Черный квадрат. Очерк о социальной журналистике

 (фрагменты)

Вместо предисловия
В 1990 году в одну из моих поездок на берег Арала кто-то из старожилов Муйнака рассказал, что здесь в 1983 году покончил с жизнью всесильный первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов. За ударную реализацию планов по расширению посевов хлопчатника на территории Узбекской ССР он получил две звезды Героя Социалистического труда.
В конце 80-х годов так называемое «хлопковое дело», раскрывшее факты глубокой коррупции, поразившей все слои общества Узбекистана,  было у всех на слуху. Но в Узбекистане я нередко слышал теплые слова о Рашидове. Именно его усилиями Ташкент стал одним из красивейших городов в Союзе. Особо удивил другой факт. Только при Рашидове, а это семидесятые годы XX столетия, в аулы Каракалпакской АССР пришло электричество.
Похоронили Рашидова на центральной площади Ташкента, напротив, ажурного здания из белого мрамора (бывшая площадь и музей им. В.И.Ленина). В 1989 году, в начале нашей гуманитарной миссии в Узбекской ССР, захоронение уже было перенесено на одно из кладбищ Ташкента. Место, к которому на протяжении ряда лет шли люди, где в любую погоду было много живых цветов, опустело. Сменилась власть, изменилось отношение, иссяк людской поток. Я с противоречивыми чувствами бродил по месту первого захоронения Рашидова - черному квадрату обезлюдевшей земли. Варварская деятельность человека на территориях с тысячелетней культурой привела за одну человеческую жизнь к глобальному засолению почвы, обезвоживанию Аму-дарьи, Сыр-дарьи и Аральского моря. На некогда благодатных многолюдных землях Каракалпакии умирает жизнь.

           «…За три года (1989-1991) работы программы по снижению
            младенческой смертности в республиках Средней Азии и Казахстана,
            показатель МС в СССР снизился с 25,4 до 21,8 %о, т.е. на 14%, что
            равнозначно сохранению 35 тыс. детских жизней».
                А.А.Баранов, академик РАМН,профессор               

1. Последняя гуманитарная миссия СССР

По оценке экспертов ЮНИСЕФ, к середине 80-х годов соотношение количества медицинских учреждений к численности населения в СССР было одним из самых лучших  в мире. Советская медицина была способна предоставить квалифицированную помощь детям в возрасте до 5 лет, но показатели смертности детей и рожениц не позволяли СССР встать на  одну планку с передовыми государствами. В 1988 году показатель младенческой смертности (МС) по стране составлял 24,7%о (на 1000 живорожденных). СССР по этому показателю занимал 39 место после Югославии и Мавритании.
К концу 90-х годов XX века официальная медицинская статистика выглядела еще достойно, но отношение организаторов медицины к демографическим показателям, а особенно к медстатистике,  нередко, выражалось сентенцией - «есть ложь, есть наглая ложь, есть статистика, есть медицинская статистика». Скрывать обстановку со здоровьем населения было все трудней. В документах Минздрава СССР для узкого круга специалистов уже констатировалось, что с 1980 по 1986 год заболеваемость кишечными инфекциями в стране возросла на 18%, респираторными -  более чем на 50%.  Более 26% детей 1-го года погибали от управляемых причин (инфекционные болезни). В 1986 году они стали причиной смерти более 52 тыс. детей, в т.ч. более 32 тыс. новорожденных.
К 1987 году республики СССР по уровню показателя МС разделились на три группы: с высоким - выше 25%о, средним - 15-25%о и низким уровнем -ниже 15%о. Самое тяжелое положение сложилось в Узбекской ССР, показатель МС составлял - 43,3%о(43 из каждой 1000 новорожденных умирали не дожив до года), в Таджикской ССР - 48,9%о, в Туркменской ССР - 53,3%о. В Каракалпакской АССР (в составе Узбекской ССР), показатель МС по официальным данным доходил до 70%о, летом смертность в отдельных районах превышал 130%о. Западные исследователи ставили под сомнение и эти показатели,  утверждая, что достоверные цифры МС можно получить, увеличив официальные показатели на 50-86%*. На долю республик Средней Азии и Казахстана приходилось до 48% умерших детей 1-го года жизни при том, что детское население этих республик составляло менее 25% детей СССР. Среди причин такого положения назывались высокая рождаемость и заболеваемость женщин и детей, низкая медицинская культура населения, нехватка врачей и лекарств, плохая оснащенность и материальная база.
13 июля 1988 года еженедельник «Семья» Советского детского фонда (СДФ) опубликовал «Открытое письмо о детской смертности», подписанное Министром здравоохранения СССР Е.Чазовым и Председателем Правления СДФ, писателем А. Лихановым, к партийному и советскому руководству среднеазиатских республик. В нем, в частности, говорилось, что «…от того, как наша страна справится с решением таких больных и в высшей степени деликатных проблем, как младенческая смертность, будет зависеть авторитет всей перестройки». Перед государством стояла задача на треть снизить детскую смертность,  в два раза - материнскую. 
В мае 1988 года выходит Постановление Совета Министров СССР, которым к работе по улучшению охраны здоровья матери и ребенка привлекается Советский детский фонд им. В.Ленина. Помимо задач формирования активной позиции населения в укреплении здоровья матери и ребенка, за счет средств фонда рекомендовано финансировать выезды в  неблагополучные территории специалистов-медиков. Особым порядком вводилась должность «специального доверенного врача СДФ – главного специалиста Министерства здравоохранения СССР» при министерствах и областных отделах здравоохранения республик Средней Азии. Минздраву СССР рекомендовано избрание «главных специалистов» производить на конкурсной основе каждые три года. Посланцам Москвы вменялось в первую очередь развивать службу неотложной и реанимационной помощи, внедрять методы планирования семьи (контрацепции), обеспечить полноценное питание беременных и кормящих матерей, детей первого года жизни. На местах заниматься разработкой межотраслевых мероприятий по снижению заболеваемости и смертности детей, внедрению в практику современных методов оказания медицинской помощи, заниматься набором врачей в летние бригады усиления, осуществлять контроль над их работой.

Для меня начало этого отрезка жизненного пути в памяти ассоциируется с фоторепортажем «Цена равнодушию – детская смерть» в еженедельнике «Семья». Так откровенно эту проблему не выносили на всеобщее прочтение. Советская пропаганда затвердила в головах людей – такое было в царской России до 1914 года. Уже менее чем через год я окунусь в эту действительность, и одним из моих подшефных районов будет Центральная районная больница (ЦРБ) Кунграда (именно ее описывал автор статьи). В стенах этой больницы я впервые в свой врачебной практике буду консультировать девочку с тяжелой формой дифтерии, в районе – лечить, без всякой надежды на успех, умирающего ребенка, в том числе от причин, связанных с последствиями экологической катастрофы в регионе, устанавливать причину массовой гибели новорожденных в роддоме, «строить» фельдшерско-акушерский пункт (ФАП) в ауле им. Гагарина и еще многое, что станет ежедневной рутиной. И помогать мне добиваться результатов будет и мое владение пером.
 В те годы перестройка ассоциировалась с гласностью и СМИ – четвертая власть, обличая, говорили обо всем, без прикрас, выискивая самые зловонные ямы советской действительности. Десятками миллионов насчитывались тиражи «АиФ», «Комсомольской правды», «Московского комсомольца». Еженедельник «Семья» был одним из самых читаемых, так как писал о проблемах семьи, детской безнадзорности, проблемах здравоохранения. Мне придется возить по умирающему Приаралью корреспондентов «Семьи» Виктора Ремезова, Савелия Кричевского, Дмитрия Ивлева и др. «Врачи без доверия», «Каждый пятый обречен», «Минздрав дыбом», «Без них все было бы страшней»… Десятки статей будет опубликовано в еженедельнике о состоянии здравоохранения среднеазиатских республик, о работе «доверенных врачей» и врачей десантов. Более 30 материалов по острейшим проблемам детского здравоохранения Каракалпакии опубликовал я в центральных и местных СМИ. Кто-то из классиков сказал, что журналистика – самый недооцененный и неизведанный литературный жанр. Сегодня, когда ложатся на бумагу эти строки, актуальнее не столько свобода слова, сколько проблема объективности. Эта книга – списанные у жизни реалистические сюжеты, краткие горячие записки в блокнотах и ежедневнике, сделанные чаще на коленях. Те статьи, датированные записи, как тесты достоверности пережитого, как столбовые вешки на той непростой дороге. Вот первая запись в дневнике о тех событиях.

26 июля 1988 г. Уже неделю в Москве. Нескончаемая духота. Весь день липкий и загруженный. Единственная радость стакан солнечной, холодной «Фанты». Продается на улицах, из сепараторов как газировка. 
Участник семинара по медико-организационным проблемам и особенностям среднеазиатской медицины при Минздраве СССР. Нас 43 человека, прошедших второй этап конкурса. Подано было 220 заявлений. Читают лекции: И.Денисов, первый зам. министра; А.Баранов, зам. министра; В.Алексеев, нач. гл. управления по детству; С.Юсупов, зам. министра Туркменской ССР; Н.Имеров, академик, НИИ гинекологии; И.Мануилова, чл. корр. АМН, вопросы котрацепции и планируемой беременности; И.Иванов, профессор, проблемы анемии беременных; Т.Старостина, гл. акушер-гинеколог минздрава и др. специалисты в т.ч. из института им. Семашко. Очень импонировал своей энергетикой, темпераментом Владимир Александрович Алексеев. Великолепно знает свой предмет, а он гинеколог, но главное бесконечный оптимист в отношении предстоящей акции. Постоянно с группой Николай Николаевич Ваганов, тогда зам. начальника управления по детству и родовспоможению. Энергичный, эмоциональный, но с долей здравого пессимизма к предстоящей деятельности. Но делает все, чтобы нас «несмышленышей» максимально зарядить. А сам каждую минуту наблюдает за врачами…

Помню, сомнений прибавилось, ситуация в регионах предстоящей деятельности по оценкам специалистов катастрофическая, но неуверенности не было – за нами стоял Минздрав СССР, мощное государство. А потом, в 35-40 лет мы, как любая здравомыслящая  молодежь во все времена, владеющая  передовыми знаниями,  опытом и идеями, мечтала о славе, о покорении новых земель...
Совместным решением коллегии Минздрава СССР и Президиума правления СДФ от 24 августа 1988 года «Об утверждении специальных доверенных врачей Советского детского фонда – главных специалистов Министерства здравоохранения СССР, направляемых на работу в республики Средней Азии и Казахстана», было утверждено 39 врачей**. Впоследствии, как только не иронизировали по поводу нашей должности, статуса:  наместники, миссионеры, советники, консультанты без реальных прав, и это было недалеко от истины... В сентябре делегаты «I-го Всесоюзного съезда врачей», который проходил в Москве, напутствовали врачей первого призыва, отъезжающих в братские республики.
Я не попал на то знаковое мероприятие. Минздравовский чиновник, ошибочно приказ на мою командировку направил в Алтайский облздрав. Жизнь  давала мне время еще подумать. Ошибка была исправлена только к январю 1989 года. Постановление Верховного Совета СССР сохраняло за мной право вернуться в Саяны.

2. Место ссылки изменить…

Я коренной свердловчанин. Но к 1988 году уже почти десять лет жил на юге Красноярского края. Рукой подать до Шушенского, где проходила ссылка В.И.Ленина, а хакасская степь, поселок Означенное, упомянуты в героической биографии молодого Аркадия Гайдара. Сорока пяти тысячный, быстро растущий  Саяногорск (6 ноября 1975 года он стал городом), раскинулся на левом берегу Енисея, вобрав в себя несколько поселков. Семнадцатью  километрами выше по течению Енисея жил старинный рудничный поселок Майно, откуда, в начале 60-х годов, начинался героический штурм строителями СШГЭС Саянских теснин. Тридцатикилометровая  автомобильная трасса, через уникальное Кибик-Кордонское месторождение мрамора, до Черемухова лога до напряжения рук сжата рекой и цветными кручами. Весной они влекут всеми красками палитры – багульник, жарки, иван-чай, черемуха. В просторной излучине Енисея раскинулся компактный и уютный поселок строителей - Черемушки, который  в 70-80-е годы стал меккой для молодежи страны, захваченной романтикой. Ехали сюда, без преувеличений, лучшие. Ближайший друг тех лет инженер-эксплуатационник дирекции Саяно-Шушенской ГЭС Армен Гульназарян из Армении работал на строительстве АвтоВАЗа и Атоммаша, а в 1978 году, попав в Саяны, уже не смог расстаться с их очарованием.

{…} Армен. С комсомольским сердцем, открытый для общения мой веселый друг. Вся его жизнь как красочное, искристое, но и мужественное полотно художника-первопроходца Сарьяна. Мы могли часами на берегу Енисея спорить о трагических судьбах  художников дальних эпох, мало задумываясь о своем будущем. Оно творилось здесь. В Саянах он женился на сибирячке Людмиле, в Черемушках у него родились сын Давид и дочь – Анаид. Он жил полноценной, захваченной высокими порывами жизнью, готовый в любую минуту придти на помощь…  (фото№02 из папки «фотографии в текст»)

Вечерами детские площадки поселка гудят от детских голосов, вокруг нескольких полнопрофильных волейбольных площадок очереди из уже сыгранных команд. Из Черемушек открывается «альпийская» панорама на вершины хребта Борус – любимого места паломничества альпинистов и туристов. Карлов створ и, равный ему по величию, рукотворный монолит двухсотметровой плотины Саяно-Шушенской ГЭС - Всероссийская комсомольская стройка. В начале 80-х  годов «комсомольскими» в Саяногорске были объявлены так же строительство Майнской ГЭС и  крупнейшего в Азии  - Саянского алюминиевого завода.
В Саяны я попал в 1978 году, после окончания Свердловского государственного мединститута, в составе студенческого строительного отряда и не смог расстаться с обаянием тех мест и происходящего. В детской консультации поселка Черемушки возглавил четвертый педиатрический участок. Сегодня, много лет спустя, те годы я вспоминаю как счастливое и продуктивное время. Как заведующий детской консультацией открывал новые участки, строил новую поликлинику, азартно организовывал молодежные субботники на ГЭС, возглавляя пять лет комсомольскую организацию больницы. В 1978 году угадал к пуску первого гидроагрегата, в последующие годы стал свидетелем и соучастником "раскрутки" еще девяти. Не без гордости храню нагрудные знаки как участник строительства Саяно-Шушенской и Майнской ГЭС, «Молодой гвардеец XI пятилетки», фотографию лучших комсомольцев у IV «Комсомольского» гидроагрегата.  В семье подрастали две дочки: Яна и Саяна.
В 1988 году я уже третий год - главный педиатр города и секретарь партийной организации больницы. Много пришлось заниматься работой эксперта, но особенно притягивала деятельность, связанная с отслеживанием и анализом младенческой смертности, разработкой мероприятий по ее снижению. По оценке специалистов рождаемость в Саяногорске была одной из самых высоких в РСФСР (более 26 на 1000 населения, что соизмеримо с рождаемостью в Средней Азии), младенческая смертность не превышала 12%о. 
Летом 1987 года на конференции педиатрического актива Красноярского края выступление Николая Николаевича Ваганова о тяжелой ситуации, сложившийся в детском здравоохранении республик Средней Азии и Казахстана, и предложение поехать экспертами по младенческой смертности я воспринял как приглашение судьбы.

3. «Использовать все возможные средства  воздействия…»

Из дневника. 19 марта 1989 года. 17 марта прилетел в Нукус. Живу на 6 этаже гостиницы «Ташкент». В четырех стенах, как в камере - ни родных, ни друзей, ни знакомых. Утром туман, налеты инея на стеклах – погода в ожидании перемен, и это взаимно. К полудню яркое солнце открывает вид на город. Площадь с памятником национальному поэту Бердаху, современные конструкции театра «Дружбы народов» и, сколько видно, одноэтажный хаос старого Нукуса. Город ярко и шумно отмечает Навруз. Восточный базар великолепен. На рынке долго изучал конструкцию детской национальной кроватки, против которой нас так настраивали в Москве - гиподинамия, опрелости, воспалительные заболевания… Бишик – люлька, в которой ребенок до 6-8 месяцев живет, прикрученный  ремнями. Его редко достают из колыбели, там же мать его кормит, сунув сосок груди в рот. Кал, моча поступают в пластмассовый горшочек, вмонтированный в дно кроватки. Оригинальное народное изобретение, оно «развязывает» руки   матери, на которой 5-10 детей, дом, нередко приусадебное хозяйство!

25 марта в Ташкент были собраны все 39 «главных специалистов» первого призыва для участия в выездной коллегии Минздрава СССР. Там я оказался единственным представителем здравоохранения Красноярского края, но не единственным сибиряком. В ста километрах от Нукуса, в Ургенче, при Хорезмском областном отделе здравоохранения, воевал новокузнецкий педиатр Равиль Рамазанов. Киргизскую группу «доверенных врачей» возглавляла Козьмина Клара Ивановна, педиатр и опытный организатор из родного Свердловска (зарисовку о ее работе в Киргизии вы найдете в этой книге).

{…} Мое знакомство с Кларой Ивановной состоялось еще в 1978 году. Мне, молодому врачу-интерну в соответствии с госраспределением предстояло отрабатывать три года на севере Свердловской области, в Карпинске. Летом работал врачом студенческого строительного отряда. Это была легендарная вахта 500 уральцев на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС. Влюбившись в природу, поселок энергетиков Черемушки, я уже не видел себя вне Саян. В Главном управлении  здравоохранения Свердловской области обратился к заместителю начальника по детству. Этот пост в те годы занимала К.Козьмина. «Недоезды» врачей к месту распределения были, впрочем, не редким явлением, но сразил я, вероятно, Клару Ивановну своей покорной честностью и огнем в глазах. Немного поколебавшись она решила встать на путь служебного нарушения, пообещав не подавать в розыск. Пожелав врачебных успехов на поприще  здравоохранения  Сибири, мы расстались.  И вот новая встреча через 12 лет.
          Был в тот переломный для меня год еще один мотивированный поступок. Пятилетнее активное сотрудничество в студенческой многотиражке толкнуло меня  после сдачи государственных экзаменов в мединституте понести документы на факультет журналистики УрГУ. Отказали, посоветовав придти через три года. 
 
Коллегию вели первый заместитель министра здравоохранения СССР А.Алексеев и заместитель министра по детству и родовспоможению А.Баранов. Анализировалась ситуация с детством и родовспоможением Узбекской ССР в свете выполнения решений ноябрьской коллегии Минздрава СССР 1987 года. Положение расценивалось как тяжелое, показатели младенческой и материнской смертности, несмотря на усилия минздрава, выросли.
- Ребята, - обратился к нам Алексеев после коллегии, - я понимаю как  вам трудно, но используйте все возможные и невозможные средства  воздействия, реорганизации и конфронтации с органами здравоохранения, чтобы остановить рост детской смертности. За первые два месяца года показатель вырос, а впереди лето. В Каракалпакии погибло 376 детей, в т.ч. на дому 110. Очень высока досуточная летальность... Тихим, неуверенным голосом он приводил примеры по другим территориям, внимательно всматриваясь в лица, ища огонь и уверенность в наших глазах.  Думаю, у руководителей Минздрава СССР была уверенность в благополучном результате, и они бросали добровольцев, давших клятву «Врача Советского Союза», в то, без преувеличения, пекло.
В номере гостеприимной гостиницы «Медик» разговорился с соседом-узбеком, работающим врачом в Сухандарье. Он  спокойно выслушал, чем нам предстоит заниматься в Средней Азии и задал  вопрос: «Сколько за вами стоит денег?». Я тянул с ответом. «Ничего вы не сможете изменить, люди сами должны понять, а для этого нужны годы…», - не дожидаясь, отрезал он.

Из дневника. 27 марта 1989 года. Только на второй день смог вылететь из Ташкента. Самолет штурмовали толпой. Наличие билета не гарантировало места в самолете. На подлете к Ургенчу степь вокруг аэропорта была покрыта слоем свежего снега. Его белизну подчеркивала чернота взлетно-посадочной полосы. Такую картину нередко я наблюдал в Сибири. Снег, здесь, откуда? Соль! Я осторожно, как по лунной поверхности, шел по солончаковой пустыне. От хруста под ногами мне стало не по себе. Голову пронзила мысль, что и мои девочки должны будут жить здесь…(по оценкам специалистов на каждый гектар бывшего Хорезмского царства ежегодно выпадает до  520 тонн солей).
6. «Предотвратима ли детская смертность на дому?»

Из дневника. 7 мая 1989 г. День провел в Республиканской инфекционной больнице. Пытаясь выявить факты необоснованных отказов в госпитализации больных, досрочной выписке проанализировал 34 истории болезни. На втором посту диагностического отделения в «движении» числятся 33 больных, а по головам, нашел только 14 детей и двух ухаживающих матерей. Особые сомнения вызывают восемь больных, поступивших в первых числах «самотеком». Медсестра поста и врач заявили, что больные сегодня отпущены, а завтра их проведут по движению (вот они колесики к коррупции). Из разговоров с больными выяснил, что вчера была выписана из больницы тяжелобольная девочка Зульфия. Историю болезни нашел. Вердикт врача «нарушение больничного режима матерью». Надо встретиться с матерью… (Тогда я еще не думал, что история получит громкое продолжение, но документ сфотографировал).
И еще… В Фергане на почве национальных разногласий погибло 87 человек, более трехсот ранено. Людей сжигали в домах, поднимали на вилы. Тяжелые волнения в Тбилиси...
 
Апрель-август буквально живу между республиканской детской (РДБ), городской (ГБ) и Республиканской инфекционной больницами (РИБ). Выезжаю для анализа ситуации, и в первую очередь по инфекционной заболеваемости, в ряд районов. Анализирую десятки историй погибших, беседую с родителями умерших детей, участвую в работе городского штаба по младенческой смертности, беседую с врачами. Обнаруженные факты и первые выводы буквально ошеломляют. Вызовы врача на дом могут быть не обслужены, нормой считается  отказ в госпитализации детей в инфекционную больницу и произвольное изменение диагноза. Нередки выписка из стационара тяжелых больных «по просьбе родителей», и, даже, фальсификация записей в медицинской документации, но, главное, нет наказаний за эти незаконные действия медиков. Посещения лечебно-профилактических учреждений показали грубые нарушения санэпидрежимов сотрудниками. Нет у медработников настороженности к инфекциям, полное отсутствие  преемственности в работе специалистов разного профиля – больные дети «теряются» на этапах эвакуации. Сами врачи признают, что очень мешает делу конфронтация между педиатрами и инфекционистами.
Отношение врачей к больным – тема особого разговора. Грубость, пренебрежение к обращениям больных были нормой, как и плата за лечение. Существовала негласная такса за медицинские услуги. Больные, прошедшие через РИБ рассказывали, чтобы попасть в стационар или выписаться - заплати 70 рублей, чтобы начали лечить - дай врачу, процедурной медсестре. А вот таксы поликлинического обслуживания: консультация ребенка на дому оценивалась в 25 рублей, лечение с ОРЗ в домашних условиях до выздоровления – 70. Складывалось впечатление, что всех это устраивает, а жители считают нормой. Родители больных детей, постоянно сталкиваясь с равнодушием и поборами, уже лишний раз не обратятся к медикам. Все это и способствовало  позднему обращению населения за медпомощью, большого количества детей, поступающих в  стационары в крайне тяжелом  состоянии. «… передо мною все шире развертывалась другая медицина – немощная, бессильная, ошибающаяся и лживая, берущаяся лечить болезни, которых не может определить…» (В.Вересаев «Записки врача», 1901г.)
В 1989 году, пожалуй, самом продуктивном  периоде, мной было подготовлено ряд докладных и аналитических записок на специалистов министерства, горздрава и главных врачей ЦРБ (Нукус, Ленинабад, Бозатау, Кунград,  Муйнак). Особо меня беспокоила заболеваемость и смертность от управляемых причин, домашняя смертность. Не получая вразумительных откликов и действий на мои докладные - в июне направляю обширную аналитическую записку на имя министра здравоохранения ККАССР А.Досназарова. Административная вертикаль не спешила с ответом. В июле направляю письмо «О состоянии инфекционной службы в республике» на министра здравоохранения Узбекской ССР С.Бахрамова. Понимая, что лето,  самый трагический период в жизни многих детей, проходит, а ничего не меняется, принимаю непростое решение вынести на общественное обсуждение наиболее вопиющие факты.
 «Предотвратима ли детская смертность на дому?» («СК», август 1989 г.), публикация, в которой я пытаюсь вновь привлечь внимание республики к самому нетерпимому, даже для Каракалпакии,  явлению – смертности на дому! В повествовании использую резкие, обвинительные интонации, фамилии виновных медиков не скрываю.
«В 1988 году Каракалпакская АССР лидер Узбекистана по младенческой смертности. По официальной статистике  младенческая смертность 52%о (из каждой 1000 новорожденных 52 не доживает до года). Почти треть из них погибает дома. Читай - не получив медицинской помощи. А в Ленинабадском районе сельские дети в  57% случаев умирают дома. Худшие районы: Кунградский – 94,%о, 42,5% - умерли дома(!); Кегейлийский - 70,8%о, 29% - на дому; Ходжейлийский – 66,8%о, 31% - на дому.  Умирают дети старше месяца от управляемых (инфекционных!) причин. Для специалиста ситуация вдвойне парадоксальна потому, что показатели летальности в детских стационарах наоборот снижаются. Чаще родители поздно  обращаются за помощью. Пугают факты отказов в госпитализации врачами-инфекционистами, необоснованная выписка, некомпетентность… 
9 месячному Г.Елубаеву на фоне активного диатеза и глубокой анемии врачом Абиралуевой делается прививка АКДС. Мальчик погибает дома на фоне развившегося коллапса. 10-ти месячного С.Кожамкулова выписывают домой из реанимационного отделения(!) с диагнозом менингоэнцефалит, пневмония, где он умирает на руках родителей. 11месячная Зульфия была выписана (пролежав два дня без осмотра и лечения) из Республиканской инфекционной больницы с тяжелым гастроэнтеритом под предлогом нарушения матерью больничного режима. Врач Палманов, понимая, что совершает преступление, переписывает историю болезни, а в выписке выставляет диагноз: пневмония, улучшение. Это только усугубило положение, т.к. ввело в заблуждение медиков, которые пытаются помочь девочке. На следующий день она  поступает в детское отделение горбольницы. Через два дня девочка умирает от тяжелого кишечного токсикоза с явлениями пареза кишечника. У матери погибает уже четвертый ребенок! … Я выношу на суд читателей случаи не с целью скопроментировать здравоохранение. Нет тут охраны здоровья -  халатное отношение, грубость, противоправные действия в виде фальсификации документов и поборов больных… Некомпетентность и безнаказанность в деятельности некоторых врачей особенно пугает…»
 Журналисты редакции «СК» ликовали, поздравляя с началом активной публичной деятельности нашей группы в Каракалпакии. Так, в открытой прессе еще не писали, да журналисты и не могли заполучить материал такой достоверности. Медики в СССР глубоко хоронили корпоративные ошибки и нарушения. Я часто в начале своей врачебной карьеры слышал из уст моего руководителя детской службы Саяногорска, что медицинские документы врач заполняет для прокурора, но не припомню ни одного случая разбора в суде. В советском обществе культивировалось непогрешимость социалистической медицины, советского врача. Единственным инструментом хоть как-то повлиять на ситуацию,  привлечь внимание партийных органов. В райкомах, горкомах отслеживали критические выступления в СМИ и работали с исполкомами. Колесики начинали вертеться скорее, руководители изыскивали возможности изменить ситуацию, наказать виновных. Обязателен был ответ под рубрикой «Меры приняты», «Нам отвечают». Это называлось  действенностью партийной печати. На это и была моя ставка.
Случай с Зульфией пытаюсь довести до наказания виновных и обращаюсь на имя прокурора Каракалпакской АССР В.Донцова с просьбой разобраться в смерти девочки по вине медработников РИБ, в факте подлога медицинских документов, необоснованных отказов в госпитализации детей и снятии диагнозов.
Итогом этой моей более чем полугодовой деятельности стало создание комиссии при МЗ ККАССР  с участием главного инфекциониста МЗ УзССР для проверки фактов. На основании ее выводов была проведена коллегия МЗ ККАССР. В приказе по Министерству здравоохранения ККАССР от 29 декабря 1989 года (пять месяцев прошло), с учетом приказов по РИБ (от 30 ноября и 14 декабря), всем лечебным учреждениям республики приказано: обеспечить госпитализацию в инфекционную больницу всех нуждающихся, независимо от места выявления больного; обеспечить госпитализацию всех больных с гнойными ангинами; обеспечить преемственность в работе врачей всех специальностей по диагностике и лечению инфекционных больных путем проведения регулярных совместных конференций и разборов случаев смерти и др., были предложения и для работников санитарно-эпидемиологической службы. Врачу РИБ П... объявлен строгий выговор за факт выписки домой тяжелой больной (дело по факту смерти Зульфии было передано в следственные органы). Были  выговора и замечания руководителям РИБ, указано на недопустимость отказов при госпитализации детей, неколлегиальное снятие диагнозов направляющего учреждения... Это была долгожданная, но и поучительная победа. Такие моменты смягчают воспоминания о пройденном пути и даже до некоторой степени примиряют с происходящим…
В 1990 году мной было подготовлено восемь докладных и аналитических записок по улучшению обслуживания в детском здравоохранении. «Состояние младенческой и перинатальной смертности и результат расследования случаев дифтерии в Кунградком районе» (от 03.08.90г. и 14.05.90г.), «О состоянии прививочной работы и вспышке кори в пос. Порлытау,  Муйнакского района» (02.08.90г.), «Некоторые замечания по организации пунктов оральной регитратации в районах ККАССР»(05.10.90г.), разработаны предложения по итогам работы врачей десанта и др.
Большая работа проводилась по разработке рекомендаций с целью улучшения материально-технической базы здравоохранения. «Доверенные врачи» принимают участие в разработке предложений по использованию диагностического отделения (50 коек) инфекционной больницы и койки (20) в НИИ клинической и экспериментальной медицины для госпитализации детей. Оказана помощь главным врачам в разработке документации для строительства роддома и сельской участковой больницы в ауле Шеге, Муйнакского района, строительстве детской консультации и здания больничного корпуса на 150 коек в Кунграде. Дано заключение на возможность перепрофилирования недостроенного здания мукомольного СПТУ под больницу на 180 коек и поликлинику. В январе 1990 года больница приняла первых больных из Нукуса, что позволило разгрузить РДБ и направить усилия ее коллектива на помощь районам. 
Особо памятна борьба за строительство нового здания для Республиканской детской больницы. Толчком послужило мое обращение на заместителя председателя Совета Министров Каракалпакской АССР Б.А.Юсупову и  Секретаря Обкома партии КК АССР С.Ниетуллаева (24.07.1989 г.), в которых представляю расчеты и обоснование для улучшения детского специализированного коечного фонда в республике. Думаю, не малую роль сыграла публикация обширного материала о больнице и ее специалистах на страницах газеты «Советская Каракалпакия».

7. Там помогут малышу!

Из дневника. 22 апреля 1989г. После ленинского субботника посетил городское кладбище. Издалека влекут величественные постройки с луковичками куполов, что придает этому месту особую таинственность. Вблизи – это напоминает склепы, чаще без крыши, кирпичные причудливые ограды. Можно встретить значительные сооружения. Внутри песчаный холмик, на нем носилки, атрибут всех могил. Но сильнее поразило обилие маленьких безымянных холмиков, и на каждом маленькие носилки, будто забытая кем-то игрушка. Детские захоронения. И раскиданы они в тени громадин склепов-оград забытые всеми. «Бог дал – бог взял». Нет, меня эти холмики, толкали к размышлению, к действию... Вот так же и детское здравоохранение Каракалпакии в тени других проблем республики. Пример, убогое здание Республиканской детской больницы в окружении мраморных дворцов Верховного Совета и Совета министров ККАССР, здания «Аралводстроя».

- Да есть ли у нас хоть какая-то перспектива на улучшение, - поднимает глаза от стола, заваленного историями болезней, отчетами и анализами состояния детского здравоохранения республики, Кабирова Фаина Фаритовна. 
- Поступает все больше детей с тяжелыми формами астмойдного бронхита, который не удается купировать ни одним бронхиолитиком. Растет туберкулез. Вчера скончался полуторагодовалый малыш из Кунграда от тяжелой формы туберкулезного менингита. А ведь в клинике экспериментальной и клинической медицины Ташкента, где он лежал месяц, его консультировали с фтизиатрами. Те отвергли свою патологию. Им ведь надо преподнести все доказательства на тарелочке, - в порыве возмущения и бессилия Фаина Фаритовна протянула ко мне сомкнутые ладони. - Та же тактика и у наших инфекционистов. За последнюю неделю в нашем приемно-диагностическом отделении, только у поступивших больных с отказами из Республиканской инфекционной больницы, выделили дизентерию, гепатит, два сальмонеллеза. Месяц лежал у них ребенок и не сделан снимок легких. Привезли «синего», с одышкой, зрачки плывут. Оказалась тяжелая эмпиема левого легкого. Литр гноя откачали. Свободно задышал, порозовел, улыбнулся. А в гное обнаружена синегнойная палочка. Чем ее взять? Поступают тяжелые дети, а кровь «молчит». Практически все наши дети гипоиммунны. А того арсенала антибиотиков, что мы имели еще пол года назад, уже нет... Несколько фраз и вот они, острейшие проблемы здравоохранения Каракалпакии.
Впервые в РДБ я приехал 11 апреля 1989 года. Ждали меня несколько дней и матери наотрез отказывались выписываться, пока их не осмотрит московский доктор.
Глянув на толстенные истории малюток, имевших, зачастую, до десятка тяжелейших диагнозов я просто опешил. Позже понял - не все они есть у ребенка. Многие симптомы и синдромы, измененные экзотоксикозом и гипоиммунным  состоянием организма, не укладываются ни в один привычный диагноз. Потому, нередко, врачами по-своему трактуются классификации инфекционных заболеваний. Массивная терапия антибиотиками не излечивала, а нередко делала малюток беззащитными перед инфекцией. Что посоветуешь матери 9-месяного ребенка, у которого, после  перенесенного менинго-энцефалита, парез ног и полное отсутствие психической деятельности. А мать с надеждой смотрит в глаза и улыбается. 
- Доктор, вы посмотрите ребенка, - отводя в сторону, прошептала на ухо Кабирова, - свежий взгляд, свой опыт, может, что-то новое предложите. Главное поговорите с матерью, поддержите... 
Вера в чудо позволяет этому народу выживать в условиях жесточайшего экоцида. Пока ребенок жив, родители готовы отдать последнее, но добиться любого лечения.  А умер и слава Аллаху.  «Бог дал, бог взял» - эту сентенцию я, нередко, слышал не только от матерей, но и от медиков. Но врачам республиканской детской надо поклониться за их самоотверженный труд. Немало тяжелейших детей они выхаживают. В их поддержку я и написал один из первых своих больших материалов - «Где помогут малышу?» (18 июля 1989г.), ставший в «СК» материалом месяца.  Вот небольшой фрагмент той статьи.
 «Многим знакомо это скромное здание в центре Нукуса. Находясь  у подножия  мраморного дворца ССО «Аралводстроя», оно выглядит еще более убогим и уродливым. Хаос планировки и стилей наглядно демонстрирует – рождалась больница в муках. Будто о  детстве периодически вспоминали и пристраивали очередной корпус. Здания строились наспех, без учета требований медицины, а зачастую без достаточной грамотности. В 1959 году первые пятьдесят коек расположились в двух  домах принадлежавших когда-то первым лицам республики. Эти полуразвалившиеся дома и по сей день  на территории больницы. В 1964,1970-м и 1980-м  пристраивались корпуса. В деревянном блоке, постройки шестидесятых, расположено неврологическое отделение.
-В течение года лечится около шестисот детей, - делится заведующий, заслуженный врач Каракалпакской АССР М.Шельмухамедов , - это малая часть нуждающихся. Много малюток в возрасте до двух лет с детским церебральным параличом, так и не попадает к специалистам. Их мир  - двор, комната, кровать.  Состояние службы тяжелое, из 40 необходимых области невропатологов работает только шесть. И единственное место, где можно получить неврологическую помощь это наше отделение, но условия и здесь такие, что выдерживает не каждый. Палаты по десять человек, летом духота, мухи, смрад. Все, кто может передвигаться, большую часть дня проводят на улице.
Та же ситуация с кардиологией, гастроэнтерологией, нефрологией. Медицинская статистика не отражает истинного положения. Например, заболевания мочевой системы встречаются только у шести из каждой тысячи детей, научные выборки показывают, что даже в благополучных регионах Азии больны 30-35 детей. Консультируя больных в разных точках Каракалпакии, каждому третьему рекомендуешь обследовать почки. И, конечно несуразный показатель 707 заболеваний на каждую 1000 каракалпакских детей в год (в среднем по России показатель - более 2000). А нет заболеваний, нет специализированных служб...
Пульмонология, расположенная в двухэтажном блоке, постройки семидесятых, приводит, скорее, в растерянность. Сырость, сгнившие полы и трубы, запущенные (заколоченные) санузлы. Все удобства на улице и это никого не смущает, как и отсутствие кондиционеров в палатах. Кто жил в Средней Азии знает без них в 50 градусную жару тяжело даже здоровым.  В этих стенах пытаются выхаживать даже самых безнадежных... Скученность, жара, нехватка дезрастворов - причина вспышечных заболеваний.   Приемное отделение  ежедневно принимает до десяти тяжелейших больных, нередко инфицированных сальмонеллезом, дизентерией. И несмотря на жесткие карантинные мероприятия, больницу регулярно трясет от вспышек сальмонеллеза. В 1988 году по больнице только официально выявлено 828 инфекционных заболеваний. Это постоянная боль главного врача, а перевести в инфекционную больницу невозможно. И врачи в тяжелейших условиях лечат, болея сами. Например, в 1988 году 12 сотрудников физиоотделения провели на больничных листах 350 дней, т.е. каждый отсутствовал без малого  месяц...
Запущенные, не решаемые годами проблемы порождают среди медиков необязательность, грубость,  стяжательство. Но задача этой статьи привлечь внимание партийных и советских органов к проблемам формирования базы детского здравоохранения. В республике назрела необходимость строительства новой республиканской детской больницы...».

Начало борьбы за новое здание для РДБ зародилось в краткие минуты затишья поединков с инфекционной службой и за сельское здравоохранение.
- Ну, размечтался к сотому дню своей работы в Нукусе, - только и выдохнула Кабирова, но идею строительства нового здания для больницы поддержала. В стране шла кампания по передаче здравоохранению недостроенных зданий, партийной собственности, начали разрабатываться новые проекты. О необходимости строительства типового здания для РДБ доказывали по инстанциям Кабирова, ее заместитель, позже депутат Калниязова, и я - как тяжелая артиллерия. К концу 1989 года  в живописном месте окраины Нукуса («Грачевая роща») был выделен участок земли. «Аралводстрой» сделал «привязку» современного проекта детской больницы на 400 коек. По ценам 1990 года строительство должно было обойтись в 4 млн. рублей …  В план строительства 1991 года объект не попал и строительство комплекса было перенесено в план XIII пятилетки.

 Из дневника. 8 октября 1989г. Нукус посетили министр здравоохранения СССР Чазов и заместитель по детству, Баранов. Была краткая беседа с Барановым. Как мне показалось, его не очень заинтересовали наши бои «местного значения», но инициативу строительства нового здания РДБ одобрил. – В августе Советом Министров Каракалпакской АССР принято решение о строительстве, - как-то сухо и буднично констатировал он. Это будет Детский оздоровительный центр со стационаром на 300 коек и санаторием на 200, строить который, вероятно, будут чехи.

10. Каракалпакский  Корчагин

В моих записках не сохранилась даты нашего знакомства в горячее лето 1989 года.  - Аркадий Пак, - в трубке хрипловатый, уверенный голос, -  внештатник «Комсомолки». Хотелось бы поговорить о проблемах здравоохранения… у меня дома.  Это меня удивило, но я согласился.  Потом я часто с удовольствием заходил в этот дом. Меня тянуло искреннее гостеприимство, особый магнетизм силы духа его обитателей. Семья Аркадия  в тридцатые годы, как и многие корейские семьи СССР, была репатриирована в Приаралье, прижилась и уезжать не хотела. 
В крытом бетонированном дворике всегда прохлада  и запах сдобы. Здесь хозяйничала тетка Аркадия, подрабатывая заказами по выпечке сдобы.  Провожая, она всегда угощала меня: - Это девочкам, в магазинах такое не купите, - по-доброму улыбалась она.
Комната, где Аркадий проводит активную часть своей жизни,  служит и кухней, и столовой и местом встречи родных и друзей. Здесь я впервые попробовал корейские деликатесы и в том числе блюдо из маринованного папоротника, который заготовляют для гурманов из Японии и Кореи в Саянах, я это прекрасно помнил по той, другой жизни. 
 Непривычно высокое инвалидное кресло, как трибуна, стоит против окна, в котором  всегда яркое Каракалпакское солнце. Бледный  его слепок квадратом висит на острых, безжизненных коленках хозяина. Сухой и эмоциональный в неизменной вязаной безрукавке он, оставлял впечатления  подростка. Перед ним на широкой доске всегда пачка газет, телефон, пепельница, заполненная фильтрами от сигарет. Как-то перехватив  мой взгляд, объяснил: - Детская привычка докуривать до фильтра.  На столике сбоку пишущая машинка. Это его мир.
 - Как дела? - этот формальный вопрос нес особый смысл сопричастности его жизни с суетой «двуногих» – так он иногда говорил.  Его существованию, даже по прошествию многих лет неподвижности, было невыносимо быть вне деятельности и, потому, он всегда расстраивался по поводу выходных, многодневных праздников, которые лишали его возможности «седлать» телефон. Организовав посредническую фирму «АРПАК» он, наговаривал за месяц до двухсот, еще советских, рублей. Нередко, озадачивал и  меня предложениями сбыть, например, 25 тонн новосибирской клюквы, а то и  поискать покупателя на пару вагонов компьютеров. Для меня его деятельность была вне понимания, скорее как игра. Уже много позже я понял, что его жизнь больше соответствовала новому духу того времени.
- Работаю с представителем Советского Детского фонда из Москвы по  мероприятиям в «Программу» помощи детям Приаралья, - выдохнул я уличный зной, с удовольствием плюхаюсь на диван против него, - но пока не можем уяснить, чего хочет Минздрав республики от центра.
- Веди его ко мне, а заодно и «Красный полумесяц», я им разъясню, куда надо вложить деньги, - улыбается Аркадий, поглаживая, скрюченной кистью руки, ёжик волос на голове.
Я снисходительно улыбаюсь. Мол, что ты можешь знать об этих проблемах. Он знал их трагическую цену.
О себе Аркадий рассказывал скупо. Поломался в шестом классе. Со сверстниками купался в арыке. Последний нырок оказался трагичным - перелом шейного позвонка. Год на больничной койке. Врачи беспомощно разводили руками - повреждение спинного мозга повлекло к полной обездвиженности. От этого можно придти в отчаяние, он находил силы поддерживать других. Много позже мне пришлось общаться с третьим секретарем горкома партии Нукуса. Приятная улыбчивая женщина, в ее жизни была трагическая ситуация (гибель мужа и сына) и именно Аркадий поддержал по телефону ее в те трагические дни. Из ее рассказа я и услышал выражение «Каракалпакский Корчагин».
В 1974 году Аркадий заочно оканчивает школу, в 1979 -  немецкое отделение Всесоюзных курсов иностранных языков в Москве. Рассылает предложения о сотрудничестве в ряд союзных изданий. Откликнулась «Смена». В течение нескольких лет заполняет во всероссийском журнале «иностранную мозаику» переводами из журналов социалистической Германии. В 1982 году обратился с просьбой в «Минвнешторг», чтобы выслали журналы «Шпигель» и «Штерн». За свое безграничное любопытство получил письменную выволочку, пришли разбираться и из горкома ВЛКСМ. Знакомство с комсомолом принесло свои плоды - сотрудничество с республиканской газетой «Советская Каракалпакия», а впоследствии и с «Комсомолкой». Немало дельных советов он дал и при подготовке моих публикаций.
- Попади я в руки не нашим  медикам, всё могло быть по-другому, -  как бы из глубины доставал он, иногда, обиду на каракалпакских медиков...

{…} Последнюю весточку от Аркадия из Нукуса я получил в 1996 году: «Как поживаешь сейчас? Как дома? Как нога? У меня все нормально, если не считать обычные житейские проблемы. Я старею, здоровье слабеет, а жизнь течет себе, как река мимо гнилой сваи. В доме брат устроил маленькую столовую. Работает в ней мама, дядька, второй брат, двоюродная сестра и племянница. Рядом четыре банка, много торговых палаток, так что с клиентами у них проблем нет. Зато и работы, хоть отбавляй. Во дворе постоянно шум и суета до вечера. А я как всегда у себя в комнате или на террасе…»
Десант- 1990: «БЕЗ НИХ ВСЕ БЫЛО БЫ ЕЩЕ СТРАШНЕЕ»

Под таким заголовком вышел мой материал в майском еженедельнике   «Семья», а немного ранее рассказ «Нужна помощь Каракалпакии!» на  газетную полосу «СК», о работе врачебных бригад усиления летом 1990 года. Это был четвертый сезон, и не многие из уже работавших врачей давали согласие. Героики уже не было, лично, по отзывам, врачи знали, там трудно работать, тяжело выживать, но еще и опасно для собственного здоровья. Из моих поездок по стране с благодарностью вспоминаю Ивановский облздравотдел. Они сердцем приняли наши заботы. Прислали опытных врачей, да еще оснастили группу белковыми препаратами, сухой плазмой, сывороткой и др. Немало детей они смогли спасти в моем Кунграде. Хорошо принимал родной Свердловск, детством там еще командовала Е.Лахова.
Летом 1990 года в Каракалпакии отработало 52 врача из Благовещенска, Астрахани, Вологды, Норильска, Караганды, Волгограда, Челябинска, Украины, Башкирии, а так же Читинской, Ивановской и Свердловской областей (для примера, летом 1988 года в 13 районах работало 117 медработников). Летний показатель младенческой смертности удержали на сравнительно низком показателе - 71,3%о (на 1000 живорожденных). В целом  снижение младенческой смертности 1990 году составило 3,5 процента. В 1988 и 1989 годах снижение составляло по 16-18 процентов в год.
Но я все чаще слышал негативные суждения о летних заездах врачей от специалистов Минздрава КК АССР и что затраты детского фонда нецелесообразны. Но вот статистика. В четырех северных районах, где  работали врачи десанта в июле 1990 года показатель в сравнении с августов (когда не было приезжих) лучше. Например, Тахтакупырский район –   86,1%о против 106,5%о, Чимбайский – 44,3%о против 122,6%о, Кунградский – 99,6%о против 109,2%о. Лучше динамика показателей и в сравнении с другими районами республики. Не менее очевидно, что  и квалификация врачей играла важную роль. В июле в Нукусском районе работали врачи из детской областной больницы города Караганды, в том числе два квалифицированных реаниматора. И показатель составил  61,7%о. В августе  - три приезжих участковых  врача – показатель составил уже 71,4%о. В сентябре - не было врачей из России, показатель МС - 120%о!  Приведенные цифры не отбросишь – это аргументы, говорящие, что затраты на десант не напрасны. По всей республике за год спасено более 300 детей.
Несмотря на трудности, врачи  проявляли  высокий профессионализм, добросовестность и терпение. С восхищением вспоминаю работу врачей Н. Гребенщиковой (Астрахань) и Б. Нечитайло(Ставропольский край), которые в июле-августе, самых жестоких месяцах года, взвалили на себя всю работу детского инфекционного отделения Чимбайской ЦРБ. Ни один ребенок в отделении не умер! Тепло вспоминали пациенты и медики акушера-гинеколога из Иванова Н. Новикова, работавшего в роддоме г. Кунграда.
По три месяца проработали в самых тяжелых районах врачи-реаниматоры  В. Бутусов (Украина), Л. Зюлин (Челябинск), акушер-гинеколог  И.Баушев (Ленинград), врачи-педиатры из  Свердловской области Н. Суворова и Л. Кузнецов. Много инициативы и находчивости пришлось проявить  реаниматорам из Караганды, чтобы восстановить оборудование для  скорейшего открытия   реанимационного   отделения  в   детской городской больнице Нукуса. Много отрывочных  записей, часто трагических, нередко курьезных,  о тех горячих днях сохранили мои записные книжки.
Когда формировал бригады из приехавших в Каракалпакию врачей, их, согласившихся поехать в самый трудный – Муйнакский район, было шестеро.  Два Александра, Три Светланы и Нина.

Русская Нина
С Ниной Суворовой, педиатром из Первоуральска, я был знаком заочно. В начале июня она нашла меня, и по телефону настаивала, чтобы я помог. Ее и Александра Кузнецова  - тоже педиатра, не отпускал горздрав. Пришлось искать поддержку у Е.Лаховой. Нина проявила настойчивость и в Минздраве СССР, куда она так же обратилась.
Работать ей пришлось в самом отдаленном и горячем месте Каракалпакии – поселке Казахдарья, в котором,  более тысяч детей никогда не видели педиатра. В поселок я летел из Муйнака с Ниной в раскаленном от 50 градусного зноя  и пропахшего ядохимикатами АН-2. Нина доставляла в ЦРБ Муйнака тяжелого ребенка.
- Трудно работать, - делилась Нина в самолете, - все приходится делать самой: и раны зашивать, и взрослых консультировать, и роды принимать. Недавно ночью женщина обратилась, обессиленная кровотечением. Повезло, что в больнице был гинеколог республиканской больницы с проверкой, а то бы пришлось и аборт делать.
Самолет нырнул в белесоватое облако пыли и, подпрыгивая, покатился по сухой корке  сельского аэродрома. Из люка обожгло жарой. Я поперхнулся то ли пылью, но  раскаленным воздухом. Ртуть аэропортовского термометра замерла на последнем делении. Дальше уже некуда. Мы в самом удаленном месте республики, куда и добраться можно только на самолете. Замерший от зноя поселок принял нас в солоновато-душные  объятия.
В участковой больничке нас встретили радушно. Нина отсутствовала больше суток, и сестрички, не скрывая радости ее возвращения, делились новостями, попутно отпаивая нас регидроном. Нина с удовольствием показывала свое хозяйство. Детская палата. В тесной комнатке с камышовым потолком  шесть, тесно прижавшихся друг к другу кроваток.
- Двоих пришлось принять, - рассказывала сестра. У  месячного Бахтияра жидкий стул, а у восьмимесячного Шамшета - температура, он кашляет.
Медсестра бойко рассказывает об оказанной помощи.
- Ну вот, опять при температуре 38 градусов сделали литическую смесь, да еще и инъекцию пенициллина, - сокрушается больше для порядка Нина. – Они тут самостоятельные, врача часто нет, и решение приходится принимать самим.
Протискиваемся между шкафами, тумбочками в полутемных коридорчиках.
- Родовой зал, - распахивает она дверь очередной комнатки.
Четыре квадратных метра на которых только и разместилось гинекологическое кресло и пеленальный столик.
- Вы инстументы почистили? – интересуется врач. – Гинеколог был недоволен, что зеркала ржавые, - поясняет она мне.
- Нина Александровна, - выглядывает из-за занавески акушерка, - несколько часов назад родились двое детей. – Хорошие, хорошие, - опережая вопросы врача, улыбается  акушерка. Вес одного – 3800, а другой богатырь – 4200. А инструменты в порядке.
Трудностей здесь в избытке. Для каждой описываемой сцены можно использовать слова в превосходной степени, да и вряд ли это отразит действительность. Надо хотя бы сутки прожить  с ребятами. Врачи, приехавшие из другой действительности, и на адаптацию просто не было времени, делали все возможное в условиях, когда нет лекарств, нет диагностических и лабораторных исследований, когда трудно объясниться с пациентом, просто нет в достаточном количестве чистой воды, оставили о себе хорошую память. Вот и жители поселка Казахдарья, Муйнакского района, еще долго будут вспоминать «русскую Нину», - как  называли здесь врача.
- Сам не позаботишься о здоровье, в больнице можно оставить последнее, - делился на обратном пути летчик. Тесть заплатил 50 рублей, чтобы скорее выписали из стационара.  Да и как вы считаете, может  ли лечить терапевт, который совершенно глух?
Слушая летчика, я вспомнил рассказ зам. главного врача ЦРБ Сали Кулимого о муйнакском целителе, который сам себя излечил от тяжелого псориаза и теперь с успехом лечит других. Богата интересными людьми  эта земля.
- Сосед вчера рассказывал, что в Порлатау  распространяется какая-то непонятная инфекция, - продолжал летчик, - и дети мрут, как мухи. Что вы об этом скажете, доктор, - бросив штурвал, он повернулся ко мне.
Вот уж поистине слухи распространяются  на крыльях, -  подумал  я про себя, припоминая, что мне было известно о вспышке кори в поселке.

Светлана Макарова: «Прививок не было…»
Из дневника. 30 июля 1990г. Муйнак. Полет на У-2 в Казахдарью. Под крылом, насколько хватает зрения, плоское бледно-желтое пространство с вкраплениями снежно-ядовитых и золотисто-зеленых пятен. То там, то здесь «брошены» коврики тростника, заманчиво голубеющие водой. Печальная картина умирающей природы.
Вечером позвонила Светлана Макарова. Считает, что  в ауле Порлатау расползается вспышка кори. Ехать не хотелось. Июльский марафон на колесах и крыльях давал знать – вялость, головные боли, тошнота, будто сдавливает знойная пелена головной мозг. За июль объехал все северные районы. Только с Виктором Череповым посетили Муйнакскую, Кунградскую, Чимбайскую и Тахтакупырскую ЦРБ, где работали врачи десанта.

С поселком Шеге у меня давнее  знакомство. В 1989 году в сельской участковой больнице я  консультировал детей, и среди них восьмимесячную Мадину с тяжелой пневмонией, заболеванием почек, анемией, гипотрофией 2-й степени. Был уверен - умрет. Но девочка выжила и по многим параметрам  выправилась,  завершая второй год жизни.
- «Жаксы, жаксы»,– все повторяла Зауреш, патронажная медсестра, пока я осматривал девочку во дворе дома,  - «Хорошо, хорошо». Редко для ребенка так чудесно оканчивается болезнь в Каракалпакии. 
На окраине поселка, под раскидистым карагачем, в  ветхом барачном  здании ютится больничка на 40 коек, в  которой  работает, а уместнее сказать – воюет, Светлана Макарова, врач-педиатр из Каменска-Уральского, Свердловской области.   
– Встретил меня местный врач с радостью,– рассказывает Светлана,– свалил на меня всю лечебную работу в трех поселках и спокойно  укатил на служебной машине по своим делам. Один раз в неделю провожу  приемы в  соседних   аулах, веду больных в стационаре. Люди с желанием идут на прием. Но что беспокоит: в районе высокая заболеваемость туберкулезом, а у многих детей нет рубчиков после БЦЖ  – значит, им не делали прививки. Но главный врач СУБ в Шеге лишь отмахнулся от моих сомнений.
При обращении в родильное  отделение ЦРБ Муйнака заверили, что все нормально. Позже я выяснил, в июне в родильном доме не было вакцины. А вскоре предположения Светланы о плохой организации  прививочной  работы подтвердились самым трагическим  образом.
В один из дней июня, принимая больных детей в фельдшерско-акушерском пункте Порлытау, Светлана у четырех детей заподозрила корь. В дальнейшем число детей, заболевших корью, в поселке росло.   Главный врач не позволил подавать экстренные извещения в СЭС, ожидая традиционного разрешения эпидемиолога и райпедиатра, а они не спешили. И только после обращения Светланы ко мне, то есть более чем через месяц после начала вспышки, начались противоэпидемические мероприятия, вся тяжесть  проведения которых легла на ее же плечи. Трое суток я жил в Муйнаке, помогая и контролируя выполнение разработанных нами мероприятий. Пришлось собрать всех свободных медсестер из ЦРБ и СУБ для проведения подворных  обходов.
В течение полутора месяцев в  поселке  переболело более пятидесяти детей. Умерли двое детей. При разбирательстве было выявлено 15 случаев типичной  кори у привитых детей, что заставило засомневаться в добросовестной работе фельдшера. Проверка подтвердила  - хаос в прививочной работе на ФАПе, отсутствие регистрации инфекционной заболеваемости, забвение элементарной противоэпидемической работы.
Александр Зыков: «Хорошо если есть грамотная медсестра»
В Муйнак из Казахдарьи я вернулся в полдень и сразу  с аэродрома пришел в реанимационное отделение  ЦРБ. Тишина, прохлада –  только здесь и в кабинете главного врача имеются кондиционеры. Над импровизированным реанимационным столом (врачи приспособили пеленальный столик) склонился врач. Всю ночь Александр Зыков, врач-реаниматор детской областной больницы Вологды, занимался  ребенком. Между его рук терялось бледно-серое тельце месячного ребенка.
- Ночью привезли по «скорой» и бросили в детском отделении, - уже не возмущаясь, а скорее озадаченно произнес он.  - Родился с массой 3500 кг, а сейчас в нем  меньше 2,5. Дефицит массы не менее 50 процентов. Тельце периодически вздрагивало от редких вздохов. Вероятно уже агония. Ребенка можно было спасти, будь в отделении детская дыхательная аппаратура.
Чаще дети поступают в больницу с 16 до 21 часа вечера. Родители тянут день в надежде, что обойдется, а к вечеру бегут за «скорой». В жару дети с частым стулом, через кожу теряют много жидкости и быстро доходят до тяжелого состояния, даже при минимальной кишечной клинике. Учить родителей поить детей – это вопросы санитарной пропаганды.
Александр уже второй раз в составе бригады десантников. В 1987 году работал в городе Узген Ошской области.
- За день приходилось иногда до 20 детей реанимировать, - вспоминает он, - но было легче. - Большое дело - своя грамотная медсестра, которая четко, с полуслова выполняет назначения, контролирует и направляет местных медсестер. Там врачи не занимались вопросами стерильности, точностью выполнения назначений. В Муйнаке на это уходит много времени, а чаще все назначения исполняешь сам.  Нет в анализах  высевов патогенной флоры, даже в типичных случаях - некомпетентность или сокрытие! Здесь и на такое идут, чтобы улучшить статистику.
- Сложные взаимоотношения с аптекой. Все построено на личных отношениях.  Нет приоритета детства, а потому нередко нужные, дефицитные лекарства оказываются в хирургии, терапии. С трудом удалось добиться, чтобы в реанимацию доставляли кефир для детей. Но, пожалуй, самая большая беда – беспечность мамаш. Саша показал в угол, где в коечке для новорожденного «под капельницей» лежал трехлетний мальчик. - Неделю назад с трудом вытащили с того света и, вот, вновь поступил в еще худшем состоянии. Под истощенной, сухой, повисшей на костях кожей, - грудная клетка,  напоминающая стиральную доску, пульсирует межреберье. Через истонченную брюшную стенку видна работа толстого кишечника. Мальчика спасти не удалось, хотя врачи даже сдали для него свою кровь.
 Светлана Хамраева: «Здесь проблемы создают нарочно…»
За стенкой реанимации находится провизорное отделение  Муйнакской ЦРБ. Там  хозяйничает Светлана Хамраева инфекционист из Ташкента. Пациенты, поступающие к ней, нередко сразу переводятся в реанимацию к Александру. Многих больных они выхаживали вместе
Светлана, пожалуй, наиболее опытная  из всей группы врачей-десантников, прибывших в Муйнакскую центральную районную больницу, с трезвым, рациональным, выверенным годами, без риска подходом к больному. В ее действиях нет суеты, складывается впечатления, будто она заранее знает, что произойдет. Зная местные условия и обычаи (одно время она работала в Минздраве Узбекистана и поездила по областям), она воспринимала эмоциональность коллег, впервые  участвующих в десанте (сама она второй раз в Муйнаке) спокойно.
Светлана, сама возглавлявшая реанимационное отделение инфекционной больницы в Ташкенте, когда ехала в Каракалпакию боялась не больных, а именно застарелых бытовых и организационных проблем. - А здесь их, по-моему, нарочно создают,– констатирует Светлана. – Десять дней в июле идет ремонт электросети, но, ни главному врачу, ни городским властям нет дела, что в больнице нет аварийного электроснабжения. Все   электрооборудование в больнице не работает, да еще и газ заставляют экономить. А чем детей, матерей  в отделении  кормить?
Пришли в негодность сыворотки, вакцины, бактериальные препараты,  в  городе возникла  неблагоприятная  эпидемиологическая обстановка, но главный врач ЦРБ просто устраняется от решения этих проблем. Не прикоснулся  он и  к проблемам   врачей-десантников. Да и перестали ребята обращаться к нему. - Потребовала, что  бы инфекционные больные, как это требует инструкции, обеспечивались сменным бельем, - рассказывала Светлана. - Главный врач решил проблему по-своему, запретил матерям стирать, сушить пеленки и ползунки на виду у приезжих врачей. В провизорном отделении не соблюдается даже хлорный режим, а о санитарном обучении матерей и соблюдении элементарных норм гигиены просто забыли. Дело доходит до курьезов. Одна из матерей организовала  в отделении  платные услуги по лечению у детей острых кишечных заболеваний. И делала она это путем  надавливания  на  миндалины. За выходные половину  детей в отделении заразила стоматитом от своего сына.

Анна Шарун: «Я не верила, что дети могут умирать ежедневно …»
Такими словами встретила меня Анна Васильевна Шарун,  врач-педиатр из г. Шостки, работавшая в составе десанта в Тахтакупырской ЦРБ .
– В реанимационном отделении,– продолжает А. В. Шaрун, – редкий день не  погибает ребенок. Только за 12 дней августа умерло 13 детей, и в основном первого года. Но я чаще начинаю понимать местных врачей. Ребенок погибает нередко даже не от низкой квалификации врачей и нехватки лекарств. Такие слабые поступают детки...
Не найдя подходящих слов  Анна Васильевна развела руками, выходя в коридор. Через минуту она буквально втолкнула в ординаторскую застенчиво улыбающуюся женщину лет двадцати с охапкой застиранного детского белья. В свертке оказался ребенок. На непропорционально большом сером сморщенном лице темные, настороженно смотрящие в стороны глаза. Зрачки моментально исчезли в морщинках кожи, как  только ребенка начали раздевать, что  удавалось с трудом: голова болталась, как у   новорожденного, сидеть он не умел. Сухие белые сучки ног, по-лягушачьи сплетенные в крест, не знали опоры.
В год ребенок весил менее четырех(!) килограммов. А его кормят только грудью.  К  смесям ребенок не приучен, о прикормах у матери нет и понятия. – И на что они там дивятся? – от волнения путая русские и украинские слова, распалялась Анна Васильевна. А участковые врачи все на прививку приглашают. Да ведь дитя же и без инфекции умрет! 
 Ситуация обычная и у местных врачей вызвала равнодушное пожатие плечами. Кто-то напомнит о предначертаниях аллаха, кто-то попытается защититься тем, что, мол, нет у каракалпакских женщин проблем с грудным  вскармливанием. Но с грудным молоком не все так однозначно...
Все приезжие врачи сходятся в одном: необходимо повышение как культурного, так  и  профессионального  уровня медработников.  Существующий среди врачей и медсестер информационный вакуум недопустим. Например,  в библиотеке Муйнаксой ЦРБ единственная книга по специальности  –  сборник по лепре,  изданный в 1956 году. Не выписываются специальные журналы. Полностью отсутствует фармакологическая информация. Не доходят до медиков ЦРБ даже приказы минздравов.

Даешь хороший диагноз!
Еще тлела коревая вспышка в Порлатау, а первого августа раздался звонок. Врач инфекционист Николай Выдрицкий из Иванова умолял вмешаться. На следующее утро я был уже в инфекционном   отделении ЦРБ Кунграда.
В пустом боксе с грязно-зелеными облупившимися стенами на громадной кровати лежала пятилетняя девочка. Жили в ней только большие карие глаза,  еще по-детски подвижные, но уже настороженные и недоверчивые к каждому человеку в белом халате. Приоткрытый рот окаймляли сухие, исковерканные коростой губы. Худенькое личико завершалось неестественным подчелюстным набуханием – отеком, образующим второй подбородок. 
 – Не заглядывая ребенку в горло, можно  установить диагноз, – говорит Николай Константинович. – За июль в районе третий малыш с подозрением на  дифтерию зева и все сильнее давление руководства больницы на меня. Требуют изменить диагнозы, не регистрируются в СЭС мои экстренные извещения. Постоянно в вопросы клиники и лечения вмешивается эпидемиолог. Чтобы успокоиться, врач нервно листал монографию по инфекционным болезням.
- Неужели мы на пороге новой вспышки, - размышлял я, листая историю болезни девочки. В 1985 году, здесь же, в Кунграде, была тяжелейшая вспышка дифтерии. Всю страну потом учили на ее примере. Здесь выводов не сделали.
Первое знакомство с историей  болезни пятилетней пациентки сразу выявило нарушение - врач, который первым осмотрел заболевшую, не  заглянул в зев. С диагнозом «ОРВИ, пневмония?» ее направили в детское   отделение ЦРБ. Было понятно – руководство ЦРБ пыталось сохранить непорочную медицинскую статистику.
С  инфекционной заболеваемостью многие годы боролись, манипулируя диагнозами. С этим здесь сталкиваешься постоянно. Инфекционные гепатиты выдают как токсические, ОКИ – как энтеровирусные инфекции, острый гастрит, ОРЗ с токсикозом и др.; дифтерию – как фолликулярную ангину. Ситуация доходит до парадокса. Показатель  инфекционной заболеваемости детского населения в Каракалпакии ниже, чем в целом по стране и в структуре она только на седьмом месте (по СССР - на третьем). В республике, где водопроводной водой обеспечены только 42% городского и 18% сельского населения, в три раза реже, чем в стране, болеют дизентерией и ОКИ.
И чтобы не впускать в эту кухню чужих, многие руководители ЦРБ   и отказываются от помощи врачей медицинского десанта. Мне не раз приходилось слышать сентенции вроде: «Нам не нужны соглядатаи и учителя, учить своих врачей мы будем на факультетах усовершенствования». Горько, но такая позиция и у некоторых руководителей министерства здравоохранения  Каракалпакии.
Вот некоторые выводы, которые сделал в своем отчете после работы в поликлинике и стационаре ЦРБ Муйнака Александр Кузнецов: «...по крайней мере, в семи  случаях из  одиннадцати смерть произошла из-за неверной этио-патогенетической терапии…»; «детям необоснованно назначаются по 2 – 3 антибиотика…»; «причина высокой смертности  –  отсутствие учебы  врачей…»; «нет   патологоанатомических  вскрытий и  клинических разборов каждого случая смерти…»; «благодаря усилиям главного инфекциониста маскируется и занижается заболеваемость кишечными инфекциями, дети  с этой патологией лечатся в соматическом отделении с безграмотными диагнозами: ОРВИ с кишечным синдромом...»…
 
Дела и заботы врача Есиркепова

Из дневника. 15 ноября 1990 года в Нукусе прошел съезд врачей Узбекистана. Все достойно, красиво, даже, бравурно… На съезде узнал о гибели семи новорожденных в Республиканском роддоме после переливания желатиноля… Ловлю себя на мысли, что чем больше я узнаю о мерзостях каракалпакской медицины, тем труднее писать…  Привыкаю или цепенению от уже виденного?

Очерк о враче Муйнака Урынбае Есиркепове – это одна из последних значительных моих публикаций в «СК». Очерк получился большой и  откровенный. Допускаю, что редактор газеты не желая подставлять под административный удар Урынбая (тоже внештатного сотрудника газеты) дал согласие на публикацию только фрагментов очерка. Протестуя, я снял свою фамилию с публикации. Урынбай, как и Сали, за эти годы занял у меня в сердце особое место…
Мои частые наезды в Муйнак не обходились без встреч с Урынбаем Есиркеповым – отцом пятерых детей, членом совета Общества охраны природы Узбекистана, депутатом местного Совета. Из своих 55 лет более сорока он прожил в Муйнаке. В 1991 году району и городу исполнилось 60 лет. Одна человеческая жизнь, но для природы Арала этот краткий миг стал трагическим. На глазах поколения Урымбая один из красивейших многолюдных и плодородных уголков Средней Азии превратился в тихий голодный призрак пустыни Арал-Кум. Гостеприимен и хлебосолен, как любой дом Узбекистана дом Урынбая. Честен и откровенен рассказ хозяина.
Суп из черепах
- Семья отца была небольшая – пять детей. Жили небогато, но дружно. С малолетства приучались к труду. Отец с 1932 года до самой смерти проработал в родном колхозе им. Микояна. Когда уже не было сил выходить в море, ухаживал за колхозным стадом верблюдов. Последний год жизни, уже парализованный, часто просил  проверить, тепло ли укрыты они в зимнюю стужу. После смерти отца не стало в Муйнаке верблюдов. Возле родителей (мать тоже была рыбачкой, позже вязала, ремонтировала сети, разделывала рыбу) и дети приобщались к труду.
- Во время войны, я еще был пацаном 8-9 лет, а у меня уже была продовольственная карточка, которые выдавали только работникам. Я собирал черепах в изобилии живших на побережье, и на верблюде отвозил на комбинат. Из них делали консервы, как нам говорили для летчиков эскадрильи «Нормандия-Неман». Сегодня и мы бы попробовали черепаший суп, - улыбается Урынбай, - да не сберегли. Рыбы было так много, что возвращаясь из школы, ловили ее руками. И не продавали ее никогда. Приезжие удивлялись, подходи к рыбакам и получишь лучшего сазана, усача, а то и осетра. У степных народов есть поговорка «Если ты встретил человека – обрадуй его, сделай добро, может быть, ты его больше не увидишь». Арал для людей был кормильцем. В тяжелые тридцатые годы, когда только в 1933 году умерло от голода около трех миллионов казахов, немало семей спаслось, приехав в Муйнак. Во время войны город не знал, что такое голод – обилие рыбы, дичи кормило и хозяев и приезжих. Завезенные в 1937 году американские выдры так расплодились, что по дворам ходили. В 50-е годы муйнакские совхозы поставляли стране более миллиона выдр в год, более 250 тыс. тонн рыбы. Где все это сегодня?
Всегда дружеские отношения были к переселенцам, репрессированным. Делились всем, люди удивлялись и теплели душой. Помню,  во время войны стали пропадать бараны. Подозрение пало на чеченцев. Достаточно было одного разговора  между аксакалами и больше это не повторялось. Сильно было уважение к слову старших. А как нам доставалось от них за разорение гнезд. Вокруг Муйнака гнездились на земле неисчислимые стаи птиц. Лов сетями устраивали рано утром, но не дай бог попасться с добычей на глаза аксакалам. В то время и пробуждалось мое понимание неповторимости и беззащитности природы.
 «Защита природы – не однодневная кампания».
  Под таким заголовком появилась первая его статья в «районке» - гласность делала первые шаги. После тяжелых операций, весь изрезанный сидел на инвалидности. Часто бродил по бывшему берегу «ушедшего» Арала. Много тогда было в округе болотных курочек. Местное население охотно использовало их в пищу. И били их варварски, запрещенными методами и больше на продажу. Через газету Урынбай спросил: «Лысуха стоит три рубля, а сколько стоит совесть?», откровенно называя тех, кто пытался нажиться на бесконтрольности. Статья получилась резонансной. А поскольку «Птицы прилетают размножаться» (еще одна статья) на наши озера, а многие виды птиц и животных «На грани выживания», в результате непродуманных действий человека даже «Сайгаки ищут покоя», продолжил он начатую тему и вышел на глубокие социальные деформации общества.
«Деревья растут на бумаге», а они так необходимы, чтобы задерживать подымающиеся со дна высохшего моря тонны пестицидов, дефолиантов и солей тяжелых металлов. «Боль муйнакцев»  возрастает во время солевых бурь, которые усиливают  радиационный фон, способствуют росту онкологических, бронхо-легочных заболеваний и, в первую очередь, туберкулеза. Но лесозащитный слой исчезает  быстрее, чем уходит вода, и  человек получает «Горы ядов, капли воды», в лучшем случае «гнилые витамины». «Травим людей, а виновных нет!» - констатирует он. В итоге получаем  тихое отравление организма, снижение его сопротивляемости, идет процесс медленной смерти. Пестициды обладают мутагенным действием. Только в 1988 году в Муйнаке 64 беременности закончились рождением детей с патологией. Большинство таких случаев приходится на уроженцев Учсайского аулсовета, где врачует Урынбай. Каждые восьмые роды заканчиваются рождением ребенка с врожденной патологией!
Как  врач, он не мог не придти к осознанию причин, ведущих к вымиранию не только природы, но и его народа. Как гражданин, не мог не писать об этом, видя многие беды в нравственном разложении людей, потере общественных идеалов. «Экология и нравственность» состыковались в его статьях и выступлениях. Наше первое заочное знакомство произошло на экологическом митинге, организованном в сентябре 1989 года «Союзом Арала и Приаралья». Он тогда единственный коснулся проблемы здоровья женщин и детей. В его выступлении впервые прозвучало резкое, зловещее понятие – экологический манкурт. (В моем архиве хранится  фотонегатив, переданный мне Урынбаем, на котором трехлетняя девочка, не умеющая сидеть, ходить, говорить. Как считал доктор – это следствие того, что она  родилась с уже закрытым большим родничком).
В молодые послевоенные годы Урынбай не болел, к врачам обращался редко, но помнит до сих пор имена  врачей  Шнейдерова, Золотарева и других. Они были хорошо известны всем жителям Муйнака. - В 50-е годы у моего племянника после перелома развился остеомиелит ноги, - вспоминал Урынбай. Его оперировал хирург Полуянчиков. Позже я сопровождал больного в Ташкент (учился в пединституте). Профессор, который консультировал мальчика, с восхищением просил пожать руку и передать его поздравления хирургу из района. Великолепно была выполнена операция. И таких врачей было немало. Отношение к больным было душевное. В больнице был порядок. Впоследствии многие врачи из-за неверной кадровой политики, уехали, кого-то, как Полуянчикова (он был беспартийным главным врачом) – выжили.
Сегодня мало интересуются проблемами медработников, а ведь это зерно, суть нашего общества. Наверху интересуют показатели смертности, заболеваемости, посещения, работа койки.  Скоро принимать больных будет некому. Уезжают врачи из района, скоро и средних медработников не будет хватать.  Среди медработников самая высокая заболеваемость и смертность. Ежегодно умирает один-два врача. Все это результат неверной социальной, национальной политики плюс еще и ухудшение экологии…
Его путь в медицину был долгий. В 1963 году после окончания факультета иностранных языков Ташкентского пединститута и поработав учителем, Урынбай поступает в Карагандинский мединститут. – Не отпускали мысли  из далекого детства, вспоминал он, – вокруг много больных лепрой. Тяжелая болезнь, медленно «обгладывающая» человека. Ужасающий страх вызывало у людей подозрение на лепру. Люди прятались от обследования, платили деньги, только бы не клали в диспансер. Хотелось разобраться в причинах. В институте много занимался научной работой. Делал доклады на Всероссийских конференциях, в том числе на немецком языке.
После мединститута три года проработал в республиканском лепрозории города Кзыл-Орда, специализировался в Астрахани. В 1972 году вернулся в Муйнак и начал работать врачом-терапевтом лепродиспансера. Наблюдал больных, прошедших курс лечения, но нередко в диспансер попадали больные с тяжелыми формами. Диспансер в центре города, изоляции нет. Заведующий, пытаясь заработать на экономии продуктов, лекарств, нередко отпускал больных домой, а нас врачей заставлял заполнять «дневники» в историях болезни. В 1973 году, когда у меня набралось много таких фактов, с еще двумя молодыми врачами, написал письмо на прокурора республики. Было разбирательство в Минздраве ККАССР. И хотя многие факты подтвердились, много мы выслушали нареканий, а от  тогдашнего министра здравоохранения ККАССР хамское: «Что, приехал из Казахстана нас учить?», - как это созвучно с высказываниями нынешних руководителей здравоохранения, - горько констатирует Урынбай. Остроту дела тогда, как это чаще бывает и сегодня, замяли. Заведующий отделался выговором, а жалобщики вскоре попали под сокращение, - вспоминает врач.
- Врачебная амбулатория, где мне пришлось с 1973 года работать, обслуживала участок побережья  протяженностью более 18 километров. Был и педиатром и терапевтом и акушером.  То, что я квалифицированный лепролог никого не интересовало. - Работай, где предлагают, иначе ты не нужен, - прозвучало из уст главного врача ЦРБ. В семидесятые годы младенческая смертность по району была одной из самых высоких. Из каждой тысячи родившихся умирало даже по официальной статистике до 50 новорожденных. Показатели улучшали жесткими административными методами. Я стараюсь вовремя регистрировать каждый случай смерти, а мне запрещают выдавать родителям свидетельства о смерти… Умирает девочка от туберкулезного менингита, специалисты Минздрава ККАССР заставляют изменить диагноз. Туберкулез, случаи отравления «химией», что было не редкостью, усиленно скрывались.
В 1978 году попал в автодорожную аварию. Развился посттравматический остеомиелит нижней челюсти. Долго лечился. В 1981 году обнаружено тяжелое заболевание кишечника. В Москве перенес тяжелейшую увечащую операцию, была удалена поджелудочная железа. Думал все, вот и конец. Пять лет на инвалидности. Жене пришлось искать работу, а я вел домашнее хозяйство и втянулся в экологическую деятельность. Но вначале был музей. 
О памяти, кладбище кораблей, совести…
Учсайский порт, объединявший несколько умирающих рыболовецких совхозов, терял свое значение. Море, солонея и теряя ценные породы рыб, стремительно откатывалось, оставляя затоны, старицы, затянутые ряской, зеленью и  камышом плесы, ставшие излюбленным местом гнездования птиц. В 1991 году - это унылый пустынный ландшафт, «украшенный» развалинами построек прошлых лет. Белое утреннее солнце вычерчивает то тут, то там остовы, зарывшихся в песок, ржавых портовых кранов и барж, скелеты рыболовецких ботов. В середине пути по учсайской дороге среди моря песка и камыша, двухэтажное здание с колоннами - Дом культуры рыбаков. Возле - скромный обелиск погибшим в ВОВ воинам-учсайцам. Это как выживший в  катастрофе островок памяти о былом.
Бродя по обнажившемуся дну моря, Урынбай находит окаменелые останки животных и растений. Возникла идея создать музей. С фотоаппаратом облазил все окрестности, чтобы зафиксировать то, что еще не было уничтожено людьми (позже, то реликтовое место, где нашел окаменелости, было превращено в свалку). Урынбай несколько месяцев провел в музеях Нукуса и Ташкента. С помощью преподавателей и учеников учсайской школы рисует карту Арала и окрестностей, отмечая места связанные с деятельностью поэта и художника Тараса Шевченко, первого исследователя Аральского моря и Аму-Дарьи А.Бутакова. Среди жителей собирали национальную одежду, серебряные украшения, предметы быта, чучела и фотографии вымерших животных (из 178 видов животных, еще обитавших в начале 60-х годов, сохранилось только 38). В экспозиции портреты уважаемых аксакалов и рыбаков, но и последствия экологической катастрофы.
– Недавно на 85 году жизни скончался последний старейший житель поселка. Рвется связь с далекой славной историей Приаралья. Музей, по моему замыслу, должен был стать некой памятью, но и уроком новому поколению, - чеканит свою позицию Урынбай. Музей открылся 13 мая 1988 года шумно при стечении именитых и должностных лиц. Даже газета «Правда» упомянула об этом событии. Сегодня музей при попустительстве районного начальства умирает. Его даже не зарегистрировали. – Что это?  – вопрошает рассказчик. И сам отвечает. - Боязнь правды, о которой кричит музей. Как и «кладбище кораблей», нынешнее руководство, спешит предать забвению…
  Несколько лет назад Урынбай отправил на Всероссийский конкурс в Москву фотографию наиболее крупных траулеров и катеров на вечном сухопутном приколе. Там  его «Месторождение металлолома» было признано одним из самых крупных в стране - более 10 тыс. тонн бесхозного металла. Фото попало в газеты. Заинтересовались партийные органы.  Разразился скандал. Были предложения оставить несколько крупных траулеров как памятник деятельности печально известного Минводхоза, были и другие предложения, например, использовать металл для изготовления труб газопровода  до Уч-Сая. Нет, ржавеющую память в 1990 году поспешили убрать с глаз, разрезав с помощью технологий института им. Патона, и утопив останки в амударьинской воде, разлившейся после строительства дамбы. В своей статье в «СК» Урынбай печально констатирует: «Вторая гибель рыболовного флота Каракалпакии».
- Можно ли оставаться равнодушным, когда при нашей бедности миллионы рублей используются нерационально, а зачастую закапываются в песок, - рассуждает Урынбай. Вот недавно начали строительство дамбы, якобы для защиты поселков от наводнений. Горько улыбается. Старожилы знают, что даже в самые полноводные годы самое низкое место - Кипчак-аул не топило. Значит, кому-то выгодно заниматься переброской грунта…  Аналогичная дамба возле Порлатау уже стала монументом бесхозяйственности. А сдача недостроенных жилых домов в Казахдарье… По просьбе  редакции «Советская Каракалпакия», куда обратилась мать четырех детей, Урынбай в течение нескольких месяцев проводит детальное расследование с целью защитить интересы многодетной семьи. За поддержкой, как специалисту Минздрава СССР, он обратился и ко мне. Мы вместе ходили по инстанциям, я наблюдал его в деловой обстановке. Тогда нам удалось в городском суде отстоять дом(который якобы выделили незаконно) многодетной семьи…
Он все «доставал» из памяти примеры бесхозяйственности, коррупции власти, бесправия и обнищания людей. Я слушал его рассказы и думал: зачем ему, уже немолодому, больному человеку, нужны эти бескорыстные хождения по инстанциям в поисках правды, которая вызывает в коррумпированной Каракалпакии только раздражение и гнев начальства. Даже мне, человеку абсолютно независимому в Каракалпакии, становилось иногда страшно, и не без основания волновался за него. Он чрезмерно резок и прямолинеен при общении с властью. Может ли один человек что-то изменить? Как оказалось, может! Но он часто повторял: поддержи меня хоть несколько депутатов, было бы в районе меньше беззакония. Не позволял бы себе секретарь райкома, председатель райсовета заявлять, стуча кулаком по столу: «Пока я сижу на этом месте, я любого заставлю выполнять то, что считаю нужным...»
Рассказчик замер, упершись руками в бедра, как бы давая лучше себя рассмотреть. Копна темных волос, высокий, сухой помеченный шрамом лоб. Под пергаментом кожи щек, обреченно выпирающие скулы. Непослушно уходящий вправо уголок рта, последствие травмы, создавал впечатление   хитроватой улыбки. Как-то в одном интервью он признался: - Посмотрите на меня, врача, ведущего, как и полагается, здоровый образ жизни. Больна печень, почки, отравлены легкие. И таких изможденных пятидесятилетних стариков много в городе.
Нас окутала приятная весенняя прохлада ночи. Тихо шелестит во дворе старое одинокое дерево - пожалуй, единственное дерево на всю округу. Заметив мой взгляд, поясняет,  – джида, память о матери. Вздыхает, - люблю деревья, цветы. Второй год пытаюсь вырастить саженец карагача, но чтобы он прижился на своей земле, сегодня нужен адский труд. Было пять деревьев урюка. Этой зимой засохло четвертое. Он чиркнул лучом фонарика по сухим веткам, как бы вычеркивая еще одно живое существо, которому он не смог помочь».

Из дневника. 10 августа 1991 года состоялась учредительная конференция по организации отделения «Союза защиты Арала и Амударьи» в Муйнаке. На ней избран общественный совет, который возглавил врач Муйнакской ЦРБ У. Есиркепов. Собираемые средства планируется использовать на улучшение медицинского обслуживания жителей района.

 Галерея, память потомков…

Из дневника. 25 декабря 1991 года первый Президент СССР Михаил Горбачев выступил с заявлением об отставке. Новый год будем встречать как граждане Союза независимых государств. В короткой аббревиатуре СНГ, что-то  неприятное. В Тбилиси сторонники Гамсахурдиа штурмуют Дом правительства. В ходу артиллерия, ракеты. Убито более 50 человек. От поступающей информации становится страшно. На душе моросит.
Новый министр здравоохранения ККАССР Ещанов отказал в транспорте до Муйнака («откликнулось мое обращение в обком на Ниетуллаева в поддержку предшественника, Досназарова», злорадно подумал я). Неудачной оказалась и попытка уехать на берег Арала рейсовым автобусом. Все средства передвижения атакованы студентами, досрочно отпущеннми на каникулы, чтобы предупредить возможные волнения в Ташкенте во время выборов Президента Узбекистана. Разогнан «Берлик» - общественное политическое движение, находившееся в острой оппозиции к правительству.
 В магазинах прилавки пусты. От недавнего достаточно богатого ассортимента продуктов остался зеленый чай, сухое молоко, детские сухие смеси и сок в трехлитровых банках. Все скупается.  Люди настороженны, внимательно подсматривая, кто что покупает, нельзя ли и мне.  В мозгу уже твердо засел страх, завтра это уже будет дороже. Бесцельно шатался по городу. К новогоднему столу купил яблок по 15 рублей, картофеля по - 6, моркови.
Хлебный магазин берется с боем. Над головами летят сумки. На суету у хлебного взирает вялая, будто прихваченная морозом толпа. Вдоль тротуара  «очередь» из емкостей от трехлитровой банки до ведра. Все готово к штурму молоковоза. А в голове уже прочно сидит мысль: «Как там в Свердловске?»
В последнем номере «Семьи» опубликовали результаты конкурса. Мой материал «Иду жаловаться…» признан одним из шести лучших материалов 1990 года.

Вторую половину дня провел с Саянкой. Чтобы поднять настроение повел дочь в картинную галерею им. Савицкого. Тишина, торжественность, но главное отстраненность от проблем дня. Я любил бывать среди этой фантазии и буйства красок.

{…}В тридцатые годы Каракалпакия стала местом ссылки деятелей советской культуры, науки, хозяйственных и политических руководителей страны. На территории Муйнакского района я неоднократно посещал зарастающие и засыпаемые песком небольшие православные погосты, где хоронили ссыльных. В немалой части именно с их помощью Государственный музей искусства Каракалпакской АССР стал, по оценке его создателя, художника И.В.Савицкого, обладателем крупнейшей (после «Русского») в СССР коллекции русского и узбекского авангарда 20-30 годов, народного творчества народов Средней Азии. Собрание  насчитывает десятки тысяч экспонатов, причем, с момента открытия музея в 1966 году, коллекция все годы была доступна посетителям.
 
В последние месяцы нашего пребывания в Средней Азии в залах музея была размещена фотовыставка работ группы фотохудожников из Ташкента, которую возглавлял фотокорреспондент «Итар-Тасс» Владимир Дубровский. Ребята ездили по республике, в том числе с моим сопровождением, фотографируя все, что ранее запрещалось по политическим, этическим, религиозным и национальным понятиям (именно поэтому ряд работ исчезла со стен еще до ее открытия). Выставка была подготовлена к съезду врачей Узбекистана, проходившем в 1991 году в Нукусе, и должна была показать остроту  социальных и экологических проблемах Каракалпакии, рассказать о работе врачей, приезжавших в 1989-1991 годах помогать республике. (фото № 06)
У этого маленького народа есть и свои великие художники. В полуденный июльский зной 1990 года я с медиками Тахтакупырской ЦРБ два часа пробивался через практически заброшенные, затянутые песком и солончаками просторы к старинному кладбищу «Каракум-Ищан» на севере республики. Полузасыпанные арыки - эти питающие жизнь артерии прошлого, чаще и поминали мы недобрым словом, когда практически на руках перетаскивали через них больничную «Ниву». Струи пота, смешиваясь с песком и солью, оставляли горькие подтеки на теле. Часто, после поездок в Муйнакский, Кунградский, Тахтакупырский районы, я возвращался будто  после соляных ванн, одежду можно было ставить у входа… Разогнешь спину - бескрайняя пустыня, барханы, кучки сухих кустиков и вдруг изумление – куст, усыпанный ярко-красными сочными ягодами - гребенщик опушенный – жизнь в Каракалпакии полна контрастов.
Когда-то здесь цвела жизнь, раскрывались коробочки хлопчатника, ярко зеленели рисовые чеки. В один момент нашего путешествия провожатые даже уже были готовы отказаться от затеи показать мне святыню каракалпаков. Но мне вновь повезло. Вот оно. По следам от колес машин понимаешь, кладбище не заброшено. Сюда приезжают поклониться древним могилам предков, завязать на деревцах ленточку памяти, обещание вернуться.  На кладбище среди пустыни чуть больше зелени и кустов и холмики, холмики до горизонта. Большинство – тростниковые, с трудом различимые. Старательно обходим каждую могилу - почтение к ушедшим.
 Бердах известен своей поэмой «Царь-самодур», в которой «поэт обличает бесправие, неравенство, нищету, безграмотность народа». Я нашел и очень актуальные для нашей ситуации строки:
           ...Ребёнок не спешил на белый свет.
           Он как бы говорил: «Там счастья нет.
           У вас и без меня немало бед.
           А в чреве я не ведаю забот.

           Зачем, скажи, меня рождаешь мать? 
           Я не хочу рождаться, чтоб страдать,
           Не наслаждаться жизнью, а рыдать.
           Никто меня от горя не спасет!...
Поэт умер в 1900 году. На скромной  могиле мраморная плита с именем поэта и даты жизни. Могилу окружает железная оградка. Все, скорее, в русской традиции, чем восточной. Недалеко чуть скромнее могила еще одного, не менее известного и почитаемого в народе поэта – Кунходжи.

 «Бросаете нас тут…» ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Из дневника. 3 января 1992г. Идет дождь, до земли долетают льдинки, больно хлеща по лицу. На душе пусто и больно... После пяти часов стояния купил билеты в Екатеринбург. Решаю возвращаться не в Саяногорск, а на Урал. В смутное  время надо быть ближе к родным.  Лечу со старшей дочерью  Яной. Необходимо готовиться для поступления в мединститут. В Сибирь уезжала, еще и четырех не было. Что нас ждет на Урале, после двенадцати лет скитаний по окраинам России?

30 марта 1992 года последний день моего пребывания в Республике Каракалпакстан. Я уже другими глазами смотрел на ее проблемы, и хотя уверенности не прибавилось, что можно было наскоком решить проблемы этого маленького народа, но понял, что есть национальные кадры, способные решать сложные задачи, надо только поддержать их.
 В Республиканскую детскую больницу я часто приходил за советом,  помощью, просто за душевным равновесием после трудных поездок по районам, здесь меня и Саяну лечили с гепатитом.
Все врачи вышли провожать меня. При прощании главный врач наклонилась к открытому окну машины. Глаза блеснули слезинками. Стесняясь нахлынувших чувств, прикоснулась губами к моей щеке, прошептала: «Бросаете нас тут» (тот же укор мне пришлось принять и при прощании в редакции «СК»).
Это была моя последняя встреча с Кабировой Фаиной Фаритовной - грамотным врачом и неутомимым руководителем - она умела отстоять свое мнение, особенно если за ним стоит ребенок. Не одну сотню километров изъездили мы вместе по больной Каракалпакии. Она давала мне первые уроки уважения, терпимости и понимания народа, в доме которого я прожил три, пожалуй, самых памятных  года моей жизни.

В октябре 1990 года в Нукусе прошел Международный симпозиум по Аралу. Ученые, писатели, врачи, гневно критикуя власть приводили факты: «…С 70-х годов уровень Аральского моря снизился на 14 метров, объем моря уменьшился в два раза... Природа мстит нам - продолжается «скатывание» стока Амударьи в сторону Сорокамыша… Нынешняя трагедия - это неумелое использование вод Амударьи и Сырдарьи при освоении новых земель. Сегодня «используется» до 37 тыс. кубометров воды на 1га, что почти в 4 раза выше необходимого и связано с большими потерями при транспортировке. Вместо необходимых 56 тыс. кубокилометров в Арал впадает, даже в лучшие годы, не более 10. В три раза выросла соленость воды, что привело к гибели морских обитателей. Если в 1960 году было выловлено 44 тыс. тонн рыбы, то к 1980 - рыбы нет. Соленость воды достигла 26 г/л! Избыточное применение пестицидов - до 40 кг/га (СССР 3 кг/га). Сброс дренажных вод с полей стал причиной соляных бурь. Высохшее дно моря представляет безжизненную пустыню площадью около 30 тыс. кв. км. Ежегодно с ее поверхности поднимается до 150 млн. тонн песка, пыли и солей. Это преимущественно сульфаты в виде легкого белого порошка - пушенки, который разносится на 500-800 км. Как результат до 60% посевных площадей Узбекистана и 80% Туркмении, имеют среднее и сильное засоление. Попадая в органы дыхания, на кожу он способствует развитию аллергических заболеваний, бронхиальной астмы...»
В обращении президента Каримова к участникам симпозиума прозвучало, что Аральская трагедия имеет не только экологические, но и нравственные корни... Но мы верим, сказал президент, что придет время и космонавты разных стран, пролетая над этой территорией, сообщат: «Под нами Аральское море».
В Нукусе по инициативе Союза творческих работников Каракалпакстана создается общественная организация «Союз защиты Арала и Амударьи». Был открыт счет, значительная часть средств которого сложилась из пожертвований граждан и производственных коллективов. Из собранных семисот тысяч рублей сто тысяч «Союз» передал Каракалпакскому республиканскому отделению «Советского детского фонда» на улучшение материально-технической базы детского здравоохранения. После моих публикаций в еженедельнике «Семья», особенно в поддержку «Союза защиты Арала и Амударьи» и в редакцию, и ко мне стали обращаться люди, с просьбой, чем они могут помочь жителям Каракалпакстана... Участие в столь значимых мероприятиях повышает самооценку, но и наполняет чувством горечи за свою страну,  что ушла, ушла бесславно, тогда, в девяностые, что не участвует сегодня в программах спасения Арала, но, в конечном понимании, спасении наших людей!
Думаю, то, потерянное государство, мы должны оценивать и по этим событиям…