А вы говорите...

 —Я, я — чабан! А он, он — давай-давай бегай! Тыгыдым-тыгыдым, понимай?! Однако, вся степь на меня смеется, слюшай!.. Перепутай, да!?
Мужичок небольшого росточка, в длинном чистеньком бурятском халате и мягких сапожках (приоделся, видимо, для поездки в райцентр), сбивчиво толмачил чего-то, тряс газетой, указывая на фото всадника, и смешно подпрыгивал на месте, изображая, похоже, скачущего коня. Не вдруг признал я в посетителе редакции колхозного чабана, о котором писал пару недель назад, побывав на кочевках отар колхозных. Да и немудрено — газета ежедневная, и после того моего очерка о передовике-чабане немало газетной воды утекло, то бишь написан не один материал. С трудом, при помощи жестов и немногих русских слов чабан разъяснил-таки суть претензии.
Наконец поняв, я ужаснулся натуральнейшим образом. Произошло непоправимое... Оказывается, не помню уж, как и почему, но совершил я грубейшую ошибку, непростительную для опытного уже (на втором (!!) году работы) корреспондента, допустил необъяснимым образом нечто невообразимое... Перед глазами пронеслись дорогие сердцу, невозвратно уже потерянные для меня картины интересной, наполненной событиями любимой работы в газете, представились осуждающие, непримиримые лица коллег и начальства, как наяву увидел я непреклонный перст редактора, недвусмысленно указующий мне на дверь. И поделом мне!
Я — п-поменял- местами - имена - коня - и — всадника... Теперь понятно возмущение чабана. А вам бы понравилась цветистая такая фразочка, к примеру: «Николай Иванович весело гарцевал в объятой солнцем степи, изогнув горделивую шею, подняв задорно хвост, жизнерадостно ржал и топал копытом, предвкушая, как хозяин, горячо любимый Орлик, потреплет его пышную гриву, накинет седло, сядет на могучую спину и поскачет, слегка подбадривая Николая Ивановича плетью по крутому мускулистому крупу...»(!?) Чабан, за секунду до того эмоционально пытавшийся втолковать мне мою ошибку, вдруг переполошился, суетливо усадил меня в кресло и даже попытался обмахивать неуклюже своим косматым малахаем. Не знаю уж, что он увидел в моем изменившемся лице, но стал вдруг, все так же оживленно жестикулируя и неумело подбирая слова, внушать прямо противоположное, пытаясь утешить:
—Э-э, дарагой, зачем переживать!? Адна пустяк! Пусть конь будет как я, чабан — он тоже конь, сапсем, слюшай, конь! Чабан, лошад, — какой разница? Не переживай, да? Адна пустяк!
Чабан уже жалел, что заявился в газету со своей претензией, горячо уверял, что — ничего страшного, что он совсем не обиделся, а коню так и вовсе все равно, а товарищи его — да что товарищи, не век же они будут насмехаться, и вообще, это же прекрасно – посмешить людей, что ты, не переживай, «дарагой», приезжай ещё к нам в степь, на кошару... Везло мне смолоду — писать привелось о действительно замечательных, добрых людях.
Ну, а вы, дорогие читатели, вы угадаете, каким из этих двух имен вы назовете чабана, а каким его коня? Ну, готовы? Итак, на снимке: Гырат и Батомунко. Дерзайте!
Впрочем, надо правду сказать, не всегда мне везло на таких добрых и понимающих читателей. Как-то, работая уже в другой «районке», столкнулся с прямо противоположным случаем. Дело в следующем, как говаривал какой-то персонаж. Описывая по заданию редакции работу местного рынка, я упомянул в репортаже некоего чиновника, назвав его ответственным за работу рынка. Чиновник был как чиновник — важно выступал в многочисленной свите первого секретаря, да и несколько торговцев при моем вопросе об их контролере дружно указали на него. Я, конечно, напрасно постеснялся обратиться с вопросом к самому чиновнику (слухи о фантастической пронырливости репортеров сильно преувеличены), но всё-таки наутро, после выхода газеты, был весьма удивлен звонком от того чиновника. Чем-то оскорбленный человек, брызгая слюной, орал в трубку: «Я не ответственный за рынок! Это клевета!..» – и так далее. Причем звонил еще и редактору, обвиняя во всех смертных грехах и требуя немедленной расправы над корреспондентом. Встревоженный, позвонил в райком, и мне девочки из пресс-службы уточнили вежливо, что, видите ли, дело обстоит не совсем так, — товарищ не совсем ответственный за рынок, его должность называется «специалист по работе с потребительской сферой», то есть с теми же рынками и магазинами... Причем, что уж совсем непонятно, репортаж содержал только положительные отзывы о работе рынка.
 Дорогие мои, хорошие! «Не совсем так»... Да если бы дело обстояло «совсем не так», я бы ничуть не расстроился! Адна пустяк! И вообще, дорогой товарищ чиновник, ежели Вы такой безответственный, какого сельдерея Вы ищете в свите Первого, обходящего овощные ряды?! Играете короля? Так наш Первый не нуждается в этом...
Что ж, понятное дело — охамевший чиновник просто изливал злобу, вызванную сторонними причинами, и по своей холуйской привычке не уважать не облеченных властью людей, ниже, по его мнению, стоящих на карьерной лестнице, просто пытался компенсировать собственную неудовлетворенность жизнью. Отыгрывался. Что поделаешь — не все ещё у нас кое-где порой такие понимающие и отзывчивые, как простой пастух из бурятской степи.
А вы говорите: нам, репортерам, легко...
Описанием этого случая я делился с читателями в нескольких «районках», где привелось работать. В Сибири, к примеру, после публикации заметки узнали себя в чиновнике- сельдерее два товарища (отметились возмущенными звонками), на юге светлый образ чиновника узнали его товарищи и едва не замучили насмешками. Как видите, мой «сельдерей» вовсе не эндемик какой-то одной местности, ареал подобных особей весьма широк…
А недавно, работая в другой уже местности, вновь «посчастливилось», как в далёкой молодости, «накосячить»: назвал одну компанию дочерним предприятием другой, к которой первая отношения не имеет. При фиксации на слух подобные ошибки в названиях и фамилиях случаются. (А что оскорбительного в том, чтобы быть дочкой такого уважаемого предприятия, как «Лукойл»?) Ну вот хотел же назвать собравшихся на заседание просто важными чиновниками, не уточняя их принадлежности к какой-либо компании, тем более, что сами они, имея целые отделы по работе со СМИ, нигде не удосужатся упомянуть эту самую принадлежность… (К тому же,  на нефтяников они мало походили – нефтяники, я видел в кино, – усталые, озабоченные люди на буровой, одетые в залитые нефтью спецовки, а не представительные дяденьки в костюмах от Версаче).
Но как бы то ни было – ошибся и ошибся, никто от этого не умер, а сами нефтяники так и вовсе не заметили, читателям нашим вообще не важно название фирмы, важно лишь, как деятельность этих нефтяников отразится на жизни района и самочувствии тундры,  – так нет же, некоторые из местных руководителей подняли радостно эту досадную ошибку на щит, как бы с полным правом начали требовать обязательного визирования всех материалов у этого самого местного руководителя… Хотя, казалось бы: где нефтяники и где этот директор? Ан нет! Ну ещё бы – теперь провинившийся  журналист в полной их власти, напишет только то, что требуется этому руководителю!.. И можно не готовить мероприятие, журналист, как угодливый приказчик: «Чего изволите?» Не получится, а за ошибки свои мы сами и ответим, не сомневайтесь, – «адна пустяк»!
И дело не в том, что никому в голову не приходит хоть как-то предусмотреть в зале пару- тройку мест с краю для журналистов, поскольку журналист по определению не может сидеть в центре – он должен постоянно передвигаться по залу, фотографировать и описывать интересные моменты, и даже не в том дело, что писать, стоя с блокнотом в руках, крайне неудобно. Вот ещё – позаботиться об удобстве журналистов, не царское это дело! Пущай стоят где придётся! Ишь чего захотели – места им забронировать, повесить таблички «СМИ» на нескольких крайних местах, как это делается повсеместно… Не велики начальники!
Да не о себе я! Постою, не барин, хотя на коленке писать всё же удобнее. И не о нашем фотографе, проводящем на ногах всё мероприятие, человеке, который ровно вдесятеро старше тех школьников, что вольготно развалились на стульях. Мы ко всему привычные. Я именно об этих школьниках, получающих убийственно наглядный урок неуважения к старшим. Педагогично это?!
Нет, подобное происходит не везде, к счастью. Гостеприимность северян давно вошла в поговорки, за то короткое время, что работаю в городе, успел убедиться, написав несколько репортажей и очерков. Но происходит – там, где почему-то руководству хочется относиться к журналистам пренебрежительно. Как в ведомстве вышеописанного директора центра, пытающегося использовать чужие ошибки в своих подленьких целях. А в своём глазу бревна не видно… Кстати, испортить прекрасное впечатление от замечательно подготовленного работниками центра народного творчества мероприятия – юбилея нашей великой землячки Огдо Аксёновой – не удалось даже столь негостеприимной руководительнице, откровенно пытающейся шантажировать журналиста. Я бы и забыл давно – мало ли у нас в стране чиновников, заражённых вирусом мании величия – да за державу (журналистский цех) обидно.
А вы говорите, нам, репортёрам, легко…