Страна Скобыкия

     Для ярославских чиновников пятидесятых годов Скобыкино звучало ничуть не слабее, чем Кипр или Монте-Карло для нынешних. Здесь были тогда «правительственные» дачи – за высоким забором для первых лиц ОК партии и ГБ, через овраг для остальных. Хотя, с точки зрения нынешнего уровня комфорта, ничего там особенного не было:  сыроватые дощатые  домики, без ванны и отопления. Но береговая роща дивно светлела, а в мае овраги, сбегающие к Волге, пенились черемуховым цветом.

     С годами дряхлел парк, признанный  в 1966 году  охранной зоной, но никем не охраняемый, гибли березы и вместо них поднималась ольха, в бывших «обкомовских» дачах чего только не  перебывало: и лесная  школа, и дом  отдыха для старых большевиков, и санаторий для больных детей.

     Чуть дальше, выше по Волге, был и остается еще неизменный мирок – осколок  пригородного совхоза «Скобыкино». Но и у него  сегодняшних забот все больше, а память о минувшем все печальнее. Здешние старожилы  рассказывают о прошлом  со слезами и сердечными каплями. Когда-то, при директоре  Иннокентии Александровиче Мягкове, пишут они  в письме в редакцию, был совхоз цветущим садом, хотя выращивали  тут отнюдь  не одни  фрукты и овощи. Растили зерно, был молочный  скот, хорошие хранилища для картофеля, солений  и яблок. Дома-бараки, ухоженные и крепкие, хранили  в себе простой и надежный мир, а люди работали  от зари до зари. И позднее, когда ликвидировались  мелкие, вроде этого,  хозяйства, а руководство  уехало в пос. Михайловское, потом возникло  ОПХ «Григорьевское», здешние руководители обихаживали поля и сад.  И не догадывались, что их уже бросили. Старели они, дряхлели бараки, взрослели и старились их дети, подрастали внуки. Это были уже  поколения других людей.

     Во всяком случае таких, как Николай Васильевич Клапша, умерший в 86 лет три года назад, теперь нет. Он в совхозе проработал более 60 лет. В бараке № 13 прожил в  16-метровой комнате сорок лет, пятерых сыновей вырастил, но квартиры так и не дождался. А уважаемый был человек! Честный, трудолюбивый, порядочный. Все здешние бараки им ремонтировались, в Михайловском и Григорьевском тоже. В глубокой старости он не мог  уже и крышу над своей головой поправить. Нынешний директор ОПХ И.И. Кишкинов, к которому  обратился скрипя сердце старик, все не реагировал на просьбу. Перед смертью  жены Клапши, Пелагеи Харитоновны, собрались все сыновья, пошел дождь и залил комнату и кухню. Только после обращения  в Москву старшего сына, жившего в Нарве, директор распорядился покрыть крышу.

     Теперь в этом бараке живет  внучка Клапши, медсестра  Наташа Малыгина с сыном и мужем, и с молодым ротвейлером Норманом, на которого возлагаются  большие надежды в борьбе с нечаянными  гостями-бродягами и с полчищами крыс. Других надежд  у Наташи нет, потому что на приеме  у начальника жилфонда  Дзержинского  района  К.М. Демерцева, куда «географически» относится Скобыкино, ей заявили, что дед ее на очереди  не стоял. С большим трудом  добилась  молодая женщина  включения в очередь – 631-й номер!

     А всего в заброшенном поселке четыре барака – один  одного страшнее, 39 жителей, среди которых десять детей. Теперь такой скученности, как у старого Клапши нет, - хоть бараки разрушаются, но и жители кое-как разъезжаются, если хочешь , занимай еще одну, две комнаты. Но как их отремонтировать, натопить, да и платят за здешние гнилушки, как за полноценное жилье.

     Переезжают по-разному. Поселок-то на балансе ОПХ «Григорьевское», хоть и находится на территории Дзержинского района. А в восьмидесятых-девяностых годах были решения исполкома райисполкома о расселении скобыкинцев, так как никогда здесь не было капитального ремонта, дома  давно в аварийном состоянии, там только слегка латали дыры. Расселяли по принадлежности – кто где работает: на моторном, на «Красном перевале». А вот «Григорьевское», пообещав взять в новый дом 11 семей, тут же об этом забыло. Скобыкинские пенсионеры уже никому  были не нужны.

     А за детей, внуков и правнуков и тем более, видно, не болит ничья душа. Нынешние взрослые и работают подчас не в «Григорьевском», а то и вовсе безработные. Ну кому до них дело!  Старикам, правда, хозяйство еще молоко привозит, мясо уже нет.

     Но вот печи разваливаются  и дымят во всех бараках, а печники из совхоза, несмотря на бесконечные просьбы стариков, не идут: не хотят, верно, возиться с хламом, а может и не знают, как к такому делу  подступиться – здешней отопительной системе по 40-60 лет. Зимой дорогу от снега никто чистить не хочет. Свалку  подозрительно вонючих отходов перед домами, куда  возили мусор с  соседних предприятий, только недавно убрали, так она снова растет. Несколько лет  через поселок Скобыкино несется поток  чистой питьевой  воды от какого-то  нарушенного узла. Образовалась довольно широкая быстрая речка – «приток» Волги. В речке  прекрасно проживают гуси. Но сам поток опасно приблизился к  газопроводу, который тоже здесь проходит в Заволжье. Знают все – и "Водоканал", и «Горгаз», но делаю вид,  что проблемы давно нет, нет здесь людей  - и точка.  А что?  Многие семьи и прописки тут  не имеют, где-то в Григорьевском числятся. И отсюда тоже  всякие трудности с пенсиями, к примеру. Обращались скобыкинцы в прежний областной Совет народных депутатов – безрезультатно.  Имена Гаврилова, Ипатова, Быкова, Демерцева, Колбовского, Лисицына тут все знают, а скобыкинцев никто в свою память не принял.

     Но давайте хоть мы посетим темные и сырые комнаты, всмотримся  в лица людей. За ними и наша история, и наше сегодня, и, Боже сохрани,  завтрашний день.

     В одном из бараков  увидели мы  лежащую старую женщину. С  первых  же слов начала плакать, так и не остановилась. Екатерина Николаевна Глушкова  выросла-выстрадалась  в большой крестьянской семье с десятью детьми, раскулаченной за  трудолюбие.  Потом сама растила шестерых детей, скитаясь по деревням, да по северным лесоповалам. Тридцать пять лет назад прибилась к Скобыкину.  Муж Иван Иванович полеводом был, она в парниках работала. Квартиру старики получили  два года назад. В Брагине на десятом этаже. Иван Глушков, восемь лет пролежавший пластом, так и не успел с 10-го этажа посмотреть как выглядит эта земля, в которой он всю жизнь копался - умер. И Екатерина, заболев,  снова сюда вернулась от верхнеэтажного одиночества. Да и здесь плохо.  У младшей дочери Елены с двумя детьми своих проблем множество. За стеной дочка Мария, бывший работник ОПХ, с мужем и сыном, рабочим совхоза, в такой же тесноте и неудобстве. У всех голос на крик или на рыдание срывается.

     Старики Кокоревы. Он – инвалид с детства. Она полеводом работала, пока ногу не сломала и не перешла в сторожа. Тридцать лет в Скобыкине, а все прописаны в Григорьевском, куда из-за пенсии обязаны  ездить. Галина Николаевна тоже  со слезами показывает трухлявые подоконники, гнилые полы, черные заплесневевшие  стены, темные, как закат их жизни.

     А в самой многочисленной семье Блиновых  семеро, взрослых и маленьких. Здесь бывали их депутаты Непряев и Перегудов, приходили в расстройство, проникались озабоченностью, а дело ни с места. Глава семьи, бывший шофер ОПХ, теперь литейщик  ЯМЗ, строит в Брагине жилье для завода, но особых надежд на скорое новоселье не имеет.

     Правда, новоселов мы все-таки увидели. В их крохотной кухне-прихожей были провалившиеся полы, а в комнате опасно нависал потолок. Сама хозяйка работает в «Григорьевском», дочь – инвалид  с детства.  Первое, что нас поразило – пять кошек сидели на облезших табуретках и скамьях и оцепенело смотрели на нас. «Любите животных?» - спрашиваем. Хозяйка отмахнулась – какое там, без кошек здесь нельзя, крысы заедят. В провале гнилого пола, действительно, что-то шуршало. А в соседнем бараке нам рассказали, что крысы заели маленьких козлят. Так вот, Климовы после  долгих лет ожидания получили однокомнатную квартиру. Но выехать сразу туда нельзя – там умер прежний хозяин, и тело разлагалось,  пока соседи не почувствовали  запах тления…

     Печальна участь тех, кто доживает свой век тут, со слезами вспоминая трудные, но скрашенные  дружной работой и и здоровьем молодые годы. Еще, пожалуй, страшнее существование других, кто родились здесь и давнего «благоденствия» не застал, а взрослели, впитывая в себя эти  запахи распада, плесени, небрежения, часто находили отдушину в вине, опускались, и лишь некоторые пытались сопротивляться, скребли и мыли  без конца свои гнилые половицы и подоконники, но это выглядело  еще жальче. Здесь никто уже  не сможет спастись, никто не наладит нормальную жизнь. И в запущенных  зарослях бывшего парка остался кусочек  странного мира, люди, брошенные  на произвол судьбы.
     Но вот год назад произошла такая история. После долгих  мытарств попала в «Григорьевское» семья  сухумских беженцев, родители  и сын Козубняки и друг их сына  Вагаршак, потерявший во время бомбежки мать. Они сейчас еще вздрагивают, вспоминая пережитое.  Прекрасная трехкомнатная квартира Козубняков, украинца и русской, работника  Совета Министров  Абхазии и учительницы,  оказалась на передовой у реки Гумиста. Пять снарядов попало в нее, пропал автомобиль,  семья убегала из-под бомбежки, захватив вилку и две ложки. На военном корабле их вывезли  из Сухуми, бесплатно поездом довезли до Москвы – и на этом  забота государства окончилась. Тишина и покой здешнего заброшенного поселка  оказалась для них раем – не рвались бомбы  над головой, не сторожила шальная пуля. И крыша какая-никакая  появилась, а соседи принесли все, что сейчас у них есть: еду, мебель, посуду, одежду. Парни работают на моторном , отец – электрик в «Григорьевском», мать ведет английский язык  в школе № 56, которая также помогла и деньгами, и вниманием. Вот они благодарны судьбе, что существует эта страна Скобыкия. Для этого надо пережить ужас войны, потерю родных, дом, все нажитое. Сохранить только жизнь.

     Но, значит,  и скобыкинцам, сохранившим  чувство милосердия и добра, должно воздаться. Кто только этим  займется?

     Фото Ю. Барышева

     Северный край,  1994 г.