Очерки армейской жизни. Подготовка к параду

                Очерки  армейской  жизни.
               
                Подготовка к параду.

                Место действия: Краснознаменный
                Закавказский  Военный Округ (КЗакВО),
                Груз.ССР,   г.Ахалцихе,  в/ч 61805
               
                Время действия: ноябрь 1978 года
     В предверии  очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции начальник  штаба 88-го мотострелкового полка, как еще называли эту часть, майор Федоров, он же майор «Курва», он же просто «Курва» поручил капитану Ананьеву разучить строевую песню с тем, чтобы пройти 7 ноября по центральной площади города  Ахалцихе.
     Следует отметить, что два этих человека составляли друг другу полную противоположность. Если майор был настоящим воякой-солдафоном с поставленным  командирским голосом и напоминал героя Анатолия Папанова из великого кинофильма «Берегись  автомобиля»,то Ананьев своей неуклюжей походкой и чрезмерной скромностью походил на профессора Плейшнера из не менее значимого киношедевра, невесть каким образом попавшего на военную службу.
      Необходимо также пояснить, почему майор был «награжден» такой звучной “кликухой”. Дело в том, что это было его любимое слово,и с него начинался как многоэтажный  мат, так и вообще обращение к солдату. 
      Утром после завтрака полк начал разучивание песни. Людей в полку было значительно меньше, чем в обычных подобных подразделениях, поскольку он был кадрированным, т.е. сокращенным, с расчетом на мобилизацию и пополнение его за счет находящихся в запасе на случай войны. Меж собой называли подобные части «кастрированными».
       Так вот, раздали каждому участнику сего мероприятия напечатанный текст. Ананьев хилым голосом скомандовал: ”Полк! Слушай мою команду. С песней шаго-о-о-м марш!”,-и полк начал строевую с песней. Трудно было назвать это пением, скорее мы орали, выли и подвывали: у кого медведь на ухо наступил, кто после вчерашней попойки еще не прочистил горло, а кто просто от нехрена делать забавлялся. Наш призыв, ноябрьский, уже называли «дедами» и даже офицеры особо к нам не прие….., короче, не приставали.
       Тут хотел бы извиниться перед теми, кто вдруг, случайно и ненароком решит пробежаться по этому «опусу»: дело в том, что без идеоматических выражений не было бы вообще смысла писать, поскольку тогда все выглядело бы пресным, не естественным и не интересным. Как говорится, «из песни слов не выкинешь», а эта «песня» тут звучала постоянно.
        Мы, «дембеля», как и положено,- в последнем ряду, чуть приподнимая ногу, осаживали «молодых»: “Выше ногу, салаги, че, оборзели ?”. Ананьев - умоляющим голосом: «Мужики, не подведите, “Курва” же маму вы---т!».  На что из строя послышался  голос Ожева  Каплана  Нурбиевича из Адыгеи: «Не дрейфь, капитан, все будет нормально».  К Каплану в то время начал проявлять профессиональный интерес наш «особист», прослышавший о его “наездах” на «молодых».  Я же частенько приставал к нему с вопросом: « Каплан, прошто в Ленина стрелял?».  Но из среды шагающих уже раздавались другие остроты:” Да он ( Ананьев ) за маму свою боится”.  И далее :”Так она у него целочка-недотрога”.  Ананьев в ответ:  “А ну, прекратить смехуечки, о своих  побеспокойтесь”. В общем, что-то в этом роде. Бедные мамаши, в чем была их вина, что их, 2 года не знающих покоя из-за нас, склоняли с подъема и до отбоя?
        Вдруг на горизонте появился «Виллис» начальника штаба. Ананьев аж заорал: “Курва” едет!  А ну, весело и с песней!”.
        Подъехала машина начштаба, грузный “Курва” кряхтя вылез из машины и оглядел полк взглядом пастуха, пересчитывающего  стадо то ли мелкого, то ли крупного (но не рогатого,  ибо все были молодыми, а потому и холостыми)  скота.
       “Товарищ  майор, личный состав полка по Вашему приказу занят разучиванием строевой песни,”- доложил, как положено, капитан Ананьев.
        “Ну, давай, показывай, чему ты научил этот сброд”,- недовольно ответил “Курва”, видимо, подозревая какую–то прореху, потому как хорошо знал о командирских  способностях  капитана  и  состоянии  дисциплины  в  части, кстати, не только  нашей.
        Капитан скомандовал, мы пошли строевым шагом и запели:
“Стелет ночь густые тени,
Но не спит солдат  в строю….” и так далее.
        “Стой, б_@! “,- заорал майор. “ Вы что поете, е_  вашу мать? Вконец , что-ли , ох---и?  Ананьев, ты где видел, б_@, чтобы солдат спал в строю?”,- гневу  начштаба не было предела.
        Охреневший  капитан, теряя дар речи, пролепетал: “Товарищ  майор, поем по тексту, вот…”. И протянул  “Курве “  бумажку  c напечатанной  песней.  Последний  прошелся  молча  по  бумаге и  совсем  озверел: “ Какая курва это напечатала, б_@?”.
         Капитан  Ананьев, сьежившись и со страху  окончательно  теряя остатки  и без того не особо презентабельного вида, ответил : “Из штаба дали, товарищ майор, писарь напечатал”.
      “ А ну, сюда эту курву!”,- продолжал  негодовать майор.
        Послали за писарем, который был освобожден от нарядов и караула ввиду  своей “нужности”. Появился писарь с  характерным  выражением  и состоянием  лица, которое красноречиво само говорило обо всем.
     “Опять нажрался, курва”,-  голосом, не терпящим возражений, закричал начштаба.
    “Никак нет, товарищ майор”, - ответил солдат, виновато отводя взгляд в сторону.”  “Как нет, б_@. Ты на свою морду смотрел?”,- не унимался  “Курва”.
     “Ты печатал строевую?”,- грозно спросил он.               
    “Так точно”.
     “Откуда взял?”.
     “Из книги “.
      “Давай сюда “,- скомандовал майор. Писарь погнал в штаб и вернулся с толстой книгой, видимо, сборником строевых песен и маршей. Нашел нужную страницу.           
      “Читай, б_@”.       
      “Стелет ночь густые тени”, - начал было он, но “Курва” нетерпеливо мотнул головой.  “Дальше, б_@”,- процедил сквозь зубы недовольный майор. Солдат стал в ступор. Он смотрел то в книгу, то на взбешенного начальника штаба, откуда только что принес книгу. “ Ну что застрял, курва , язык отсох  или голос пропал  с перепоя?”,- негодовал офицер.
       “Cтелет ночь густые тени,
        Но не спит ГОРНИСТ  В  ПОЛКУ”,- пролепетал совершенно одуревший писарь. Дальнейший текст я не помнил все эти годы, хоть и искал не раз. Наконец, в прошлом году, спустя 36 лет, нашел песню в интернете. Дальше четверостишье звучало так:
        “Завещал товарищ Ленин
         Быть солдату начеку”,- ну, и далее по тексту.
      “Это до какой степени надо было нажраться, б_@, чтобы песню довести до такого состояния и рифму сохранить “,- начштаба был вне себя.
       Весь полк  заржал, но  “ Курва “ живо осадил нас: “ Чего смеетесь, ишаки?”.         
А теперь представим на минуту, что было бы со всеми нами, случись подобное в году этак 37-м. Часть расформировали бы или передислоцировали  куда-нибудь  в Сибирь, писаря- в расход,  Ананьеву-15 лет , “Курве” – за бдительность,- повышение по должности и в звании.
        “Но вернемся  к  нашим  баранам”, как говорили древние, надеюсь, не о нашей части.
     Пройдясь по писарю, майор Федоров пристально посмотрел на капитана  Ананьева, потом на выстроившийся в две шеренги молодняк, только что прибывший в часть, и подошел к стоявшему в первом ряду  представителю  не  европейской  части  СССР с характерным  разрезом глаз.
          “Капитан, это ЕГО отец  железного скрипа боялся, ты же русский офицер, е_ твою мать”. При этом он ткнул пальцем в того самого солдатика, отчего неуклюжий, неуверенный и вообще мало что понимающий  “черт не русский” еле устоял на ногах.
       7 ноября 1978 года наш полк, как и весь гарнизон, прошел с песней по центральной  площади  г.Ахалцихе.
       А через две недели мы уехали на дембель.

Механик- водитель  средних  танков                Ефрейтор(хоть и стыдно)
               3-го класса                Султанов Октай   
 

P.S. О ефрейторе узнал, уже получая военный билет, но это уже другая история.