Размышления по пьесе Апноэ Г. Башкуева

        «Драма кукол» — именно так обозначает жанр своей пьесы «Апноэ» Г. Башкуев. Казалось бы, причем здесь куклы, ведь действующие лица — реальные люди, а рисуемая драматургом картина очень знакома каждому читателю? Однако в бытовых декорациях пьесы скрывается невероятно жестокий мир, которым управляет какай-то неведомый кукловод, а люди, живущие в нем, — его жертвы. О существовании «злого сказочника» мало, кто догадывается, поскольку заметить его в повседневной суете сложно. Но он есть, невидимый, безликий.
        На протяжении всей пьесы мы наблюдаем за жизнью современной молодой семьи – Макса и Оли Базаровых. Это обычные люди в обычных обстоятельствах, автор подчеркивает это, поместив героев в пространство квартиры в «блочной многоэтажке», окружив стандартной мебелью, наделив наиболее распространенными именами. А как точно и верно отмечена знакомая каждому деталь  «перед компьютером кофейная кружка». Общая обстановка вполне типичная.
       Кажется, и в главных героях нет ничего примечательного. Макс работает в обычном рекламном агентстве, придумывая рекламные ролики для раскрутки брендов. Он, как и все, погряз в самых распространенных проблемах времени — нехватка денег, отсутствие своей квартиры, аренда чужой, молодая жена, которой нужно внимание. Поглощает все его время, как и положено, работа — ночью он, вероятно, придумывает ролики, делает их, играет, днем, усталый от труда, спит, иногда ездит на «производственные совещания». Особенных, выдающихся качеств, как мне показалось, в нем нет. Яркими чертами характера не наделена и его жена Оля. Вполне обычно, что у семьи нет детей, и есть совершенно нормальное этому объяснение: сначала деньги, жилье, потом дети. Появление в квартире Базаровых таких ярких фигур, как дядя Боря, Алевтина и скромной Зейнеб значительно разбавляет их серые будни, наполняет новыми образами их жизнь. Однако не только данные персонажи обращают на себя внимания. Среди действующих лиц мы встречаем также мягких игрушек, которые днем — обычные игрушки — «реквизит» Макса, а ночью — живые участники действия. И это очень важно в понимании пьесы.
        Красной нитью через всю пьесу проходит мотив игры. Ее действие открывается компьютерной «стрелялкой» и заканчивается игрой в дружную семью. «Игра», «игрушки», «играем», компьютерная «стрелялка» часто повторяются в пьесе.
        Компьютерная игра – второе основное занятие Макса: ночь напролет он может сидеть и играть в очередную «стрелялку» (явление 1, 8, 10). Главная же его деятельность заключается в создании рекламных роликов. Он погружен в свой придуманный мир постоянно: утром, днем, вечером, даже ночью: образы, создаваемые им для рекламы, приходят ему во сне (явление 3, приснилась «Аленка»), грезятся наяву («Алена… Тьфу, Зина», с. 69). Его речь состоит преимущественно из фраз, напоминающих рекламные слоганы («гарантия от производителя», «бабочки собирают бабки», «первые пять мертвецов получают скидки»; папка «Моя семья», мечта о Домике в деревне;), употребляемых в компьютерных играх («сгорела вторая жизнь»); заимствованных из русских народных сказок («пришла, хвостом вильнула», «съел ее до остатка и показалось волку сладко», «упал бычок, мохом набит»). В итоге, ни одного доброго живого слова, все вымышленное, искусственно созданное.
        Искусственным кажется и его брак с Олей, с которой он живет третий год. Непонятно, на чем держится их брак, ведь фактически у супругов нет ничего общего: ни в плане материальном, ни в духовном: общих интересов и увлечений нет, просто поговорить — времени нет — Макс занят работой. Нет и детей, и, наверное, уже никогда не будет. Хотя, думаю, быть они могли. Не случайной кажется авторская ремарка, сделанная в начале пьесы: «Одна из мягких игрушек, когда ее касаются, говорит: "Мама… Спасибо!"» (с. 52)
        Двусмысленны и отчаянные реплики Оли, за которыми ощущается намек на сделанный ею аборт: 
     Оля. … Люди не игрушки, понял! Им тоже больно… Это тебе не реквизит, сволочь!
     Макс. Прекрати. Ты же сама их купила…
     Оля. Я не тебе их купила… Ты знаешь, кому… Знаешь, гад! Образы детства, да?! (с. 67)
     Оля. Врач сказал, у меня не будет детей. (с. 67)
     В итоге, и семьи, когда, если не любовь, не интересы, не выгода, то, в конце концов, дети связывают, у них тоже нет. Есть какое-то подобие семьи, а точнее, ИГРА В СЕМЬЮ, а они, как, например, куклы, исполняют роли мужа и жены. Центральный вопрос пьесы обозначен уже в ее начале, и задает его Оля — главная жертва жестокого «сказочника»-Макса:
     Оля.   Макс, а мы живем вообще-то? Или играем? (с. 52)
       Создается впечатление, что на главном герое маска «обычного» человека, за которой скрывается его вторая натура, он сам, возможно, не подозревает о ней, но для других она очевидна — это жестокость. Главный герой на самом деле очень жесток, он жестокостью пропитан. И то, что он на самом деле хочет детей, семейной идиллии на лоне природы (домик в деревне), наверное, ему только кажется. Он так думает, он так говорит и все обещает и обещает… Но каждый год одно и то же.
     Оля. То же самое ты говорил год назад. И еще год назад. Это больно, Макс (с. 52).
Он не замечает того, как подстраивает людей под себя, под известную лишь ему ИГРУ. И игра эта причиняет людям боль, причем страдают самые близкие. Он жесток со своей женой.
        Неслучайно с образом Макса в пьесу входят мотивы разрушения, уничтожения и родственный им мотив войны. Они вторгаются, подобно «сполохам и звукам боя», с первых строк пьесы:
     «… Предрассветную темень прорезают сполохи и звуки боя — выстрелы, пулеметные очереди, взрывы, крики раненых…»
     «… Макс жмет на гашетку пулемета».
     Макс. … умрешь ты или нет?!.. Умри, умри! (с. 51)
Все это лишний раз оттеняет жестокость его натуры. Разговоры Макса часто сводятся к убийству, крови, смерти. Он все время намеревается кого-то убить, растерзать: «Получай, гад!.. Собирай кишки, предатель! Я вырежу твою печень и зажарю в микроволновке!.. Сволочь! Падаль!» (с. 56); «Представляешь, мать, он зарезал ролик. Убивать таких надо. Я сниму с него скальп и прибью к дверям рекламного агентства» (с. 56), — и далее говорящие ремарки: «Исступленно тычет ножом в мягкую игрушку», «МАКС продолжает "убивать врага"» (с. 56). В его словах всегда много крови. Кроме того, Макс окружил себя и соответствующим реквизитом: мягкие игрушки, измазанные кетчупом, деревянный нож.
     Оля. ... Заяц в кетчупе!
     Макс. Это кровь (с. 52).
Кажется, что сознание главного героя отравлено войной, он ей живет и мыслит. Важен заданный Олей вопрос о том, смог бы он убить человека (с. 73). И Макс близок к этому: недаром он часто замахивается гантелей на дядю Борю, тычет игрушки деревянным ножом, а в какой-то момент был готов и Оле гантелей «пригрозить» (с. 73). Жестокость Макса проявляется во всем: в речи, в обращении с людьми, в развлечениях, в его работе:
Оля. А ты не задумывался, почему все твои ролики — кровавые кролики! И сказки как раскраски. Слишком много красного. Смешки и кишки. Ты и родить ничего не можешь, не убив (с. 73).
        В их квартиру постоянно вторгаются «звуки войны»: «звуки и сполохи боя… Пунктиры трассирующих пуль, вспышки разрывов. Пулеметные очереди, взрывы, крики раненых». И хотя это звуки из компьютерной игры-«стрелялки», тем не менее, автор вводит их неоднократно: ими открывается пьеса, они «врываются» в явлении 8 и 10. И  «воюет» все тот же Макс.
     Оля. .... Бросишь ты свою войну или нет?...
     Оля. Здорово мы тебя разыграли, Макс! А то не оторвешь от стрельбы! (с. 72)
Он войной одержим. Тогда и упоминание о дьяволе кажется вовсе не случайным.
     Оля. Ну, не убил — кровь пустил. Мысленно, в уме... Иначе за что тебе дали  «Аленку»?
     Макс. Кто? Кто дал-то?
     Оля (не сразу): Дьявол, кажись. (с.73).
        Кроме «звуков войны» в квартиру Базаровых постоянно врывается некий Голос (судя по контексту, это их сосед, из 32-ой квартиры) с угрозами всех убить: «Твари! Убить вас мало!.. » (с. 60, с. 69, с. 78). Думаю, их вторжение символично. Звуковые образы, связанные с войной и смертью, подчинены главной теме пьесы — человеческой жестокости в отношении друг с другом.
        В своеобразную «войнушку» Макс играет с дядей Борей. Он ему открыто грубит, хамит, оскорбляет («отброс старый», «в морге тебя помоют»), желает его выгнать, выкинуть, убить («Если б я был маленький, я б тебя расстрелял из рогатки! И поджег твои пожитки, отброс старый!...» с. 67), грозится ударить. Он не испытывает никакого сочувствия к старику, которого родной сын, лишив собственной квартиры, сдал в дом престарелых и считает как бы умершим (с. 69). Напротив, он еще и издевается над ним: «... Вырастил сына-мудака, который сплавил папашу в богадельню» (с. 75).
Похоже, что со всеми персонажами Макс ведет свою игру, причем игру жестокую. И с каждым он по-разному жесток. Заигрывая с Алевтиной, Макс над ней иронизирует, некорректно подшучивает: «… Лично я западаю на старушек. Хоть поговорить» (с. 59). А Зейнеб он и, вовсе за человека не принимает, она для него — призрак, «авторская находка», «чистый вымысел», «бред». Она для него никто, поэтому и не достойна даже простых слов благодарности и сколько-нибудь уважительного отношения к своему труду (ведь Зина убирает им квартиру, приносит из магазина продукты, работает). О каком-то сочувствии, понимании у Макса не может быть и речи.
        Мотив жестокой игры становится лейтмотивом всей пьесы. Очень важны в этом плане присказки, являющиеся неотъемлемой частью пьесы. Чередование явлений и присказок — основной композиционный прием. В явлениях действуют люди, в присказках — мягкие игрушки, персонажи русских народных сказок. Каждая присказка тематически продолжает явление, герой сказки имеет своего жизненного прототипа (например, кролик — Макс, мышка — Оля, волк — дядя Боря, лиса — Алевтина, овечка — Зина). Часто один персонаж перевоплощается в другого: кролик в козла, медведица в бабу Ягу, медведь в кролика. По-разному драматург вводит присказки в общий ход пьесы: то они оживают ночью и играют в «теремок», то снятся Максу во сне. В основе каждой присказки — сюжет русской народной сказки («Теремок», «Сестрица Аленушка и братец Иванушка», «Волк и семеро козлят», «Три медведя», «Волк и лиса»). Но в них, как в кривом зеркале, предстают события дня, прожитого героями. Модель поведения героев, их разговоры перенимают персонажи русских сказок, перемешивая сказку с реальностью, искажая все до неприглядности, жестокости. Кажется, что присказки — это воображение Макса, его сознание, в котором добрый мир русских сказок перемешался с миром земным, реальным и кровавым миром компьютерной игры-«стрелялки». От этого русские народные сказки воспринимаются им как ужастики: «Эти русские сказки… сплошь ужастики. Море крови. Отрубленные конечности. Кащей, Змей, Мизгирь, лешаки и ведьмы! Старина Крюгер отдыхает» (с. 61). Довольно странная интерпретация. И очень жестокая. Он словно потерял грань между жизнью, сказкой и игрой. И вовлек в этот круговорот окружающих его людей, также жестоко исказив все.
       Как мне кажется, в пьесе есть персонажи-двойники Макса: это сын дяди Бори — Виктор (внесценический персонаж) и Алевтина. Эти два героя так же обращаются с людьми, как с игрушками, в данном случае их жертвой стал дядя Боря. От него отказался сын, очевидно, из-за его ненужности (пьет, не работает, занимает квартиру, которая может приносить доход), его прогнала Алевтина, которой он пришел предлагать руку и сердце:
     Дядя Боря: … Я ей свой фас-профиль, руку-сердце, она – все, что ниже сердца!.. Я ей медицинский документ, а она про легу… реглу… регулярную пенсию! Мало ей показалось!.. (с. 75)
       Как видим, причина отказа тоже денежная. И Макс желает избавиться от «старикашки», однако, пока он живет с ними, хозяин обещал не брать с них денег за проживание — есть от него определенная выгода. Дядю Борю швыряют, как бесполезную игрушку. Старик очень одинок и пытается всеми способами одиночество заглушить (выпивает, дает объявления для знакомств, отписывает гараж сыну, чтобы тот не выселил Базаровых и оставил его с ними, сватается к Алевтине, ради нее бросает пить и подкожно вводит «эспераль»). «Сто лет одиночества» — постоянная фраза дяди Бори.
В одном ряду с дядей Борей оказались Оля и Зейнеб. Обе женщины такие же игрушки в руках коварных людей. Они тоже одиноки. Оля лишена внимания мужа, который променял ее на «клаву» и на рекламу, с детства она терпит унижения, сносит удары («… Как мой папаня. Он тоже спился и умер за казенный счет. Потому что бил меня и маму. У меня и детства-то не было, блин» (с. 54) ). От Зейнеб отказался  возлюбленный Али, узнав о ее беременности. Но если бедной Зейнеб, закинутой обстоятельствами в чужую страну, чужой город, без документов, без знакомых, вынужденной работать в мелком магазинчике и жить в подсобке, выпало счастье стать матерью, то Оля даже этой возможности лишена. Неудачные, страшные судьбы у этих людей, оказавшихся, подобно куклам-марионеткам, в руках злого кукловода. И мне кажется, что не только дядя Боря, Оля и Зейнеб его жертвы, но жертвы также и Виктор, и Алевтина, и Макс. Что сделало их такими алчными, одержимыми, жестокими и, как кукол, бездушными? Что не дает им выбраться из этой трясины и не тянуть в нее тех, в ком еще живы простые человеческие чувства, кто хочет и может просто любить? Кто это? Как зовут этого кукловода? Деньги ли? Время ли? Или сама Жизнь? А может, Жестокость есть его имя? Вопрос не из легких, и все-таки стоит задуматься над ответом. Ведь за бытовыми декорациями обычной жизни часто скрывается жестокий мир человеческих отношений. У каждого персонажа пьесы своя драма, и каждый из них оказался жертвой — куклой — в руках неизвестного кукловода.

        Заявленный в начале пьесы мотив войны постепенно усиливается, начиная со слов Зины о том, что «война везде» (с. 69), заканчивая угрозой Голоса: «Открывай, а то убью!» (с. 78). В этот кульминационный момент, в этой точке наивысшего напряжения герои (Макс, Оля, дядя Боря) внезапно понимают, КАК они хотят жить: они хотят жить в миру, понимании и любви.
     Дядя Боря. Чегой-то жить захотелось дюже. Семью... Дом в деревне. ...
     Макс. ... Если выкарабкаемся из этой ямы, живи с нами, батя!
     Оля. Макс, люблю тебя. Реально. (с. 78)
Кажется, в этот момент с ними произошло что-то вроде апноэ — остановки дыхания во сне, после чего они, оказавшись словно на пороге смерти, открыли какие-то важные для себя вещи.
        В развязке драматург словами Ворона — птицы вещей, мудрой — в очередной раз подчеркивает бессмысленность любой войны с ее разрушением и смертью, которую персонажи, может, и неявно вели между собой (Макс — с дядей Борей, мысленно с начальником по работе, с мнимыми врагами, Оля — с отцом, дядя Боря — с Виктором, Алевтина — с преступниками, семья Али — с Зиной):
     Ворон. ... снег горел, соломой тушили, много народу покрушили, тем дела не решили. (с. 79)
        Символичен эпилог пьесы. Необыкновенным умиротворением, спокойствием веет от него: на уровне звуков (шум дождя), времени (ночь), света («сквозь серую пелену ... что-то светлое»). Образ создаваемого мира, пусть условного, театрального, пусть выдуманного, впервые на протяжении всей пьесы вызывает приятные чувства, в отличие от его двойника — мира реального, но такого же искусственного. Чудесная страна, домик в деревне, любящие друг друга люди, живущие в гармонии с животными — модель идеального мира, о котором, возможно, мечтают главные герои. Это всего лишь сказка, возникающая в  воображении «человека на четвертом этаже». Вновь возникает образ кукловода, который управляет этим миром и людьми в нем. Но этот кукловод отличается от прежнего жестокого сказочника. Он создает добрый мир, мир, где все живут в любви и согласии.
В воображении кукловода существование такого мира возможно, но может ли это быть в самом деле? Без кукловода, без постоянного наблюдателя возможен ли мир, гармония и любовь среди людей, вовлеченных в безумный жизненный круговорот? В силах ли люди в своем «странном мире» создать сказку, подобную этой? И речь вовсе не о мире во всем мире, а прежде всего о мире внутри себя и внутри своей семьи. Или мы все — куклы, и неспособны жить самостоятельно? Финал пьесы мне кажется открытым, и автор предлагает каждому по-своему ответить на этот вопрос.
Конечно, подобное прочтение пьесы Г. Башкуева является далеко не единственным. Оригинальный способ воплощения авторской идеи, своеобразие композиционной организации пьесы, ее образная структура, язык, как мне кажется, заслуживают отдельного внимания и более глубокого осмысления.

Источник: журнал "Байкал", 2015 № 1