-то опровергать. Появляется простое желание следовать за ней, быть рядом. Он ясно понимает, что сейчас нет более важного дела, чем это.
– Не бойся…
– Я не боюсь, – отвечает он, и собственный голос кажется ему незнакомым. Словно говорит старец, силы которого почти покинули усталое тело.
– Идём, – она вытягивает к нему руку, поворачиваясь вполоборота, и он не понимает, каким образом через секунду она уже оказывается в метре от него. Никто вокруг не обращает на них внимания. Люди-манекены заняты своими делами, и они не представляют интереса окружающим. Они превращаются в невидимок, растворяются в плотном, застывшем воздухе. Сейчас он замечает остановившийся счётчик времени на стене у лестницы, и двух охранников рядом, придерживающих свои фуражки. Пухленький четырёхлетний ребёнок со своей беременной матерью держаться за руки, когда отец указывает рукой в туннель, полуприсев рядом с ними. Подростков на этой станции нет, их отсутствие компенсировано большим количеством разного люда, разного пола и возраста. И лишь теперь он понимает, что в маленьком городе, где он живёт, очень много немолодых людей. Но людей ли? Сейчас все больше похожи на актёров немого театра, и декорации вполне соответствуют времени, в котором он застревает. Вещи, манекены и прочая бутафория… Неожиданно чувствуя ветерок, он следует на беззвучный приглашающий жест очаровательной незнакомки. И она опять дальше от него, чем он предполагает, но ближе к краю площадки, за которым виден темнеющий зёв пустоты. Головы манекенов повёрнуты в одну сторону. Вот-вот подойдёт поезд. Он уже слышит нарастающий гул, почти грохот, и протягивает свободную руку, стараясь коснуться её. Так он может предотвратить падение вниз, что неминуемо свершится без его вмешательства. Она в опасности, так как смотрит на него и не видит обрыва.
Немое «Нет!» замирает на его устах, брифкейс устремляется на керамический пол, высвобождаясь из расслабленных пальцев. Он тянется к девушке уже обеими руками, но не успевает поймать её. Продолжая смотреть в его глаза, она срывается вниз спиной в самую густую, кромешную тьму. И, понимая, что происходит, меняется в лице, в глазах застывает ужас. Это конец. Внутри него всё резко сжимается и холодеет, дыхание прерывается для того, чтобы с криком обречённости вырваться из лёгких. Его руки ловят пустоту, пока он видит исчезающее во мраке пропасти тело.

В ту же секунду резкий рывок за плечо донёс до его слуха треск рвущейся ткани пиджака. Следом чья-то тяжёлая ладонь обожгла лицо, и в глазах заплясали огоньки. Мутная, приглушённая какофония звуков обрела чёткость и громкость, когда несколько голосов в унисон заговорили о «сумасшедшем, кто не знает, что творит».
– Ты куда собрался, парень? – сухой, испуганный мужской бас раздался над ухом. – Жить надоело?
Он всё ещё видел белое лицо девушки, которая исчезла в бездне. Она продолжала смотреть на него, и эта картина будет преследовать до конца жизни. Он в этом не сомневался, хотя прямо сейчас его сознание с трудом балансировало на краю реальности, готовое также сорваться в пропасть.
– Я… – начал он и запнулся, потому что не мог сообразить, что к чему. Лицо стало пунцовым, жилы на шее вздулись, превратившись в толстые канаты, лоб разбился надвое пульсирующей веной. Кто-то приложил пластиковый бутыль с водой к его губам, настаивая встревоженным голосом на нескольких глотках, а кто-то заботливой рукой обтёр лицо от пота влажным платком. Тогда он понемногу начал приходить в себя.
– Она… бросилась вниз… под поезд, – пробормотал он, прерывисто хватая ртом воздух. – Она… бросилась вниз…
– Кто? О ком ты говоришь? – теперь голоса раздавались со всех сторон. Кольцо оживших манекенов сомкнулось вокруг него, поспешно оттаскивая дрожащее тело к скамье ожидания. Неожиданно на перроне возник поезд, и, высадив одних пассажиров, через секунду с лязгающим звуком скрылся в глубине тоннеля с другими.
– Девушка… она бросилась на рельсы, – наконец ему удалось сказать что-то внятное. Задрав голову вверх, он безысходно переводил взгляд с одного лица на другое. Восемь манекенов, теперь ставшие живыми людьми, пристально наблюдали за ним, пока в их сторону бежали двое сотрудников службы безопасности. Один плотно прижимал рацию к губам, сообщая о происшествии с ним в главной роли. В руках второго раскачивался увесистый чемодан с красным крестом комплекта первой медицинской помощи.
– Я не успел остановить её, – шептал он. – Я не успел… остановить…
– Кого «её»? Кроме тебя никто не заступал за линию… Ты собирался броситься под поезд? – вопросы продолжались, но ему нечего было добавить.

Ему приходится взять неделю отпуска, чтобы привести себя в порядок, но этого не достаточно для разрушающейся психики. Он постоянно чувствует присутствие этой девушки, которая становится его тенью. В своих болезненных (и неконтролируемых) воспоминаниях, он раз за разом возвращается на станцию метро с её несменными людьми-манекенами и тематическими декорациями. Тот призрачный мир, некая точка в параллельном пространстве, не хочет отпускать просто так. Он ничего не может с этим сделать, и эта неспособность освободиться всё больше и больше подтверждает его опасения о быстром разрушении головного мозга. На психологическом уровне сознания – того единственного, как он считает, что делает человека вменяемым. И, как правило, если человек видит несуществующих людей, добром это обычно не заканчивается. А в его голове она продолжает своё падение, её большие глаза смотрят на его уменьшающуюся фигуру на краю перрона.
Когда он запивает водой очередную дозу прописанных лечением таблеток, ему внезапно открывается, почему лицо девушки так знакомо. Он замирает на кухне, потому что неведомая сила пригвоздила его к полу. Озноб охватывает всё тело, словно он вышел на мороз в одной рубашке, но лоб покрыт бисерками пота. Ещё неделю назад он уже видел листовку (чёрно-белую распечатку), которая появилась на всех дверях подъездов его жилого кубика: «Внимание! Две недели назад пропала девушка! Если кто-то что-то знает, сообщите по телефону. Вознаграждение гарантировано!» Ниже номер. Цифры спустя секунду, как воспоминание всплывает из глубин его памяти, приходят в движение и плавно начинают кружить в танце. Это точно вальс, музыка, сопровождающая его, подтверждает это. Три четверти упорно буравят мозг, раскачивая весь хрупкий мир из стороны в сторону. Он закашливается, подавившись, и хватает ртом воздух. Когда дрожь перерастает в безудержные конвульсии, он не может устоять на ватных ногах. Его рвёт, и затем он валится на пол своей кухни. Стакан, разбившись, рассыпается по всей комнате блестящими алмазами стекла, которые пускают миллионы зайчиков от катящегося в закат оранжевого шара. Сегодня был жаркий день, но для него он может стать последним.
– Я должна тебе кое-что показать, – полный спокойствия, знакомый голос перекрывает звучащую в ушах музыку. Она затухает также быстро, как и появляется. Вальс окончен, настаёт черёд траурного марша, и он понимает это. Её фигура приближается к телу на полу, элегантно, но не робко, присаживается рядом и прикладывает свои ладони к его горячим вискам. Пока она вглядывается в его глаза, почти лишённые жизни и уже слегка подёрнутые пеленой, пульсация в висках и острая боль сообщают ему о растущем внутричерепном давлении. Они готовы не только разорвать в клочья череп, но и выдавить внутренности наружу. Настойчиво, волны агонии бьются о тонкие стенки… Барабанная дробь, фанфары...

Он видит себя, своего коллегу и партнёра в одном лице – своего брата, и ещё двух сотрудников их собственной компании по логистике. Да, она молодая и маленькая, но достаточно амбициозная. Сейчас по-другому нельзя, мир стал более суровым, и им сложно держаться на плаву. Они отмечают заключение контракта. Тяжёлый месяц балует хорошим куском пирога, и этот день обязан быть увековеченным в истории. После бара они в метро. Уже поздно, и на станции всего один человек. Девушка. Они могли бы с ней познакомиться и узнать как у неё дела, может даже угостить коктейлем, невзирая на поздний час. Она держится спокойно, хотя через пять минут он чувствует не только агрессию в словах своих спутников, но и растущее беспокойство внутри себя. Он старается прервать их, предлагая отправиться уже по домам и оставить девушку в покое, однако его никто не слушает.
Понимание того, что они перегибают палку приходит к нему, и безобидная беседа уже не кажется ему приличной. Его коллеги изрядно пьяны, и он тоже, но лишь огромным усилием воли не позволяет себе превратиться в животное. Теперь на лице девушки читается неподдельная тревога и нарастающий страх. Она понимает, что ей грозит опасность, но не знает, что делать. Её глаза умоляюще смотрят на него, кто кажется ей более разумным в данный момент. Его выбор очевиден – ведь он не может позволить своему брату совершить непоправимое. Он преграждает путь к девушке своим телом и останавливает брата, уперев руку в его грудь.
– Постой, – запинаясь, начинает он, но в ответ получает сильный удар в живот, а следом – боковой в висок. Всё тело охватывает пламя, и ему нечем дышать. Он сгибается пополам, и в этот момент чувствует ещё один по затылку. При падении по туннелю разносится глухой звук удара его головы о мраморный, блестяще начищенный, пол. Создаётся ощущение, что голова сейчас расколется, как орех, и из неё можно взять терпкую, но вкусную мякоть. Её можно даже превратить в десерт, перемешав с мёдом и залив клубничным сиропом. Сквозь пелену тумана в глазах, с затухающим сознанием, он слышит резкий и громкий крик. Короткий, но наполненный безысходностью, отчаянием и ужасом. Размытые силуэты троих мужчин, спотыкаясь, бегут к лестнице и через секунду исчезают из вида. Девушки нет, и лишь он один, распластавшись на полу, своей кровью рисует огромное тёмное пятно…

Она всё ещё смотрит в его глаза, стараясь найти в них раскаяние. Такая же призрачная, сотканная из светлых нитей и крошечных искорок. Сердце надрывается, от тяжести в груди перехватывает дыхание, и он больше не может вздохнуть. Под давлением из-за образовавшегося вакуума, его рёбра трещат и ломаются, как спички. Когда с хрустом позвоночник выгибается в другую сторону, его руки судорожно вздрагивают и замирают. Слеза появляется на щеке, чтобы отставить длинный мокрый след на холодной щеке, но так и не скатиться на пол. Ему на самом деле очень жаль, и она принимает это.

Теперь пришла очередь остальных.

2015