БАМ 80-81

ЧАСТЬ 1. ОСЕННИЙ ПРИЗЫВ

И сквозь туманы и сквозь года,
за океаны помчат поезда.
Веселей ребята выпало нам -
Строить путь железный, а короче БАМ!
(Песня строителей БАМа)

 ПРОЛОГ. Воспоминания:
*Начну с того, что в 2014 году отмечались сразу три памятные даты, связанные со строительством Байкало-Амурской Магистрали:
- 40-летие с начала её строительства;
- 30-летие открытия сквозного движения поездов по БАМу;
- 25-летие со дня сдачи магистрали в эксплуатацию.
*В 2015 отмечалась ещё одна памятная дата, которая была  уже исключительно личного масштаба:
- 35 лет тому назад, я, осознанно взял в руки оружие и принял присягу на верность  Родине.  Сеё  знаменательное  мероприятие  произошло  на  БАМе, на станции и в одноимённом  посёлке Дипкун – Дальневосточного военного округа.
*Сквозь огромный  круговорот событий, войны и смену власти  многое отложилось о тех армейских днях  в моей памяти. Этими воспоминаниями я и поделюсь с вами сегодня.
*Не буду доподлинно  и скрупулёзно, с выводами и комментариями житейского масштаба   рассказывать вам, какой ноябрьской метелью, поздней осенью 1980 года  меня занесло, (если по прямой),  на расстояние более 5 500 км от Ленинграда на восток - в глухую БАМовскую тайгу.
Так уж вышло.
Охарактеризую тезисно:
- 10-ть классов Питерской школы я окончил удовлетворительно для себя и  окружающего меня общества развитого социализма. Счастливое это время было, во всех отношениях. 
- Получил,  не отходя от родной десятилетки,   профессиональные водительские права категорий «В»  и «С».
- В памятный год окончания школы,  не плохо,  сдал вступительные  экзамены в высшее учебное заведение военно-авиационного профиля.


1. Майор Забирохин
С этого места, в спираль моего личностного развития и бытия вселенского масштаба были введены  события явно испытательного характера.
Прежде всего,  небесная  канцелярия от Создателя,  видимо ввиду  явной  импульсивности  моего характера,  от авиации меня отлучила.
Дабы  не бить баклуши до очередного вступительного сезона абитуриента, меня,  по родственному,   пристроили на одну из городских и продвинутых  баз объединения  «Ленплодоовощь». И ни абы куда, а  в цех «готовой продукции»,  разнорабочим. Устраивало всё: сытно;  чисто;  денежно;  в меру спортивных нагрузок и фитнеса по поднятию тяжестей в 20 кг. Начальница цеха и мой прямой начальник -  лапушка, лет на 10-ть меня старше.
Однако, пытливый ум и исследование всех дырок сотворили таки судьбоносное решение.    Через пару недель относительно спокойного времяпровождения, в чревах  складских помещений  цеха я обнаружил грузовой «Москвич – каблук 2715».
Состояние знаменитейшего авто предназначенного для  развозки тортиков, фруктов и прочих вкусностей  было более чем приличное. Хотя и пылилась эта автомашина под старым покрывалом из серого брезента, полностью  отсутствовала приборная панель и требовались отвёрточно-гаечные работы  по мелочам как по корпусу так и по ходовой части.
 
Взвесив все «за»  и «против», подмываемый такой находкой,   я  подошёл к своей начальнице Ларисе – лапушке  и намекнул: «хорошо бы мне пересесть за руль данного транспортного средства, дабы повысить,  так сказать, торговые  отгрузки  нашего цеха - склада». Лариса, женщина во всей красе, ясном уме и сладострастном  теле, так и присела на ящик  со сливовым компотом  от услышанных из моих уст слов. Во-первых,    она  не ожидала, что помимо молодости и эрудиции  я имею все необходимые юридические полномочия в управлении транспортными средствами.  А  во-вторых,  я официально вписан в должностную сетку  её склада, а это  повышало на новый финансовый уровень всю транспортную логистику вверенного ей  комплекса.

Обняв меня и прижав к своей возбуждённой груди со словами: «это просто здорово»,  она буквально потащила меня к завгару автопарка.
«Ефимыч» - завгар, скептически отреагировал на требование Ларисы  - срочно усадить  меня за руль «каблучка». Попыхивая «беломором»  он заученно твердил себе под нос: «машину нужно привести в порядок; там полностью отсутствует  приборная комбинированная  панель,   которая жутко дефицитна;  кто мне её сейчас выпишет?».  Однако, после нескольких минут хождения по кругу прокуренного кабинета, и не двусмысленных вздохов в сторону Ларисы, всё же  повёл меня  к механику  цеха гаража.  При этом, дав поручение всем причастным:  «заняться машиной совместно».
Ларисе же, было фиолетово до этого поручения, ей  не терпелось скорее заполучить отремонтированное транспортное средство пригодное  для развозки цеховой продукции на прямую к основным «заказчикам». Но  «Ефимыч», даже после разговора с механником, всё равно  стоял на своём: «укомплектуем машину не ранее чем через три недели», и точка.

Если откровенно, то в сложившейся  производственной головоломке я ликовал с первых слов завгара.  А впоследствии и испил незабываемые часы близости с Ларисой.  Карт-бланш изначально был за мной!  Дома у меня лежала новёхонькая  приборная панель «Москвича-2715», полученная путём обмена в гараже  ПОГАТ №1 ещё летом 79-го, в ходе производственной практики. Кроме того, мой сосед по лестничной площадке был слесарем автопарка на пивзаводе «Красная Бавария» и в его ведении  были некоторые запчасти для  «москвичей».  Все эти обстоятельства сложились в единый пазл. И уже на пятый день после первого посещения «Ефимыча», моя трудовая «Ласточка-2715», переливаясь в лучах сентябрьского солнца и «бабьего лета»,  выкатилась из ворот гаражного  бокса. А я за неделю получил замечательный опыт в решении вопросов с механиками  гаражей, став так сказать, на шофёрском сленге, «таксистом».
 
К слову сказать,  многие шофера и работники автопарка базы мне завидовали.  В чём лично признались  впоследствии.  А для меня первые дни были тяжёлыми,  я крутился на всю катушку. Грузчиков не дожидался, если мог - делал всё сам.  Магарыч с  кафешек куда доставлял продукцию, плюс «рад стараться за трёшку» помочь счастливому владельцу нового телика или стиралки, пришли чуть позднее.   Рисковал? - безусловно,   но зато и шампанское пил с моей начальницей. Халтурка,  как никак,   до сотни в месяц выходила. А какая выработка прогрессивки  по цеху готовой продукции была! И про механика гаража - «Василича»  не забывал, в пятницу трёшку, а то и пятёрку ему на выходные ссуживал. За это,  мой «каблучок» был всегда ухожен и отремонтирован,  а мои одежды были не по шофёрски чисты , и мне от этого было радостно.  Работа спорилась и на досуг времени и финансов хватало.

Гром грянул сразу после ноябрьских праздников. Не успел я вдоволь пивка «Ленинградского особого» попить, как мне вручили повестку для явки в военкомат на 11-е ноября.
Не знаю, какая  меня муха укусила в тот день – 11-е ноября 1980-го. Толи чувствовал браваду за свою работоспособность, толи воззрел  «уникальность» и самостоятельность.  А может быть,  обида за неудачу с армейской  авиацией осталась.

В любом случае,  этот день я запомнил на всё жизнь, со всеми его подробностями. На предложенные мне полугодовые курсы обучения  в  «ДОСААФе»,   на постижение специальности водителя-оператора какой-то навороченной радиосвязной  машины,  я ответил отказом. Кроме того, слово водитель подействовало на меня как красная тряпка на быка, и я всем своим внутренним содержимым начал доказать  майору Забирохину,  начальнику отдела  Петроградского РВК, что «сам – с – усам» и супер водила, и в овладении ещё каких либо  водительских навыков не нуждаюсь. В довершении монолога съязвив, что  Попов и Маркони вообще не герои моей мечты. 
После этого разговора, майор,  мне вежливо указал на дверь. А через пару дней пришла новая повестка: «явиться вечером 17 ноября в 19-00, с вещами».

День этот - 17.11.80  выдался снежный. Уже подходя  к военкомату я понял, что точно отправлюсь туда  неизвестно и неведомо  куда, так как пришло нас всего пятеро, да и автобус был микро «РАФик».  Четверо других прибывших,  из коллег -  призывников,  были года на два,  если не более того,  старше меня. Одеты по мужски основательно: ватные куртки, шапки ушанки, рукавицы, рюкзаки. И я:  в модной болоньевой  демисезонной куртке от «Салют», в джинсах «Одра», в вязанной спортивной шапочке «Ротманс»,  в осенних полуботинках на высокой  подошве и со спортивной сумкой «Олимпиада-80» через плечо. Сейчас аж самому смешно, как мы призывники этой воинской команды  диссонировали друг другу. В темноте военкомовского дворика раздался  клич сотрудника РВК  «попрощаться». Я обнимал всю свою тусовку, девчонок. Хмель отвального стола находится в пиковых значениях моей кровеносной системы.  Далее мы уселись в «РАФик» и он помчал  нас через водную преграду Невы,  на сборный пункт,  который был расположен с левой  стороны здания Варшавского вокзала, прямо напротив храма Воскресенья Христова.

Глупо, но на сборном пункте  меня интересовало только одно - бравада, чтобы обязательно пронести в своей сумке пять бутылок  в фирменном стекле от «пепси-колы». Хотя истинной  «колой»  было содержимое только одной из бутылок. Четыре других были хорошим коньячком с  «Арарата». Моя начальница Лариса, полностью соблюла цвет и идеальную запечатку.  Когда осматривали вещи,  проверяющий,  сразу попросил угоститься «пепси», так как среди лимонадов того времени этот бренд  был редкостью. В ответку, проверяющий,  получил именно «пепси», оставив всё остальное в моей спортивной сумке.
Хмель отвального стола медленно но верно отвоёвывал часть нейронов мозга и тем более в тепле.  Поэтому,  всё,  что ещё запомнилось тогда, так это моя новая причёска, сделанная там же,  в полуподвальном помещении, под абсолютный «ноль» для призывника советских времён.

Спустя пару часов,  мы уже летел  в составе  воинской команды призывников  самолётом  «Аэрофлота» по маршруту «Ленинград-Чита». На откинутых столиках,  в хвостовой части воздушного корабля,  лежали бабушкины котлетки и хлеб. А «глубоко законспирированная»    группа из пяти  призывников Петроградского РВК, дегустировала ароматную 43% «пепси», разлитую на заводе «Арарат».

Далее  воспоминания сжимаются  буквально в миг. Прилёт в Читу. Несколько дней поездом из Читы до Тынды. Далее, в пересыльной части Тындинского корпуса ЖДВ  на нас напялили валенки, ватные штаны, ушанки 1/1,5,   БАМовские куртки,  и мы отправились под тентом автоколонны до посёлка Дипкун.
Казалось, что ехали целую вечность, с двумя остановками для приема пищи и сна.  А  посредине  ночи,  неизвестно какого дня,  мы всё же благополучно вошли в казарму, нашей учебной части в посёлке Дипкун.

2. Тында
Ниже,  я немного  охарактеризую ряд  своих  впечатлений  об этом городе.
Прежде всего,  Тында, сразу запечатлелась в моей памяти  по прибытии в  поезде из Читы. Так как  в отличии от Читы  в Тынде был  собачий холод, а ведь это было только 20 ноября.  Сразу же поразил строящийся,  местный вокзал ; таких в те времена больше нигде в СССР не было: крытые виадуки  и выходы на платформы были похожи на огромные прозрачные коридоры, внутри которых должны были ходить пассажиры. Над всем вокзальным комплексом возвышалась необычная конструкция ; две широкие колонны, высотой с 9-этажный дом каждая, стояли рядом друг с дружкой, а почти на самом верху они соединялись каким-то необычным, стеклянно-зеркальным  помещением, имевшим форму правильного многоугольника. Позднее я узнал, что это была вокзальная диспетчерская, которая  в последствиистала негласным символом Тынды, визитной карточкой молодого города железнодорожников.
Наша «пересыльная» часть располагалась на  сопке, то есть надо было идти в  гору, и скоро у всех прибывших началась сильная одышка. Как нам сразу объяснили отцы-командиры, одышка началась «с непривычки», так как  Тында расположена на отметке в  500 м.  выше нулевого геодезического  уровня.  Кроме того, в связи с особенностями флоры – лиственной тайги вперемешку с тундрой,  зимой,  ощущается 25%  недостаток кислорода. Позже, опять же  от командиров,  мы узнали, что и естественный радиационный фон в Тынде немного повышен.
Еще среди военнослужащих Тында славилась гарнизонной гауптвахтой, которой командовал знаменитый своей жесткостью майор-грузин. О его крутом нраве по всей трассе ходили такие леденящие душу рассказы, что попасть на эту «губу» боялись не только солдаты срочной службы, но и офицеры. То есть первое впечатление от БАМовской столицы у нас было не очень-то веселым. Хотя место красивое ; город окружен сопками, он как бы находится на дне огромного котлована, но правда архитектура строительства, её экспликация  была в те времена безобразной.

Хотя с моей Питерской «колокольни», тогда ; 35 лет назад ; назвать Тынду городом можно было с большой натяжкой. В лучшем случае это был поселок городского типа, так как собственно городской была только одна улица ; Красная Пресня. Только там располагались современные многоэтажные дома на «ножках»  и цивильные магазины. Вся остальная Тында в основном состояла из небольших деревенских домиков и строительных вагончиков с печным отоплением.
Особой достопримечательностью Тынды-80 х. было около вокзальное кафе - «Белочка». Где пили и гуляли все, от полковников до полустанковой шлюхи, от комсомольских боссов до бича с многократными ходками,  и пили по чёрному, воистину в дупель до «белочки», так сказать. Гуляли ещё хлеще, от танцев на столах до тазиков с шампанским. 

Если утром смотреть на Тынду с сопки, то во время холодов (а они здесь длятся около 9 месяцев) город практически не виден. Дома еле-еле различимы, они как в густом тумане. Но это не туман, а дым от печек. Копоть от дыма была везде, поэтому снег в черте города был светло-серым. Когда же днем выпадал новый снежок ; все снова ненадолго становилось белым. Поэтому сугробы в Тынде имели слоисто-полосатую структуру ; слои белого снега чередовались с серой копотью.

Суровый климат, холод в сочетании с ветрами  и вечная мерзлота, на которой возвели Тынду и почти весь восточный участок БАМа, внесли весьма серьезные коррективы в строительство. Многоэтажки строились на сваях, но удивительным было другое ; дома на этих сваях как бы висели, то есть они находились на метровой высоте от земли. В промежутке между землей и домом ничего не было ; там гуляли ветры и коты. Оконные рамы имели три ряда стекол. Все это делалось исключительно ради тепла, которое в этих краях ценится на вес золота.
Ветра в Тынде зимой были практически всегда. Поэтому даже в минус - 40;С, а это типичная зимняя температура для этого города, казалось что на улице все минус - 55;С, как в Зейске.

Надо отметить, что столица последней, общенародной  комсомольской стройки неплохо снабжалась продуктами и промтоварами. В местном универмаге спокойно лежали: импортные джинсы «Ли»,  «Вест»;  кроссовки «Адидас», «Гермина»,  обувь фирмы «Саламандра»; японские куртки «Чори»; спортивные костюмы «Асикс».  На полках стояла различная бытовая техника в основном вся со знаком качества. В книжном магазине можно было купить Дюма и Зощенко.  А  в продуктовых ; всё начиная с консервов, кофе, колбасных изделий, и заканчивая спиртом питьевым по 8,32 руб. за поллитровку. Мы,   вновь призванные сразу же накинулись на сгущенку, которая продавалась и вразвес и по баночно. Это доступное БАМовское лакомство очень быстро утоляло голод и было совместимо со всеми видами хлебобулочных изделий и печеньем.
Здесь же я впервые увидел советские консервы, предназначенные для зарубежных стран. Как они попали в Тынду — не знаю, но это тогда меня сильно впечатлило: обычная «Скумбрия в масле» имела такую красивую глянцевую этикетку с надписями по-английски и по-французски, что вызывала гордость за нашу страну. Ведь, умеем же, когда хотим. Поразила и многослойная японская  зубная паста, с непревзойдённой свежестью и мягким вкусом.

*По убытию с БАМа на континент  мне выдали денежный аккредитив по «прогрессивкам», аж целых 600 рэ. Я очумел! Оделся с головы до ног и всё  в Тындинском универмаге, который, правда,   больше походил на трёхэтажный ангар из алюминия. Даже на спирт питьевой  для привального стола хватило. Спирт купил принципиально, кто бы мне в Ленинграде поверил, что спирт является настоящей алкогольной маркой и занимает достойное место в ассортименте магазина. А тут пожалуйте - пробуйте и всё на законном основании, с надписью "Спирт питьевой". По секрету скажу, пустую бутылку этого напитка у меня  швейцар из "Метрополя" выпросил, но вида на то,  что с собой принесли не подал. В поезде  Тында-Москва которым следовал обратно, после Красноярска, я тихонько переоделся во вновь купленную «гражданку», бережно убрав форму в супер спортивную сумку с надписью  «Аэрофлот» на англицкий манер,   сшитую из плотной болоньи. Очень уж мне хотелось пофлиртовать с проводницами из стройотряда московского МИИТа, а также,  без стеснения и опаски  ходить столоваться в вагон ресторан, под стаканчик приличного Крымского портвейна. Моя новая одёжка из указанного универмага оказалась выше всех похвал и во истину дресс кодом,  для всех дверей и дверок. Посему ехал я до Москвы, а далее до Питера весело и бесшабашно, ух как бесшабашно! Даже в Свердловске мне девушки, проводницы из стройотряда,  разрешили не делать пересадку, что-то там отметив в моём проездном  воинском билете у бригадира поезда. Очень мне запомнилась проводница соседнего  вагона Татьяна, москвичка, студентка 2-го курса МИИТа. А также Надя Черных, молоденькая девушка,  пассажирка, из Кирова. Благодаря им, за семь дней той длительной дороги домой, я,  полностью восстановил свой интеллектуальный уровень общения с прекрасной половиной общества, полностью перезагрузил  нейроны и отключил  тяготы  армейских будней*.    

Но всё же,  вернёмся к Тынде 80-х.
Мне кажется, что проблемы здесь были тогда только со скоропортящимися продуктами. На БАМе я ни разу не видел в продаже упакованного настоящего молока, кефира, сметаны и творога. Да и найти нормальную,  не мороженную,   картошку тоже было трудно. Многие овощи и фрукты, особенно яблоки и груши, были на удивление китайскими. Хотя в те времена отношения между Китаем и СССР были по-настоящему враждебными.
Больше всего запомнились яблоки, обалденные, душистые, красивые, бережно обёрнутые в шёлковую папиросную бумагу.

*Уже в ходе учебного процесса, в батальонной учебке,  в посёлке Дипкун,  нас  направили на хозяйственные работы в распоряжение  торгово-закупочной базы, в так называемое «хозяйство Морозова». Дабы помочь навести порядок в ряде продовольственных складов. В которых  произошла авария. Разморозили склад, не уследив за печью. Мы выносили разлетевшиеся в клочья бутылки с соком и минералкой, ещё какие-то разбитые банки с компотами.  В одном из помещений,  в углу,  я нашёл картонный ящик с шикарнейшими китайскими яблоками. Яблок было не много, с десяток-полтора,  и все они,  по структуре заморозки,  стали похожи на огромные костяные шары для бильярда. Покрутив удивительную и съестную находку в руках,  я,  переложил её в какой- то пакет. Далее, минуя мусорку,  вынес из складского помещения  и припрятал мороженные яблоки  в ближайший сугроб. Когда, под покровом темноты,  мы уходили с базы,  я,  захватил яблоки с собой, распихав их по карманам и в капюшон  куртки «бамовки». Придя в казарму, педантично собрал все чистые картонки, что попались под руку. Далее, тщательно протёр яблоки снегом и разложил их на импровизированные лоточки из этого картона,  распихав последние во все отделения бамовки, а куртку повесил между труб парового отопления.
Яблоки  ночью оттаяли.  Запах был душистый и аппетитный до невообразимости. Проснулись почти все кто спал рядом со мной. Проснулись ничего не понимающие… Этот  настоящий пир среди ночи помню до сих пор. Мало того, что яблоки сами по себе были душистые и вкусные.  Голодуха «учебки»,  глубокая заморозка и медленное оттаивание,  произвели их в ряд мочёных - компотных.
В памяти до сих пор  запечатлелся этот «размороженный» склад, вид праздничного ночного ужина в казарме и ни с чем несравнимый вкус этих  яблок из «поднебесной»*.

Справедливости ради нужно отметить, что столица  БАМа, посёлки типа Дипкун,  Подмосковье и т.п., по снабжению жили тоже не плохо. А вот на самой «трассе», в удалении от посёлков,   бытовые условия и снабжение были, конечно же, гораздо хуже.

3. Солдаты  БАМа
Самые тяжелые участки Байкало-Амурской Магистрали, где гражданские специалисты просто отказывались работать, (справедливости ради нужно отметить, что и бичи в том числе),  БАМ,  прокладывали, трассировали и  строили железнодорожные войска (ЖДВ). Условия, в которых служили военные железнодорожники, были зачастую просто нечеловеческими.
Железнодорожные батальоны делились по предназначениям в проведении тех или иных инженерных работ,  и все желдорбаты имели так называемые трассовые роты, осуществляя таким образом вахтовый метод строительства и проходки участков.  На трассе, как во время войны, они не назывались напрямую своими воинскими номерами (например, в/ч 00000), а имели таблички с надписью «хозяйство» и дальше шла фамилия командира части. Например, если комбатом был какой-нибудь майор Иванов, то обязательно перед КПП стояла табличка с надписью «Хозяйство Иванова». Объяснялась такая секретность близостью китайской границы, технической и оружейной оснащённостью, приисками, и ещё, мне кажется,  немереным количеством взрывчатых веществ типа аммонал и аммонит для проведения работ. Так как без применения  взрывчатки порода БАМа не сдавалась.
Располагались, как правило, войсковые  части прямо у того участка магистрали, который строился или достраивался, то есть непосредственно в тайге. А тайга в тех местах хоть и красива, но крайне недружелюбна ; вечная мерзлота, марь ; бездонные замерзшие болота, комары и гнус, земля холодного, каменного безмолвия. Добавьте к этому 35-50-ти градусные морозы и 9 месяцев зимы. Весна и осень здесь длятся не больше двух недель. Лето тоже очень короткое, как тут говорили  «июнь ; еще не лето, июль ; уже не лето».

4. Желдорбаты  БАМа
«Два солдата желдорбата заменяют экскаватор» - присказка.
Мостовой батальон «Авдеёнка», (куда нас отправили из учебки и курсов переподготовки водителей для  эксплуатации машин в арктических условиях), как и все подобные инженерные  части, стоял чётко посреди сопок. Позднее я узнал, благо, что не  прямо на «отсыпке».  «Отсыпка» - означало то, что прямо на маревое болото сверху был насыпан песок и скалистый грунт общей площадью где-то в 3 кв. км. Толщина слоя песка составляла около 1 метра. К слову сказать, на этой «отсыпке» размещался механизированный батальон со всей своей инфраструктурой которой стоял ниже на станции Дипкун, вблизи БПДП (Банно-прачечного поезда). (Мне, одному из не многих  удалось самолично видеть это чудо инженерной мысли в работе-прим. А.).
Получалось, что батальоны сооружённые на «отсыпке»  фактически и практически круглогодично жили на болотах. Болотные болезнетворные микробы приводили к тому, что любые раны на теле не заживали, а начинали долго и мучительно гнить. Даже незначительный комариный укус, который был расчёсан, мог привести к образованию незаживающей воронки, гниющей прямо до самой кости. Среди военных эти «воронки»  назывались «БАМовской розочкой». Медицинские средства на «розочки» почему-то плохо  действовали. Исключение составляли тяжёлые случаи поражения с  госпитализацией  и переливанием  крови.  Поэтому солдаты часто просто прижигали их папиросами или сигаретами. Правда, это тоже не всегда помогало. Следы на теле от «розочек» оставались на всю жизнь и напоминали следы от сильной оспы.
Кормили «воинов БАМа» удовлетворительно. Каши чередовались с макаронами, макароны с перловкой  и рыбой по кругу. Хотя многое зависело от подсобных хозяйств, да и от командиров.
Иногда было «пюре» из мороженной картошки. «Пюре» имело, как правило,   темноватый оттенок  и сладковатый привкус. Саму мороженую картошку чистили исключительно в варежках, так как держать в руках картошку-снежок долго нельзя ; обморозишь ладони. Из-за такого «пюре», а также  условий его приготовления у многих болели животы.  А начиная с  учебок,  да  с голодухи,   у многих моих сослуживцев началась  дизентерия и желтуха. С последующей отправкой заболевших  поближе к Уралу или в Европейскую часть СССР, дослуживать.
На трассу часто  привозили  так называемый «хлеб для геологических партий». Каждая буханка этого «хлеба» была герметично запакована в целлофановый пакет с парами спирта, в результате буханка не черствела 2 месяца. Правда, такой «хлеб» имел устойчивый привкус резины  и употреблять его  было не комильфо, но другого порою не было.

У нашего «Авдея» была  своя пекарня. Хлеб пекли  белый пшеничный и коричневый  ржаной. Белый получался просто отменно. А вот с черным хлебом были большие проблемы. Он почему-то совсем не поднимался: корочка подгорала, а внутри оставался  плотный резиноподобный мякиш. Да и был он раза в два меньше обыкновенной буханки белого  и вид имел довольно жуткий ; весь черно-коричневый, как  иноземный кирпич, поэтому все налегали в основном на белый. Несколько раз доводилось возить свежеиспечённый хлеб в мешках!!!, в кузове грузовика!!!, на трассу!!!. Когда доставлял его по назначению, им можно было гвозди забивать. Но на печках - буржуйках оттаивал и уходил влёт.
Справедливости ради, по БАМовскому пайку, хочу отметить. Мне,  после учебки, пришлось крутить баранку в качестве водителя-экспедитора. Опыт позволил покрутится в шоферских командировках на ЗИЛах, КрАЗах, даже чуток на «Магирусе» (36-80 ал; 36-24 ал; 36-49 ал; 36-12 ал). И здесь нужно отдать должное предусмотренному армейскому снабжению  и продовольственникам, которые его комплектовали. В состав пайка  входили: хлеб, масло, сгущёнка, тушёнка, каша с мясом, рыба, кабачковая икра, компот. (Вот почему я сделал акцент, что многое зависило от командиров).
Всё вышеуказанное, за исключением хлеба и масла, конечно было в консервах, но паёк был хорош.
А чего не доставало для растущего организма «добивалось» белым хлебом и какой-нибудь банкой из военторга,   или селёдкой с солониной  прямо  из бочки продсклада. Посему всегда и всем заявляю – хлеб на Руси матушке,  и в Армии- в частности,  больше чем продукт – это святое достояние!

Наше денежное довольствие – наркомовские деньжищи, как мы их называли, составляло 3 рубля 80 копеек в месяц (из расчёта 2 рубля курительное довольствие и 1,80 хозбыт), но даже если и присылали  ещё чуток, то купить на них было практически нечего. Но в любом случае  высококалорийные сладости помогали справиться с голодом и депрессией.   
В батальонном военторге: курево, сгущёнка, печенье, конфеты, что максимально сладко или солонина, что максимальна жирна.
На трассу раз в две недели приезжали военторговские автолавки. Ассортимент  полностью скупался либо офицерами, либо кавказцами, коих родственники снабжали финансами конкретно. Хотя они и тогда были «бедными», дотационными республиками. Впрочем, в автолавках,  особого ассортимента тоже не  наблюдалось: папиросы, сигареты «Новость», печенье, конфеты, сгущенка, томатный сок, минералка. Сироп и варенье  были редкостью, чтобы с антифризом не бадяжили и брагу не ставили. Брагу очень любили кавказцы, коим финансы от родственников на соки и сухофрукты позволяли. Жрали они её бидонами и мёрли как мухи захлебнувшись в собственной блевантине или уснувши в бане, это конечно о грустном.  Был,  конечно и хозбыт,  и  еще одеколон «Саша», который покупать солдатам категорически воспрещалось, так как многие его употребляли внутрь.
Хотя самым болезненным  была нехватка табака.
Помню,  как привёз с трассы два отделения молодых путейцев. По правилам, для выгрузки личного состава,  машину положено было ставить  на площадку возле штаба, дабы дежурный встречал.
Мы приехали за полночь, сильная метель задержала. Не успел я остановится как ребята попрыгали из кузова подбежали к штабу и сразу перевернули все урны.  Всё содержимое урн в секунду  рассовали  по карманам,  ради окурочного табака,  и вернулись обратно к машине.   

- В те времена,  откровенно говоря,  в  самой сути  восприятия мною окружающего  мира, трасса казалась мне жутким местом
Офицеры-железнодорожники жили в большинстве своём  в строительных вагончиках. Или круглых типовых  домиках – бочках. Когда эти «бочки»  были новыми это была просто мечта, но опять же только для одного человека и если подвозка воды,  и подача электричества были  регулярны.  А вот солдаты даже в 50-градусный мороз размещались в армейских палатках натянутых поверх рубленных из дерева остовов с настилом.  Внутри  таких импровизированных палаток – изб  были установлены печки «а ля буржуйка», сделанные из 200-литровых железных бочек, или установлены две  чугунные – вагонные печи.  Через всю палатку тянулся «кардан» ; вытяжная труба, которая обогревала вокруг себя территорию в 2 метра. И конечно кровати в два яруса. В результате в палатке температурный режим зимой был весьма своеобразным: на нижнем ярусе (на уровне пола) замерзала вода, а на верхнем — жара +35 градусов.

Особо надо отметить отхожие места. Если в Тынде штабные туалеты имели электрические подогреватели, то в сортирах батальонов и  на трассе никакого подогрева не было. Понятно, что все человеческие отходы в таких условиях быстро замерзали, образуя гигантские ужасно пахнущие ледяные «сталагмиты». Периодически их нужно  было убирать, чтобы они не мешали дальнейшему процессу переработки с солдатских желудков. Уборкой занимались особо провинившиеся солдаты, которые, как шахтеры в забое, долбили застывшие экскременты ломами, топорами и колунами.

Вода на трассе и в батальонах была привозная. На трассе её  хватало только на готовку пищи и иногда на офицерскую баню. «Водовозка» - машина  возившая воду, -  была боевой единицей и особо оберегалась. Очень часто встречались особые «водовозки» - с подогревом цистерны через выхлопной коллектор.  Иногда, чисто технически,  «водовозки»  просто не успевали обеспечить всех потребителей.  Тогда приходилось растапливать в больших баках снег и лед. Получалась этакая импровизированная снегоплавильня.  Из-за нехватки воды солдатский контингент не редко ходил по несколько месяцев немытым. От этого практически у всех  были вши, как правило двух разновидностей: животные - тёмные и бельевые – светлые.  Избавиться от которых можно было только одним способом: полностью вымыться бензином, соляркой,  керосином или уайт-спиритом, застирав в этой же жидкости форму.   Но достать необходимое количество указанных продуктов от перегонки нефти, особенно самого эффективного последнего – уайт-спирита,  было не так легко. Кроме того, стирка формы в вышеуказанных жидкостях, но при плохом полоскании или сушки, особенно бензин,  иногда приводила к трагедиям. Зимой нам выдавалось ПШ или из старых запасов ЧШ. Неоднократно плохо промытая или высушенная форма вспыхивала на военнослужащих как факел, от одной только искры.

Нравы среди по-настоящему озверевших от такой жизни БАМовских солдат и офицеров тоже были дикими. Жуткая дедовщина сочеталась с землячеством и межнациональной ненавистью. При этом,  в нашем мостовом батальоне,   служили  выходцы  практически со всего Союза: казахи, киргизы, башкиры, узбеки, литовцы, латыши, украинцы, армяне, азербайджанцы, чеченцы, ингуши и русские.
В соседнем взводе служили армяне и азербайджанцы из Нагорного Карабаха, которые враждовали настолько, что иногда обычные бытовые ссоры заканчивались поножовщиной.
Азербайджанцы постоянно и жестоко издевались над молодыми солдатами, причём,  как правило собравшись в полубандитские  группы. Теми же замашками страдали и чеченцы.
Из славян такие группы сколачивали жители Уральского региона пограничного   с Казахстаном, так как они по возрасту были старше 21 года. Кстати,  дикость и невежество Уральцев поражала больше всего. Откровенно, они походили на неграмотных отморозков,  у которых абсолютно отсутствовала человечность, порядочность, чувство дружеского плеча - коллектива  и уважение к окружающим. 

Офицерский состав нашей части был сборной «солянкой», но с Латышско – Украинским уклоном. По ментальности офицеров  уже тогда было видно, что  в этих республиках процветает махровый национализм. С огромным удивлением я узнавал тогда от братьев-славян, отцов командиров,  что Украина «в гробу видала» нищую Россию, которую украинцы кормят и поят, и что без России Украина будет жить как США, потому что москали не умеют работать. А Литовско-Латышское войско сожалело по родовым хуторам, поместьям, свинкам и вольной работе.   

Как-то я был свидетелем кровавой стычки между двумя перепившими национальными капитанами: один другого чуть было не убил стальной вилкой в сердце. Как не странно,  по словам очевидцев,  сцепились выходец из Львовской области и его Ворошиловградский собрат. Причём ворошиловградец за очередным стаканом спирта просто напомнил своему западному соседу, что при поляках, во Львове, собратьям  оппонента по тротуарам ходить было запрещено, так как паны их, "западенцев",  "в грош не ставили". Тут и понеслось...  Инцидент сразу же замяли работники военной прокуратуры, которая выполнила своё предназначение -  «не выносить сор из избы». Кстати, солдатам вилки не давали, видимо опасаясь массовости подобных разборок.

Молодые офицеры и прапорщики частенько  приезжали с «корабля на бал», после выпуска из бурсы сразу с жёнами. Мужья в ненормированную желдорбатную жизнь или на трассу,  а вновь испечённым хранительницам очага нужно было: воды наносить, дров наколоть, печь растопить, огонь подержать, быт наладить, суп домашний сварить и пирогов напечь, мужа согреть….. Многие жёны  просто сразу опускали руки. Кто – чемодан-вокзал-домой к маме. Кто в бражку,  для веселья. А кто, на бампер слаб  и по рукам пошёл. Но это уже семейные и жизненные трагедии.

Никакого оружия в армейских  железнодорожных соединениях  работающих  на трассе не было. Иметь оружие в таких условиях было опасно: народ мог просто друг друга перестрелять. Оружие было только в батальонах, но и там оно часто стреляло, как правило,  при смене караула. Либо суицид, либо по обидчикам как в тире, либо с оружием в тайгу, а там поиски со стрельбой. Лично трижды был на такой «облаве». Тяжкие воспоминания. Мой молодой 18-летний мозг не был готов тогда в полной мере  давать ответы на всё происходящее, особенно касательно национальной политики и ротации вышеуказанных офицеров.

5. Фронталки и Рокады под названием «Трасса-80»
У любого, кто проезжал 35 лет тому назад по открытым для автомобильного и жд. движения участкам БАМа, невольно возникало ощущение недавно прошедших боевых действий. /Тоже самое пришлось увидеть гораздо позднее за Амударьёй/.   Везде вдоль дороги валялись различные искореженные и полуразобранные трактора, самосвалы, экскаваторы, грузовики, сгоревшая техника, железнодорожные платформы и даже поезда. Разукомплектованием, а точнее  мародёрством,  брошенных или заглохших по какой-либо причине автомашин страдали как бичи, так и доблестные ЖДВ. Самое главное было - не бросить машину, хоть как,  но дотянуть до КП ВАИ. Посты,  как между собой,  так и с батальонами имели телефонный кабель  и радиосвязь,  а также службу несли   в круглосуточном режиме. И ни в коем случае,  нельзя было отклоняться от маршрута, марь превращала рокадные и второстепенные дороги в тупики, что приводило к тяжёлым последствиям и даже гибели военнослужащих.
Послевоенное ощущение усиливалось, когда летом вдоль всей трассы начинали гореть осушенные торфяники. Тогда огонь и дым растягивались на сотни километров, так как их никто не тушил: это было бесполезно.

Как ни странно, но в те социалистические времена, которые прожектёры-политики сегодня ругают,  на БАМе,  было много отличной строительной техники из капиталистических стран.  Японские краны «Като»,  экскаваторы «Комацу», самосвалы «Исузу»,  американские бульдозеры «Катерпиллар», а также знаменитейшие по характеристикам и комфорту для  водителя самосвалы «Магирус» из ФРГ. Впрочем, имелись и самосвалы «Татра» из социалистической Чехословакии.

Вообще «Магирус»,   по шофёрски -  был ПЕСНЕЙ. Даже при удовлетворительном уходе и присмотре он был не убиваем, и служил воистину домом на колёсах. Воздушное охлаждение, предпусковой таймер запуска двигателя, система микроклимата кабины, независимая подвеска кабины. Я такого никогда не видел и это была просто техническая  фантастика. Наши самосвалы: ММЗ,  КрАЗы, ЗИЛы  «жили» на трассе не больше года. Из-за тяжёлой породы (перегруза), морозов  и бездорожья рамы этих машин просто рвались пополам. А запуск двигателя и работа трансмиссий была неудовлетворительна по причине водяного охлаждения, и отсутствием должного ухода за смазками. «Магирусы» выдерживали всё, так как была автоматика по перегрузу и всевозможные датчики, которые ассоциировались с сигнальными  лампами,   которых в свою очередь доставляли дискомфорт: щёлканьями, пиликанием,  миганиями  и позволяли включатся  на эту какофонию  мозгам любого водителя, который хотя бы немного  уважал себя  и машину.

Мне тоже довелось опробовать это немецкое чудо  на БАМе. Так уж получилось, что некоторые  армейские лейтенанты автомобильных войск из Челябинского и Уссурийского училищ попали служить на БАМ. Служили они верой и правдой  в автомобильных взводах. Некоторые из них прошли дополнительную  переподготовку исключительно на «Магирусы». Хотя в армейских подразделениях «Магирусы» были редкостью. Эти авто были окружены исключительной  заботой, так как они были своеобразными палочками-выручалочками -  дежурными тягачами и прочими развозками уголька с прочным самосвальным кузовом, да к тому же с подогревом оного.
Наша рота была автомобильной. Взводным в ней был летёха,  выпускник Челябинского ВАКУ, по идее,  прошедший подготовку на «Магирусе». Но что-то у лейтенанта не клеилось по службе или в жизни, не знаю.
В один запомнившийся мне вечер, наш командир роты - ст. лейтенант Яковлев, вызвал меня к себе. Какими уж там мыслями руководствовался наш ротный Яковлев, я не знаю. Но мне, по существу – мальчишке, он всучил «Магирусную»  книженцию,  словарь немецкого языка, /этот язык я учил в школе/, и сказал: «через час нужно отвезти хлеб на трассу, почитай, через час придёшь и доложишь мне, что из прочитанного понял».
По спине у меня  пробежал холодок, потом бросило в жар, язык моментально распух во рту, я приложил ладонь к ушанке и вышел из кабинета.
Из книженции я понял, что ничего не понял. Но к ротному пришёл. Он взял ключи из шкафчика и мы пошли к «Магирусу». Жёлтый красавец как раз стоял на площадке:  на углу  штаба и торца нашей казармы. Ротный вручил мне ключи и сказал: «ну давай показывай, что освоил». Ноги тряслись, руки подкашивались,  или наоборот,  от волнения всё было как в тумане. Я знал, любил машины, так как рос в шофёрской семье, но такую….. Однако подавив в себе волнение поднялся всё же на площадку кабины,  открыл дверь, щёлкнул приводом капота, залез на бампер, открыл капот и ….. в ужасе замер…… Передо мной был кожух,  куча проводков и трубочек…. «Ну что там?» - услышал вопрос ротного. Какое просветление на меня нашло – не знаю. Но тут «Остапа», меня значится, так понесло, и в болтологию,  и в красноречие, что я начал поливать фразы,  и грамотные предложения как из пулемёта «ПК».
Суть их сводилась к тому, что положено поднять капот, осмотреть воздушную турбину, АКБ и тд., далее на несколько секунд включил дальний свет, щелкнул тумблером блокировки, повернул зажигание в сектор /нагрев спирали/, как только датчик погас, нажал кнопку «СТАРТ». Пыхнув белым дымком мощного немецкого дизеля,  двигатель плавно запустился. У меня чуть слёзы не потекли. Красноречие напрочь пропало и я вцепился в рулевую колонку. Но не прошло и минуты как байки вновь полились из моих уст. Но это касалось уже прогрева двигателя, раздатки, мостов и прочих арктических прибамбасов.
Яковлев смотрел на меня пристальным взглядом, чуть наклонив голову на бок, он и сам наверное не ожидал от меня такой прыти и красноречия. Потом как будто встрепенулся и сказал: «Всё, давай Смирнов, прогревайся, заходи ко мне в штаб за путёвкой,  и на пекарню,  под загрузку хлеба, только осторожней там, к машине привыкни, не гони».

- К машине я привык, я упивался ею. По поведению и подвеске,  это была настоящая «Чайка» на просторах бездорожья и отмороженной тайги. Куда мы только не колесили в последствии на ней. Пока не прибыл, специально обученный вольнонаёмный из бывших прапорщиков. Но в любом случае,  ротный был горд: -  за себя - как за руководителя организовавшего бесперебойность работы этой дежурной единицы; -  и, думается,  за меня, что  не подвёл его,  и не подводил в последствии. 

В связи с тем, что «Магирус» это совсем иной уровень транспортной логистики и подвоза материальных средств, как я уже отметил свыше, география моих командировок значительно увеличилась, и с обыденностью тайги и бездорожьем трасс, я начал видеть и впитывать в себя удивительные вещи БАМовского края.

6. Удивительное на БАМе
Удивительными были даже  некоторые методы эксплуатации самой железной дороги.
Например, очень странно в некоторых местах выглядели наземные опоры мостов ; быки. Они напоминали каких-то гигантских ежиков, так как все были в огромных «иголках». На самом же деле эти «иголки» были большими полыми трубами, которые являлись необычными холодильниками! Они замораживали и закрепляли почву вокруг себя. Принцип действия таких холодильников оригинален и прост: в трубы заливался керосин, который зимой, охлаждаясь, опускался на дно. Даже в летний период такие холодильники замораживали почву в радиусе 1,5–2 метров.

Так как многие участки БАМа и мосты возводились военными, то качество этих объектов нуждалось в дальнейшей подгонке и в сдаче в эксплуатацию железнодорожникам. Поэтому на трассе, в период её пробной прогонки  очень часто случались сходы ремонтно-технических  поездов. По этой причине гражданские железнодорожники  на магистрали двигались с очень большой осторожностью.
Чтобы переправить товарный состав через опасный мост, железнодорожники действовали хитро. Перед не сданным в эксплуатацию  мостом, или проблемным мостом,  машинист останавливал поезд, выходил из кабины и шел пешком на другой конец моста. Помощник машиниста врубал самый тихий ход и тут же спрыгивал на землю перед мостом. Состав медленно шел по мосту без людей. На противоположном конце моста в него запрыгивал машинист, который останавливал состав и ждал, когда подбежит помощник. И только после этой процедуры они снова двигались в путь.

Народ, который  приезжал «на трассу»,  был самый разный. Лично мне, среди БАМовских рабочих попадались и абсолютно асоциальные личности: бродяги, бывшие зеки, уголовники, хронические алкоголики, люди без гражданства (даже паспорт у них специальный был), люди без документов скрывающиеся от правоохранительных органов и просто опустившиеся. На трассе их называли «бичами», а места, где они обитали, назывались «бичарни». Власти и военные «бичей» побаивались, ибо никто не знал, чего от них ожидать. Жили «бичи» небольшими обособленными колониями, организуя такие же обособленные бригады, которые очень жестко конкурировали между собой из-за денег.
Буквально за месяц до моего убытия с БАМа, при подъёме на сопку вблизи посёлка Подмосковье, мне довелось,  в сложной дорожной остановке,  встретится с таким бичом. С пахумару он летел с сопки на КрАЗе – болотнике  «как танк». Мне ничего не оставалось сделать, кроме как свалить ЗИЛ-131 вправо в отвес, вниз по сопке. Но всё равно удар его КрАЗа  пришёлся мне в задний мост  ЗИЛа. Машину  я  смог кое-как  стабилизировать, но покатился под сопку сшибая все деревца и колдобины  на своём пути.
Спас бампер с лебёдкой и несколько пней и колод которые я старательно словил  ведущими  мостами. Лицо побил, руки порезал, но в итоге остался цел.
А этот урод – бич,   даже не остановился.
Аварию увидел кто-то из офицеров нашей бригады, они ехали на УАЗике по серпантину соседней сопки, в районе посёлка Подмосковье. Связались с 5-м  КПП ВАИ по поводу срочного блокирования  КрАЗа, сообщили,  что ещё  ЗИЛ (мой ЗИЛ),   улетел под сопку.  Наряд ВАИ задержал бича с помощью тягача и «скорпиона».  Передали ментам, говорят,  был невменяем и ещё баба в кабине полуголая и полупьяная сидела. Меня братишки – армейцы бригадные,  аккуратненько с помощью монтировок из кабины откупорили.  Хотя периодически,  перед глазами до сих пор всплывает слалом среди деревьев, а в ушах стоит  хруст ломающихся как карандаши стволов.

Настоящих комсомольцев, которых «в дорогу позвал комсомольский билет», и романтиков, которые ехали «за туманом и за запахом тайги», мне не довелось видеть за общим столом, так сказать. Сезонные и вахтовые студотряды в расчёт не беру.  Большинство строителей БАМа в 1980-е годы все-таки просто хотели заработать, так как платили здесь  очень хорошо, очень. Поэтому песню «про туман» местные работяги переделали так: «А я еду, а я еду за деньгами, за туманом едут только дураки».
Многие реально рассчитывали накопить приличную сумму, чтобы потом уехать и купить «на материке» жилье – кооператив,  машину, жилую комнату -  мебель  с бытовой техникой от Польских или Югославских производителей. То есть работу  на БАМе  люди,  в своём большинстве,   воспринимали как временную, чтобы подзаработать и уехать домой с полным комплектом для семейной жизни.  Но так получалось не у всех и не всегда. Быт засасывал, ну а бывших комсомолок народившиеся дети по рукам и ногам вязали. К тому же, говорят, сразу  после  горбачёвской перестройки,  платить стали хуже и откладывать нужные суммы,  было уже труднее. Ехать, как правило, было уже не на что и некуда.

«Зелёное моря тайги» - тоже звучит немного преувеличенно. Встречались конечно очень зелёные островки за счёт мха, лишайников, но в основном редкие лиственницы  чуть толще карандаша – вот и вся тайга. От дерева до дерева шагов десять – двадцать. В такой «тайге» даже теней не бывает.
По склонам сопок деревья росли гуще, но толщина их была такая же, ладонями обхватишь.

За Кувыктой видел полигоны золотодобытчиков. Прямо около дороги. Земля вся вспорота бульдозерами. Индустриальный ландшафт. И быть ему здесь не одно десятилетие, пока не зарастет. Или пока не оттает мерзлота, которая только зовется «вечной». Не вечная она вовсе, поверьте, хрупкая.
И стала она таковой,  как только взрывами и прочими инженерными средствами был нарушен верхний слой.
Сам по себе этот слой мерзлоты около трассы БАМа до 300 метров глубиной. И стоило нарушить её, как начались протайки. Порой они бывают очень глубокие – на десятки метров ямы, ямищи, ползуны земные.  Термокарстовый процесс одним словом. Процесс этот как ржа металл поражает.  Большие верхние пласты  земли приходят в необъяснимое движение, как будто океанское цунами, только на земной поверхности. Была одна местность, стала другой. Была дорога, в одночасье её не стало… (Очень долго искал возможность показать это воочию  и нашёл кадры этого  захватывающего зрелища: https://www.facebook.com/croa.fr/videos/833564990081289/).
За одну ночь в районе 315-го  моста в направлении Зейска, почти полностью ушла под землю насыпь, метров 70 высотой и метров 200 длинной. Бесшумно так – оп,  и ушла в недра. А рельсошпальная решётка над этими чудовищными ямами просто провисла. Жуть! После этого чухнулись. Прилетела бригада учёных из «Гипротранса», ходили, разводили руками….
Термокарстовый процесс медленный, неприметный, но перед ним ничто не устоит. Тает мерзлота, ползёт  земля,  опускается, и в яму проваливается. Будь то  дорога, дома – всё, что на пути термокарста. Неизвестно, как поведут себя и остатки карьеров, из которых строители брали щебень. Они тоже около самой трассы. То, что и там мерзлота нарушена, в этом сомнений нет. Вся надежда на скальный грунт, может быть, он от протайки спасает? Поживём – увидим…
 
Запомнились и корейские вырубки. Порой казалось, что о сопки огромный медведь когти точил – так и выскребал, выскребал сиротскую тайгу. Это говорило о том, что  неподалеку от таких драных мест размещались  некогда  леспромхозы. Не простые леспромхозы, а интернациональные. В них жили и работали за отгороженной территорией корейские рабочие, из КНДР.
Такая «тщательная» заготовка леса корейцам была  выгодна, в том нет сомнений, они на гектары подряд берут. Но выгодна ли она была  нам? Кто в этом убедит?
Пойменный лес или не пойменный, на склонах растет или не на склонах – рубили  всё подряд, даже подлеска не щадили.  Иностранным рабочим и дела не было, что рубили они вековую тайгу, что после них останется пустыня. Корейцы – временные на БАМе. Не их эта тайга. И не наша! Ничья. Потому что ни один хозяин не позволил бы так с добром обращаться. Заготавливали  корейцы и ягоды, и лечебные травы. Как? Так же, как лес! Брусничники выкашивали  под корень, лист у растения ценный. А черничники обрабатывали  совками – ни одного листочка на кустиках не оставляя.  Бочками отправляли  из тайги ягоды,  а листья сушёные ящиками. А ещё ящиками скупали наше мыло и духи «Красная Москва».
Но даже ни тайге, ни ягодникам так не доставалось  от интернационального варварства, как кабарге и медведям. Вот самые несчастные звери во всей тайге. Таких масштабов тихого браконьерства Амурская область  не знала, хотя и перевидала многое. Десятки тысяч металлических петель расставляли  корейские лесозаготовители на многие километры вокруг БАМа. Всю тайгу, где им выделили делянки- опутали, каждую тропинку-путик. Особенно по распадкам старались, где кабарга обитает. А чтобы животные из чащобы вышли, заросли поджигали.
Горит тайга неделями и месяцами, пока не выгорит или дождь не зальет.
Медведей тоже ловили. Да так ловко! Пойманный зверь оказывается подвешенным на дереве. Целая система хитростей для нашей Амурской области у них  придумана. В ловушки попадались, конечно, и другие обитатели тайги – лоси, домашние олени.  У медведей КНДРовцы  желчный пузырь вырезали, а у кабарги – мускусную железу. Остальное выбрасывали  или сжигали, чтобы следов браконьерства не было…
Конечно, мы - желдорбатовцы, частенько проезжали вдоль угодий, которые  корейцам вверенные. Брали у них по накладным лес, запчасти для техники корейцам привозили. Ну и присматривали за ними, причём строго. Поэтому вблизи наших батальонов они сильно не борзели. В основном собак на поедание просили.
А где их навещали редко, камень  и редкие лишайники после себя оставляли.
Вот кто сполна ресурсы БАМа выгреб! Лес брали копеечный, зато довесок к нему золотой. Говорят, на восточном рынке и мускус кабарги, и желчь медведя дороже любого золота, целое состояние за них давали.
Хотя самое примечательное то, что сколько бы я не видел корейских работяг они  вечно сидели полуголодные.  Бутылку водки за помощь оказанную, бывало,  ротный вручит, так механизатор корейский,  не отходя от механизма,  тут же её и оприходует, из горла, в один присест! Мрак! Мутные люди!

7. Служил на БАМе – гордись, не служил – радуйся!
Чем больше я входил в круговорот армейских трудовых будней на БАМе, тем больше у меня возникало вопросов без ответов. Лёжа ночью в темноте казармы я тупо смотрел в потолок и пытался дать себе отчёт в происходящем:
- Я увидел национализм во всей его красе и армейский национализм от западенцев, кавказцев и азеров во всём его безобразии.
- Я увидел братьев славян с Урала, которых и братьями то назвать нельзя,  даже с большой натяжкой. У которых все мысли и присказки крутились исключительно ниже пояса, женщины ассоциировались с чем то грязным, а культу низкопробного алкоголя и браги они готовы были молиться. Одна радость, нажраться и по без отказным бабам.
- Я с восьмого класса готовил себя к армейским нагрузкам, впитывал в себя  интеллект воина победителя, а здесь всё разбивалось о тупость и хамство прапорщика Коцаса.
- Окружающие меня войны исламских республик жрали кусками солёное сало и запивали его вёдрами браги! А как же ВЕРА?  Ломал я тогда свою голову,  вспоминая немногочисленные группы истинных мусульман, что лицезрел у Соборной Мечети на Петроградской стороне.
- Ко всему прочему, мне всё труднее было общаться в мои 18-ть лет,  с деморализованными 22-х летними сослуживцами, которые как мне казалось, просто хотели угодить своими повадками в пользу сильных или блатных группировок.
- Одиночных волчар, которые жили и окружали себя своими ценностями, которые не противоречат канонам морали и бытия, можно было по пальцам посчитать.

Компромисс нашёлся сам собой, хотя ему и предшествовало трагическое событие:
- Мой сослуживец (с одного призыва), рядовой  Куликов, парень 22-х лет от роду, хороший парень,  из Пензы, на «гражданке»  два года профессионально крутил баранку, а в части таскал понтон на 255-м  КрАЗе «болотнике». В один из дней он въезжал в ворота автопарка со сложенным понтоном. Дневальным по парку стоял какой-то шнырь,  «уральский подхалим»,   как мы его называли между собой. Уральцев, причём старших и не лучших,  в своей армейской ментальности ниже пояса,  у нас в роте было много. Были и сержанты «истерики». Шнырь прославился тем, что нашёл сразу с ними общий язык и был у сержантов и у великовозрастных бездарей  в качестве шута.
Когда Куликов, после остановке возле ворот, начал  заезжать в парк, дежурный по парку,  из сержантов,  сказал шнырю: «ну-ка шугани иди Куликова, что он без сигнала в парк заезжает». Шнырь  стремглав понёсся устраивать шоу. Надо отметить, что в автопарке,   при въезде, слева и справа стояли коридором бетонные плиты. «Болотник» широкий, Куликову дверь до конца не открыть плиты мешают, а тут придурок -  шнырь бегает вокруг авто, тыкает штык-ножом в скаты и орёт: «Включи клаксон мазута! Включи клаксон!». Куликов ему в ответ орёт: «Идиот! Отойди от машины! Я не вижу тебя в зеркала!». И потихоньку КрАЗ вперёд, буквально на полметра дёргает.
Развязка «шоу» оказалась ужасной. Трос понтона не выдерживает и лопается. Понтон, в коридоре (на въезде)  среди бетонных плит раскрывается.  Размазывая,  в буквальном смысле этого слова,   шныря  между плитой и плоским многотонным понтоном…..
- В этот же вечер, в караульном взводе, при следовании на пост, забежав в кочегарку санчасти, выстрелом в голову из «калаша», застрелился прибалт.  «Окрасив»  содержимым своей башки только что побеленное помещение.
- А на вечерней проверке обнаружилось, что в четвёртой роте отсутствуют три азера (азербайджанцы с бельевого склада) . Рота искала их по окрестной  тайге всё ночь. А утром их нашли мертвыми,  в парной банно-прачечного поезда. Пришли к землякам – на склад белья,  ужрались брагой и захлебнулись в собственной блевотине…..

На нашу воинскую часть, а  как следствие   на роту опустилось покрывало инспекторских проверок. Рядового Куликова отправили служить в Тындинский корпус, Уральских алкашей и ряд сержантов перед весеннем  «дембелем»  отправили на трассу.  «Шорох» стоял долго, по всем загашникам, свинарникам и прочим каптёркам.

Меня, в разгул этих поучений и проверок от понаехавших папах, поздним вечером  вдруг  неожиданно вызывает  ротный и говорит: «Смирнов, знаю,  что ты поступал в военное училище до армии.  Знаю,  что когда я был в отпуске ты написал рапорт на поступление и в этом году. Замылили твой рапорт в штабе, но мы с начальником отдела кадров бригады,  во время нынешних «разборов полётов»,  проблему решили. Сможешь сдать экзамены практически экстерном на базе Уссурийского ВАКУ? – тебе респект и наша благодарность с комсомольской путёвкой в жизнь. Ведь не всё же у нас так плохо в роте? Ведь я знаю, с твоей Ленинградской десятилеткой тебе учиться нужно! Какой из тебя шофёр? Если только в качестве «гида – таксиста», от полного упоения и желания всегда гроши иметь?  Ну как Смирнов? Не перегорел ещё службой?».  /Никак нет, товарищ старший лейтенант/. Это всё,  что я  смог тогда из себя выдавить. А вне казармы была  летняя  но по осеннему  холодная  ночь.

Через неделю в Сковордино  я уже садился в поезд в направлении Владика, который покатил меня по Транссибу до неизведанной ранее географической точки под названием -  Уссурийск. Эту точку я  видел ранее  только на карте и  плакатах: «Граждане будьте бдительны! Уссурийск приграничный город!». 

Видимо за месяцы службы, мои мозги сильно просветлели, поэтому вся программа десятилетней школы восстановилась буквально за неделю кропотливого штудирования учебников и формул. Экзамены я не просто сдал, я их выпалил как из пушки на четыре и пять, получив таким образом мандат слушателя-курсанта в заветное учебное заведение военного профиля.

Дорога обратно в батальон  была лёгкой и радостной. Но в Дипкуне меня ждало разочарование. Я прибыл рано утром,  ротного в части ещё не было. Поэтому я проследовал прямо в штаб и доложил дежурному. Тут из кабинета выполз полупьяный капитан - зампотех, чистейшей воды западенец из под Львова. Узнав, о моём поступлении он так и зашипел: «щенок поступает в престижный ВУЗ, а я тут в тайге гнию….». В итоге от злости и бессилья он забирает мои водительские права и ставит в талоне авторучкой дырки во всех клеточках! Ну не сволочь ли! При этом раструбив на весь полусонный штаб, что,  «я сволота малолетняя учиться в Ленинграде  буду, а они тут работать за меня,  и гнить на БАМе, а я ещё в последствии его детей  уму разуму учить буду - москаль проклятый».

Да уж, попал я тогда как кур во щи, крутилось у меня в голове, техталон к правам жалко. Однако,  ротному нужно отдать должное. К автотранспорту меня конечно допустили условно, но ротный создал максимально безопасные условия, чтобы я благополучно убыл к месту учёбы, хотя без разборок с пьяными «дедами» и не обошлось, но бог миловал.

Спустя чуть более двух  месяцев,  я стоял на станции Дипкун, смотрел на сопку, где находился нас желдорбат.  В пассажирские вагоны грузопассажирского поезда Дипкун - Тында  вползали пьяные бичи, визжали их смазливые  спутницы, садились офицеры, солдаты, два патруля: армейский и милицейский,   а я находился в какой-то коме. Я понимал, что убываю в новый мир, на «материк», что сейчас тронется поезд, а через некоторое время  будет мордобой. Начнутся разборки  среди бичей, а может и среди офицеров,  после испитого литра спирта на троих, с воплями - кто кого яйцами круче. Смазливые спутницы оросят пространство вагона духами, затем табаком  вперемежку с парфюмом, затем на пьяных лицах появятся слёзы и перемешаются с косметикой и всё это каплями отпечатается на  нижним белье.  Но мне сейчас было наплевать на этих людей. Это был их мир, к которому они привыкли, их ментальность и восприятие собственной значимости. Я же знал,  что уезжаю из этого мира, на который сам напросился своей горячей головой и импульсивным характером, а также доподлинно знал, что если и вернусь сюда, когда-нибудь, то  только в качестве туриста или эксперта-исследователя, поэтому  старался запомнить каждый штрих пройденного и увиденного. А тайга кивала мне в дорогу лапами лиственниц. 
За секунды до отправления поезда я резко повзрослел, обретя чувство известное только мне. Катализатором этого проснувшегося чувства был удар молнии, который был днём ранее, и который просквозил, пригвоздил  через меня своим электрическим разрядом  от трубы парового отопления, до мокрого пола в варочном чехе, сквозь подошву кирзачей, оставив только вспышку света из под сапог,  и  сбросил моё беспомощное тело на мокрый  кафельный  пол. Это был знак, печать БАМа, новая страница с криптограммами,  которую возможно придётся понять  позднее.   

ЧАСТЬ 2. ЭПИЛОГ
На всей территории бывшего СССР есть люди, которые строили эту дорогу и для которых она стала неотъемлемой, и не самой худшей частью жизни. Так же и для меня. Это был бесценный опыт общения и выживания в абсолютно разношёрстном коллективе. Таёжные испытания  заложили  в интеллектуальную копилку основу офицерского профессионализма, авторитарности  и авторитетности при принятии оперативных решений. Я патологически стал чувствовать человеческую сущность,  личину своих собеседников и оппонентов.

Теперь можно было бы поставить точку, если бы ни одно НО.  Вопрос конечно  риторический – а для чего же строили БАМ?
Сегодня, когда смена бывшей государственности и последующий за этим  бандитизм от власти   вырастили целый пласт населения без флага и гимна в голове, умеющего только  исключительно потреблять. Причём потреблять не лучшее, включая бред из СМИ,  составленный журналистами и экспертами, теми, кто  не имел никакого отношения к делам давно минувших дней.  Так как этих «экспертов»  ещё и в планах не было. Но муссируемая ими  информация в обществе: – касательно  застойности стройки как пережитке социализма, как не странно, сегодня  живёт, хотя если откровенно: - является, на деле,  полным бредом.
БАМ, как проект с последующей его  реализацией,   это,  прежде всего:
- оборонная доктрина  целостности государства, так как «Трансиб» - уязвим, это по сути своей приграничная, около фронтовая  дорога. Встанет «Трансиб»,  мы в одночасье потеряем военную инициативу на всем Дальневосточном ТВД, от Байкала до Хабаровска;
- второй фактор – экономическая необходимость данной магистрали. Так как это полноценный плацдарм для развития и хоть какого-то разумного и детального освоения  Якутии, самой серой,  а то и абсолютно тёмной стороны нашего Дальнего востока.
* В ходе одной из командировок в 1981 году, мы буквально  километров на двадцать поднялись выше  Верхнезейска, попав на одну из рокадных дорог которая подверглась сдвижке вечной мерзлоты.  Для наглядности поясню:  дорога шла - шла и упёрлась в тайгу. Марь «сожрала».
Я вылез из кабины чтобы немного передохнуть и осмотреться в этом чудачестве  природы вечной мерзлоты. Пройдя метров тридцать в тайгу,  я наткнулся на шикарную,  но оставленную кем-то заимку. Заимка – поместье   представляли  из себя:  очень серьёзную изгородь из частокола; ворота, подпёртые рогатиной от непрошенных зверей ;  три рубленных избы. Одна из которых была баней, а вторая хлевом и просторным сараем одновременно . Жилая изба была ухоженная, примерно 8х8 с двумя резными крылечками и балясинами. Видно было,  что люди оставили её несколько месяцев тому назад. Уходили основательно,  собирая весь скарб, поэтому в избе было чисто и жутковато.  По сему,  в другие  помещения и загашники я нос свой совать не стал.  На задворках я нашёл несколько необычных  бутылок из стекла,  запечатанных некогда сургучом, пару пустых банок из под армейских американских консервов  датированных 1944 г.,  и жестяную банку из под пороха с иероглифами и выдавленной датой  от 1939 года.  Жестянки  использовались, судя по всему,  в качестве накопителей житейской мелочи, но закатились под какую-то рогожку.  От увиденного,  мне аж не по себе стало. Я побежал к машине  позвал капитана с 315-го моста, который был со мной  в этом рейсе.
Кэп, также осторожно, не влезая в подробности помещений  всё внимательно осмотрел,  хмыкну что-то себе под нос, потом позвал меня и показал на лиственницы вдоль заимки. У меня тут же  пропал дар речи. Верхушки деревьев были витиевато связаны в хитросплетения, чтобы с верху заимка не выделялась от основной тайги.  Потом кэп подумал,  взял пару странных бутылок,  жестяные банки,  банку  из под пороха и  положил находки  в какую-то тряпицу-рогожку предварительно подвязав уголки.  Затем,   как бы  включившись от увиденного,  сказал:  «пора идти, жутковатое тут место». Когда вернулись на первоначальный маршрут то ехали молча. Только перед самой частью кэпа, куда я привозил трансформаторное масло,   он вдруг посмотрел на меня  и вспомнил увиденное: «видимо наше строительство здесь явно не ожидали, ушли дальше в тайгу, занесу находки особисту, уж очень капитально там кто-то проживал».
Больше тема никогда не поднималась.  Гораздо позднее,  после публикации повести Василия Пескова  «Таёжный тупик» о заимке семьи Лыковых, я вдруг подумал: «а что реально там творится между 56 и 72 параллелью Дальнего Востока? Ведь мы до сих пор ничего толком то и не знаем? Ведь даже плечо  полёта современного вертолёта  /в одну сторону, чтобы потом вернуться обратно/, который хоть как то может сориентироваться в хорошую погоду  окрест тайги,   всего-то чуть более 200 км. Вот и выходит – ничегошеньки-то ещё мы толком не знаем, кто там обитает и как там вся жизнь  устроена….*

Теперь,  затрагивая алгоритм БАМа,  развернём свой  взор на другой архи государственный процесс. На отношение к продуктивной экономике собственной страны. Ведь чем был характерен социализм? Нам глубоко было по барабану до курса валют. Лишь бы золотишко для импортных закупок водилось. И платили исключительно золотом и за индустриализацию, и по «Ленд-лизу».   А в последствии, когда экономику и промышленность наладили, проекты глобальные сформулировали и рассчитывали,  печатали под них финансовое обеспечение и реализовывали всё с нуля. Всё же в одном государственном «котле»  готовилось.
Каждая хозяйка знает, чем лучше в котёл ингредиентов положишь, чем внимательнее процесс проконтролируешь, тем и блюдо отменнее получится и накормит досыта всех к данному процессу причастен.
Так кто сегодня мешает вновь  поднимать сей регион? Руководители  забавляющиеся айфончиками, казначеи – бабиулины,  или прочие министры гадающие на нефтяной жиже?   
Просчитали реальные потребности в рублях, коэффициенты заложили, оплаты и предоплаты предусмотрели. Банк – «Даль-Банк», 100%  государственный под этот проект сформировали,  с инфраструктурой соответствующей, и банкоконтролем внутренним но по ставкам государственным. Только банк  один обязательно, и проводки только через инфраструктуру этого банка, от гвоздя до зарплаты директору.  Денежное обеспечение под него, на проект реализуемый,  напечатали. Подряды и финансирование раздали. Сделал  подрядчик площадку – отчитайся документально, получи на забор. А выяснится,  что схалтурил, так банкоконтроль накроет, так как полномочия имеет.  Подрядчика со списком причастных  в принятии объекта халтурного или отсутствующего  на цугундер. А далее как в песне: Либо деньги в банк обратно и устранение недочётов,  либо конфискация всего и вся  по пятое колено причастных.  А также «волчий билет» в информационную систему,    на всю оставшуюся жизнь,  и телогрейку  с клифтом лагерным  на ближайшие 5-10 лет.   
Банкир-то за деньги только перед государством в ответе. Ему-то  только их рачительно использовать нужно и от корысти уберечь. Всё остальное Инфраструктура государству подконтрольная: работающим условия создай должные, с соответствующей прогрессивкой на продление трудового контракта. Питание. Соцбыт. Про трансфер на выходные и в отпуск продумай, чтобы для кармана трудового  не накладно было. А когда построим основу экономики региона, то пожалуйте: - вот вам ускоглазые соседи наши или  самураи,   получите если хотите:   рудные материалы обогащённые,  осушенные,  по стандартам упакованные и калиброванные; - вот вам лес, да не кругляк, а калиброванный да пакетированный; - вот вам щепа промышленная в хопрах и т.д и т.п. Захочет наш бизнес частный, без толики участия государственного, данное  покупать – пожалуйте! Государство в лице региона или Инфраструктуры  вам и скидочку на тарифы логистические сделает, чтобы Вам капиталисту - частнику не ущербно было, или  самому куличи печь, или  ради бизнес-модели  чухонцу скандинавскому или европейскому продать. 
А так как всё по высоким стандартам на максимально готовую продукцию переработано, то и цена не как за сырьё будет, а как за экспорт готовой единицы, дабы мошну перекупщики отечественные на курсовой разнице не набивали.
Далее с проекта и средств под него отпечатанных, по кругу: - вот вам счёт в тот же «Даль-Банк», дабы полученное в Инфраструктуру да в социальное развитие вложить. 
Годик,  другой и торговать с прибытком начнём, да всё в казну Родную, второе покорение «Сибири Ермаком» получится.
Тем более и космодром под боком, что в Амурской области. А это уже технологии! Остальное,  думается, каждый уважающий себя инженер или экономист сам просчитать и представить в состоянии, дабы лапшу ему про доллар,  евро и нефть ежечасно не вешали. Под свои проекты – свои дензнаки печатать необходимо и обязательно.  Ведь БАМ, БЯМ, и космодром  «Восточный» на экспорт  не продаётся.

Откровенно? Мне  очень  хочется в обозримом будущем сесть с повзрослевшим внуком в воздушное судно и совершить беспрепятственный и доступный во всех отношениях  перелёт на берег реки Гилюй. Поставить бивак знатный,  с самоваром,  и сказать: «смотри внучок как красива и огромна наша Родина, в любой момент мы можем прикоснутся к тому, что сами когда-то построили!
В любой момент, не взирая на статус и финансовую ступеньку в обществе,  у нас есть возможность и право посмотреть всё это своими глазами, дабы гордится всем этим не только нам но и нашим последующим поколениям!»

* После этого, на любой международной площадке можно будет оппонировать вопросом: Какая  государственная общность людей  самая счастливая и независимая  на земном шарике?......


Фото воспоминания можно посмотреть по ссылке: https://fotki.yandex.ru/users/smirnoff-spb1/album/160365/


http://nick-name.ru/nickname/id1041819/
В. Смирнов
2015