Прощай, Ворон. Пiдводний човен

   
      Подвахтенные выползли  из своих  шумных низов и потянулись на ют, чтобы отойти на морском ветерке от зноя машинного и котельного отделений. Хотя турбовентиляторы щедро, с напором гнали струи воздуха в жаркие отсеки, освежить ходовую вахту в полной мере они не могли.  Температура снаружи была около тридцати. Что-то с весною нынче творилось неладное: жарило как в июле.
 
      Поэтому, разогретые до недотрожности турбины, трубопроводы. арматура  источали такой жар, что пот на рубахах у вахтенных мгновенно высыхал.  А к концу вахты и пот уже не выделялся: вода в организме иссякала.  А пить нельзя. Только стоит выпить кружку воды, так и всё: будешь всю вахту глотать воду и обильно истекать потом и перед сменой  выглядеть измотанным и буквально выжатым существом.

     На флоте каждая специальность имеет прозвище. Минеры это румыны, артиллеристы – рогатые,  радисты – марконы, штурмана--люксы  и так далее.  Все имеют по одному прозвищу, а моряки из БЧ-5 –  несколько: маслы, чернопопики, маслопупы, духи.   

    Вот эти духи, отстояв у механизмов  четырехчасовую вахту, прошли на ют. уселись там в кружок прямо на палубе, ближе к корме,  за которой бушевал пенный бурун и впали в нирвану.  В отличии от загорелых, в белом рабочем мордастых румын да рогатых, да боцмановв, которые курили вокруг обреза и весело ржали, духи  в синем рабочем, бледные, молчаливые действительно были похожи на духов.

    Барсуков достал пачку «беломора». Матросы быстро разобрали папиросы, закурили и стали после четырехчасового воздержания делать жадные затяжки.

   -- Удивительная нынче погода. Еще весна, а фурычит как летом, -- отметил Барсуков.

   -- Так уже почти лето. Сегодня 31 мая, -- откликнулся один из духов.

     «Ворон» занимался унылой дозорной работой на противолодочном рубеже. Унылая не унылая работа, а  дозор – это боевая служба и всем нужно было быть начеку: а вдруг турок сунется или еще кто. Поскольку корабль был занят боевым делом, то народ не дергали, то есть, не проводились учения, тренировки, не объявлялись учебные боевые тревоги. В боевых частях проводилась тихая работа:  политзанятия, уход за техникой, занятия по специальности. Приводилась в порядок документация. Производился мелкий ремонт.

        Свободного времени было много, поэтому на юте всегда было людно. Народ собирался для покурить, потравить и вообще, полюбоваться на море. А море, точно, как в песне, «дарило простор красоты и где-то вдали исчезало».

     Вместе со всеми,  молча, любовались морем и подвахтенные БЧ-5. Они, сбившись на палубе в кружок, напоминали стайку усталых птиц. По весне над кораблем часто тянулись на север стаи перелетных птиц.  Большие-то  птицы, разные там гуси-лебеди уверенно следовали к своим гнездовьям, а мелюзга уставала. Иногда эта перелетная мелочь садилась передохнуть то на задний мостик, а то и прямо на палубу. Однажды с неба на правый шкафут, игнорируя людей, стали шлепаться пушистые комочки. За три-четыре  секунды палуба была покрыта маленькими, меньше воробья,  желтоватыми пичугами. Матросы шутили над боцманом:

    -- Разукрасят они тебе твою палубу.

    -- Ничего. Смоем. Пусть отдохнут.

     Минуты через две птички дружно вспорхнули и унеслись в сторону Фиолента  до которого оставалось миль десять. Удивительно, но палуба после их посещения осталась чистой. Очевидно все, что у них было в желудке отдавалось полету.

     Долго отдыхать и любоваться морем нашим чернопопикам было не дано. Резко ударили по ушам колокола громкого боя. Боевая трансляция прохрипела прокуренным голосом командира корабля:

     « Боевая тревога!!! Атака подводной лодки!"

    Вмиг ют стал пуст. Матросы устремились на свои боевые посты. Устремились, не докурив папиросы, и   подвахтенные боевой части 5.

     Мостик затребовал полный ход.  Вахтенные у маневровых клапанов бешено завращали  маневровые колеса, подавая нужное количество пара на обе турбины. Корпус корабля завибрировал, казалось, что он дрожал от злости и желания как можно скорее надавать по сусалам хамлюге, посмевшему нарушить священную границу СССР. В те времена только так! Без нынешнего сюсюканья. Поэтому и желающих нарушать границу почти не находилось.

      Вскоре корпус принял два гидроудара. Это сработали две глубинные бомбы, сброшенные в море через кормовые люки.  Корабль сбавил ход, развернулся и не спеша направился  на свою дозорную позицию. Объявили отбой боевой тревоги.

     На ют вывалил народ. Появился замполит. На него накинулись с единственным вопросом: «Кого мы потопили?»

     Замполит разъяснил: « Никого. Акустик засек слабый сигнал. Доложили в штаб. Оттуда пришел приказ провести профилактическое бомбометание двумя глубинными бомбами.  Для острастки. Вот и все.»
 
     Утром прибыла смена. СКР «Сарыч». Корабли вежливо распрощались и «Ворон» пошлёпал в базу, а «Сарыч» -- на противолодочный рубеж.

     В базе, как только подали трап, на борт «Ворона» поднялся озабоченный командир бригады и с ним два штабиста.   После убытия  начальства командир  пригласил к себе в каюту штурмана и командира БЧ-5.

     Когда бычок вернулся от командира, он вызвал Барсукова к себе и огорошил сообщением:

     -- Алексей, мы там в море чего-то накосячили. Начальство заметает следы. Нам деликатно предложили почистить эксплуатационную документацию.

     -- В смысле?

     -- В том смысле, что 31 мая мы котлы не разжигали, пар не поднимали и, вообще, занимались ремонтными работами.

     -- Во, дела!

     -- Короче. Тащи сюда вахтенный журнал: будем химичить.

     -- Он же опечатанный.

     -- А мы его распечатаем, разошьем, изымем крамольные листы, вставим чистые, сошьем и вновь опечатаем.

     -- Это же подделка документов! Уголовщина!

     -- А, что делать? Командир приказал.


     Крым уже во всю украинизировался. Все троллейбусные остановки в Севастополе стали зупинками, появились перукарни и едальни, магазины торговали гудзиками, панчохами  и одягом. Такой процесс поощрялся центром. Это ощущалась и в том, что было приказано три раза на дню транслировать на кораблях последние известия из Киева на украинском языке.

     Когда бычок с Барсуковым уже заканчивали «химичить», именно такая трансляция и началась.

     -- Алексей, включи по громче. Может быть что-нибудь и сообщат.

     -- Так на украинском же.

     -- Ничего. Поймем.

     После вестей с полей и строек, в конце передачи действительно прозвучало кратенькое сообщение о том, что 31 мая  на Черном море, в районе мыса Фиолент проапал миниатюрный науковий  пiдводний човен, на котором науковци проводили какие-то исследования. Ведутся пошукови работы.

      -- Вот это фокус! – у обоих механиков округлились глаза. -- Никак мы учёных гробанули?

      После обеда в кают-компании командир БЧ-5 подошел к штурману:

     -- Виктор, как у тебя дела с 31-ым маем?

     -- Полный ажур. По всем моим документам «Ворон» 31 мая вообще в море не выходил, а стоял у стенки в качестве дежурного корабля.


    До Барсукова дошло, почему большинство морских катастроф окутано  тайной,  напичкано загадками. К большинству морских катастроф причастно некое количество морских шишек, которые  свою причастность стараются скрыть.
      И так во все времена.
     Что там науковий пiдводний човен?  Вон ахнул огромный подводный ракетоносец. И что мы имеем?  А имеем сполшной регбус и крогсворд.

     А науковий пiдводний човен нашелся. Его подводным течением затянуло под скалу и он долго не мог оттуда выбраться.