Левитация для двоих

                ЛЕВИТАЦИЯ  ДЛЯ  ДВОИХ


       «Я стащил с головы тяжелый скафандр и зло отбросил его в сторону. Тот, словно пустая кастрюля, покатился вниз по раскаленному от зноя бархану. Было невыносимо жарко и от того очень хотелось пить.  Я знал, что мне предстоит бороться до последнего за своё выживание в этой раскалённой пустыне. Единственное о чём я сейчас сожалел – это то, что я, по крайней мере, не верблюд, а полковник ВВС. Я был бы согласен стать на данный период этой скотиной, чтобы преодолеть эти бесконечные пески и выйти в нужную точку для доклада о моей прерванной космической миссии.
      Меня, конечно же, на земле не ждут, и как следствие – искать не будут. Они думают, что я навеки затерялся в бесконечной галактике и давно превратился в звездную пыль. Оно так могло и быть если бы…
      Я снял свой полковничий мундир и, раскрутив его над головой, пульнул в сторону скафандра. Так было легче дышать, хотя пот застилал глаза, и в голове было горячо, словно там находился раскалённый утюг. Главное на данный момент нужно было собраться с мыслями и понять, почему я оказался именно в пустыне, и вспомнить всё до мелочей; где я оставил свой корабль и как спустился на землю. Глянув на свой далеко заброшенный мундир, я вдруг увидел, что звёзды на погонах сильно уменьшились в размере... Присмотревшись, обнаружил - это уже были погоны старшего лейтенанта.
      Ничуть не удивившись этому превращению звания, я поспешил убраться подальше от этого места, чтобы не видеть, как лейтенант постепенно превратится в прапорщика, а потом в старшего сержанта и так далее, вплоть до ефрейтора и рядового… Ничего не поделаешь – эволюция, она и в армии – эволюция. Ведь я же не выполнил порученного мне задания, после которого стал бы наверняка национальным героем и непременно бы генералом. Моя космическая миссия состояла в поиске самой необыкновенной частицы, которая, по мнению ученых, составляла саму сущность собственного «Я», хотя, по моему глубокому убеждению, её нужно было вычислять в структуре ДНК.
      Я шел, глубоко увязая в раскалённом песке. Шёл, как говорится, на автопилоте, нисколько не страшась своей смерти в этой безводной и потому жестокой местности. Мне даже хотелось, чтобы меня ужалил скорпион, или ещё какая-нибудь ядовитая тварь – я, как личность заканчивался. И даже если я выживу, меня не поймут и примут моё повествование не более, как вымыслы сумасшедшего. Там, в глубоком космосе, осталось моё настоящее «Я», потерянное здесь на земле среди множества себе подобных. И хотя каждый, как говорится, с пеной у рта, доказывает свою неповторимость и уникальность, мне от этого теперь смешно – очень смешно. Ставя своё собственное миропонимание и ощущение превыше другого, есть заблуждение, потому как это маленькое «Я» всего лишь отражение большого «Я» космического».
     Отложив ручку, заметил чьё-то присутствие.
       - Мудрено! Ах, как мудрёно! – раздалось за моей спиной. – Пописываем значится!.. Ну-ну!..

      Это был дядя. Я и не заметил, как он осторожно пробрался в мой дом и, стоя за моей спиной, чуть дыша, дочитывал последние строки моей будущей повести.
      - Ну, вот! Всегда так! – И скомканная бумага полетела к печке.
      - Оп-па! – дядя поймал начатую рукопись и положил перед моим носом. - А ты, племяш, в каком звании из армии ушел?
      - Это имеет значение, дядя?
     - Это имеет значение в данном случае. Надеюсь, хи-хи, не полковником.
     - Младшим сержантом, дядя.
     - Ну, вот и ладненько. Врать умеешь, а это самое главное в литературе. Только позволь заметить, дорогой племянничек, врать надо убедительно,  а у тебя выходит, что полковник прилетел на землю в скафандре и мундире. С первым ещё понятно, но вот мундир… и как ты вернулся из космоса в таком вот виде? Да на тебе всё бы сгорело, даже кальсоны!
      - Вернулся как смог, - обиделся я. – А кальсоны, дядя, это по вашей части.
      - Не убедительно, но пущай это на воображение читателя останется. А вот о самой сути теперь: что потерял полковник в далеком космосе? Искал собственное «Я»? И что нашёл?
      - Нашел, - соврал я.
      - Завидую я твоему герою, да и тебе в частности – везучие вы в этом плане. А я вот не могу понять этой внутренней сути. Она вот, - дядя прикурил, покашливая в кулак, - эта суть, как неопознанный летающий объект, мучает буквально каждого у кого мозги работают.
       - А что, дядя, НЛО для вас тоже ещё неопознано?
       - А что, есть конкретные доказательства?
       - Мне кажется…
       - Ну, это только кажется, а кому кажется – тот крестится. Так что окружающий мир, племяш, никогда не раскроет своей тайны такому ничтожеству, как человек. Душа, которая и есть «Я», настолько глубоко запрятана от нашего понимания, что… но представь, я на данный момент буквально вижу процесс заселения этих самых душ в человека…
        После этих слов дядя задрал голову к потолку и закрыл глаза. Я, молча, наблюдал за его поведением, но кроме движения острого кадыка по жилистой старой шее, ничего не происходило.
       - Ну! – вырвалось у меня.
       - Что, ну?! Вижу ангелов…
       - Хватит врать, дядя.
       - Чесслово, вот один берет лейку и поливает младенца, а их до хрена вокруг, ох и до…
       - Младенцев или ангелов?
       -Да и тех и других, племяш. Вот они поливают значится…
       - Зачем?
       - Ну, наверно души вселяют.
       - Как идея, дядя, это даже интересно и не лишено смысла, по крайнеё мере, в нашем понимании. Я вот представляю это чуточку по-другому. Лейка, ангелы, это примитивно как-то…
      - Ну как хочешь, я пошел домой.
        После неожиданного визита дяди, мне стало грустно. Желание продолжать повесть вовсе исчезло, тем более мой родственник принёс на сапогах столько грязи, что пришлось тут же браться за веник.
     Вдруг за окном послышался пронзительный женский крик. Я выглянул в окошко. По размытой дождями улице нашей малонаселенной  Нахаловки  бежали две мужские фигуры затрапезного вида, а за ними припадая на левую ногу, гналась Хобякина Зоя Ивановна.
     Я прилип к давно немытому окну и стал с любопытством наблюдать за происходящим.
     - Подавись паразит! – кричала баба Зоя, ближней мужской особи, швыряя в него густую и липкую грязь.
     Особь, которой адресовалось это проклятие, нисколько не смущаясь, и не сбавляя скорости, что-то торопливо запихивала в рот. Белое крошево продукта питания разлеталось далеко в стороны. «Так действуют совсем оголодавшие», – подумалось мне.
      Я вышел за ворота, и когда Зоя Ивановна поравнялась со мной, ловко запрыгнул ей на шею. От неё остро пахло навозом и молоком.
      - Баб Зоя, - крикнул я ей в левое ухо, - можно я тут? А то вы всё в бегах, в бегах… и поболтать некогда.
      - Да сиди, уж я привышная. У меня кто только не сидел на шее!.. Я тут одна, считай,  всех обрабатываю. Ну, просто гад на гаде! Никто не хочет работать!
      - И эти двое?
      - И эти двое, но про них отдельная тема. Вот, кстати, и мог бы написать про этих паразитов общества.
      - Сначала бы догнать, - вздохнул я, видя, как те ускоряют бег. – А что собственно произошло? От чего сыр-бор?
      - Творог украли, ублюдки!.. Да и две банки маринада! Я же им заплатила, как следоват за работу… Ты там крепко держишься?
      - Да, а что?
      - Газу прибавлю, а то так бесконечно по кругу будем гонять!
      Я обхватил руками голову Зои Ивановны и та, словно верблюдица, вытянув шею, прибавила обороты.
      «Ублюдки», видя такой расклад, тоже ускорили бег, не забывая при этом питаться.
      - Зоя Ивановна, - крикнул я ей в самое ухо, - может лучше позвонить участковому? Ведь мы уже третий раз по Садовой несёмся, от людей стыдно ей богу! Вон дядю в окне вижу – пальцем у виска крутит. Надо позвонить, однако. Участковый выскочит и пристрелит негодяев!
     - Давай звони! Нам их точно не догнать! Молодые, суки, здоровые!..
     Зоя Ивановна сбросила обороты и тяжело дыша, остановилась у здания администрации нашего поселка. Я ловко спрыгнул на землю и вытащил из кармана телефон, который тут же зазвонил.
     - Племяш, я уже сообщил Мухоблудову, обещал разобраться.
    - Ты, дядя, всё ему обскажи, как надо. Пусть меры принимает. Наша Зоя Ивановна, сам знаешь, единственный человек-труженник на всю округу. Кто нас молоком опаивает? Кто сметану, творог, производит? Одна Зоя Ивановна! Если она этим бросит заниматься, то о каком импортозамещении речь вести?! А ведь у неё ещё и племянники с внуками на шее сидят! Да кто там только не сидит! Сам видел!
     - Я племяш, всё обсказал, не беспокойся.
     - А Мухоблудов, что?
    - Сказал, пристрелит, на хрен! А ты, племяш, заскочи ко мне, новости есть.
   Я оставил Зою Ивановну и заспешил к дому напротив, где проживал мой престарелый родственник.
    - Садись, племяш. – Хитро подмигнул мне дядя, подвигая табурет. – У меня тут, понимаешь, мысли интересные появились по поводу…
    Я не ожидал от него никаких интересных мыслей, но присел и сделал умное лицо.
    - Что, дядя, снова про инопланетян?
    - А почему бы и нет?!
    - Про луну, племяш, я тебе уже выкладывал своё мнение…
    - Да, припоминаю… луна – это космический корабль, внутри которой база инопланетян… только, что они там делают? Луна, дядя, безжизненный объект! Там же американцы были!..
    - Э-э-э, не скажи!.. Американцы там не были никогда! И ведь, представь, никто не спешит её полностью обследовать. Боятся! Ссат натурально! – Дядя заходил по комнате, скрипя старыми половицами, потом быстро приблизившись ко мне, задышал в лицо: - Луна – искусственный объект, показывающий нам только одну сторону!
     - Мысль не нова. И с какой же целью она зависает над нами?
     - Для слежения за нами! – возбуждался дядя. – Да и для сбережения Земли от всяких космических пришельцев в виде астероидов и прочих там… - Дядя вновь заскрипел половицами, меряя свою хибару метровыми шагами, потом снова приблизившись ко мне, выпучил по-рачьи глаза.
     Я взволнованно заерзал задницей, чувствуя неординарность дядиной мысли. Мне всегда было жутковато, когда он делал такие глаза.  И чтобы легче перенести его интеллектуальный удар по моим несчастным мозгам, я схватился за край стола, по которому испуганно забегали два больших таракана.
     - Земля, племяш, не с нашей галактики!.. – прошипел, как змея, дядя, выпучив ещё больше глаза.
    Я взволнованно проглотил слюну, которая застряла в носоглотке, не давая мне возможности дышать. Это, конечно, была не самая сногсшибательная новость, но мне стало ужасно дискомфортно. Я прокашлялся, раскрасневшись свекольно, но, не теряя самообладания, спросил:
      - Не понял? Что за глупости вы говорите?!
      - Это, племяш, не глупости! Это – верное предположение!
      - Липотеза?
      - Гипотеза, дурак!
      - Ну-у, дальше дядя, - начал приходить я в себя, -  предположение оно и есть предположение, а всякое предположение…
        - Ну, начал!.. А что ты знаешь, племянничек, о логике?
        - Логика, дядя, хорошая штука, но в данном случае…
        - Вот, как раз, эта штука здесь и работает! – Он выпрямился во весь свой почти двухметровый рост и вновь забегал по комнате. Потом присел  к столу и, не отрывая от меня своего страшного взгляда, стукнул кулаком по столешнице. Со стола улетели не только тараканы, но даже крышка от кастрюли и салатница наполненная чем-то рыжим и мелким.
        - Вам, дядя, надо того… тараканов потравить. – Хотел я его отвлечь.
        - Не мешай, слухай давай дальше! – возбуждался всё сильнее дядя. – Учеными делаются заявления, что наша Земля, как бы, понимаешь, могла бы и не занимать это место в солнечной системе. Как бы и без неё тут густо. Значится, племяш, она не отсель! А я, племяш, давно стал подумывать, что она не отсель… - он покрутил кончики усов, сверля меня глазами.
       - А откель? – передразнил я дядю.
       - С другой галактики!
       - Ну, вы, дядя даёте!.. ха-ха! Эт же каким образом она сюда переехала?
       - Обыкновенным, её инопланетяне притаранили сюда. На буксире, понимаешь, луной. Луна, как уже принято считать - искусственный объект, то вот они луной и приволокли Землю в нашу солнечную систему. И сидят теперь на этой самой луне и отслеживают процессы.
       Меня бросило в жар. Новость была потрясающая…
       - Любопытно, дядя, любопытно!.. И-и-и…ну-ну…
       - Гну! – Дядя смотрел на меня глазами победителя. – Просчитали, где ей место с её параметрами, наводнили, пустили по орбите, сделали человека… и следят за экспериментом!
       Я с восторгом смотрел на дядю и поражался, как он мог до этого додуматься. Ведь если луна искусственного происхождения, что, в общем-то, допустимо, то и Земля могла быть такой же… но проще ведь взять готовую планету и, как говорит дядя, притаранить к нужному месту а потом и спасти её в случае чего…
        - И ещё, племяш, я уверен, что твоё «Я», которым ты так обеспокоен, скорее всего, программа извне, идущая от этих самых инопланетян. И эти прародители наши вовсе не обеспокоены нашей личностью.
       - А чем же, по-вашему?
       - Они, скорее всего, обеспокоены передачей самого генома человека на протяжении всей его истории.
       - Для чего, дядя?
       - Для сохранения вида, племяш. Возможно самого удачного вида из всех предыдущих экспериментов.
       Я был потрясён логикой дяди.
       - А если какой катаклизм на нашей планете?
       - Они оттащат Землю в другое место. В другую галактику более жизнеспособную. На мой взгляд – Земля довольно уникальное творение, чтобы дать ей исчезнуть.
       Я чувствовал себя бездарным школяром перед дядиными доводами.
       - Дядя, а солнце?
        - Что солнце?
        - Сколько оно продюжит?
        - Сколько они захотят. – Совершенно спокойно сказал он, широко при этом зевнув.
        - Кто они? Инопланетяне?
        - Именно. Что им стоит плеснуть водорода для поддержания нужной температуры. Это ж, как печка, племяш. Подтопить надо – подбрось дровишек! Ха-ха!.. Он похлопал меня больно по плечу.
         Я был сражен наповал: это ж надо, - какие блестящие доводы, хотя это опять-таки предположения… Я задумался. Вообще-то дядя врать мастак, но и воображение у него великолепное, черт возьми! Действительно ведь солнце может гореть бесконечно, если есть топливо.
        Дядя, словно читая мои мысли, добавил:
        - А остальные звёзды в основной массе бесхозные… так-то… подтапливать некому, да и смысла, видать, нет, вот и сгорают. Всё просто, племяш!
       Я сидел, соображая, что может быть верным в рассуждении и находил, что дядина теория вполне жизнеспособна, хотя всё может быть гораздо серьёзнее и недоступным для понимания. Я понял – к дяде не зря заскочил, одна голова, как говорится, а две головы…
       - Но это, племяш, ещё не всё! – дядя хрустнул длинными пальцами. – Я тут проблему с левитацией никак решить не могу!
       - Что, дядя, не понял?
       - Левитация, племяш, это когда люди, аки бабочки порхают куда захотят, ха-ха!
      - Читал я про это. Тут, дядя, если не врут, надо быть святым. Хотя летали все кому не лень, если опять-таки не врут. Это если вырыть шахту считай до самого ядра Земли, то там, скорее всего, будешь невесом. Притяжение, дядя, притяжение… - Я отмерил взглядом дядю, прикинул его килограммы, и мне стало вдруг скучно. – Я, дядя, пойду, однако. Обмозгую твою лекцию.
       - Нет, ты погодь малость. Я тебе не всё рассказал.
       - А что, разве здесь можно чему-то удивиться?
       - А то! Вот ты в вещие сны веришь?
       - Верю, дядя. Со мной бывало – сходилось по жизни виденное во сне. Но, признаться, по пустякам, но сходилось.
       - А у меня, племяш, не сходится.
       - Ты, дядя, лучше тараканов потрави, противно.
       - С тараканами, племяш, веселее… ты редко заходишь.
       - Буду чаще, дядя, заходить. Ты стал к старости довольно интересным.
       - Прозреваю, племяш, прозреваю, – грустно сказал он. – Так ты не выслушаешь?
       - Ну, давай.
       - Мне часто снится, что я во сне летаю.
       - У-у… а кто не летает, дядя? Я так вон считай каждую ночь… О, слышишь, стреляют!
       За околицей действительно стреляли. Мы прильнули к окнам, пытаясь определить, где и что. По улице бежал пьяный Мухоблудов и, не прицеливаясь, палил по двум ублюдкам, обидевшим нашу Зою Ивановну.
    Здесь дядя поведал мне о том, как  был принят закон нашим поселковым сходом (я был тогда ещё мал) о расстреле тех, кто неоднократно попадался на воровстве, особенно если это касалось продуктов питания. Поэтому меры в таком случае - жесточайшие!..
     Ведь Зоя Ивановна (пока я сидел у неё на шее) мне всю правду рассказала: рассчитала она этих двух забулдыг, за то, что они банки ей в погреб спустили, даже борщом накормила. И только отвернулась, видя, что ребятки вышли из избы, а тут и произошло непредвиденное… эти негодяи в сенцах подхватили попутно два пакета с творогом и две банки с помидорами. Она бросилась им вдогонку, кричала, совестила… В общем здесь разговор простой – расстрел! Тем более старший лейтенант Мухоблудов до этого неоднократно разговаривал с этими бессовестными товарищами, увещевал их, бока даже намял слегка, по почкам там, по печени… но видно это не возымело действия… не хотят работать. А ведь сама Зоя Ивановна ни к кому не лезет. Она вкалывает и вкалывает… а три коровы – не шутка. Она работала всегда, невзирая на все экономические перекосы в стране, и всегда была на белом коне, имея эти самые три коровы. Она работала при советах – у неё полведра медалей от компартии, и при буржуях рук не опускает. Пахла навозом? – да. Её депутатом в госдуму из-за этого запаха не возьмут,  потому как её три года отмывать надо, но она туда и не лезет – коровы – её стихия.
     В общем, этим двум бездельникам нужно было просто завести по корове, и проблема питания сама бы отпала. Поэтому поселковым сходом и было решено – отстреливать тех, кого уже до этого били по почкам и печени. Никто не поверит, что на этом сходе одна только Зоя Ивановна и прослезилась: жалко, говорит, таких воришек, но что поделаешь, так мы до светлого будущего не дотянем. Вот в таких жестких условиях приходилось выживать нашим гражданам.
    Выстрелы так же звучали, лаяли собаки, и визжала Зоя Ивановна:
    - Брось пакет, негодяй! Хуже будет!
    А Мухоблудов всё стрелял и стрелял. Он подстрелил уже несколько куриц и одного кролика и двадцать две вороны. Наконец-то он попал в банку с помидорами. Толпа зевак ахнула, увидев красное брызнувшее у впереди бегущего. «Крови-и-ща-а-а!» - пронёсся ропот.
     - У него, что стозарядный пистолет? – недоуменно посмотрел я на дядю.
    - Ну, это племяш, не ко мне.
    Не успел дядя это произнести, как выстрелы тут же прекратились. Участковый размахивал дымящимся пистолетом, призывая воров сдаться добровольно. Тут немаловажная деталь имеется в местном указе: если в таких случаях негодяи остаются живы, а патроны закончились, то их ждёт небольшое тюремное заключение, чем и воспользовались эти плутишки. Правда они очень сильно рисковали, но игра стоила свеч, потому как Мухоблудов был всегда пьян, и вероятность попадания была мизерная.
         - Фу-у… - хорошо, что без крови обошлось, - вздохнул я с облегчением. – Ну, так я пойду, дядя.
          - Ты что, так и не хочешь меня выслушать до конца?
          - Ах, да по поводу сновидений… давай, что дальше?
          - Если, племяш, левитация на самом деле существует, то почему бы нам этим не заняться вплотную.
          - Каким же образом будем заниматься?
          - Будем концентрироваться. Я уже пытался, но… хотелось бы в твоём присутствии…
          - Дядя, вы больны, однако. Я такого феномена никогда не встречал и не верю в это.
          - Но мне снится каждую ночь!.. Я просто сейчас попытаюсь, как во сне, и…
         - Пытайтесь дядя, пытайтесь, а я погляжу. Кстати, куда вы будете взлетать?
         - А к потолку для начала.
         Я, улыбаясь, смотрел на дядю, а тот вытянувшись в струну, глубоко задышал, прикрыв глаза. От его головы до грязного и облупившегося потолка, было сантиметров десять, не более. Неужели, думалось мне, он надеется покорить это пространство или хотя бы оторваться от пола на полсантиметра. Конечно же, дядя выглядел смешно, но этого самого юмора у него не занимать, поэтому я, продолжая откровенно смеяться, глядел на его жалкие потуги.
        - Племяш, я концентрируюсь! – вырвалось у него натужное, хриплое.
       Лицо старика покраснело (он не дышал) а тело стало вытягиваться, принимая вид сушеной спаржи. Потом дядя стал синеть, и мне стало страшно.
       - Смотри под ноги! – прохрипел он, не открывая глаз. – Оторвался я от пола или нет?
       Я резко упал на живот, присматриваясь к грязным подошвам дядиных кирзовых сапог. Нет, он не поднимался ни на йоту над мирской суетой. Потом для вероятности, я взял газету и стал проталкивать её под ноги. Газета тут же сморщилась. Нет – процесса не было!
       - Плохо, дядя, концентрируетесь! – реготнул я.
       - А до потолка далеко? – не унимался он.
      - До потолка то же самое… расстояние не уменьшилось.
      Дядя пробитой автомобильной камерой шумно выпустил воздух, и тяжело опустился на табурет.
      - Фу-у… надо ещё попробовать.
        - Ладно, дядя, пробуйте сами, а я пойду. Кстати, могу кое-что посоветовать, вдруг поможет.
        - Что именно?
        - Побелите потолок – авось и того… полетаете, ха-ха!
         

      Немного отойдя от дома дяди, я увидел снова бегущую процессию: первой неслась, спасаясь от кого-то, всё та же незабвенная Зоя Ивановна, а за ней человек двадцать наших граждан. Конечно же был крик, ругань и всякое нечленораздельное в таких случаях… А случай, оказывается, был исключительный. Чтобы не быть растоптанным дикой толпой, я вновь оседлал крепкую шею Зои Ивановны и, рассекая худым лицом осенний прохладный нахаловский воздух, стал вникать в происходящее событие…
       - Свят, свят! – то и дело лепетала Зоя Ивановна, высоко подбрасывая меня на буераках и колдобинах.
        - В чём дело? – закричал я громко, словно моя лошадь была совершенно глухой.
        - Фуфлыгин Коля ожил! Вот в чём! Ты там смотри внуков моих не оброни, расселись тут!..
        Оглядев её внуков-короедов, которые крепко держались за её волосы, как за холку, я внимательно присмотрелся к бегущим за нами. Ну, разумеется, Фуфлыгин, которого сегодня несли на кладбище, бежал последним, гоня толпу, словно стадо диких коз. На шее у него болтался венок от друзей и родственников, что нисколько не омрачало его счастливого лица, в то время как остальные бежали прочь с перекошенными физиономиями. У меня от всего этого побежали по спине крупные мурашки.
       - Это ж надо!.. – лепетала Зоя Ивановна, - только немного разрулили ситуацию с творогом и помидорами, как тут эти… с похоронами.
       Я, преодолев страх (да и что собственно бояться – Боливар вынесет) с превеликим любопытством стал разглядывать кричащую в ужасе толпу. За нами бежали  собутыльники бывшего покойного - человек семь: Трупёрдин Вася, молодой лет двадцати пяти никогда ещё не бывавший трезвым. Говорят, будто он родился пьяным, рядом с ним ноздря в ноздрю – Кувыркин Валерий в годах и с больной печенью, тут же Семидыров Константин, средних лет с лошадиным лицом и кривыми ногами, Самосуйский Иван Иванович (он всегда сам себя величал любому встречному), толстый пенсионер в рваной тельняшке. Тут же – Облудин Геннадий, Разбейнос Федор, Прудилов Иван – неразлучная троица. Всей этой троице сделана операция на мозг (выпили что-то непотребное ядовитое) и назначена пенсия по инвалидности. А позади их летели, размахивая руками, две тощие старухи Канителины (сестры) в заношенных плюшевых пальто, и ещё какие-то неопознанные на данный момент личности.
       Фуфлыгин просил их остановиться и дать срочно сто грамм самогонки, иначе он, Фуфлыгин, готов снова лечь в гроб. Но шальная процессия бежала, перескакивая друг через дружку, громко вопя и осеняя себя крестным знамением.
       Зоя Ивановна, не сбавляя скорости, залетела в свою калитку и, накинув крючок, свалилась на кучу опилок. Мы отряхнулись,  проводив взглядом шумную похоронную процессию. Фуфлыгин, далеко отставший, волочил по грязи кладбищенский венок и громко рыдал. Он остановился напротив нас, ища глазами хоть кого- нибудь для освидетельствования своего пребывания на этом свете в полном здравии.
        - Эй, кто-нибудь! – заканючил он, бегая вокруг бледными глазами. – Я живой!
        - Видим, что живой, – отозвалась осмелевшая Зоя Ивановна.
        Я тоже трезво оценил обстановку и немного успокоился. Ну, мало ли чего… бывает всякое… подумаешь не донесли до кладбища – ожил покойник, а может он и мертвым не был.
        - А я не был мертвым, - глупо заулыбался Фуфлыгин, подходя к изгороди.
        - Три дня бездыханный пролежал, вот и решили похоронить, -  засмеялась Зоя Ивановна. – Пить меньше надо, дорогой. Может в коме был али как?! Весь посиневший даже пальцем не мог пошевелить - даже не дышал.
         - Мне бы сейчас сто грамм, - упавшим голосом выдавил Фуфлыгин.
         Он прижал правую руку к сердцу, моля о сострадании. И мы только сейчас увидели, что она у него в крови. Кровь сочилась из указательного пальца-обрубка, который непонятно каким образом оторвало.
         - Это Мухоблудов!.. – вскрикнул я. – Ведь он палил, куда ни попади и вот результат!.. пуля в гроб прилетела, прямо в палец.
         - Так благодаря, выходит, нашему доблестному участковому наш покойничек и ожил! – поддержала мой ход мысли Зоя Ивановна. – Ай, да Мухоблудов! Да ему памятник за это поставить надо! Лежал бы сейчас Коля Фуфлыгин в земле сырой, и никто бы ему сто грамм не налил…
         - Налей, налей сто грамм! – уже простонал алчущий и упал на колени.
         Наша Зоя Ивановна, конечно же, была сердобольным человеком – не только стакан самогона, но стакан молока для закуси вынесла ему.
   
         Вечером я стал набрасывать эскизы для будущего памятника нашему участковому. Первый вариант был, на мой взгляд, не очень удачным: в гробу, в вертикальном положение (то бишь гроб «на попа» узким местом вниз) находился покойник, а рядом наш доблестный Мухоблудов, стреляющий в труп. Потом, поразмыслив, что от подобной композиции могут появиться жуткие ассоциации, я набросал второй эскиз, где Мухоблудов смеясь приставляет пистолет к уху спящего Фуфлыгина, чтобы разбудить его… Этот вариант мне понравился больше. Но поразмыслив ещё, я пришел к выводу, что нужно оставить всё-таки участкового одного без покойника, но непременно с пистолетом в руке. Ведь алкашей на подобии Фуфлыгина у нас несметное количество, а участковые они же представители порядка.
        А через полчаса, я совсем расстроился: ну какой из меня скульптор!.. Да и лепить не из чего. Разве что дядя возьмётся за это. А ещё через полчаса я окончательно пришел к выводу, что без одобрения вышестоящих органов мои патриотические порывы пресекут на корню, да и Мухоблудов собственно тоже не просыхает… пьянь несусветная.
     После неудачных эскизов я вновь засел за рукопись, соображая, что же должен делать полковник, спустившийся на грешную землю и тащась по раскалённой пустыне. И как бы я ни пытался развивать сюжет, у меня ничего путного не выходило – перед лицом стоял дядя со своей левитацией…
Вот уж действительно глупее некуда: он полагает, что нужно просто сконцентрироваться и тогда… взлетишь. Но если у него не получилось, то может это выйдет у меня?.. – мелькнуло в голове. Поглядев в окна, я убедился, что ко мне никто не направляется – значит, не заставят врасплох… Вытянувшись в струнку посреди комнаты, как дядя, я поднял глаза к потолку: там тоже была сплошная антисанитария: не белено, тенета, жирные пятна… какая тут левитация?.. Я пообедал и удрученный бросился со всего маха на кровать.
      Любимый послеобеденный отдых не вышел, потому как зазвучала мелодия «Вставай проклятьем заклейменный» - это звонил дядя:   
      - Племяш, приходи, я потолок побелил! – радостно кричал он.
      - Ну и хорошо, дядя. Мне бы тоже надо марафет навести, – ответил я, зевая.
      - Так ты, того… приходи.
      - Дядя, я только что от тебя! – возмутился я. – Делать мне больше нечего!.. Что опять левитация?
      - Вот именно.
      - Пробуй сам.
      - Так я и пробую. Вроде получается.
      - Не врите, дядя… Вроде-мавроди…
      - Чесслово, племяш! Того – подымаюсь кверху!..
      - Прям к потолку?
      - Прям к потолку! Приходи!
      Я поскрёб затылок. Идти не хотелось и не, потому что дядя врёт, как сивый мерин, а потому, что улица наша неспокойная – чего нить да случится во время движения по ней. Но на этот раз эксцессов никаких не происходило, разве что небольшая толпа у здания местной администрации что-то громко обсуждала. Из любопытства я подошел. Кричала маленькая и сухонькая пенсионерка Нетерпухина: « Это, какое она имеет право так подымать цены на гречку?! Что, на гроб хрустальный денег не хватает»? Толпа одобрительно гудела: Долой такую буржуазию! В соседнем селе гречка на тридцать рублей дешевле! Тут же взял слово старый и обрюзглый глава администрации Суемудров Иван Спиридонович:
       - Дорогие вы наши односельчане-нахаловцы, это, конечно, очень хреново, что цены скачут, будто кони, но бизнес – есть бизнес! Я же не могу диктовать цены предпринимателям. Кому не нравится такая цена, берите, где дешевле! Наша уважаемая бизнес-леди Фаина Сергеевна Пятигузкина и так в поте лица трудится в своем магазине, и день и ночь, и день и ночь, дорогие вы наши. Она же Дом культуры практически заменяет своим ночным магазином!.. Вы вспомните, как в советское время трудно было опохмелиться рабочему человеку, или, извиняюсь за выражение, догнаться пивом!.. А тут, пожалуйста!.. в любое время суток! Да и на танцы ходить в ДК не надо – там и комната предусмотрена для  этого.
        - Всё правильно! – поднял кверху обрубленный палец Фуфлыгин, он был в толпе и под градусом. – Всё должно быть окей! Мы гречку не едим! Пущай дорожает!
        - Дурак! – уже верещала Нетерпухина. – Заткнись, несчасный! Ежели ты привык питаться только водкой, то я гречку очень даже уважаю! И я требую прекратить это безобразие с ценами – пущай снижает, как везде! Не то пожалуюсь самому, самому!..
        Слово вновь взял Суемудров:
       - Дорогие односельчане, не хлебом единым, понимаешь… тут к нам из города приехали поэты порадовать духовной пищей! Чтобы, так сказать, разнообразить наше сирое и убогое существование. Давайте хоть на время забудем о нашем пьянстве, бездорожье и безденежье!
        - Правильно! – крикнул кто-то из толпы. – Не жили хорошо, так и начинать не стоит!
        Толпа приняла суровый вид, потому как эти поэты довольно часто наезжали в Нахаловку читать свои вирши, после того как там повышались цены на продукты. Случайно это было или нет, никто не знает. Нахаловцы  молча выслушивали стихотворный лепет заезжих творцов изящной словесности. Иногда  шевелили желваками: у самих, мол, сочинителей  хренова туча.    
       В основном стихи были о любви. И когда прозвучала затасканная рифма «любовь – кровь», то рядом со мной вдруг что-то грохнулось. Это упала со всего маху пенсионерка Виктория Козочкина. Весила она килограмм под сто тридцать и, не смотря на столь крупные формы, была очень чувствительной женщиной.
       - Ну, вот опять, Виктория опрокинулась! – весело выкрикнул кто-то. – Нельзя ей такие стишки слушать!
       - Несчастная, – резюмировали в толпе. – Не повезло бабе в любви, вот и результат… сплошное страдание.
       - Её, того… поднять надо! – воскликнул я.
       - А она завсегда так, ничего, полежит – одыбает. У нас нет подъемного крана! – расплылся в пьяной улыбке Фуфлыгин.
       И пока я раздумывал, как помочь несчастной бабе Вике, вновь позвонил дядя.
       - Ты где, племяш? Процесс надо обязательно засвидетельствовать! – задорно кричал он, - ты будешь первый! Мы даже сможем попасть в книгу рекордов Гиннессова!
      - Гиннесса, дядя. А я тут на площади, стихи слушаю – поэты из города приехали.
       - Там Козочкина ещё не упала?
       - Уже, дядя.
       - Ничего – одыбает! Вот несчастная всё не может своего Пашу забыть!
       - А кто он? – полюбопытствовал я.
       - А то не знаешь!? Наш, нахаловский, но ты его знаешь - щупленький, картавенький, на телевидении сейчас работает, передачу ведёт, ну эту самую... Вот такие дела, как говорится, из грязи да в князи!..
       - Ах, да!.. Слышал! Да и пусть картавит, лишь бы человек был хороший.
       - Так вот у них и был бурный роман.
       - А что же не срослось?
       - Кто их знает… Ты, приходи, давай!
       Я нехотя поплёлся к своему родственнику, без всякой надежды узреть что-либо стоящее – лишь бы его не обидеть. Начинал моросить холодный дождь, и дорога становилась вовсе непролазной, а возле почты на спуске в глухой переулок, меня вдруг крутануло влево, потом вправо и  я понял, что почва похоже окончательно ушла из- под ног. «Вот она – левитация»! – пронеслось в голове. Но изумительное состояние невесомости длилось недолго, и прежде чем начать стремительное падение вниз, я успел прочесть несколько слов нового баннера на стене почты «Наш поселок борется за высокое звание…». Толком не узнав, за что борется наш поселок, я тоскливо посмотрел на место своего приземления – внизу была жирная лоснящаяся грязь, она, казалось, уже начинала жадно причмокивать, чтобы обласкать меня своими объятиями. Мало того, мой взор остановился на одном ужасном предмете, от которого мне стало противно и страшно. Это была облезлая кошка… она находилась прямо подо мной.
       Моё тело всё ещё пыталось выписывать в воздухе всевозможные пируэты, чтобы хоть как-то изменить ситуацию с падением на эту самую кошку, но картина была безрадостной – труп животного не менял позицию… «Кошка сдохла, хвост облез…» -  билось в мозгу. Ах, если бы только хвост – она вся считай облезла! Это ж сколько времени она провалялась здесь? И что Суемудров не ходит на почту? Не видел это безобразие!? Ах, запамятовал – почта давно закрыта – оптимизирована!.. в соседнем районе базируется. Но всё равно ведь мы боремся за что-то… я скосил глаза в сторону баннера «…за  культуру….». Читать некогда было, я ещё раз оценил обстановку – она была критической: если я упаду грудью на этот мерзкий труп, то  не отстираюсь… лучше руками… и последние инстинктивно выбросились вперёд. Громко выругавшись нецензурно, да так, что загавкали собаки, я свалился на то, что было…
      Грязный и злой ввалившись к дяде во двор, и там обнаружив клочки соломы, я стал тщательно чистить свою одежду. Из будки вылез старый пёс, с любопытством разглядывая меня. Он был подслеповат и узнавал меня по запаху, но на этот раз почему-то облаял.
      - Шарик, ты что, не узнаёшь? – пробурчал я недовольно.
      - А это ты, - ответил Шарик. – Запах посторонний принёс. Дохлятины. От почты.
      - Откуда знаешь? - удивился я.
      - Все собаки уже знают – громко ругаешься. А у нас связь отличная.
      - А кошка, чья будет?
      - Кошка не с наших краёв, залётная – порвали мы её маленько… Ты мне пожрать принёс?
      - Извини, не до этого было. Завтра.
      - Всегда вы так – завтра… только мне мосалыгу не надо – зубов нет, если кашки только…
      В окно высунулся дядя:
      - Что вы там разболтались?.. Я недавно его кормил, у него склероз уже.
      - Не слушай моего хозяина, - сказал тихо и доверительно пёс, - у него самого склероз и маразм надвигается полнейший. Додумался до левитации на старость лет. Если уж кто и достоин этой левитации, то только мы – собаки.
      - А с чего ты это взял?
      - Ну, во-первых, мы, собаки, верно служим, и лишены всяких человеческих странностей.
      - Это, какие же у нас странности?
      - Любите деньги, пьёте водку, дерётесь.
      - Эх, Шарик, вы же тоже дерётесь! Кошку вон задрали!..
      - Ну, только не про это!.. Мы этих кошек… Булгакова читал? Собачье сердце?
      - А то!
      - Так вот. А в остальном мы ближе к создателю из-за отсутствия множества пороков, которыми наделены люди. А мой хозяин точно не взлетит, зря тебе голову морочит!
       - Это почему же? Мой дядя, в общем-то, неплохой человек.
       - Плохой! Он мне суп дают несвежий. И ещё, - Шарик перешел на шепот, - твой дядя - махровый атеист.
       - Да ты что?.. Он же крестится даже!
       - Ага, днем крестится, а ночью «капитал» Маркса читает. Он же советский до мозга костей!
        - Ну ладно, мы это как-нибудь без тебя разберемся.
       Дядя вновь показался в окне:
        - Да ты идешь или нет? Чего ты с ним выясняешь? Он совсем рассудок потерял!
       - Вы, дядя, не обижайте животину! Он вовсе не так и глуп, как кажется. Лучше ему чего-нибудь свеженького сварите, а то вчерашним супом кормите.
      - Врёт он всё, племяш! Одна забота пожрать да поспать. У меня вон вчера курица пропала… Вот такой из него охранник!
       - Не слушай его, курицу он на днях сварил, мне ещё косточки перепали. Точно склероз пошел!
       Пока шла бестолковая перепалка, начало смеркаться. Я сидел в полумраке у дяди за столом и терпеливо ожидал развязки с этой левитацией.
       - А почему свет не включаете? - спросил я.
       - Так, племяш, лучше.
       - А что, взлетать не будете? – засмеялось всё моё естество.
       - Буду, только без света.
       - Опытный фокусник, дядя, всегда при свете работает.
       - Ну, то фокусники… а тут всё гораздо сложнее.
       - Давайте начинайте, а то мне ещё через тёмный проулок возвращаться.
       Дядя вновь вытянулся в струнку и глубоко задышав, замер.
       - Я концентрируюсь! – выдавил он сквозь зубы. – Ты, того… газету приготовь для замера.
       - Я, дядя, лучше положу руку вам на голову, чтоб сразу почувствовать  ваш взлёт, ха-ха-ха! Вы же потолок побелили! А кстати, пол не мыли? А то грязь, она имеет свойство прилипать к человеку – не оторвёшься.
       - Ты, племяш, не подтрунивай, а суй газету! Я, кажется, поднимаюсь! – натужно шипел он.
       Упав к ногам дяди, я стал проталкивать газету под его сапоги и к моему великому изумлению, она свободно прошла под подошвами. Ничего не понимая, я вытащил её и вновь протолкнул под ноги – газета легко прошла.
       Поднявшись, внимательно оглядел всю фигуру: дядя так же стоял навытяжку, ни к чему не прикасаясь.  Странно, подумалось, а может он опирается руками об стол, когда я нахожусь снизу? Ведь это нереально! И почему он не включает свет? Что-то здесь не то!
      Наклонившись, вновь стал проталкивать газету ему под ноги. Когда тонкая бумага свободно проскользнула под подошвами, я быстро встал, пытаясь уличить дядю в махинациях. Но он стоял, так же спокойно, невозмутимо, не двигая членами тела.
      - Не может быть, дядя! – воскликнул я. – Тут какой-то подвох! А выше подняться, слабо? Буквально головой в потолок, как вы это во сне делаете?!
      Дядя выдохнув, расслабился.
      - Нет, племяш, не смогу к потолку.
      - Но вы ведь немного поднимались! – запальчиво твердил я. – Газета проходила под ногами!
      - К сожалению, я этого не почувствовал… Может быть в следующий раз попробуем где-нибудь у реки… ночью.
       - Опять ночью?! Да по большому счету, дядя, всё это туфта, вон Шарик даже не верит. Тут, мне кажется, должна быть хоть толика святости, чистота душевная. Надо жить устремлениями к высокому, горнему.
       - Ух, ты, как заговорил! Но если под ногами было пространство в толщину газеты, то значит не всё так уж и запущено. И если это действительно так, то левитация, племяш, состоялась, что и требовалось доказать.
        - Так- то, оно так, дядя, но под большим сомнением. Оторваться от земли на какую-то треть миллиметра и считать это… А может это был всё-таки фокус, дядя, но как?..
         Он промолчал.

 
         Дома, закрыв шторы, чтобы никто не видел моего дурацкого состояния, я, как дядя, вытягивался струной, пытаясь приподняться над полом, но ничего не выходило. Я не дышал целую минуту, уходил внутренним взором в себя, во все свои потаённые места, приказывая частям тела и всему организму в целом взлететь кверху, до самого потолка, а потом, пробив крышу головой, подняться над этой мирской суетой и парить, парить…
        Печально, что этого не происходило… а может всё-таки процесс был? Жаль, что никто не мог замерить пространство под моими ногами. Пригласить соседа для того, чтобы тот проделал эту процедуру – глупо, так же глупо было звать дядю, ведь он мог элементарно схитрить с этой самой левитацией пока неизвестным мне способом, да и потом поднять на смех. Единственное, что было всамделишным по ощущению невесомости – это случай возле почты и это кратковременное состояние стоило больше, чем несчастная треть миллиметра под дядиными сапогами. От этого мне стало немного веселее.
        Разгладив скомканную рукопись про своего полковника ВВС, я призадумался: мой герой понизился в должности, не выполнив возложенной правительством на него миссии, упал в собственных глазах в глупых поисках могущественного и уникального «Я». И чтобы ощутить его полное ничтожество, я надел свой старый армейский мундир с погонами младшего сержанта и посмотрелся в мутное зеркало: оттуда выглянул потрепанный временем советский военнослужащий, готовый ещё на какие-то, надо полагать, добрые поступки.
        Рукопись так и не сдвинулась ни на йоту. Я открыл окно: в вечерних густых сумерках плыли тяжелые мрачные облака, в их очертаниях без труда обнаруживались лица нахаловцев, они жестикулировали, немо раскрыв рты - доказывая что-то… там были все… А когда я уже видел десятый сон, то ночное небо расколола яркая молния, после чего последовал сильнейший удар грома, а может это было уже во сне, где я летал преодолев земное притяжение, а внизу на земле бегал мой дядя, размахивая длинными руками. Он кричал: «Племяш, я рад, что у тебя получилось! Главное поверить в это!»