Колбаски для Джерома

Вася Спиридонов считал себя неглупым парнем. Особенно для человека, который окончил особенную школу. Цифры и слова упорно не шли в голову, но он мог писать и считать деньги. Уж в этом его точно не обманут. Спиридонов считал себя неглупым парнем, так как имел работу, хотя по телевидению всё время говорят про рост безработицы.

Он мечтал, что когда-нибудь встретит знакомого и тот спросит: «чего делаешь?» А Вася с особенной гордостью продемонстрирует пропуск – нарочно заучил название назубок – в научно-исследовательский институт новых биологических технологий. И не важно, что он  уборщик, но с ним иногда говорил сам профессор Бельский. Отвечать необязательно, но замирая с самым умным видом, чувствуешь как умнеешь на глазах. Профессор Бельский с тем же успехом обращался к портретам или безымянной порезанной тушке. На иных он просто не обращал внимания.
 
Обходительным профессор стал в тот день, когда он затащил Васю в кабинет, раздел, сделал больно иглой. Поместил корпус тела в какой-то аппарат, посветил в глаза. Потом долго разглядывал его нагое тело и с задумчивым видом курил сигарету за сигаретой. С тех пор Василий стал значимым. И это было давно, он ещё учился в школе. Потом его взяли на работу в институт. Днём над ним проводили исследования, а вечером он работал.

Иногда Бельский даже подходил, по-отечески хлопал по плечу и, глядя Васе в глаза, изрекал: «Хорошо тебе быть дебилом. Особенное мышление. Я бы хотел побывать в тебе и остаться». Бывало, он даже гладил его, щекотал под брюками. Если это видел ассистент профессора с непереносимым характером и фамилией Айварс Озолс, то встреча заканчивалась скандалом. Васю ругали и заставляли сидеть в комнате для инвентаря. Потом приходил хмурый Озолс, бормотал на непонятном языке, осматривал уборщика и отсылал работать. Очевидно, помощник профессора ревновал его к Бельскому, так как не всегда правильно выговаривал слова и иногда переходил на непонятную речь. А Вася всегда говорил правильно и, если слово было сложным, то мог осилить его по слогам.
 
Очевидно, он-то и сделал так, что вскоре Бельский значительно охладел к любимцу. Айварс Озолс подарил "умной голове" нескольких забавных поросят с человеческими глазками. Каждому дали странные имена, но научный персонал холил и лелеял их, будто собственных детей. Особенно усердствовал старенький профессор Бельский. Он даже ударил несколько раз Васю, когда тот вознамерился покормить свинок. Озолс сам перевязал болезненные раны уборщика и вдруг заметил:

– Он до настоящего времени ценен для нас. И он всё-таки человек.

На что профессор Бельский смешно пошутил:

– Если вы называете такого человеком, то я лучше буду одной из этих свинок.

Вася поддержал "умную голову" искренним смешком тогда, и сейчас, когда доктор Озолс посетил дачу Спиридоновых и рассказал свою историю, весело рассмеялся.

Отпуск Вася всегда проводил подальше от городской суеты. От зари до сумерек он помогал по хозяйству тёте, которая стала полноправной хозяйкой дачи после смерти родителей Васи. Работать приходилось много, и когда тётка присматривала за ним, и когда уезжала в город, наказав сделать то-то и то-то. Потому любимым занятием между выполнением работ стало ничегонеделание в плетёном кресле перед крылечком.
 
В день, когда тётка уехала в город до вечера, обещав всыпать Васе, если тот не почистит свинарник, дачу Спиридоновых посетил доктор Озолс.

Со времени их последний встречи всегда поджарый, спортивного вида помощник профессора Бельского заметно постарел, осунулся, появились чёрные мешки под глазами и необычная для живости характера отрешённость. Доктор приехал не один. Едва дверца запылённой тарахтящей машины отворилась, наружу, тяжело переваливаясь, вышла цвета топлёного молока свинья. Она огляделась, хрюкнула и принялась яростно чесаться о штакетник забора. Озолс, между тем, возился со второй свиньёй, имеющей, очевидно, не такой покладистый нрав. Свинья хрипло визжала, когда доктор тащил её из салона машины. Вася подбежал помогать и доктор не стал возражать. Оказавшись на земле, свинка вдруг успокоилась и принялась усиленно внюхиваться в разрытую землю у забора и готовую обработанную сваю.

– Я отдыхаю, – напомнил старому знакомому Вася.

– Да, – отрешённо подтвердил доктор, – отпуск. Я бы тоже…

Свинёнок, что тёрся о забор, хрюкнул. Озолс будто спохватился, взял непослушную свинью за ухо и силой подвёл к крыльцу.

– Умная голова хочет от них избавиться, – догадался Вася. – Я нужен в ла-бо-ра-то-ри-и.

Та свинья, что первой выскочила из машины, чувствительно толкнула его пятачком. Вася погрозил ей пальцем, но свинья яростно захрипела.

– Нужен, нужен, – торопливо поддакнул Озолс, вспотев от возни с подопытным животным. – Мы можем пройти в дом?

– Да! – радушно кивнул Вася. – Но этих нужно загнать в свинарник. Пусть познаются с нашими хрюшами.

Свинья пребольно укусила его за лодыжку. Вася подпрыгнул от неожиданности и, всхлипнув, ударил животное пяткой калоши. Свинья с человеческими глазами уставилась на него. Имей мимику на морде, она глядела бы удивлённо.

– Профессор, – с мольбой обратился Озолс к животному, – не время показывать характер. Мне и так нужно собраться, чтобы подобрать слова для объяснений.
 
Свинья вдруг очень по-человечески хмыкнула. Вася почувствовал, как у него затряслись колени: доктор Озолс сошёл с ума. Психов он очень боялся. Часто слышал, как тётя жаловалась соседке: «Боюсь я этого психа, ещё набросится».

– Василий, мне нужно вам кое-что разъяснить, – собираясь с мыслями, сказал доктор Айварс Озолс.

Во дворе та, что просто свинья улеглась на землю, ту, что назвали «профессором» принялась умывать пятачок в стоящем на лавке ведре с водой. Доктор вытянул из кармана чистый платок и осторожно помог ей очиститься.

Тем не менее, он ещё долго молчал. Его объяснения перемешивались с непонятными научными терминами, которым он пытался найти синонимы, но у него плохо выходило. На словах выходило, что и Васе предстояло стать Бельским, так тело его идеально подходило, потом новое тело начали выращивать, потом появились свинки, в которых была часть Бельского и они могли заменить его органы.

Наконец, Озолс завершил речь и уставился на «профессора», который пытался по-человечески усесться на краешек тротуара.
 
В ответ Спиридонов весело рассмеялся.
 
– Это смешная шутка. Зачем было думать столько слов, чтобы пошутить? Умной голове бы понравилось, он хотел быть свинкой.

– И всё-таки это – правда. Я сам не могу объяснить некоторые моменты. Мы почти двое суток делали операцию по указаниям профессора. Потом стёрли все архивы. Он просил об этом. Конкуренция и цена вопроса очень высоки. Понимаешь, новое тело профессора ещё не готово, поэтому наши свинки лучше всего подходили для трансплантации наоборот. Видишь, у них человеческие глаза. В них в общем больше от человека, чем от свиньи.

– Зачем тогда умная голова здесь? – удивился Вася, с недоверием глядя на профессора, пытающегося лёжа дотянуться копытцем до бока. – Ему нужна кон-фе-рен-ци-я, чтобы получать награды.

– Слишком много недоброжелателей. Да и кто поверит в результат операции. Я бы сам не верил, если бы не видел собственными глазами. Но нам во что бы то ни стало нужно сохранить его интеллект.

Вдруг свинья сделала мощный, с взвизгом, вздох и с хрипом выдохнула. Озолс лихорадочно вытащил из кармана автоматический шприц и, чертыхаясь, насадил в гнездо ампулу с розовой жидкостью. До Васи доходило много медленнее. Наконец, он понял, что свинья с трудом сказала: «Ууу-кол».

– Это укрепляющее средство по Бельскому, – уточнил Озолс, вводя препарат под кожу свиньи. – Помогает только Бельскому, как и все его исследования.

Свинья попыталась мстительно ухватить его за голень, но доктор ловко увернулся.
 
– Говорит он с трудом, – продолжил Озолс. – Голосовые связки, гортань и ротовая полость – наша недоработка. А человеческие губы не были предусмотрены. Но как бы профессор не требовал, делай только один укол в сутки.

– Делай, – озабоченно повторил Вася. – Я буду помогать умной голове? В ла-бо-ра-то-ри-и?

– Нет, – твёрдо произнёс Озолс. – Профессор останется здесь, на даче. Дождёмся твоей тёти и поговорим.

Родственница приезжала вечером. Оставив гостей в комнатах, Вася наскоро вычистил свинарник. Потом набрал, какой был горбыль в дровянике, выкатил чурбаны и под руководством доктора Озолса сделал подобие стойла в комнате. Принесли свежей соломы. Ту, что называли Пико, охотно зашёл в огороженное место, когда перед ними поставили жестяной таз с варёной картошкой. Та, в которой находился «умная голова», звали Джером. Он не протестовал, а просто завалился спать на низкую тёткину тахту. Озолс беспомощно всмотрелся в лицо Спиридонова, будто ища поддержки. Вася глядел на похрапывающую свинку разиня рот. По характеру, по независимости, по сварливости Джером точь-в-точь профессор Бельский. Но что скажет тётя, когда увидит свинью на своём ложе.

Доктор Озолс послал дачника выгрузить и принести вещи из машины. За один присест всё осилить не удалось. Для Пико и Джерома привезли пару десятикилограммовых мешков овсяной и ячневой крупы,  мешок картофеля, несколько больших упаковок витаминизированной пшеницы, завёрнутые в пакеты яблоки и груши, чёрный мусорный мешок, в котором помимо овощей, были две тяжёлые тыквы. Сумка с горячим хлебом, бутылки с молоком. А ещё были принадлежности для мытья, надувная подстилка и разная мелочь.

Пока Вася готовил ужин Бельскому – кашу и тюрю с молоком – доктор, обмахивая себя платочком, поучал:

– Я буду часто отлучаться. Может быть, буду в лаборатории и днём, и ночью. Профессор много на себя взял, когда получил средства на исследования. Ожидаемый результат один – собственное долголетие. А спрос с кого теперь? Со свиньи? С Озолса спросят. Так что станешь профессору родной матерью. Не перекармливай его. Два раза в день вполне достаточно. Продуктов хватит на неделю. Укол с розовой ампулой один раз в сутки, как бы он не просил. Иначе ему будет очень худо, вплоть до смертельного исхода. Капсулы с белой жидкостью – антидепрессанты. Тоже не более двух-трёх раз. Если сам не попросит, то и вовсе не давай. Гуляй с ним чаще и после каждой прогулки не забывай мыть. Как слышал, он говорит, но с трудом. Для общения оставлю специальный планшет. Он постоянно будет у профессора. Что ещё, что ещё… Тайну пребывания здесь профессора в таком виде береги как… как… Лучше отрежь себе язык, понял. Пока трудись, а я отдохну. Нужно... немного…

Он мгновенно уснул, развалившись в кресле, по-детски посапывая. Пока варилась каша, Вася приготовил несколько вёдер с картошкой, рубленой в кашицу крапивой для обитателей свинарника. Только сполоснул лицо под рукомойником, вне дома гулко просигналил клаксон – тётя вернулась. Под окнами она принялась браниться.
 
Вася растормошил доктора и знаками указал на окно. Озолс прислушался, понял, прочистил горло и приготовился к встрече. Профессора даже не будили.

Тетя, невысокая, в годах, женщина с одутловатым лицом и вздёрнутым носом и сама напоминала свинью. Маленькие запавшие глаза ничего не выражали, но судя по тому, что она подбоченилась, их ждал неприятный разговор.

– Это чё, бля, такое?! – членораздельно произнесла она. – Васька, сука, ты кого в дом пустил? Удавлю ****оту. И чего свинья в доме, а?!

– Прошу прощения, – грудным голосом начал доктор, но на тётю тембр не произвёл никакого впечатления.

Она грубо отпихнула Озолса, замерла, глядя на тахту, издала страшный утробный рёв и, помедлив саму малость, схватила с пола оставшийся после работы увесистый кусок горбыля.

Доктор вознамерился было помешать, но тётя до того осатанела, что сила её увеличилась втрое. Озолсу достался удар ребром горбыля, от которого голова безвольно мотнулась. Свинье, лежащей на тахте, тумаков не досталось. Тётя, не совладав с собой, промахнулась. Джером спросонья тупо уставился на неё.

– Тётечка, не надо!

Вася повис на другом конце доски. Разъяренная женщина, отбросив оружие в сторону, подняла на него кулаки. Ойкнув, Вася бросился ничком и попытался по-пластунски скрыться под тахтой. Не влез и сжался, защищая голову от ударов. Но наказания не последовало.

Он тишком огляделся, поднял глаза и обомлел.

Тетя на дрожащих ногах медленно отступала к двери.  Джером, он же профессор Бельский, умудрился встать на два копытца, другой парой упирался в тахту. Ощерившись, он уставился на женщину. Человеческие глаза на свиной морде её впечатлили. Вдобавок, профессор с усилием захрипел:
 
– Су-ука! Ста-а-арая су-ука!

Он указал копытцем на дверь и рявкнул:

– Во-он отсю-юда, су-ука!

Тётя, мелко кивая, повернулась и сломя голову обратилась в бегство. Казалось, дом качался от её быстрых, тяжёлых шагов. У калитки раздался её отчаянный вопль:

– Дьявол. В доме дьявол!

Озолс, кряхтя, встал, потёр ссадину на челюсти и выглянул в окно. Потом нехорошо улыбнулся Джерому, дрожащему от затраченных сил, и сказал:

– Профессор, теперь пожалуйте в загон. Если она приведёт людей, вам останется хранить полное достоинства молчание.

Джером хрюкнул на Васю и, глядя в пол, послушно поплёлся в загон. Голос тёти ещё некоторое время был слышен на улице, но постепенно стих. Её скверная репутация сыграла с ней злую шутку. В конце концов, она вернулась и принялась звать Спиридонова. К ней вышел доктор Озолс и минут пять они вели беседу на повышенных тонах. Затем он вернулся и сообщил Васе:

– Я пытался втолковать про тайный эксперимент правительства и что нужно держать язык за зубами, но у неё иной интерес. Она хочет через суд прибрать к рукам дачу, а свиней из свинарника заберёт позже. Она успела где-то перехватить водки и уже уехала. Чудесная женщина.

Джером злобно и пронзительно прохрипел. Будучи мизогинистом по натуре, он не принимал женщин ни под каким видом. За время работы в институте из его исследовательской группы под давлением или из-за травли ушли и просто симпатичные девушки, и толковые специалисты. Отчаянного деспота просто терпели в институте. И даже терпению Айварса Озолса, бесконечно уважающий талант Бельского, порой приходил конец.

– Свинья, – неопределённо пробормотал доктор неведомо кому.

Вечером профессор капризничал, ужин не доел. Посредством планшета заказал себе фруктов. Проснувшись ночью, взревел и катался по полу. Озолс неожиданно спокойно вручил Спиридонову шприц и последний под руководством доктора сделал укол антидепрессанта. Учёный пояснил напуганному Васе, что человеческой сущности невозможно привыкнуть к иному состоянию.

Наконец, Бельский уснул, а они продолжили разговаривать. Нет, говорил только Озолс. Этим он напомнил Васе профессора, когда тот страдал от одиночества и искал собеседника.

Под утро, так и не задремав, Айварс Озолс уехал. Перед уходом он заставил Васю проговорить весь план на несколько дней вперёд.
 
Проснувшись, Бельский как ни в чём не бывало попросил на завтрак каши и молока. Потом они гуляли по двору. Профессор заинтересовался огородом и разрыл грядки моркови. Он с видимым удовольствием занялся немытыми овощами, а Вася мог лишь смотреть. За такое, по словам тёти, полагалось с десяток плюх. Вот только такое вряд ли грозило светилу мировой науки.

Доктор действительно не появлялся четверо суток. За это время Спиридонов приноровился к характеру Джерома-Бельского. Иногда на профессора находило отчаяние, и в ещё большее бешенство его приводили попытки Васи вместо укола успокоить, погладить. Он сводил счёты, едва успокоившись: пребольно кусал за лодыжку. Ради мести ли, из интереса, во время прогулки профессор уходил в огород, топтал и разрывал грядки, повредил теплицу, подрыл кусты смородины. Вася только разводил руками, пытался увещевать свинью, но тщетно. И хотя тёти не было рядом, он не слышал её пустых упрёков, справляться с причудами нового жильца становилось всё труднее. Подобно другим свиньям, Джером полюбил грязь. Через планшет он приказал разрыхлить землю в огороде, налить в канавку воды достаточно, чтобы принять грязевую ванну. При этом отказывался мыться и заходил в дом как есть в глине. И хотя Вася был настойчивым, несколько раз наказам доктора о чистоте пришлось пренебречь. Пико как заправская собачка делал свои дела только на улице, куда просился тихим повизгиванием. Время от времени Вася отлучался заботиться за подопечными свинарника. Тетя с памятного вечера не появлялась, и угрозы её забылись.

Отдых в течение дня удавалось улучить, когда свинья замирала у планшета. На копытце надевался специальный стилус, и профессор колдовал над устройством в интернете.

А перед приездом доктора Озолса свинья проделала замечательный фокус.

В то утро Джером-Бельский ни за что не хотел выходить гулять и только понукая, Васе удалось выманить его на улицу. Профессор заинтересовался разрытой кротом землёй у ограды. Затем сходил «по-большому» и тут же вымазался в фекалиях, а остатки подхватил в пасть. Вася всплеснул руками, подхватил ведро и чистую вискозную салфетку, которой подмывал профессора после прогулки и начал чистить Джерома. Тот не сопротивлялся, только фыркал.
 
За этим занятием его застал Айварс. Он ещё больше осунулся, стал похож на глубоко больного человека.

– Как вы тут? – тихо осведомился он.

– Мою, – отрапортовал Спиридонов, елозя салфеткой по корейке. – Умная голова наделал делов и даже их покушал.
 
Озолс неожиданно внимательно присмотрелся к безмятежному Джерому-Бельскому. Быстро подошёл, заглянул в морду, и устало вздохнул.

– Это Пико!

– Что вы? – страшно удивился Вася. – Пико в загоне, а умная голова стоял у кровати. Я его вывел гулять.

Тех же усилий стоило загнать свинью в дом. В комнате были перерыты вещи, разбросаны по половицам продукты. На тахте разлегся хряк, уписывал за обе щёки фрукты. Завидев вошедших, очень по-человечески, хотя и со страшным хрипом, рассмеялся.

– Дох-хтор, – просипел Бельский, с трудом выговаривая слова, – дафно не видлись. Нам нушно обра-а-тно.

– Вы умерли, профессор, – флегматично напомнил Айварс Озолс. – И ещё недовольны. Тело не готово. Кто-то упорно ставит нам палки в колёса. Половина тех, кто проводил операцию, из института исчезли. Вряд ли они могут знать о том, что на самом деле делали. А у нашего главного помощника паранойя: он постоянно чувствует слежку за собой. Вам ничего про это неизвестно?

– У гения вра-аги, – едва слышно прошептал Бельский. – Всю-уду.

– Зачем эта шутка с Пико? – переключился на другую тему Озолс.

Джером-Бельский неопределённо хрюкнул, сполз с тахты, замер и выдавил содержимое кишечника на пол.

– Зачем? – резко выкрикнул Озолс. – Зачем?

Свинья, повизгивая, кинулась наутёк и залезла под стол. Вася быстро сходил за водой и куском ветоши очистил половицы. Профессор так и не появился и лишь раз издевательски просипел: «Анализы, мои анализы».
 
Когда Вася выносил ведро, столкнулся в сенях с доктором Озолсом. Он занёс пакеты с продуктами и, сгорбившись, сидел на деревянном топчане; мял в руках сигарету и никак не решался закурить, лишь мусолил фильтр.

– Прости, – дрожащим голосом заговорил он, – прости. Гении тоже могут оказаться свиньями.

Васе не нашлось что ответить. Он выплеснул нечистоты в густую сорную траву у забора, сполоснул ведро струёй воды из колонки. Подходя к дому, услышал глухие выкрики – доктор ругался. Вася остался ждать на лавочке. Вскоре Озолс выскочил из сеней в сильнейшем волнении. Он несколько раз прошёлся туда-сюда, потирая ушибленную ладонь. Остановился как вкопанный, усмехнулся.

– Не сдержался, – хватая ртом воздух, признался он Васе. – В первый раз не сдержался. Пока видел в нём гения, человека, держал себя в руках, а увидел перед собой свинью – рука сама поднялась. Животное.

Спиридонов напугано молчал. Обычно доктор Озолс был зол, когда профессор касался Васи, прижимался к нему.

– Я завязал на его шее цветной платок, – жёстко проговорил доктор, – чтобы ты различал их. Следы от уколов на теле всё равно не видно. Потом привезу ошейник.
 
– Увезёте умную голову, – голосом полным надежды осведомился Вася.

– Потерпи немного, – почти умолял его Озолс. – То, что происходит в институте – страшно. Ты не поймёшь ничего, а мне бы хоть кому-то выговориться. Некто хочет, чтобы проводившие эту операции замолчали. Может быть, конкуренты из транснациональных компаний, или олигарх из правительства озаботился бессмертием. Кому будет принадлежать Бельский и его интеллект, тот станет властелином мира. Ты никогда не хотел быть властелином мира?

– Не знаю, – пожал плечами Вася.

Озолс объяснил, что вновь уедет и то, что много времени уходит, чтобы убедиться, что слежки нет. Он прилёг на топчан, положив под голову ворох одежды, и задремал. Вася не без страха заглянул в дом. Джером-Бельский с утробным урчанием подгрызал ножку стула. Морда свиньи не выражала эмоций, но человеческий глаз потемнел. Профессор был в ярости. Обратив внимание на Васю, с надрывом завизжал. Сквозь хрипы Спиридонов различил слова «готовь ужин» и некоторые бранные в свой адрес. 

Вася на скорую руку приготовил пшеничную кашу на молоке, которое привёз доктор, отварил картофель для всех: свиней и людей. Профессор, объевшись фруктов, на миску с ужином не глянул. В платке, понуро свесивши голову над планшетом, он немного походил на человека. Пико запросился на двор. Спиридонов, постоянно оглядываясь на безучастного Джерома-Бельского, вывел животное. Айварс Озолс даже не шевельнулся, когда свинья с грохотом прошлась по половицам.
 
Когда алый за окном всё покрылось бледной вечерней синевой, Озолс проснулся. Едва перехватив холодной картошки, засобирался в дорогу. Вася, мямля, просил остаться, но доктор лишь ободряюще потряс его за плечи. Учёный раздумывал: не зайти ли в комнаты, но, мотнув головой, натянул куртку и вышел к машине.

Профессор лёг спать в загоне и капризами Васю не беспокоил. Оставшийся кусочек вечера прошёл в истоме. Вдалеке играла музыка, причудливо переговаривались пичуги, пару раз гортанно смеялись проходившие группы отдыхающих – вот и всё живое, что было. Вася, утомленный заботами, развалившись, сидел в сенях на лестнице. Когда начал пробирать холод, ушёл в дом.
 
Казалось, и не спал вовсе. Его разбудил тонкий визг. Вася протёр глаза, встал и, зевая на ходу, подошёл к загону. Свинья с галстуком беспокойно ворочалась во сне, та, что без, тянулась к человеку, вновь тонко простонала. Пико просился на улицу.

Спотыкаясь на ходу, он вывел свинью. Обычно, когда Пико опорожнялся, то ещё некоторое время рыскал по двору. Вася задремал, прислонившись к свае забора. Разбудил его шум мотора подъезжающей машины. Глаза ослепил свет фар из щелей ворот. Раздался топот множества ног.

Засов, на который по привычке запирал Спиридонов ворота, едва сдержал незнакомцев. Дерево хрустнуло и прогнулось. Вася кинулся туда-сюда. В сумерках не разглядеть как следует, но Пико нигде не было. Вася вбежал в комнаты и закричал:

– Голова! Голова! Это воры!

Джером-Бельский лишь повёл ухом. На улице с треском хлопнули ворота, тяжёлые ботинки застучали по тротуару. Вася кинулся к холодильнику и вытащил самое дорогое и лакомое: две палки краковской колбасы. Сунул их за пазуху и, не зная, куда себя деть, остался у загона.

В низкие двери гуськом вошли люди в чёрных масках, с короткими автоматами и разошлись по комнатам. Вслед за ними появился низкий сухопарый человек с невыразительным, обвисшим лицом и старательно зализанными редкими волосами. Был он Васе смутно знаком: видел его пару раз в лаборатории. Он шагнул вперёд и недобро глянул на Джерома-Бельского. Тот водил голову из стороны в сторону и разглядывал вошедших.

Вбежал человек в маске и, согнувшись, вполголоса почтительно доложил:

– Свиньи из свинарника разбежались по огороду, не даются.
 
– Лишнего шума не поднимать. К тому же Озолс ясно сказал: свинья в галстуке. На другую времени нет. Хватайте.

– Стой! – визгливо крикнул Вася, закрывая грудью профессора. – Не дам умную голову. Заберите это.

Он протянул гладкие мясистые кольца. Его грубо оттолкнули в сторону. Джерома-Бельского взяли за что только можно. Свинья пронзительно завизжала.

– Не трогайте умную голову! Не дам!
 
Вася надрывался изо всех сил, пока его не ударили прикладом по голове. В глазах потемнело, руки дрожали в конвульсиях. Над ним глухо проговорили:

– Нет второй свиньи!

– Неважно. Это профессор Бельский. Тугодум врать не станет, не та природа. Его тоже в машину.
 
Васю подхватили и на негнущихся ногах, в чём есть, потащили на улицу. Он только мычал от боли. Их вместе с профессором оставили за решётчатой камерой. Хлопнули дверцы и машины уехали. В предрассветный час лишь в соседнем доме их проводила пара любопытных глаз.

Спустя пять минут Джером-Бельский вылез из-под сеней, куда попал через подрытую накануне им самим яму. Он открыл свинарник, но затеряться среди них не посмел. Но всё-таки на всякий случай, чтобы не отличаться от иных свиней, он вывалял морду в земле. Свой человек в группе захвата очень точно передал время прибытия. Всё сошло благополучно. Помощник в институте безотказно снабжал информацией, даже не зная, что в сети общается со свиньёй.  Докторишка и недоумок до поры до времени забавляли, но не более. И всё же на то, чтобы продумать, как избавиться от них, ушло немало времени.  Попадаться в лапы конторы он не собирался, оставался единственный выход – частный покупатель. Как только правительственная группа отъедет подальше, от него должен прибыть агент. А пока Джером-Бельский прилёг на траву.
 
Он умирал, возрождался в неприглядном со свойственной его карме виде и вопреки всему хотел в новое тело. Его интеллект будет сохранён. Но нужно немного поспать.

Вдруг его крепко перехватили верёвкой. Он всхрапнул спросонья, дёрнулся, но вырваться уже никак. 

– Чё прям тут чё ли? – с сомнением осведомились над ухом. – Как-то чё-то…

– А куда их вести? – раздражённо возразили ему. – У меня нового свинарника нет.

Бельский изловчился поглядеть кто его мучители. Женщина, которая несколько дней назад пыталась ударить его доской, нетвёрдо стояла на ногах и руководила одетыми наспех мужиками. Перед ним поставили эмалированный таз, неожиданно ярко блеснул в утреннем солнечном свете огромный нож.
 
– Ваську менты повязали, видали, – еле ворочая языком, прогнусавила женщина. – Експерименты тут проводили. Знаем, как они конфисковать умеют. Ещё наедут. Режь их, мужики. Делюсь мясом.

Профессор закричал, но от ужаса, от невероятности происходящего из горла шли звериные хрипы. Из последних сил, хватая ртом воздух, он прошептал: не надо.

– Слышится всякое, – пробасил нетрезвый мужик с ножом. – Надо же, будто человека режу.

И удобнее перехватил нож.

В камере автомобиля Вася Спиридонов лежал неподвижно, пока не прошла боль. Свинья положила тяжелую морду ему на колени и по-собачьи пыталась заглянуть в лицо. Глаза были умными.

– Не бойтесь, про-фес-с-ор, – с трудом осилил новое слово Вася.

И протянул чудом сохранённую колбасу свинье. Та обнюхала угощение и доверчиво потёрлась об тыльную сторону ладони. Вася осторожно погладил её за ушами и не был отвергнут. Не веря счастью, Вася обнял самого дорогого для него человека.