Скорая

        Труднее всего – прогнать с плеч гору, которая всегда наваливается по дороге к тяжелым больным.

        И вот ты сидишь в облезлом «Соболе» или, может, «Газели», хромающей на два колеса из четырех, терзаешь в руках собственный шарф, пол давишь башмачком – словно это прибавит скорости.
       Светофор. Пешеходы. Не пропускают со второстепенной.
       Как же медленно! Охота выскочить прямо на проезжую часть и бежать на своих двоих, да только на машине всяко быстрей, хоть и миг без движения ощущается целым часом.
– Лёня, родненький, скорей! Люди ждут!
– Тамара Михална, всё понимаю, вот проедет этот урод неторопливый, помчим, как на ковре-самолете!
        Не уступают. Им, наверное, нужнее. Ничего, вот полетели, действительно, как на ковре-самолете, и не страшно совсем, не боишься разбиться. Скорость с красным крестом – щит против смерти. И все лежачие полицейские вмиг становятся злейшими врагами.
        Вот, вот здесь поворачивать, и ладонь привычно обхватывает ручку двери – шутка ли: войти в поворот на скорости чуть меньше сотни.
        Ничего, резвый микроавтобус как продолжение водителя – ревёт, хрипит, кренится, и что-то грохочет по салону, но все маневры безошибочны.
        Влетаем во двор, как огненная колесница – во всех стеклах отражение мигалок. Вот – укладка, здесь – кардиограф, планшетку что ли в зубы взять – не наградила природа третьей рукой!
– Не глуши! – И даже не обернешься. Некогда!
        И по ступенькам бежать некогда, но всё ж бежишь, припрыжку, через две, будто опять тебе восемь, будто к подружке в гости, а вовсе не отнимать кого-то у смерти. Одно лишь сходство – за этой дверью тебя тоже ждут.
– Вызывали?
– Ну что же вы так долго, доктор! – Дрогнувший голос и бледное лицо.
        Не вините меня, милая! Девять минут, что такое девять минут? Три перекрестка, как назло везде красный, как назло – не проскочишь, впереди машины, девчата с улыбкой по зебре, тучный мужик в малолитражке слишком слеп для мигалки.
        Объяснять? Нет, не в этот раз. Это житейское, это мелочи, и если есть время на них – значит нет в вашей жизни серьёзных проблем. А здесь секунды мерят лишь настенные часы, у людей же время считается по клеточкам умирающей души.
Не слышу, не слышу ваше «долго»! Скорей пустите в дом!
        И каждая квартира – маленький мир, на один лад, но в разных красках. Жилище ВСДшниц ни за что не вспомнишь. Их лечишь добрым словом и сбегаешь поскорей, но к тяжелому больному идёшь как через царский замок. Запечатленное счастье в фотографиях, дни рождения в открытках, любимое чтиво в книгах на полках, курорты в сувенирах – во все это приходится нырять только по одной причине.
       В маленький мир пришла беда, и ты верный её спутник. Маленький мир сторонится тебя – не человека, а пришельца в ботинках на ковре и безлико-серой униформе.

       Безжизненное тело на диване. Было на полу, боялись, но всё ж подняли. Хорошо. Стул вот, и другой несите – кардиограф ставить надо.
       Я не буду смотреть в эти глаза. Не буду смотреть в умоляющие лица. Я видела это – страшно подумать – не один десяток раз. Я не железная, а должна такой быть.
       Торопливый осмотр, пульс, давление. Родные лопочут. «Цветы поливала… из больницы только-только выписали… вдруг упала… испугались!.. Любим!.. Помогите!»
       Чувствую тёплые слёзы на своем предплечье. Не первый и – страшно подумать – не последний раз.
       Не задавайте мне вопросов о жизни, пожалуйста, не надо! Вам не понравится ответ. Пять минут осмотра, и так тяжело знать всё наперед. Пусть воздух не дрожит лишний раз. Пусть мне не придется выносить приговор!
       Они стоят на изготовке, их взгляд прикован к твоим рукам, слух впитывает каждое скупое слово. А ты – что робот. Тебе нельзя испытывать эмоции, нельзя чувствовать этот комок в горле, и каждая задержка – упущенный шанс.
Блестящие иглы, катетер, капельница, ампулы, еще иглы – сколько ты их повидала? – вызов: еще бригаду сюда! Пациент в сознании, еще слёзы, тяжелое дыхание, шёпот.
       Спасите, доктор!
– Сделаем всё возможное!
       Как же я хочу выть от этой пустой, избитой фразы! Я ненавижу её всем сердцем! Как же бессовестно три слова вселяют надежду в людей!
       Эмоции под запретом. Кардиограмма просит пару ампул.
       Приехала нужная бригада. Они всегда молчат – отвечаю только я. Словно сил у меня больше, словно только я могу спокойно смотреть на отчаянье и страх.
       Капельница. Носилки. Ступеньки. Мне в другую машину.
       На другой вызов. Новые люди, новые недуги.

        Труднее всего – прогнать с плеч гору, которая всегда остается по дороге от тяжелых больных. Когда видишь, что ничего не можешь сделать, и реанимационная бригада тоже.