Густая тьма

Вскоре возвращаюсь вновь к состоянию, подходящему для написания и описания своих воспоминаний и для изложения тем самым каких-то своих внутренних вопросов, поиска на них ответов.
Прошу меня простить, человек, что читаешь эту жуткую скукотищу к тому же чужую, а не свою.
Но я продолжаю собирать разбитое и открывать себя настоящего и целого.
Мне от трёх до четырёх лет.  Я - мальчишка с тёмно-русыми волосами и голубыми глазами, с пухлыми щеками и, наверное, кривыми ногами.
Сегодня мы в небольшой кухне площадью 4-5 кв.м., описанной в прошлом эпизоде квартиры.
Звуков нет, есть некий гул внутри, как бы передающий, нашёптывающий происходящее там, в глубине воспоминания, в сплетениях нитей памяти моей. Есть некоторое предчувствие что до самого момента что-то знакомое мне в сознательной жизни произошло между отцом и матерью тогда, что-то не слишком доброе и светлое, что заставило меня в детстве, как во сне, пробудиться, открыть глаза и запомнить то, что я увижу; сбросить как бы пелену с век, словно забыв даже и о своём теле, присутствуя там только своим нахождением, своим безмолвием.
Здесь предощущение, очень похожее на то состояние, когда впервые в сердце зарождается животный страх и пугливость. И в именно такой миг страху было легче всего поработить детскую душу, не имевшую рычагов борьбы с внутренними врагами.
Думается, что была ругань, выяснение отношений на почве самых разных вопросов, начиная от еды на столе и материальных затрат и оканчивая вопросами верности и ревности, а точнее следствием их.
На столе, не определённого мною цвета, предположительно светлом, группами были разложены денежные купюры разного номинала и окраски с изображением разных животных на них, (к слову написать, помню зелёные купюры с двух-  или трёхзначной цифрой, названные народом "зайчиками"), были на них и волки, и лоси и рысь, и белка; но вероятно и другие.
Отчего-то так близко моим глазам представляются крупные, сильные ладони, и гибкие пальцы отца, пересчитывающие ритмично билеты банка республики, в которой мы жили. Его суровое лицо, глаза, смотрящие внимательно на руки, подсчитывающие результаты труда. Сквозит каким-то эгоизмом, холодом и злостью.
Для меня это не поддаётся отчёту, это лишь мой нынешний вывод, связанный с памятью о том выражении на лице отца и его отношением к деньгам.
В этой картинке я не вижу матери. Либо её там совсем не было, что сомнительно, либо она тихо стояла, а может и что-то делала по кухне. Ощущение её лёгкого присутствия там для меня несомненно.
Так же несомненна и напряжённость, царившая в те минуты в квартире и сосредоточившаяся на кухне вокруг стола, стоявшего у стены справа от двери в неё.
Это вечернее время; в прихожей царит полумрак, а дальше вглубь сплошная темень; сделав пару шагов от кухни и заглянув в прихожую, я отпрянул: по потолку и стенам и одновременно вне всех измерений переплывали тени; растягивающиеся и перебегающие и исчезающие и вот, здесь являвшиеся моим глазам. Безусловно вся эта гнетущая темнота передаёт настроение того вечера, когда было это пересчитывание денег отцом, и она же, эта густая и пустая тьма словно колпаком с того момента накрывает меня и моё дальнейшее существование ужасом и страхом.
Сколько ещё было таких вечеров в моей жизни сосчитать нелегко.