О доверии и предательстве

    Суровые годы конца 20 века заставляли меня искать и находить ответы, как жить дальше, что сделать, чтоб не испытывать великую нужду. Перепробовав рискованное строительство, когда никто не брался за столь сложную работу в условиях почти  вечной мерзлоты, я приобрел у местных бандитов старый, но верой и правдой служащий КРАЗ. Народ и я его прозвали «Захаром», за звук из выхлопной трубы, которую и сам же сварил, вместо глушителя. Ездить приходилось часто и много, и что важно, очень далеко. 1200км без остановки. 24 часа в пути по молодости казались если не пустяком, то по моим силам и силе воле.

   Ездить приходилось с прицепом, который потом мне изуродовал левое колено. Беда, что у меня не было тогда открытой категории с «Е», позволяющей ездить с прицепом. Мне нужен был помощник, который сменял меня при проезде постов ГАИ и был бы моей правой рукой. Бутраков  Алексей Васильевич, красавец мужчина, импозантный, если бы не его шоферская роба, грязные ногти, руки, и  его вечная привычка грызть корку хлеба, как будто не доел его в вечно голодные времена. Он был старше меня на 10 лет и всем своим видом внушал доверие, граничащее с обаянием. Женщины от него были в восторге! А массаж в бане, проведенный  им своими сильными руками на моем бренном теле,снизу от кончиков пальцев до макушки,  был шедевром, достойным Таиланда, делал меня безвольной тряпкой, расслабленной куклой и сонным сусликом. Умелый был мужик, видавший виды.


  Что мне пришлось пережить с ним в длинных дорогах, это особый и длинный рассказ, когда – нибудь я напишу это в рассказах, но суровые испытания проведенные в дорогах, вечных поломках старой машины и коротания длинных холодных ночей на всех, практически, на всех населенных пунктах трассы Москва – Ярославль – Вологда – Вельск – Тегро - озеро, давало мне основание верить этому человеку если не беспредельно, то  уж большую сумму денег и материальных ценностей я ему вполне  доверял. Он меня  своей жизнью и перенесенными невзгодами убеждал, что не может  подвести человек, делящий корку хлеба и банку тушенки на обледенелой трассе, когда руки прилипают к холодному ключу и фомке, Не может человек, оставленный в тайге ночью у поврежденной машины с поврежденным двигателем, с грузом, ценностью  в десятки тысяч долларов, и я, бежавший всю ночь по горам и ледяным горкам 53 км за помощью на базу. И лишь с  одной целью – он не должен замерзнуть в этот лютый мороз.

    Минус 17 градусов с ветром в глухой тайге, когда ни одна машина не остановилась, чтобы меня подвезти, кругом лагеря, смутное время, да и вид бежавшего не внушал доверия - это был мой единственный марафон! Я успел, я вернулся, хотя было не просто. Бастовали все леспромхозы, машины с базы не выходили. Но я вернулся с двумя тягачами.  Он был жив, грелся на обочине в километре у горевшей покрышки Кировца. Обнялись, зацепили тросом инвалида с прицепом, и цугом, как собачья упряжка, мы пытались развернуться на 50 метровой сцепке. И потом дорога назад в Тегру. Это был ад и испытание на мужество.Были порваны все транспортировочные клыки на Захаре, лопался трос, прилетев в кабину. Были моменты , когда тягачи, вставали,  шлифовали лед покрышками, не сумев добраться до вершины очередной горы.
- Леха, держи! и я бросал мертвый руль, а сам с лопатой, топором, и вспоминая матушку, пихал под колеса дорожную грязь, песок и свое здоровье. И так метр за метром, ползли и приползли на базу почти 10 часов.   

 И потом, бывало, возвращаясь  памятью на круги адовы, назад, помню его глаза и состояние,  когда шлифуя колесами мерзкую  дорожную слякоть, тяжелый грузовик, отягощенный прицепом, не может взобраться на вершину горы. И есть очень большая возможность скатиться вниз под откос. И тогда все сорок тонн бруса и вагонки могут сделать тебе рукотворный саркофаг! Ручной тормоз отсутствовал на этой машине как класс, и я, как более молодой и сильный, а он за рулем, выскакивал на обочину с топором, срубал на ходу иву или куст, подсовывал его под колеса Захара. А чадящая копотью машина, прожевав подачку, передвигался лишь на 1 метр. И все повторялось снова и снова, пока затяжной подъем не оставался позади. И мы усталые, с парящимися фуфайками смотрели на небо и думали «Как же хорошо жить на свете!» Вот тогда я снова и снова понимал, что мы - русские! Но зачем так и почему это так надо? - это вопрос  и ответ остался для потомков.

   И так продолжалось пару лет, когда мы делили и хлеб, и холодную тушенку, и чай, и пили водку. Не могу сказать, что я слишком доверчив, нет, но я проверял его, ставя ловушки, секретки, и прочее знаки, чтобы понять на сколько можно доверять человеку. Много было чего, даже никому не рассказанный случай под Соколом, когда мы, ночевав в глухом лесу, свернув с трассы из-за шалящих бандитов, попали в очевидное -невероятное и почувствовали на себе воздействие невиданного явления на лесной поляне... Остались живы!

   За долгое время я узнал от него практически всю его жизнь, что у него умерла жена, что сын служит в ФСБ, что у него квартира, лживые родственники, что у него сложная жизнь и прочие подробности.
 Его часто стали принимать как моего поверенного и доверять  также, как мне, опираясь на мое Слово как печать. И все было хорошо. До поры, до времени. И это время наступило.

   До тех пор, пока  хозяйка деревенского дома , где я оставлял на хранение свой автопоезд, не сообщила мне, рыдая и в сильнейшем испуге, что как их с дедом обманул Алексей. Я вначале не поверил, я ему верил, как себе, не мог он так поступить со стариками, взяв деньги и пообещав в то голодное время по мешку сахара и муки. Деньги были пенсионные, дед очень сильно побил  бедную бабку.

  И я начал расследование. Вот тут и выяснилось многое. Выяснилось, что все это время шла подготовка с его стороны добиться моего полного доверия. И не хотелось  в это верить, но факты все говорили за него. Все могло кончиться весьма печально. Я пригласил его к себе. Не подав руки, я провел его в комнату, усадил, и
  – «Говори, все говори!» Он же, не зная, что я знаю теперь  всё про него, юлил как последняя собака, потел, как девочка на Тверской. Я рассказал ему кто он, про его живую жену, живых, но обиженных им детей, про «ФСБ», про ценности, деньги, его замыслы и планы. Он рухнул на колени, - «Прости, Владимирович, бес попутал! Когда с тобой- я человек, как нет тебя – я убивать хочу и врать... Не знаю, что со мной...Прости!»

     Бог отвел меня от этой мрази. Я потерял доверие ко всему, что говорит он, что можно вообще кому-то верить, и с кем  теперь идти в разведку…

  Он обещал вернуть все, но отдать все его долги пришлось мне. Он пропал, подлец, да я и не жалел об этом, Бог отвел! Пути наши все равно сойдутся. И они сошлись… 

   Через три года история эта переросла в быль среди известных кругов, но ярость моя уже улеглась, как вдруг – вот он , без страховки идет!…   Разговор был мужской. Но я его оставил, - мрази руку не подают и не марают. Бить не стал, рука тяжелая. Но душа моя не отмыта до сих пор… Никому не верю…