Сюрреализм

Однажды Петру Ивановичу подумалось, что у него до жути скучная и ничем не примечательная жизнь. «Надо бы сделать что-нибудь эдакое!» - решил Петр Иванович и, встав со своего старенького продавленного дивана, прошелся в другой конец комнаты. Ничего существенного, собственно, от этого не произошло – он разве что вскопытил старый ковер с двухметровым слоем пыли, лежавший тут, верно, еще со времен Советского союза.
- Что за незадача! – воскликнул Петр Иванович, чихнул и случайно задел локтем горшок герани, который с небывалым шумом обрушился на пол.
- Ты что это там творишь такое, обормот?! – раздался с кухни чей-то зычный голос, после чего в комнату вплыла габаритных размеров фигура в красном застиранном переднике и со внушительной скалкой в руках.
- Ничего такого, мой пончик! – пролепетал Петр Иванович, спешно задергивая штору, дабы скрыть следы своего преступления. Упрямая штора, однако же, никак не хотела ему поддаваться, что вынудило Петра Ивановича не покидать своего местоположения.
- Ты что-то от меня скрываешь, я же чувствую! – насупилась женушка.
- Ни в коем случае! – пролепетал Петр Иванович, и струйка холодного пота стекла по его побледневшему лицу. Неизвестно, чем бы закончился сей занимательный разговор, но в этот момент в соседней комнате затрещал телефон, и женщина со скалкой поспешно бросилась к источнику звука, гаркнув что-то вроде «Мы с тобой еще договорим!» Утерев пот со лба кончиком своего аляповато раскрашенного галстука, Петр Иванович с небывалой скоростью ринулся в прихожую, обул чьи-то туфли и выскочил из квартиры. Спустя несколько минут подъезд сотряс поток нецензурной брани, которую, однако, нашему герою уже не довелось услышать – к тому времени он покинул дом и был вне пределов досягаемости своей возлюбленной.
«Дааа, дела…» - подумал Петр Иванович и, нахлобучив на голову нелепый черный котелок, сердито зашагал по Невскому проспекту.

В лицо ему бил холодный ветер, тело то и дело пробирала крупная дрожь. Кажется, будет дождь. А впрочем, здесь он шел так часто, что сие явление уже никого не могло удивить. Петр Иванович долго плутал переулками, отчего-то прокручивая в голове утреннее происшествие и внутренне удивляясь, как это оно все так вышло. Видимо, вызванные чрезмерными переживаниями эмоции столь явственно отражались на сосредоточенном лбу Петра Ивановича, что редкие прохожие в ужасе убегали на противоположную сторону улицы, издали завидев его перекошенное от недоумения лицо. И вот наш герой набрел на какой-то заброшенный скверик в конце улицы. Ржавые ворота увиты плющом, покосившиеся лавочки с обломанными спинками грустно сгрудились в дальнем конце скверика, кучи мусора тут и там – в общем, есть, чем порадовать глаз. Так решил и Петр Иванович, решивший прикорнуть на одной из скамеек за неимением возможности сделать это дома – возвращаться туда сейчас было попросту опасно для жизни. Происшествие с геранью было слишком сильным ударом для жены, и она, вероятно, сейчас срывала злость на тихой и немногословной бабе Клаве, которая имела обыкновение захаживать к ним в гости с утреца пораньше на чашечку кофе.
«Жаль бабу Клаву, душевная тетка была» - грустно подумал Петр Иванович и устало опустился на лавочку, предварительно постелив на нее газету.  До начала работы оставалось еще около двух часов, а потому наш герой решил, что небольшой сон весьма плодотворно повлияет на его дальнейшую деятельность. Тем более, на взгляд Петра Ивановича, это было самым разумным выходом из данной ситуации, поскольку дорогу на работу он все равно бы сейчас не нашел и непременно заблудился. А это, собственно говоря, ему было совершенно ни к чему. Он улегся на лавочку и, свернувшись калачиком, как в детстве, провалился в глубокий, тревожный сон.

А снилось нашему многоуважаемому герою, что лежит он на тенистой поляне. Солнце светит в глаза, а небо над головой синее-синее, точно атлас.
«Мне бы женщину… - подумал совершенно внезапно для себя Петр Иванович. – А еще лучше – голую женщину!»
И, остановившись на этой мысли, он с глуповато-довольной улыбкой устремил взор в лесную чащу. Но ничего особенного там не происходило. Голая женщина почему-то упорно не желала появляться, и Петра Ивановича это заметно опечалило.
- Ладно в жизни, так даже во сне никакого разнообразия нет! – возмутился Пётр Иванович и от обиды своей даже проснулся. Но то, что он затем перед собой увидел, заставило его забыть даже о мечтах о голой женщине. Да и обо всём остальном, в принципе, тоже.
На соседнем конце лавочки сидел довольно своеобразного вида субъект и как ни в чём ни бывало штопал свои носки. Носки были полосатые, к слову сказать. Штопал он их с поразительной сосредоточенностью, ровным счётом не замечая ничего вокруг. Проснувшегося Петра Ивановича, который вылупил на него свой осоловелый взгляд, он тоже, разумеется, не заметил. Зато первый, очевидно, с его присутствием никак мириться не желал.
- Вы что это тут делаете такое?! – возмущённо гаркнул Пётр Иванович. – Муж… жен… Послушайте меня!
Первая трудность, с которой столкнулся раздосадованный Пётр Иванович, как ни странно, состояла в определении пола сидящего перед ним субъекта. А сделать это, собственно говоря, едва ли представлялось возможным. Зашиватель носков был облачён в цветастое вязаное пончо, красные кальсоны и довольно грубого вида башмаки. На голову его была нахлобучена видавшая виды шляпа, из-под которой грустно свисали длинные огненно-рыжие патлы. Более о новом соседе Петра Ивановича ничего толкового сказать было нельзя.
- Послушайте! – Со всей решительностью воскликнул Пётр Иванович. – Вы что, оглохли? Я к Вам обращаюсь!
Патлатый незнакомец на секунду оторвался от своего увлекательнейшего занятия, кашлянул, и, зачем-то помотав головой, вновь погрузился в работу.
- Вы меня вообще слышите? Эй! Зачем Вы разложили на мне свои носки?!
- Чтобы они быстрее высохли, - внезапно ответил незнакомец. – Я не имею желания расхаживать по Невскому в мокрых носках. Это отвратительнейшим образом претит моему чувству эстетики, Вы разве не находите?
- Я нахожу, что Вы вместе со своими носками сейчас отправитесь восвояси! – взревел Пётр Иванович, всё больше убеждаясь, что перед ним отнюдь не девушка. А впрочем, кто его знает, ведь нынешнюю молодёжь не поймёшь. – А ну пошёл отсюда!
- Я-то как раз пойду, - с неожиданной улыбкой ответил патлатый фрик, резко поднимаясь со своего места. – А вот Вы, похоже, нет. Эх, что за незадача!
- Почему это я не… - начал Пётр Иванович и с ужасом обнаружил, что не может подняться с лавочки. Носки, ещё несколько минут назад мирно лежавшие на его ногах, сейчас нагло оплетали всё его тело своими полосатыми объятиями, не давая ни на милиметр приподняться с лавочки.
- Что за чертовщина?! Эй, помоги мне! Это твои носки!
- Мне очень жаль, но кажется, Вы им нравитесь больше. Теперь они всегда будут с Вами.
- Не надо мне носков! Не нужны мне носки! Мне баба нужна! Голая баба! – вне себя от ярости вопил Пётр Иванович, извиваясь в плюшевых тисках.
- Сожалею, она мне и самому нужна, - почему-то очень серьёзно сказал патлатый парень и, поправив сползающее с плеча пончо, резко развернулся к выходу из сквера. – Я думаю, я когда-нибудь её найду. И Вы найдете, не переживайте, всё у Вас будет хорошо!
- Придурок! – крикнул Пётр Иванович, но уже в пустоту. Фрика и след простыл. Не успел Пётр Иванович сообразить, как ему дальше поступить, как вдруг кто-то начал больно бить его по щекам. Сперва он решил, что это носки. Но носков на нём уже не было. Пётр Иванович моргнул раз, другой, и перед ним замаячило чьё-то красное широкое лицо. На лице были усы. Пётр Иванович сразу это приметил, так как они неприятно кололи его, когда лицо приближалось, и переставали это делать, когда оно отдалялось.
- Простите, Вы не подскажете, где мои… носки… - пролепетал наш разнесчастный герой и в ту же секунду получил весьма ощутимую оплеуху. – Как так, за что? Я всего лишь спросил про носки…
- Вставай, пьянь! – выругалось лицо и насильно стащило Петра Ивановича с мокрой лавочки вместе с его газетой, которая тоже насквозь промокла. Да и вообще тут всё было какое-то мокрое, честно говоря.
- Дождь на улице, а он тут на лавочке валяется, нормальных людей своими воплями пугает! – продолжало негодовать усатое лицо. Пётр Иванович старательно прищурился, после чего обнаружил, что лицо это принадлежало обыкновенному дворнику. А вот патлатого фрика и носков всё ещё не было.
- Где же они? – зачем-то вслух спросил Пётр Иванович, глупо озираясь по сторонам.
- Кто они? Кто они?! Домой иди проспись, пьянь ты эдакая! – заорал дворник и чуть ли не в шею выгнал нашего героя из скверика.

- Дааа, дела… - подумал Пётр Иванович, рассеянно шагая по Невскому, только уже в обратном направлении. Он насквозь промок – дождь начался ещё тогда, когда он только улёгся на лавочку в сквере, предварительно постелив газету. Кажется, у него была температура. Высокая температура. Может быть, он даже бредил. А патлатого фрика и полосатых носков всё ещё не было.
Пётр Иванович даже не был уверен в том, что идёт в верном направлении. Количество людей на Невском к тому времени значительно увеличилось – теперь, вместо того, чтобы мирно распивать чаи в своих уютных картонных домах, они в хаотичном беспорядке сновали по улицам, так и норовя подлезть кому-нибудь под ноги. Петра Ивановича пару раз весьма ощутимо задели локтем, а потом какой-то наглый мерзавец в ярко-синем жилете больно отдавил ему ногу в погоне за уезжающим трамваем – но наш герой даже не придал этому должного значения. Так и не догнавщий трамвай синежилетник ещё долго матерился, сотрясая воздух здоровенным кулаком, после чего зачем-то смачно плюнул на мостовую и, подтянув штаны, ушёл восвояси. Пётр Иванович грустно посмотрел ему в след и даже пустил случайную слезу.
«Вот, кто-то может просто так взять и уйти, куда ему вздумается, – с тоской размышлял Пётр Иванович, бессмысленно блуждая по улицам. – Может быть, этот наглый мерзавец сейчас возьмёт да и пойдёт к себе домой! И всё тут. А как могу уйти я, если я даже не могу понять, где мой дом?!»
И, судорожно сжав свою седеющую голову всё такими же дрожащими руками, он в смятении опустился на ближайшую лавочку. Газета, которую до сего момента он яростно прижимал к груди, выскользнула из его рук, но он этого даже не заметил. На улице не было холодно, однако нашего беднягу бил жуткий озноб. Сердце бешено стучало под клетчатой рубашкой, дикой пульсацией отдаваясь в висках. На лбу выступили капельки холодного пота.
«Это что же такое происходит? – подумал Пётр Иванович, лихорадочно оглядываясь по сторонам, очевидно, в поисках хоть какого-то ответа на свой вопрос. – Ещё несколько часов назад я был в своей уютной квартире на Адмиралтейской, сидел на своём стареньком продавленном диване и горя не знал! Разве что этот случай с геранью… А ну его, впрочем! Герань – это чепуха! Чепуха!»
- Абсолютно с Вами согласен. Совершеннейшая чепуха, - внезапно сказал кто-то. – Кстати, вот Ваша газета. Кажется, Вы уронили.
От внезапности Пётр Иванович испуганно подпрыгнул на скамейке и с ужасом, от которого кровь стынет в жилах, обнаружил подле себя того самого патлатого фрика, едва не доведшего его до инфаркта не ранее, чем полчаса назад. Его волосы по-прежнему были ярко-рыжими, и одет он был по-прежнему в свое вязаное пончо, красные кальсоны и грубые башмаки. Разве что тех сумасшедших носков при нём больше не было. С дружелюбной, чуть безумной улыбкой на пол-лица он смотрел на Петра Ивановича своими разноцветными глазами и как ни в чём ни бывало протягивал ему то, что осталось от газеты.
- Н-не надо мне газеты, - заикаясь от страха и озноба, ответил Пётр Иванович, во все глаза таращась на это странное создание.
- Ах, да, как же это я забыл, - тут же удручился фрик, выкидывая газету. – Вам баба нужна. Вы, как-никак, упоминали о сей потребности на нашей прошлой встрече.
- Да отстань ты от меня, чёрт тебя побери с твоими носками!!! – взревел Пётр Иванович, подрываясь со скамейки. – Не нужна мне баба, не нужна мне газета, не нужны мне носки!!! Убирайся! Прочь! Прочь! Прочь…
- Гражданин, с Вами всё в порядке?
- Э?
На Петра Ивановича смотрело чьё-то настороженное лицо. Только оно было вовсе не злое и не усатое, как у дворника в сквере, а доброе, ласковое… нежное женское лицо, смотрящее на нашего героя с невыразимым участием.
- Я сейчас вызову Вам врача, - сказала женщина, роясь в своей сумке в поисках сотового телефона. – Вы только сядьте на скамейку, прошу Вас, у Вас же жар…
Но Пётр Иванович её уже не слышал. Ему не нужна была баба. Ему не нужны были носки. Он думал о своей жене, которая, вероятно, его уже давно простила и теперь с нетерпением ждёт его возвращения, по обыкновению болтая с бабой Клавой. Он думал о герани, которую разбил, и о том, как это всё-таки пустячно и жалко – убегать из дому из-за какой-то разбитой герани. Он думал о бабе Клаве, которая, очевидно, сейчас пила кофе с его женой, рассказывая ей о своём очередном походе за хлебом… да мало ли, о чём она могла рассказывать. Баба Клава знала многое.
- Мужчина, Вы меня слышите? Врач уже едет. Мужчина…
- Я слышу, слышу, - с грустной улыбкой ответил Пётр Иванович и, подобно кулю с картошкой, гулко упал на мостовую.