19. Дорогами растерзанной юности

   Г Л А В А   Д Е В Я Т Н А Д Ц А Т А Я
   
   Село, в котором прошла ночь, оказалось в нескольких километрах от автомобильной магистрали, которую напутствовавшая меня крестьянка называла большим шляхом.

   Вышел я к этому шляху в том месте, где он пересекался с второстепенной по важности полевой дорогой. На перекрестке было видно несколько указателей на немецком языке:
   «Proskurov-Winitsa –120 km», «Proskurov-Letichev – 53 km», «Derajnya –17 km» и другие.

   На преодоление последнего участка пути от автомагистрали Проскуров–Винница до местечка Снитков ушло два с половиной дня. Из-за ненастной погоды, мелкого дождя с пролетающими снежинками, слякоти и окончательно раскисшей грунтовой дороги, мне пришлось еще две ночи провести в крестьянских хатах.

    От автомобильной магистрали Проскуров–Винница и далее, мимо местечка Деражни, вблизи местечка Ялтушкова и ряда сел до местечка Сниткова (на карте не обозначено) в конце декабря 1941 – начале января 1942 годов я пришел в местечко Снитков, а на второй день в село Котюжаны.
 
    На последнем этапе пути, а он определялся концом декабря 1941 года, как никогда раньше я все больше и больше осведомлялся о еврейской жизни в лежавших на моем пути местечках. К этому времени еврейское население этих местечек уже было загнано в гетто.

    Значительная часть информации о жизни в гетто ко мне доходила из уст крестьянского населения. И конечно, мне приходила в голову мысль о том, что меня ожидает, когда окончится мой путь.

    Несмотря на то, что я был осведомлен о том, что проживавшие в селах еврейские семьи были изгнаны из своих хат в местечки, где было гетто, я никак не мог себе представить то, что моя мать с сестрами подвергнутся такому же испытанию.

    Ведь мы не имели своего жилья. Восемь лет мать слыла патрнатской матерью, опекая осиротевших детей, и мы с матерью жили в патронатском доме. Куда же ей было податься из села?

    Справка, выданная мне солтысом Вульковской волости Кожухом Василием, так и не была задействована. Теперь, с приходом в село Котюжаны, она теряла свою силу и, напротив, могла мне только навредить.

    Я уже упоминал ранее, что при допросе в Дрогиченской полиции, придерживаясь своей легенды, я сказал о том, что иду домой на Тернопольщину, а родным селом назвал Котюжаны.

    Все это было отражено в справке. Теперь же, в Котюжанах, справка, как говорят, «выдала бы меня с головой». Про себя я решил справку никому не показывать, а при малейшей угрозе уничтожить ее.

    За весь путь, по моим подсчетам насчитывающий около 2000 километров,
на последнем его этапе я встретился лицом к лицу с серьезной опасностью разоблачения, исходившего от простого старика-крестьянина. Об обстоятельствах этого случая рассказано во второй книге «Бездна – год 1942-й».

    Что же происходило в том крае, куда я, преодолев невероятные трудности, повседневно подвергаясь опасностям и риску, стремился? Вначале мне следовало осознать и на всю оставшуюся жизнь запомнить, что без бескорыстной и всесторонней помощи встречавшихся на моем пути белорусских и украинских крестьян мне бы не удалось уцелеть и дожить до конца 1941 года.

    И только благодаря тем, с кем меня свела судьба, и кто меня поддержал в этом нелегком пути, я одолел его и живым вошел в Снитковское гетто, в котором к этому времени ютились изгнанные из окружных сел жившие там из поколения в поколение веками евреи–ремесленники и кустари, добывая себе средства к существованию нелегким физическим трудом.

    Вскоре после прихода сюда нацисткой армии здесь оказалось значительное число гонимых в неизвестность бессарабских и северо-буковинских евреев.

    С большим волнением и огорчением в первый же час по приходу в Снитков я узнал, что в селе Котюжаны нет ни моей матери, ни моих сестер. Живы ли они и где теперь находятся, никто не знал и не мог знать.

    Передо мной не исчезла проблема проявления мужества и борьбы за выживание. Но об этом и многом другом во второй книге «БЕЗДНА – год 1942-й».