Сосед приятеля

   Приятеля дома не оказалось, и его сосед по коммуналке предложил подождать в своей комнате.
   Сосед – молодой мужчина, достаточно подвижный, но не в меру располневший. Разговаривая, он сначала затягивал в себя необходимый запас воздуха, затем, выпуская его, приводил в действие лепестки голосовых связок.
   Приятный высокий голос располагал к беседе.
   К сожалению, мой приход оторвал мужчину от обеда, и мне ничего другого не оставалось, как разглядывать незнакомца и его комнату.
   Стол посреди комнаты был обильно уставлен посудой с едой.
   Моё присутствие ничуть не смутило мужчину и нисколько не нарушило ход намеченного мероприятия. Из приличия он предложил мне компот и, получив согласие, пододвинул большую чашку с напитком. На этом его внимание ко мне было исчерпано. Хозяин поудобней устроился на мягком стуле и, слегка приподняв брови, обратился к той тарелке, с которой был прерван ритуал его «трапезы».
   То ли в ощущение изысканного вкуса, то ли в угоду чрева, его широкое лицо настолько воплощалось в процесс поедания, что, казалось, оно само пресыщается едой, и вся его суть состоит не во вдыхательных, зрительных и слуховых функциях, а только – в поедательных.
   При приближении ко рту увесистого ломтя мяса, ноздри носа широко раскрывались, затем раззевались толстые губы рта, и вслед за этим начиналось поступательное движение тяжелой нижней челюсти, которая, вняв принятому куску, неторопливо опускалась и поднималась, раздвигая вширь окружности щек и лопасти рыхлых мясистых ушей. Рот удовлетворенно смаковал содержимое своей полости.
   Глаза не оставались бесстрастными. Они сперва с глубоким любопытствующим интересом осматривали аппетитный ломоть, а затем, неподвижно уставившись в конец стола, глубокомысленно размышляли над тем, что разжевывали зубы, подлизывал язык и проглатывало глубокое горло. Вместе с сознанием глаза осмысливали проваливающуюся массу пищи до самого желудка.
   Нельзя было угадать действий желудка под выпирающей дугой брюшиной. Порой, на вдохе вздымалась высокая грудь, но, не давая ей передышки, толстые короткие пальцы цепких рук подносили к лицу новую порцию продуктов.
   Поедание было неспешным, обильным, основательным, потому – продолжительным.
   В конце концов, тарелки опустели до дна.
   Утомленный обедней организм, нуждался в отдыхе. Последние зычные бульканья компота в пищеводе происходили уже в полудремном или, скорее, в полубессознательном состоянии тела. Неподатливая рука скомканным лоскутом тряпичной салфетки, два-три раза скользнув по щекам – не столь вытерла, сколь смазала следы жира, крошек и капель жидкости. Глаза потеряли остроту взора, затуманились. Голова откинулась назад. Расслабившись, тело распластались в мягкому вместительном кресле и впало в умиротворенный сон.
   Началась мощная работа грудины то стискивающей, то отпускающей полосу-складку лоснящегося подбородка, то проталкивающую с сопением, свистом и храпом пузырь воздуха через все свои натруженные недра. Изредка воздух, не осилив тяжелых преград, уходил в подбрюшье и ниже. Тогда слышался негромкий короткий звук исхода его из места соприкосновения с креслом. Тому сопутствовало неосознанное чавканье языка и губ. Ничто в этой комнате не нарушало удовлетворенного блаженства послеобеденного отдыха. Рядом дремлющий кот, при очередном неприятном звуке, лениво приоткрывал глаза, недовольно облизывал розовое пятно своего носа, и вновь накрыв его лапой, забывался во сне.
   Приход приятеля на мгновение пробудил взгляд соседа, но не был веским основанием для нарушения отдыха.
   Мы неслышно удалились.