Купе

Был тёплый осенний вечер. Никанор Петрович немного опаздывал на поезд и отчаянно торопился. Невидимый динамик на маленьком железнодорожном вокзале уже огласил, что состав скоро отправляется, а потому всем зазевавшимся пассажирам, вышедшим на перрон, кто покурить, а кто и просто походить и поразмять засидевшиеся чресла, прикупить чего-нибудь съестного на очередной станции, следует поспешить и занять свои места. Поезд был проходящий. Спотыкаясь и покряхтывая, Никанор Петрович семенящими шажками подскочил к нужному вагону и шумно выдохнул: - Успел!  Находился он уже в том беспокойном возрасте, когда ещё и до старости вроде как далеко, но и от резвой молодости не осталось и следа. Был он среднего роста, довольно разросшийся вширь, с лицом обрюзгшим и немного потерянным, утратившим былые черты властности и даже надменности. От некогда буйной шевелюры остались редкие клочья седых волос, старательно собираемых в некоторое подобие причёски. Вся эта жалкая конструкция была придавлена сверху изрядно пообносившейся шляпой. Ноги его горели, новые коричневые туфли, только сегодня купленные и не без труда надетые, обжигали ему пятки, поддавливали пальцы и вообще доставляли немало беспокойства. Ему хотелось немедленно освободиться от них, сорвать и выбросить, сунуть несчастные ноги в холодную воду и остудить их. Но Никанор Петрович стоически выдерживал это испытание. Уж больно красивые и фасонистые были туфли.
- Разносятся, разносятся - обнадёженно нашёптывал он, убеждая себя проявить терпение и ещё раз терпение. Конечно же, это были не совсем шикарные дорогие туфли, но вполне приличные, довольно модные, современные. Никанор Петрович не мог наглядеться на них. Они явились изрядно значительной  нагрузкой для семейного бюджета. Но это была такая редкая покупка за последние пять лет. Перевалив через зрелые годы, сложный характер капризного Никанора Петровича окончательно испортился и добавил к своим и без того скверным качествам совсем уж никудышные свойства жадности и подозрительности. Жена, заботливая жена заставила скуповатого Никанора Петровича раскошелиться на них, дабы не осрамился он перед городским начальством, явиться пред светлые очи которого предстояло ему по не очень приятному делу. Потому и примчал его грузовик к вокзалу из посёлка, в котором уже более пятнадцати лет работал наш страдалец начальником котельной. Котельная была старая, с теплоснабжением посёлка справлялась плохо. Угля, непомерное количество которого сжигала она, злосчастного угля, регулярно разворовываемого и растаскиваемого местным населением, всегда не хватало и городское начальство постоянно давило на Никанора Петровича с ремонтом, перерасходом и прочими неувязками. Выезжать из посёлка куда-нибудь дальше рыбалки он не любил. Размеренная жизнь приучила его к осёдлости. Свой огород, маленькое хозяйство и привычная работа - вот и весь быт его с женою сплочённого семейства. Дети давно уже жили отдельно. Особенно не любил Никанор Петрович городскую жизнь. Она казалась ему какой-то излишне суетной и затратной. И вот теперь целую ночь предстояло провести бедняге в вагоне, пока утром не доставит его поезд в далёкий и не очень приветливый город.
Когда Никанор Петрович пробрался к своему купе, оно уже было заполнено людьми. Это был плацкартный вагон, довольно обшарпанный и видавший виды. Одна из верхних полок досталась ему. Конечно, это и само по себе было неудобство. Солидный возраст и значительная полнота Никанора Петровича не позволяли ему с резвостью горного козла скакать с полки на полку. Но был и ещё один существенный недостаток данной позиции. Неполный обзор сверху беспокоил его. Нижние же полки были справедливо заняты. На одной сидел одноногий инвалид, костыли торчали из-под сиденья. На другом месте полулежала девушка, как показалось Никанору Петровичу довольно вульгарного вида.
- Потаскушка несчастная - отчего-то подумалось ему. На второй верхней полке возлежал какой-то бородатый, патлатый тип в затасканном свитере и грязных потёртых джинсах. Никанор Петрович настороженно оглядел всю компанию и невесело поздоровался. Его соседи совместно ехали видимо уже давно и достаточно свыклись друг с другом. Досадно вздохнув, он сел рядом с девушкой. Было уже поздно, в вагоне горел тусклый свет, но сразу завалиться на своё место было как-то неудобно и Никанор Петрович решил маленько посидеть и пообвыкнуться, приглядевшись к попутчикам. Знакомиться ни с кем он не стал. Всего одну ночь предстояло ему провести с этими людьми. Инвалид был по виду немного старше Никанора Петровича. Он тоже с любопытством посматривал на него, но не проронил ни слова.
- Наверно участник войны,- подумал Никанор Петрович. Иногда инвалид шумно дыша, надсадно покашливая, долго возился под сиденьем, вытаскивал свои костыли и неуверенными скачками удалялся в тамбур покурить, откуда возвращался измотанным и провонявшимся табачным дымом. Более всего тревожил воображение Никанора Петровича неопрятный молодой человек, лежащий наверху, всем своим внешним видом смахивавший на бомжа.
- А что если ночью выходить ему где-то? За таким и не уследишь,- мрачно подумал он.  Никанор Петрович стащил с усталых ног измучившие его туфли, нежно погладил их и поглубже задвинул под нижнее сидение. Ноги блаженно гудели. Привалившись к стенке купе и пошевеливая пальцами в светлых носках, он вдруг засомневался, а достаточно ли надёжно они упрятаны. Ему даже захотелось уложить их в пакет и укрыть под подушкой, но сидевшая рядом девушка смущала его. Наступила уже довольно глубокая ночь, когда Никанор Петрович взгромоздился на свою верхнюю полку. В купе было сумрачно и неуютно, а оставленные внизу почти на проходе новые туфли беспокоили его воображение. Ему всё мерещилось, что кто-то непременно  захочет украсть их. Что бомж, сопящий рядом с ним, ночью выйдет на малой станции и наденет их, оставив в замен свои драные кеды. И если кто-либо неожиданно входил в вагон или проходил по нему мимо лежащего Никанора Петровича, тот тут же машинально открывал глаза, свешивал вниз голову и искал взглядом сокровенное место, где хранилась его незабвенная драгоценность. Он страшно боялся вора. Временами он впадал в забытьё, что-то похожее на сон оглушало его, но как только в вагоне начиналось какое-либо шевеление, Никанор Петрович тут же очухивался и смотрел вниз с тревогой. Наконец сон одолел всех и в вагоне обосновалась устойчивая тишина. Спал одноногий инвалид, натужно похрапывая. Он вовсе никогда и не воевал. Просто однажды во времена бурной молодости, ему по нелепой случайности отрезало ногу на железнодорожном переезде, когда он душной летней ночью, будучи в невменяемом пьяном состоянии, свалился и спал рядом с путями, перекинув в тяжёлом хмельном одурении ногу через рельс. И как слишком поздно вспорол тишину кабины локомотива недоумённый, отчаянно-испуганный крик зазевавшегося машиниста, как быстро и своевременно подобрали его случайные люди и как потом целый месяц болтался он между жизнью и смертью в старой районной больнице. Спала девушка Женя, никакая и не потаскушка, а отличная работница швейной фабрики, передовик производства, возвращавшаяся из недельного отпуска, взятого по семейным обстоятельствам на обустройство личной жизни с военным молодым человеком, которого дела службы не отпускали на встречу с любимой. Спал бородатый загадочный тип, вовсе никакой и не бомж, а геолог, изрядно утомившийся в полугодовых скитаниях по сибирской тайге, соскучившийся по домашнему быту, теплу и уюту, изысканной пище и покорной терпеливой жене, давно смирившейся с частыми и неотвратимыми командировками своего неугомонного, но всё ещё любимого и ожидаемого бродяги. Спал и наш Никанор Петрович, неожиданно крепко отключившийся и убаюканный равномерным перестуком колёс. Спали все пассажиры поезда, несущегося в темноту ночи. Не спал только вор. Он всего лишь минуту назад лёгкой тенью прошмыгнул мимо сладко сопящего Никанора Петровича и конечно же даже не взглянул на его новые туфли. Вор пробирался из соседнего вагона, в котором уже успел сделать своё чёрное дело. Сейчас он прятался в тамбуре, покуривая сигарету и дожидался очередной остановки, чтобы безликой ночью выйти на маленькой знакомой станции и раствориться бесследно и безнаказанно. Жадно затягиваясь, он блаженно щурился и покачивался на сильных ногах, совершенно довольный собою. Распираемый чувством собственной значимости, он загадочно ухмылялся и втайне радовался как ловко удалось ему обчистить этого незадачливого лоха, соседа по купе, попутчика, которого он высмотрел на перроне своим холодным расчётливым взглядом. Пока населяют этот мир такие недотёпы, ему ещё долго можно будет жить припеваючи. И самодовольный и наглый он в полном удовлетворении потирал свои потные ладони. Поезд медленно остановился  и вор соскользнул на пустынный перрон. Он не видел как тоненькая полоска золотистого цвета, окружающая его ауру, лопнула и маленькое тёмное облачко поднялось над головой и последовало за ним легко, невесомо и неотступно. Чтобы в особое время, когда энергетический потенциал его достаточно накопится, подпитываясь тяжкими грехами и злом, причиняемым окружающим, по неизменному вселенскому закону, гласящему, что независимо от нашей образованности " подобное притягивает подобное", прилепить своего владельца к огромной чёрной туче, которая грозно и неумолимо поглотит его и безжалостно унесёт в пространство мрака, страха и отмщения.


                2014.