Борзая

Сентябрь порадовал москвичей хрестоматийным бабьим летом с солнечной погодой, мягким умиротворяющим теплом и летящими паутинками. Сын сделал Янке сюрприз ещё в четверг вечером: привез всю семью выловить на природе последнее осеннее тепло, побаловаться шашлыками и сходить по грибы.
К субботе в дачный поселок стянулись все соседи. Поселок загудел, запищал детскими голосами, заиграл музыкой с участков, заурчал скутерами, закурил дымком от шашлыков и сожженных листьев. 

Муж с сыном и невесткой ушли поутру за опятами, к ним присоединились соседи «справа» и «напротив», оставив Янке детей от всех трёх семей. Позже набежало ещё полдюжины ребятишек со всей улицы, и Янкин бельведер снова превратился в игровую площадку, на которой заправлял, по обыкновению, старший внук Димка. К своим неполным 10 годам Димка перечитал из бабушкиной богатой библиотеки всё, что положено отроку его возраста. Это давало ему возможность быть этаким массовиком-затейником  среди сверстников, поскольку игры, которые он предлагал детворе, были придуманы по сюжетам приключенческих романов, и даже в скучную дождливую погоду, когда только и остается, что сидеть в беседке,  он мог стройно пересказать какого-нибудь «Айвенго» или «Всадника без головы» . Ребята слушали Димку с интересом  и называли почтительно «Димыч». Янке казалось, что для своих лет внук излишне серьёзен, поэтому  она не упускала случая подшутить  над ним,  вклиниваясь в его разумные рассуждения нарочито глупым вопросом. Димка возмущался: «Ну, бабуль! Ты же взрослая женщина и инженер! Как ты не понимаешь..». А она, пряча улыбку, выслушивала  объяснения того, что дОлжно понимать взрослой женщине и инженеру.
Лидерство  Димыча среди дачной детворы периодически оспаривалось его закадычным другом и ровесником Матвеем, младшим сыном соседа «напротив». Родители называли Матвея на английский манер «Мэт», а дачный контингент за глаза звал Мотькой. Родители его долгое время работали в Англии, сам Мотька по-английски говорил как по-русски, за что Димка его глубоко уважал. И ещё за то, что Мотька виртуозно играл в «Танчики». Несогласие Матвея с Димкиным лидерством выражалось, обычно, фразой: «А чего это ты тут раскомандовался?», на что Димыч спокойно отвечал: «Предложи свой вариант действий, мы обсудим». Мотька после этих слов, в большинстве случаев, сдувался, поскольку более конструктивный вариант у него всегда был не готов.
 Янке доставляло удовольствие наблюдать за детьми. Обычно она сидела с книгой или планшетом поодаль, на дачном диванчике под кустом жасмина, и дети её контроля не замечали. Если Мотькино несогласие переходило в спор на повышенных децибелах, она напоминала о своем присутствии чем-то вроде : «Э-эй, руководители! Ну-ка, быстро-быстро пришли к консенсусу!» Дети отвечали: «Гыыыы» и успокаивались.
Вот и сейчас она склонилась над планшетником и на некоторое время отвлеклась от бельведера. Накануне ей удалось убедить мужа в необходимости сооружения на участке маленького искусственного прудика:
- Ян, ну зачем нам этот комариный рассадник? – возражал муж.
- Да уж не больше рассадник, чем твоя бочка с водой у гаража.
- Бочка под водостоком стоит, она при деле.
- А прудик – это красиво! Вот посмотри, какие есть варианты. Просто глаз не оторвать! - Янка потянулась за планшетником.
- А если дети туда упадут?
- Ну, вот ты сейчас издеваешься? Там глубина чуть выше колена. Да и внуки у тебя вполне вменяемые.
- И охота тебе с этим возиться? Перекопают же всю лужайку!
- Игорь, ты меня любишь?
- Ой, всё! Делай!
Теперь Янка с головой погрузилась в выбор варианта и не заметила, как в бельведерчике  дети затеяли не то спор, не то обсуждение..

- Бабу-у-уль! – Димыч выдернул Янку из мира искусственных водоемов – А как вы с дедой познакомились?
На руке у Димки висела четырехлетняя сестра Аглая, обеими ручонками обхватив руку брата и упершись подбородком в его локоть.
-Бабу-уй, как вы с дедай познакомиись? – кудрявый голубоглазый магнитофончик повторил вопрос брата.

Между внуками были удивительные отношения: Димка относился к сестре  с какой-то взрослой нежностью, скорее отеческой, чем братской,  называл её не иначе как Гланюшка, защищал и оберегал от всех, включая родителей.  Аглайка брата обожала, ходила за ним хвостиком, слушалась беспрекословно. Родители привилегии беспрекословного послушания не имели, и часто можно было слышать: «Димыч, она не спит/не ест/не идет домой, скажи ей!» Димка подходил к сестре, непременно разъяснял крохе зачем нужно спать/есть/идти домой.. Сестра слушалась его всегда.
Янка объясняла себе такую тесную связь между внуками следующим фактом: когда невестка Лиза забеременела вторым ребёнком, она очень волновалась, что Димка будет ревновать и страдать. Поэтому чуть ли не со дня благой вести стала объяснять  пятилетнему сыну,  что он теперь -  старший брат, и скоро у него будет маленький младший, которого нужно защищать и помогать ему во всем, ведь малыш будет совсем беспомощным. Димке так понравилась идея быть старшим братом и защитником, что к концу срока он ждал появления сестры чуть ли не с бОльшим нетерпением, чем взрослые. Он разговаривал с маминым животом, знакомил его с игрушками, рассказывал детсадовские новости, обнимал и прикладывал к нему ухо, пытаясь услышать ответ малыша. Когда Аглайка появилась на свет, Димка был искренне поражен её крошечными размерами: рассматривал малюсенькие ручки и ножки, осторожно дотрагивался пальчиком до носика-кнопочки, терпеливо ждал когда куклёнок проснется, чтобы поговорить с ней.  Аглайка улыбалась беззубым ртом, пускала пузыри и тянула к брату ручки. Не удивительно,  что чуть ли не первым словом девочки было «Имый!», что, ясное дело, означало «Димыч». Димка был в восторге! Так и жили внуки - не разлей вода, и даже Димкины сверстники не возражали, что за ним постоянно тенью следует младшая сестренка.

- Бабуль, Мэт говорит, что  его дедушка спас бабушку, когда она с лодки упала и чуть не утонула. Он её спас, а она за это за него замуж вышла.
- Ах, вот оно как!..
Янка улыбнулась – она знала эту историю: Аделаида, бабушка Мотьки, сама рассказывала её Янке за рюмкой чая, хохотали обе.

Адка в далеком 1985-ом отдыхала с двумя подругами-сокурсницами в Новом Свете в Крыму, снимали флигелек-сарайчик у частников. Эдичка, как Адка называла мужа, тогда студент Бауманки, отдыхал с двумя друзьями в пансионате «Знамя Революции», принадлежащем одноименному московскому заводу, на котором большим начальником работал его  отец.  Друзья и подруги  познакомились  на танцах. Парни предложили отметить знакомство в прибрежном кафе, а потом нанять моторку и сплавать на знаменитый Царский пляж.
После двух бокалов «Массандры» Адку развезло. Она хохотала, несла  чушь, была обворожительно мила, Эдичка не сводил с неё восхищенных глаз. А когда перебиралась с причала в зыбко покачивающуюся на волнах лодку, пошатнулась, потеряла равновесие и бухнулась в воду, сверкнув в воздухе белыми босоножками на шпильках. Эдуард  доблестно нырнул за ней, по классической методике спасения утопающих  выволок Адку за волосы, чем она потом, посмеиваясь, попрекала его всю оставшуюся жизнь. Понятное дело, что на Царский пляж мокрая пьяная Адка не поехала. Эдичка потащил её в гору, в поселок, поскольку Адка пребывала в промежуточном состоянии между «автопилотом» и «упасть». Около магазина на поселковой площади ей стало плохо, они едва успели спрятаться за кустом, где Адку долго и изнурительно  тошнило. Эдичка держал её, перевесив пополам через свою мощную длань, и поливал ей на руки минеральную воду, купленную в магазине. Адка умывалась, её опять тошнило, и она снова умывалась.. Потом сработало «упасть», и от площади Эдичка понес её на руках, а автопилот управлял им невнятными возгласами и неопределёнными жестами слабеющей руки: «Туда! Нет, не туда, а туда». Потом и автопилот выключился. Утром голая Адка проснулась в своей кровати рядом с одетым Эдичкой  и чуть не сгорела от стыда за вчерашнее. Оказалось, благородный Эдуард не мог уложить Адку в кровать в мокром грязном платье, поэтому ему пришлось её раздеть. И он не мог оставить её одну в таком плачевном состоянии,  ведь  девушки домой ночевать не пришли. Потому и прилег рядом одетый. И ничего тако-о-ого  между ними не было. Вот.
 Адка стыдилась зря: влюблённый Эдичка был поражен в самое сердце её слабостью и хрупкостью.
 – Надо же, бедняжечка! С двух бокалов вина совсем беспомощная сделалась! – рассказывал он друзьям. И поклялся оберегать слабенькую Адку всю свою жизнь, и слово свое, кстати, сдержал. 
Эдичка  был в неведении, что в вечер перед танцами девчушки сначала раздавили на троих пузырик Ново-Светского шампусика. А потом их заловила  хозяйка, компанейская баба лет пятидесяти, у которой была бутылочка вонючей николаевской водки, но не было компании для её употребления.  Девочки хозяйку уважили и только потом двинулись плясать в пансионат. Так что, «Массандра» упала на хорошо  подготовленную почву..

- Бабуль, так как?  - не унимался Димка. Из  бельведера выглядывала пара дюжин любопытных глаз, а Мотька вообще перевесился через перила, будто хотел услышать - что там ответит Димкина бабушка..

***

Детство Янки прошло в большом южном городе. По Божьей воле случилось так, что в многоквартирном  доме, где она жила, её сверстниками народились только мальчишки. Девчонки были либо значительно старше и не замечали Янку, либо значительно младше, и их не замечала она сама. Вот и пришлось ей с самого нежного возраста водить дружбу с одними мальчишками. Дружба эта обязывала   соответствовать принятым в мужском коллективе нормам ловкости и умения. Поэтому Янка научилась всем пацанским прибамбасам – свистеть в два пальца, лазить по деревьям, и крышам, метать ножички, кататься на велике «без рук», нырять вниз головой с вышки на пруду, драться..
Природное тщеславие заставляло девчонку совершенствовать эти умения, она старалась быть не только не хуже, а даже лучше приятелей. Нет, ну конечно, её закадычный друг и сосед Сережка был самым сильным и ловким по умолчанию.  Янка признавала его первенство хотя бы потому, что Серый был-таки на два года старше. Всех остальных Янка сумела обставить и занимала во всевозможных состязаниях почетное второе место. Мальчишки Янку уважали и считали своим в доску парнем.
Кроме того, её участие в дворовых мероприятиях придавало им  творческую окраску: каждый раз она придумывала какой-то новый сюжет для обычных игр и развлечений. Например, простое лазанье по крышам сараев превращалось в освоение других планет, избитые казаки-разбойники переделывались в сыщиков-бандитов, где Серый был непременно Шерлоком Холмсом, а Янка - доктором Ватсоном.  Ну, а вылазки в соседний двор были не для того, чтобы тупо тырить виноград,  а для того, чтобы отважные конкистадоры привезли «на родину» добытое серебро и золото.

В соседнем дворе проживал враждебный клан мальчишек под предводительством долговязого Валерчика – драчуна и сквернослова. Их двор имел выход на другую улицу, а с Янкиным двором он соединялся некоторой нейтральной территорией, которая принадлежала обоим дворам, и называлась «За-сарай», поскольку находилась за огромным общественным сараем двора №1 .
У соседнего двора не было такого фундаментального сооружения, и  к «За-сараю» примыкали стены маленьких сараюшек-самоделок жителей двора № 2. По их крышам не разрешалось лазить Янкиным друзьям, а Валеркиным друзьям, которых ребята так и называли – «Валерчики», был заказан путь на грандиозную крышу общественного сарая двора № 1. Конечно, и та, и другая группировки нарушали запреты, ибо считалось хорошим тоном влезть в запретную зону и оставить там какой-либо знак пребывания – например, импровизированный флаг или надпись мелом: «Длинный – козёл!». А уж обнести виноград  в соседнем дворе было особым шиком, не смотря на то, что виноград в южном городе рос буквально на всех стенах, беседках и заборах, и его было полно и на своей территории. 

После захватывающей вылазки конкистадоров, когда от спелых кистей была освобождена вся большая центральная беседка двора №2, Валерчики вызвали соседей в «За-сарай» на бой, пригрозив в случае неявки выбитыми стеклами в доме №1. Не идти было нельзя, ибо за выбитые стекла наказание было бы страшным, вплоть до милиции – поди доказывай потом, чья это работа! Пытаясь замять драку, Янка с Серым пошли парламентёрами:  Янка пыталась аргументированно объяснить Валерчикам, что они-де сами виноваты – повели себя как раззявы и лохи, надо было лучше охранять свои владения.
 Валерчики аргументы  выслушали, согласились, отчего ещё больше обиделись и наваляли Янкиным приятелям по-полной, за все их аргументы. Янка дралась с мальчишками на равных, с остервенением набрасываясь на долговязого, когда он подминал Серёгу. Валерчик с трудом отцеплял от себя девчонку и отшвыривал в сторону, вытирая кровь с разбитого носа и приговаривая «Да шо ж ты бОрзая-то такая! Убью щас!» Янка откатывалась, обдирая об асфальт колени и локти, и снова набрасывалась на врага.
Прекратил битву титанов сосед из третьего подъезда, который пошел выносить мусорное ведро на помойку, располагавшуюся всё там же, за сараем.  Увидел кучу-малу, засвистел, разогнал босоту, вытащил за шкирман своего сына. А потом накапал на Янку и Серого их родителям, выставив сладкую парочку зачинщиками потасовки. Янкина мама и так ахнула, увидев дочку в грязном платье,  с разбитой  губой, всю в синяках и ссадинах. А тут ещё этот сосед с жалобами..

Янка и раньше часто слышала от мамы укоризненное: «Яна, как ты себя ведешь! Ты же девочка!» и искренне не понимала, в чем так провинились девочки, что им нельзя жить такой же полноценной и интересной жизнью, как мальчикам. В этот раз, после жалобы соседа, все получилось гораздо серьёзнее: Янка была наказана домашним арестом на целую неделю, предварительно выдержав очень неприятный разговор с отцом и в который раз пообещав не ходить за сарай и тем более, в соседний двор.
А в соседнем дворе Янке дали прозвище «бОрзая», и было не понятно - с презрением или уважением говорят о ней в Валерчики..

После той августовской драки родители взялись с пристрастием за «главарей». Времени на гульки стало гораздо меньше: Серого с сентября отец записал в секцию самбо, а Янку мать отдала на художественную гимнастику, приобщать к прекрасному вообще и к прекрасному полу в частности. Серый изучал приемчики и учил им Янку, а она опробовала их на девчонках-гимнастках. Девочки пользы изучения приемчиков не понимали, и на Янку стали жаловаться. Короче, подружек из них ни разу  не получилось. К следующему лету Янка гимнастику бросила – скучно. То ли дело позаниматься  самбо! Но девчонок тогда в секцию самбо не брали.

Летом приехали к одной из  соседок два внука из Краснодара. Звали их Виктор и Пектор. Точнее, Пектора, конечно же, звали Петром, но «Виктор-Пектор» звучало забавнее. Мальчишки были близнецами, но настолько непохожими, что казалось, что они вообще не братья. Виктор - чернявый красавчик, задиристый и самовлюблённый хвастун, а Пектор – забитый, серенький и незаметный, плакса и трус. Пектору неоднократно доставалось как от Виктора, так и от других пацанов – ни за что, просто так. Но вот Янка органически не переваривала, когда кого-то, пусть даже жалкого и недостойного, шпыняют всем миром. Она тотчас же  становилась на его защиту. Как-то Виктор, очередной раз не церемонясь с братом, скинул его с удобного места на скамейке рядом с Янкой, и уселся туда сам. Пектор послушно присел на корточки возле скамейки.  Янка гневно сверкнула  глазами  и решила прекратить беспредел. Она  пнула Виктора локтем в бок и скомандовала:
-А ну-ка, встал отсюда!
- Чиво-о-о?! – выкатил глаза Виктор.
-«Чиво» слышал, – передразнила Янка. – А ты, - обратилась она к Пектору, - сел на место, вот сюда, рядом со мной.
Ребята замолкли, Пектор от страха втянул голову в плечи и сжался в комочек, Серый насторожился.
- Я не понятно сказала? – снова обратилась она к Виктору. -  Свалил отсюда!
- А чего это я должен?
- А того, - Янка с силой вытолкнула Виктора со скамьи.
- Борзая, что ли? – Виктор едва удержал равновесие.
- А если так? - и встала перед  Пектором, - Сядь, сказала, на место!
Пектор осторожно пересел на скамью, глядя на брата снизу вверх глазами побитой собаки.
Виктор подошел к Янке почти вплотную:
- А борзых-то учить надо! Солнцеклёш! – и задрал Янке сарафан, засветив перед всеми мальчишками её трусики. Мальчишки ахнули. Но не от вида девичьих трусов. Они поняли..
Янка моментально отреагировала ловкой подсечкой. Виктор, никак не ожидавший такого оборота,  крутанул ногами в воздухе пируэт и грохнулся физиономией в клумбу с бархатцами. Янка заломила ему руку за спину так, что он взвыл, и прошипела:
- Солнцеклёш - меня не трожь, а дотронешься – умрёшь!
Мальчишки заулюлюкали, а Серый одобрительно похлопал подругу по плечу:
- Маладца, Яшка!



Шли годы, обитатели двора росли. Вот уже враждебный клан Валерчика стал дружественным. Ребята вместе собирались в большой центральной беседке, играли на гитарах, пили «Раком-к-цели» (Ркацители), делились магнитофонными кассетами. Долговязый Валерчик садился рядом с Янкой и, лабая по струнам,  самозабвенно затягивал:
- Все дельфины в ураган, в ураган, в ураган
  Уплывают в океан, в океан, в океан,
  Лишь один из них отстал, ша-лула-лула
  И один в беду попал, йе-йе-йе-йе..
А Серый садился по другую руку от Янки, наливал ей вина в пластмассовый складной стаканчик и обнимал за плечи. Валерчик против этих объятий протестовал, отбрасывая Серёгину руку, со словами:
-Не замай!
 Серый вскидывал брови:
 - Чего это?
- Ничего! Не замай!
- Сиди смирно!
- Щас добазаришься!
- И что?
- А то, что и жевать нечем будет!
- Прям весь дрожу от страха!
- Ребят, ну хватит! – встревала Янка, иначе пререкания не кончались.
А однажды Серый с Валерчиком  даже ходили За-сарай разбираться. Из-за Янки. И неизвестно, чем бы эти разборки закончились, если бы не сама Янка, которая объяснила соперникам, что Серый это брат, а  Валерчик  это друг. И никак иначе. А влюблена она была совсем в другого мальчишку, из своей школы, но никому в этом не признавалась. Даже себе.


Ничего удивительного, что после такого мужественного детства и отрочества, Янка выбрала мужественную юность и поступила в технический ВУЗ. Такой технический, что соотношение девушек и юношей на её потоке было 1:10. Янка в таком мужском коллективе чувствовала себя как рыба в воде, сразу передружилась со многими.
Однако, первый раз в жизни у неё появилась подруга.
Девчонку звали необычно - Марика.  Нельзя сказать, что Янка к ней потянулась. Скорее, наоборот.  Марика прилипла к ней. Да и поселили их в одной комнате в общаге – тут уж как ни виляй, а дружить придется.
Марика родилась  в Туркмении, хотя была она русская, из интеллигентной семьи - отец военный, мать -  филолог.
Марика была о-о-очень хорошенькой. Волосы она подкрашивала хной в рыжеватый цвет, отлично подходивший к её зелёным глазам и бело-розовой коже. Была она пухленькой, что её совсем не портило, а делало, скорее,  аппетитной. Очень эффектная внешность – глаз не оторвать.
Марика приехала из своего маленького приграничного городка вся такая невинная  и нецелованная:  родители строгие,  из окружающих мужчин – только подчиненные отца, которые на Марику и глянуть не смели. И вообще - Средняя Азия, совсем другие нравы..
В Москве же, от такого обилия парней, сразу же заинтересовавшихся ею, Марика потеряла голову и.. пошла по рукам.  Почему-то она считала, что если она расскажет новому парню о том, как много у неё было поклонников, то это возвысит её в его глазах. Парень же слушал,  делал выводы и, «погуляв» с Марикой пару недель, а то и пару раз, бросал, ещё и отрекламировав её какому-нибудь своему другу.
Короче, к концу семестра с Марикой переспали практически все мало-мальски привлекательные ребята с потока. За бесконечными поисками большой и светлой любви  Марика забывала учиться, в первую же сессию нахватала три хвоста, была на грани вылета, неимоверными Янкиными усилиями успела вовремя пересдать начерталку, по которой Янка вычертила ей все задания, и осталась-таки на второй семестр.. Фу-у-х!
За манеру общения с противоположным полом и абсолютную дремучесть в преподаваемых студентам дисциплинах, получила она прозвище – Глупая. Ребята её недолюбливали, открыто посмеивались над ней, подшучивали порой весьма жестоко. В Янке тут же проснулся защитник всех униженных и оскорбленных, и она взялась Марику опекать.
Янка вообще не понимала – как подруга удосужилась поступить в этот ВУЗ. Марика была романтичная и ранимая, увлекалась поэзией, иностранной литературой, хорошо рисовала и обожала детей. Ей бы в педагогический или на какую-нибудь болтологию.. И чего она забыла среди матанализа, начерталки, сопромата и теории машин и механизмов? Собственно, вышеупомянутая «тут-моя-могила» ТММ  её и сгубила. Марика не смогла сдать расчетно-графическую работу по этому предмету, не смотря на то, что Янка все за неё начертила и многократно пыталась объяснить суть. Сознанию Марики это было не под силу. А препод заломался и требовал понимания. Короче, сессия началась, а зачета у Марики так и не было, что означало автоматическое отчисление. На том её высокое образование и закончилось.
Чтоб не убить известием об отчислении маму и папу, а точнее, чтоб они вдвоем не убили её, Марика осталась в Москве, устроившись дворником в студгородке, за что ей сохранили место в общаге.
Короче, дружба  продолжалась, наряду с непрестанными поисками  любви, которые Марика перенесла из институтских аудиторий в бары и кафе столицы. Правда, результат поиска был все тем же: после очередного расставания Марика рыдала у Янки на плече, обещая, что впредь будет её слушать всенепременно. Потом цикл повторялся: новый кабак, новое знакомство, страстная любовь максимум на месяц, расставание, Янкино плечо и обещания быть умнее.

В одно субботнее зимнее утро подруги раздумывали куда бы вечером направиться потанцевать, когда в дверь их комнаты  постучалась девчонка из параллельной группы.
Девчонку звали Фрида Левина. Поскольку имя было непривычное, её чаще называли по фамилии. Фридка не обижалась, привыкла со школы. Была она невероятно интересным индивидуумом – с ярко-рыжей копной кудрявых волос, густо конопатая, неподражаемо остроумная, лёгкая на подъем в вечном поиске приключений и обладавшая удивительной способностью вляпаться в невероятную историю,  всегда имевшую, однако, хэппи-энд.  Училась она  на повышенную стипендию, и все её любили. Червоточинка в ней была лишь в том, что если на столе появлялся алкоголь, Левина непременно напивалась в хлам. Она обожала бывать в общаге, где её были рады  видеть буквально в каждой комнате, и в какой-нибудь из них, да попадала она за стол. Однако, нахлебавшись, ночевала только у Янки с Марикой, другим не доверяла. Поэтому бывало не раз, что около полуночи Фридку вдруг приносили откуда-нибудь за руки - за ноги, как оленя, к девчонкам в комнату, и единственно, что она могла промычать: «Ян, я к вам..»
Янке приходилось идти к автомату и звонить Фридкиной маме:
 - Эмилия Самойловна, здравствуйте, это Яна! Фрида сегодня у нас останется, она нам курсовой помогает делать.
- Здравствуй, Яночка! А почему она сама не позвонила?
- Да её девчонки не отпустили, чтоб мысль не потерять: она им эвольвентную зубчатую передачу объясняет.  А я все равно мимо шла.. - Эмилию Самойловну нужно было отвлечь термином позабористее, это предотвращало расспросы о том, куда это Янка «шла мимо» в полночь:
- Да-да, Фридочка у нас такая умненькая!
- Ой, Эмилия Самойловна, что бы мы без неё делали!

Большинство студентов знало: если выберешься куда-нибудь с Левиной,  непременно напьёшься и вернёшься с ней домой шалашиком. Однако, все такие вылазки сопровождались непрекращающимся ржачем, и  потом  пересказывались на потоке из уст в уста, вплоть  до появления следующей серии альманаха «Life with Levina».

Итак,  явилась  Левина в то утро к подругам, как черт во сне:
 - Привет! Чё делаем?
- Да вот решали куда податься в вечеру.
- If you don’t know where to go - ask me! – Фридка подняла вверх указательный палец.
 Левина на жила на Таганке, где баров, барчиков, кафешек  было – через каждые двадцать метров.
–  Я знаю одно местечко! Только там вход платный, 5 рублей.
- Скока?!
- Но там миленько. И публика приличная.
- Левина, я на 5 рублей неделю проживу.  Там что, на золоте подают? Даже в « Меломане» – трёшник.
 - Сравнила! «Меломан» - большой сарай!  А это заведение того стоит, один раз придешь – другого не захочешь. И вообще там все наши.  Всё, идем туда! - решила за всех Фридка. - Но пузырь надо с собой брать, а то одним коктейлем не напьёшься.
- Левина, а напиваться обязательно?
- Зачем напиваться? Я не в этом смысле. Просто для весёлости.
- А-а, ну конечно!

Заведение называлось «Закарпатские узоры».  Здание имело форму огромной шайбы, при входе стоял швейцар в вышиванке, расшитом разноцветной тесьмой жилете и соломенной шляпе с пером и цветком.
Девчонки недоуменно посмотрели на Левину:
- Это что за название какое-то колхозное? И крестьянин в шляпе?
- Ничё вы не понимаете, деревня! Это стилизованный ресторан. Но мы в него не пойдем, мы в бар пойдем.
Бар находился на минус-первом этаже и имел действительно очень приятный интерьер: этакий полукруглый подвал темно-коричневого кирпича с деревянной мебелью и красивыми светильниками под старину. На уплаченные за вход  5 рублей полагался высокий «приталенный» стакан коктейля, на две трети заполненный льдом, тарелка миндаля и слоёная плюшка с красной икрой.
Когда девчонки отоваривали у стойки входные билетики, бармен кавказской наружности потерял дар речи, уставившись на Марику. Левина  пощелкала пальцами перед его лицом:
- Эй, аллё! Гийом, ты с нами?
Гийом вышел из оцепенения:
- Ай, Фрида! Что за цветок ты привела в нашу пещеру?
Марика при этих словах приняла позу «Неизвестной» Крамского, через полузакрытые веки рассматривая бармена. Невысокий, около сорока, армянин.. Нет, не то! Марика отвернулась и окинула взглядом зал.
Левина жила неподалёку, поэтому хорошо знала всех завсегдатаев «Шайбы», как в миру назывались «Закарпатские узоры». Она перезнакомила подруг со всеми «нашими», туса  получилась знатная, танцевали до упаду под Ottawan и Eruption, и даже не напились, как это обычно случалось в компании Левиной. Марика блистала красотой, была нарасхват и летала в облаках от своей востребованности. Однако, плохо когда есть выбор: в тот вечер она так и не решила с кем идти продолжать веселиться. Тем более, что Янка наотрез отказалась от приключений и хоть с трудом, но утащила подругу домой.
С тех пор девчонки каждую субботу плясали в Шайбе. Они уже заходили в бар бесплатно, как свои,  а друзья Левиной стали их друзьями.
Марика посещала бар гораздо чаще по причине большего количества свободных вечеров – ведь ей не надо было сдавать курсовые и экзамены. Ей нужно было выполнять план по поиску…  большого и светлого чувства? Да вот ничего подобного. Любви Марика больше не искала. У неё сформировалась четкая цель: выйти замуж и остаться в Москве, потому что возвращаться в приграничный городок в Туркмении она категорически не хотела.
Однако, из «шайбовских» жениться на Марике так никто и не захотел, она заскучала и подумывала о том, как бы ей уговорить Янку сменить место досуга. Янку же вполне устраивала Шайба – от добра добра не ищут.

Как-то, в июньский вечер подруги пришли в Шайбу отметить благополучное окончание Янкой второго курса. По этому поводу они даже взяли у Гийома бутылку шампанского за сумасшедшую цену 10 рублей и шоколадку. Сели за любимый столик, стали ждать появления друзей.  На душе у Янки было  легко, настроение прекрасное, ведь впереди - два месяца каникул!
К столику подошли два парня весьма приятной наружности.
- Привет,  девчонки! Вы одни? Можно с вами познакомиться?
Один из парней - высокий блондин, другой – брюнет, ростом на пару сантиметров выше Янки.
«Торопунька и Штепсиль» - подумала она. Парни подругам не были знакомы. Марика, заулыбалась, закивала головой, убрала сумочку с соседнего стула, не сводя глаз с высокого блондина.
- Одни, можно-можно.  Я – Марика, а это – Яна. Присаживайтесь.
- Какие имена у вас необычные, –  улыбнулся блондин, присаживаясь рядом с Марикой, - Олег.
- Джон,- представился второй.
Янка усмехнулась:
- Иван, что ли?
- Игорь.
- А почему тогда Джон, а не Гарри? – он Янке почему-то сразу не понравился, не смотря на смазливую физиономию. Не понятно даже чем. Вот не понравился и всё.  А это «Джон» - вообще полная дурь.
- Меня так моя девушка назвала.
- А твоя девушка  не будет возражать, что вы присели к нам?
- Я её бросил,- пренебрежительно отозвался Джон, скорчив мерзкую гримасу  и сделав жест рукой, будто сметал со стола. - Она не соответствовала требованиям джентльмена.
 - Ох.. Что вы говорите?! Какая досада!
Марика толкнула Янку под столом ногой, услышав угрожающий сарказм в её интонации.
- Ребята, мы сдали сегодня последний экзамен, поздравьте нас, - защебетала она, уводя разговор от опасной черты.
- Ну, да.. «Мы пахали», - буркнула Янка. Она не любила, когда Марика начинала «охоту».
Охота, однако, удалась. Олег с Марикой не отлипали друг от друга – не пропускали ни одного медляка, он держал её за руку, нашептывал что-то на ушко, от чего девушка сверкала глазами и счастливо смеялась, откидываясь назад. Кончилось тем, чего  и следовало ожидать – Марика отозвала Янку в сторону и горячо зашептала:
- Яша, ребята приглашают нас к себе в гости. Здесь не далеко, пять минут пешком.
- Мась, ты опять? Ты же обещала. Потом снова будешь рыдать!
- Яш, ну посмотри какой парень!
- Да ничего особенного. Я не пойду, тем более, что мне этот шпендель Джон вообще никак, я с ним даже разговариваю через силу – полный придурок!
- Яша, Яшенька, ну пожалуйста! Мне Олег так понравился, такой парень, мечта просто! Они оба москвичи, с этого района, только они в «Каштан» ходят. Сегодня они случайно сюда заглянули. Это не просто так, это - знак!
- Какой ещё знак, что ты выдумываешь? Если тебе знак, ты и иди, я-то при чем?
 - Они нас двоих зовут.
- Ясен пень, этот сморчок Джон, никому не нужен, вот и зовут двоих, чтоб и ему перепало. ЖенльмЕны!
-Ну, Яша, тебе же не обязательно с ним спать!
- Ещё не хватало! Зато тебе обязательно. Никак не наспишься! Будешь потом опять скулить в подушку.
- Яша, что будет потом, мы посмотрим. Ну, должна же ты мне дать шанс!
- Я?!
-Только от тебя всё зависит, - Марика сложила лапки умоляющей лодочкой.
- Марика, дай мне слово, что мы уйдем домой до полуночи. Чтоб мне не пришлось этой напыщенной шмакодявке бить лицо.
- Чес-слово! Только пойдем.
Марика побежала к Олегу, повисла у него на плече, зашептала на ухо.
Парни взяли у Гийома две бутылки шампанского, коробку «Ассорти», высыпали в пакет две тарелки миндаля, и вся компания отправилась в гости. У выхода Джон попросил подождать и подошел к телефону-автомату. Разговаривал он недолго.
Дошли действительно совсем быстро, минут за пять, не больше. Завернули в арку сталинского дома, второй подъезд, четвертый этаж. Джон нажал на кнопку звонка.
Янка вопросительно взглянула на Марику и на ребят:
- Мы что, не одни будем?
- Эта квартира моего друга, он не возражает, что мы у него посидим, - ответил Джон.
Дверь открыл огромный татарин, лет тридцати пяти, похожий на гориллу.
- А, приветствую, молодежь! Заходим, заходим!
Янка дернула Марику за руку:
- Пошли отсюда. Сейчас же!
Горилла улыбнулась всеми белыми зубами и ласково сказала:
- Чего испугалась, крошка? Дядя Вагиф не страшный. Дядя Вагиф добрый. Проходи.
Марика уже просочилась в просторную прихожую.
Квартира была двухкомнатная, с потолками больше трех метров, отчего казалась огромной. Стол был накрыт на кухне – какое-то мясо в глубокой миске, зелень, нарезанные помидоры-огурцы, красная рыба, хлеб, водка. За столом сидел ещё один мужчина, помоложе. Рядом с его стулом стояла гитара.
- Рушан, мой брат, - представил его Вагиф.
Не смотря на ужасающий бармалейный вид, Вагиф вел себя  галантно и вежливо. Подкладывал девушкам угощение, подливал шампанское, рассказывал весёлые истории, пытался читать стихи. Последнее выглядело смешно, ибо стихи были примерно такие:
«Ты красавица моя,
Как же я люблю тебя!»
 Марика обворожительно улыбалась ему, поддерживала беседу.  Янка же была насторожена и страшно недовольна тем, что прогнулась перед подругой и попала сюда. Ей было невообразимо скучно, к тому же ещё и тревожно, шампанское не давало ни хмеля, ни спокойствия.
Около одиннадцати Марика с Олегом уединились в одной из комнат. Янка осталась одна с тремя дядьками. Разговор не клеился – слишком разные интересы, точек их соприкосновения не было и быть не могло. Она молча курила в окно и раздумывала, как бы свалить отсюда поскорей.
Спустя полчаса Вагиф кивнул Джону:
- Выйдем.
Они ушли. На кухне появилась раскрасневшаяся Марика в туфлях на босу ногу.
- Яшенька, как ты тут? – закуривая спросила она.
- На букву «х», только не подумай, что хорошо.
- Он супер! Я влюбилась! - зашептала Марика, воздев глаза к потолку.
- Удивила, - мрачно усмехнулась Янка.
- Яш, ну не бурухти! Что ты такая нудная!
- Отстань, пошли домой.
- Яша, Яша, давай останемся!
- Марика!! Я тебя сейчас убью!
В этот момент вошли Вагиф и Джон. Почти одновременно хлопнула входная дверь.
- А, красотуля, ты пришла, - обратился Вагиф к Марике. – Теперь пойдешь со мной. А ты,- он обратился к Янке, - пойдешь с Рушаном.
- Вагиф, это моя тёлка! Мы ж на неё не играли, – попытался возразить Джон.
- Ша, фраерок, жопе слова не давали. Ты мне ещё ответишь за то, сколько девочек надо приводить к дяде Вагифу.
- Что-что??  Играли? – встряла Янка, - Ах ты щенок!
Вагиф заржал:
- Щенок! Точняк щенок! Пошли, красотка, - обернулся он к Марике.
- Олег!- позвала жалобно Марика.
- Ушел твой фраерок  и дверью хлопнул,- засмеялся Вагиф, - пошли, детка! Я тебя выиграл.
Марика заскулила, как собачонка, и спряталась за Янку. Вагиф направился  к девушкам.
Янка вмиг оценила, что никакая подсечка здесь не сработает – стокилограммовое чудовище ей не свалить. Ещё и второй там, поодаль.. Что там щелкнуло у неё в мозгу, что за ангел-хранитель шепнул ей  как быть, но Янка схватила со стола недопитую бутылку шампанского и изо всех сил жахнула ею о подоконник. Звон стекла показался Янке громом небесным, в руке осталось горлышко, оскалившееся острой розочкой.
- Бля-а..! Да ты борзая! А я борзых люблю. А ну, иди ко мне, детка, я вас двоих отпарю! – Вагиф сделал ещё шаг вперед, протянув вперед руки и шевеля толстыми пальцами.
Янка поднесла «розочку» к своему горлу и вонзила осколок в кожу. Из-под стекла появилась капелька крови, поползла вниз к груди и стала расползаться алым пятаком на белом батнике.
- Только сунься, я себе горло перережу! – зловеще прошипела Янка. Марика завыла в голос.
- Ты чё, ё..нулась?! Я тебе щас  башку оторву! - загремел Вагиф.
- Попробуй, только сделай шаг.

Тут подал голос Рушан:
- Брат, отпусти девку. Вишь, она чокнутая? Мне она не нужна. Ты только откинулся, зачем тебе гимор?
 -  Пошла отсюда, дура борзая! Рыжая останется.
- Она уйдет со мной, - твердо сказала Янка и вонзила осколок ещё глубже. Алый пятак на груди увеличивался.
- Вагиф! – заорал Рушан, - хер с ними, ты в мусарню захотел?
Он открыл входную дверь и снял с вешалки Янкину джинсовую куртку .
- Бери, и валите отсюда.
Вагиф молча отодвинулся, освобождая проход к коридору. Янка одной рукой держа осколок у шеи, другой Марику за руку, двинулась мимо него. Когда они поравнялись, Вагиф тихо сказал:
- Увижу на районе – убью! Борзая.. А с тобой, профура, - он повернулся к Джону, - сейчас отдельный базар будет.

Янка с Марикой выбежали на улицу. Марика рыдала, размазывая тушь по щекам,  Янка достала из кармана платок и приложила к царапине на шее.
- Заткнись! Бежим быстро, пока они не передумали.
Девушки кинулись вон из двора. На улице мелькнул зелёный огонек такси.
- Ловим! - Янка замахала рукой, выбегая на дорогу.
- Ян, дорого!
-  А ты в час ночи до Сокола на палочке верхом поедешь? Шеф, до Сокола!
- Десять рублей.
- Креста на тебе нет! Ладно, поехали.
В такси Марика успокоилась. Обняла подругу и шептала в плечо:
- Прости, Яша, прости. Я такая дура.
- Только сейчас  о себе узнала?
- Если б не ты!
- Это если бы не ты!
- Я там колготки оставила..
- Как ты голову свою там не оставила? – Янка засмеялась. – Так тебе и надо. Не будешь раздеваться, где попало.
Таксист косился на девушек в стекло заднего вида:
- Девчонки, вас побили, что ли?
- Нет.
- Я кровь вижу.
- Зоркий Сокол! Порезалась.
- Может, вас в травмпункт отвезти?
- Командир, езжай куда зарядили!
Когда Янка расплачивалась с таксистом, протянув ему две синие бумажки по 5 рублей, он вернул ей одну:
- Не нужно. И так хорошо. Вы это.. не шлялись бы по ночам..
- Тебя забыли спросить! Ладно, спасибо.


 Прошла неделя. Студенты ходили на практику, по вечерам ездили купаться  на Москву-реку, гуляли по городу, наслаждались свободой  от учебы. Оставалось 10 дней до отъезда к родителям. Однако, приближалась суббота. Марика всю неделю была тише воды, ниже травы. Но в субботу утром осторожно задала вопрос на предмет «что будем делать вечером».
- К Вагифу в гости сходим, - съязвила Янка.
- Яш, ну, я же попросила прощения.
Помолчав минуту, она тихо добавила :
- Я только знаешь,  что хотела? Ему в глаза заглянуть.
- Кому? Вагифу?
- Олегу.
- Мась, если б ты мне сказала : «Ему глаза выколоть», я б это поняла. Что в них глядеть-то? Что ты там увидеть хочешь? Это ж не мужик, это вообще не пойми кто! Да мои друзья за такой поступок из него мокрое место сделали бы.
- Яш, он такой классный!
- Марика! Да что ж ты глупая-то такая! Ею мужик попользовался и отдал горилле на забаву, а она – «классный»!
- Яш, ну пошли просто в Шайбу. Я там расспрошу о нем.
- Вагиф мне помнишь , что сказал, когда мы уходили?
- Да он там сроду не бывал, в Шайбе.
На самом деле, Янка не боялась. Внутри неё сидел бесёнок, который ей всю неделю нашёптывал, что бросать полюбившееся место из-за какой-то обезьяны очень жаль. Но и угроза прозвучала убедительно. Убить не убьет, а лицо попортит.. Но как хотелось опять к друзьям, в музыку, танцы, смех..
- Ладно, пошли. Только не вздумай искать приключений! Не соглашусь ни за что!

В Шайбе Янка навела справки у своих друзей о том кто такие Олег и Джон. Джона все не любили, отзывались о нем как о подлом и трусливом. Олег – ни рыба, ни мясо. Бесхарактерный красавчик, абсолютно серый мышь, местные девчонки даже при всей его внешней привлекательности как сексуальный объект его не рассматривали. В детстве он сильно заикался, к настоящему времени почти избавился от этого недуга, но кличка «Мемека», полученная  в детстве, так и закрепилась за ним. Может, потому, что был он ещё и маменькиным сынком. В общем,  Янка ещё раз убедилась в том, что может увидеть гнилую нутрь  сквозь привлекательную внешность.
Янка рассказала друзьям о том, что с ними произошло в прошлую субботу. Фридка взвилась как рыжий костер:
- Гады! А Джон-то подлюка! Надо Удаву на него накапать. Удав сильный и справедливый, он из него бантик завяжет.  Он Джона ещё со школы презирает.
- Ху из Удав? – поинтересовалась Янка.
- Он тоже в «Каштан» ходит. Он тут главный на районе, его все боятся.
- Что в нём  страшного?
- Он не бьёт. Он берёт двумя пальцами за горло и держит, пока человек сознание не потеряет.
- Ну, и монстры тут у вас проживают..
- Лёнь! - Фридка позвала своего парня. - Ты бы сходил в «Каштан». Если Удав там, скажи – его помощь нужна.
Лёнька исчез в проеме двери.

Спустя несколько минут в этом же проёме показался не кто-нибудь, а Джон собственной персоной. Янка почувствовала, как сжимаются кулаки.
Джон направился к стойке, взял коктейль, присел на высокий барный табурет и стал разглядывать девушек в зале. Янка сидела за столиком и, подперев рукой подбородок, и следила за ним. Вот его взгляд добрался до неё.. Брови поползли вверх. Он встал и направился к ней.
Тут Янка заметила в полумраке бара, что под глазом у Джона уже почти рассосавшийся синяк. Видно, Вагиф сорвал-таки на нем свою злость по поводу неудавшегося уикэнда.
- А ты, я вижу, неплохо  огрёб после моего ухода, – Янка встала из-за стола, чтобы быть вровень с парнем и не смотреть на него снизу вверх.
- А у тебя, я вижу, борзость зашкаливает, - зашипел он, - Вагиф тебе не авторитет? Придется самому учить.
И вдруг  отвесил Янке пощечину.
У неё в глазах потемнело от ярости. Привычной  подсечкой она уткнула его носом в пол, заломив руку. Пропущенная пощечина затмила разум, и, наступив на парня  коленом,  Янка стала лупить  его кулаком в затылок, в шею, спину. Народ вокруг зашевелился, повыходил из-за столиков, окружил поле боя, загудел одобрительными возгласами: «Давай! Ещё! Так ему!»
Вдруг Янка почувствовала, что она оторвалась от земли, поднялась в воздух и, трепыхаясь, стала перемещаться по направлению к выходу. Наконец она сообразила, что это чьи-то сильные руки подхватили её под грудь.
- Пусти! – заорала она.
Её поставили на землю на улице, у входа в бар. Она обернулась и обомлела: перед ней стояло существо ростом под два метра и весом не меньше центнера, с внешностью Жерара Депардье, в потертых  джинсах и  растянутой, потерявшей форму футболке.
- Слышь, девчушка! – спокойно и тихо сказало существо. – Я баб не бью, но если ещё раз здесь увижу – придушу. Не люблю борзых.
- Подлец своё получил, - сверкая глазами прорычала Янка.
- Ты давай, успокаивайся.  А то я тебя успокою, у меня кулак во какой, - он покрутил у Янкиного носа огромным кулачищем.

Янку захлестнула обида, но она инстинктивно поняла, что давить на этого йети не получится. Она вдруг неожиданно для себя, да и для парня тоже, нежно провела ладошкой по кулаку и сказала с деланым восхищением:
- Ого.. Вот это да! Неужели таким кулачищем меня ударишь? – и заглянула ему в глаза снизу вверх, всем своим видом выражая слабость и беззащитность..
Йети сказал немного растерянно:
- Я баб не бью. Я и мужиков редко бью. Я их душу. Я знаешь  кто?  Я – Удав!
Янку торкнуло чем-то незнакомым, из другой жизни. Она, всегда бывшая прямой и бесхитростной, сейчас сыграла явно не себя.  Продолжая поглаживать руку парня, она вкрадчиво сказала:
- Удав, значит? А я тебя искала. Мне сказали, что ты справедливый. Защиты попросить хотела.
Он взял её за подбородок:
- Ты? Защиты? Я тебя еле от Джона оттащил, убила бы его, если б не я.
- Джон – слюнтяй, его любой дурак побьёт.
- Эт верно, - улыбнулся он. – От чего защищать-то? Рассказывай.
- Меня Вагиф убить грозился.
- Та-ак. Вагиф – дядя серьёзный, просто так не бакланит. Признавайся, что натворила.
Янка рассказала все, как было. Показала царапину на шее.
- Был базар, что Вагиф Джона на четвертной выставил за какую-то борзую  телку. Так это, значит,  ты была.. Ну и дела!   - почесал затылок Удав. – А ты – ничего. Таких я ещё не встречал. Ну, иди ко мне, защищать буду, - он притянул её к огромной груди и обнял одной рукой за спину, другой за затылок. Постоял так пару мгновений, а потом сказал:
- Вагифа не бойся. Я скажу, что ты моя тёлка. Пойдешь со мной сегодня?

И почему-то Янка не возмутилась обычным «Чиво?», её не оскорбило ни «тёлка», ни предложение «пойти со мной». Она положила голову ему на грудь и прижалась к его теплому животу, ощущая себя в кольце его рук в абсолютной безопасности. Первый раз за всю свою жизнь она почувствовала себя маленькой слабой женщиной, которой не нужно защищаться, применяя приемы самбо, не нужно соревноваться с мужчинами в силе и ловкости. Ей больше ничего этого не нужно..
- Пойду, - тихо сказала она. – На край света пойду..
- Как зовут-то тебя, беззащитная моя?
- Яна. А тебя?- она опять заглянула ему в глаза снизу вверх.
- Игорь.
Они поженились спустя три года: Янка всё тянула, не решалась, понимала, что свадьба - это на всю жизнь. Настояла на официальной регистрации Янкина свекровь,  чтоб сноха  от её сыночка никуда не делась. Ведь при ней он так изменился: бросил пьянки-гулянки, взялся за ум, занялся делом, стал хорошо зарабатывать ..



- Бабуль, ты что улыбаешься так загадочно? – Димка с Аглайкой двумя парами голубых глаз смотрели на Янку.
- Деда твой меня из драки вытащил. Янка бУхнула внукам правду-матку, чтоб не врать, как Адка, про какое-то спасение.
-Как из драки? Бабуль, ты что, дралась?! – Димыч сделал глаза по восемь копеек.
-Ага!
- Он тебя от хулигана спас? – стал уточнять внук.
- Скорее хулигана от меня, – Янка кивком подтвердила правоту своих слов.
- Ну, ты, бабуль, даёшь! – с уважением сказал внук. – Что Мэту-то сказать?
- Да так и скажи.
- Гыыыыы..
Димка побежал к беседке, Аглайка запрыгала за ним по траве, не отпуская его руку.
- Мэт! Деда бабулю из драки вытащил!
- Она что, дралась?!
- Ага!
- С кем?
- С хулиганом.
- Круто!

Янка улыбалась, глядя внукам вслед. Ей вспомнились слова Марики, которыми  она уговаривала Янку пойти в тот вечер в гости: «…они в «Каштан» ходят. Сегодня  случайно сюда заглянули. Это не просто так, это - знак!»
А ведь права была Марика! Всё было не просто так..