Кнопки

   Ещё день назад я жила в мире, похожем на большую серую тюрьму. Я прожила там очень долго, но поскольку все узники этой тюрьмы считались несовершеннолетними, сколько бы лет нам не было, нас все время чему-то учили, устраивая после каждого урока экзамен. Эта тюрьма-школа, или школа-тюрьма называлась школой жизни, и считалось, что в конце мы выйдем из нее мудрыми, просветленными и научными суровым жизненным опытом. На деле же всё обстояло не так: мы уходили из школы вперед ногами, потерявшими молодость, друзей, желания и задор, равнодушными ко всему и разочарованными. Мало кому удавалось сбежать из этой школы, поскольку охранники были многочисленны, опытны, вооружены новейшим оружием и следили за нами очень хорошо. Однако некоторым смельчакам иногда всё же удавалось совершить побег. В школе старались замалчивать такие случаи, и память о таких учениках, сбежавших в неизвестность, всяческим стиралась и изымалась. Либо администрация школы заявляла, что они умерли, и тогда родители учеников устраивали ложные похороны, где в землю ставился железный крест с фотографией сбежавшего, но его гроб был пустым.

   Мне хотелось убежать из школы ещё в детстве, но случай представился только в зрелом возрасте. Как это бывает животными в зоопарке, иногда служащие забывают закрыть дверь клетки до конца. Так было и со мной: однажды охранник закрыл дверь не плотно. Когда я обнаружила это, то поняла, что настала пора действовать. Моя камера была пуста, и я не могла ничем вооружиться, кроме увесистой Библии, которую взяла накануне в тюремной библиотеке. В голове моей немедленно созрел план, состоящий в том, чтобы, притворившись сумасшедший на религиозной почве, выйти из тюрьмы, убедив охранников, что отныне я могу проходить сквозь стены и летать по воздуху. Правда, меня терзали смутные сомнения, что артист из меня выйдет не очень хороший, и на этот случай мною был создан план Б. Если охранников убедить в своей сверхъестественности и святости не удастся, то придется уложить их Библией: другого оружия у меня просто не было.

   И вот, прижав Библию груди, растрепав волосы и сделав взгляд остекленевшим, я вышла в тюремный коридор. Было страшно, сердце учащенное билось, но это был мой единственный шанс, и это придавало мне силы. Увидев меня, охранник было взялся за оружие, но я сумела его убедить в том, что я самая что ни на есть святая Бернадетта, посланная в мир для проповеди любви, добра и разума. Поэтому всякий, кто встанет на моем пути, будет тут же отправлен в ад на самой нижний круг, где мучаются богохульники и другие безнадёжные грешники. Сначала охранник поверил в этот бред, но потом усомнился, и мне пришлось обрушить на его голову всю силу и авторитет Библии. Он сразу же вырубился, а я взяла у него ключи, открыла дверь, и вышла в другой коридор, который вёл уже к полной свободе. Возле двери к этой свободе стоял другой охранник, и мне пришлось проделать то же самое заново. Горе сомневающимся: здоровенный мужик поплатился ударом Библии в висок за своё неверие. Потом я поцеловала Библию, но поскольку это была улика, то идти с ней дальше мне было нельзя. Я оставила её возле тюремных ворот, и, окунувшись в атмосферу свободы, побежала прочь так быстро, словно полетела на крыльях. Пьянящий воздух свободы наполнял мои лёгкие, хотелось петь и кричать. Но я старалась двигаться как можно тише, поскольку на вышках тюрьмы всё ещё дремали охранники, и могли меня услышать. И только отбежав от тюрьмы на большое расстояние, я дала волю своим чувствам. Прыгала и смеялась, кричала, захлебываясь своим счастьем и до конца не веря, что я уже на свободе...

   Остановилась впервые возле большого обрыва, с которого открывался прекрасный вид на расстилающееся внизу море и на город, который раскинулся у его побережья. Море переливалось миллионами бликов, над ним как раз вставало утреннее солнце, а город внизу пестрел амальгамой разноцветных крыш домов, начиная от самых маленьких и милых старинных домишек и заканчивая современными небоскрёбами. Издали он казался детской игрушкой, многоцветной и сверкающей, и манил к себе, словно это была полная противоположность моей серой и скучной тюрьме. В голове уже роились сотни невероятных чудес и приключений, которые ждут меня там, в дебрях узких и раскалённых под солнцем улиц. У меня совершенно не было страха перед неизвестностью, и я не спрашивала себя, какие люди там живут, хорошие или плохие, и по каким законам идёт их жизнь. Мне просто хотелось поскорее броситься вниз и оказаться рядом с прибоем, в суете солнечных бликов, играющих то тут, то там: на волнах, на стёклах окон и на лицах людей. Мне хотелось исчезнуть и затеряться среди многоликой, пёстрой, шумной и незнакомой толпы. Я уже было сделала шаг вперёд по направлению к городу, как вдруг услышала на дороге яростный шум мотора, который заставил меня насторожиться и спрятаться за ближайшее дерево. Я всё ещё боялась, что за мной будет погоня из тюрьмы, поэтому решила спрятаться и понаблюдать, что будет дальше.

   Машина, однако, примчалась со стороны города, а не со стороны тюрьмы, и я было подумала, что сейчас она просто проедет мимо, но большой чёрный автомобиль резко остановился как раз у обрыва, с шумом дав по тормозам и подняв облако пыли. Из него вышло двое мужчин, вид которых показался мне озабоченным. Они о чём-то коротко переговорили, а затем открыли багажник и вынули оттуда какой-то большой предмет, завёрнутый в чёрный пластиковый мешок. Очертаниями он напоминал тело взрослого человека, очевидно, мёртвого. Взяв ношу в руки, двое неизвестных понесли её к обрыву, а затем скинули вниз, туда, где бушевало, разбиваясь о камни, приветливое море. Сбросив тело вниз, они вернулись к автомобилю и закурили. Что же касается меня, то я была права, постаравшись на всякий случай спрятаться, потому что, окажись я невольным свидетелем избавления от трупа, мне было бы несдобровать.

   Теперь оставалось только дождаться, пока злоумышленники уедут, а они, как на зло, не спешили. И тут со мной случилось нечто непоправимое: ужасно захотелось чихнуть! Я долго боролась с собой, затыкая себе нос, но громкое чихание всё же вырвалось на свободу и заставило пару моих незнакомцев вздрогнуть. Они тут же бросились в мою сторону, и мне ничего не оставалось, как побежать прочь от обрыва через тропический лес, пробивая себе дорогу сквозь переплетения всевозможной буйной растительности. Сзади послышался шум погони и выстрелы наугад, которые заставили меня бежать ещё быстрее. Я бежала без дороги, а шум погони всё приближался. Мои преследователи ориентировались только по слуху, поскольку из-за густой зелени ничего не было видно. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но внезапно прямо передо мной возникла хорошо замаскированная зеленью яма, в которую я с размаха провалилась, успев негромко вскрикнуть.

   Яма была глубокой, и в ней было темно. Замаскировав себя сухими ветками, я решила затаиться и подождать. Позже я услышала, что мои преследователи встали возле ямы и начали обсуждать, что делать дальше. Один голос сказал, что нужно возвращаться назад, пока они сами не заблудились в этом лесу и пока не наступили на какую-нибудь ядовитую гадину. Другой голос хотел было что-то возразить, но потом согласился, сказав, что мерзавка вряд ли успела их хорошенько разглядеть и запомнить. «А вот я её запомнил, - сказал один из голосов. – Она не местная, скорее всего, сбежала из тюрьмы. Поэтому сама не захочет светиться и в полицию вряд ли пойдёт». Он был совершенно прав, и второй преследователь согласился с его доводами. Выкурив по сигаретке, они пошли назад к обрыву, а я облегчённо вздохнула и стала думать о том, как мне выбраться из ямы. Первые попытки закончились неудачей, но потом всё же удалось подтянуться, зацепившись за свисающую вниз лиану. Снова ступив на землю, я оглядела себя: одежда была испачкана и порвана, руки и ноги в ссадинах и царапинах. Но могло бы быть и хуже, если бы те двое меня догнали. Поэтому постепенно снова ко мне вернулась эйфория, и я зашагала прочь из леса в сторону моря и чудесного города, манящего меня издали.
   
   Однако, то ли я убежала в лес слишком далеко, спасаясь от погони, то ли сказалась моя полная неопытность в ориентировании на местности, но через пару часов скитаний по джунглям я поняла, что заблудилась. Лес и не думал расступаться и выпускать меня из своих объятий: деревья стояли плотной стеной, а силы мои подходили к концу из-за постоянных препятствий на пути в виде поваленных деревьев, пней и коряг. Ужасно хотелось пить, всё тело болело, к тому же солнце поднялось уже высоко и начинало припекать. Мне стало страшно: а вдруг я никогда не выберусь из этого леса?.. Буду блуждать здесь, пока меня не укусит змея или какой-нибудь местный клещ, и тогда смерть моя будет долгой и мучительной. Обессилев от скитаний по лесу и страха, я села на корягу и горько заплакала. Ведь так хорошо всё начиналось сегодня утром, и вдруг эти неизвестно кого убившие уроды всё испортили! Да я и не запомнила их совсем, видя издалека всего две минуты, так что зря они забеспокоились и загнали меня в такую глушь, из которой нет выхода!   

    В самом разгаре моих рыданий я услышала тихий хруст за спиной, и сразу же вскочила, перестав рыдать. В мозгу пронеслось, что это может быть тигр или медведь, и тогда моим скитаниям, возможно, пришёл бы внезапный конец. Убегать от зверя бесполезно, сражаться нет сил. На всякий случай я взяла в руки какую-то палку и приготовилась к последнему бою. Но вдруг из чащи вышел совсем не зверь, а какой-то маленький мальчик лет двенадцати, чистенький и одетый в белую одежду. Я очень обрадовалась его появлению и выбросила своё оружие за ненадобностью. Радости моей не было предела, и я подбежала к мальчику, чтобы заключить его в объятия. Но всё же, когда я была уже совсем близко от него, что-то меня насторожило в его облике и выражении лица. Сам он выглядел как ребёнок, но выражение его глаз было совсем не детским. Словно это был старичок, обратившийся ребёнком. Но всё равно я было очень рада его появлению, которое означало хотя бы одно: выход из леса я найду, а это значит, что моя жизнь спасена! В руках у мальчика была фляжка с водой, и он протянул её мне, что было весьма кстати.

 - Меня зовут Фрэз, - сказал он, немного улыбаясь. Опять же, улыбка была не детской, но всё равно у меня возникло ощущение, что ему можно доверять.
- А меня зовут Лоя, - ответила я, протянув ему руку для рукопожатия. Пожав ему руку, я заметила, что она очень холодная, действительно, как у старика.
- Ты сбежала из тюрьмы? – спросил он напрямую. Я не стала отпираться и ответила, что ес, я сбежала из тюрьмы и направлялась в город. Всё же переспросила:
- А откуда тебе известно?
- В городе все другие, загорелые, а ты очень бледна. Да и к тому же, у всех городских есть кнопки.
- Кнопки?! Какие кнопки? – удивилась я.

   Вместо ответа малыш Фрэз расстегнул несколько пуговиц на своей рубашке и показал мне свою грудь. Как это ни странно, но на его груди было две больших кнопки: белая и красная. Я попросила его пояснить назначение этих кнопок.
- Я тоже жил когда-то в городе, и на моей груди было множество кнопок, кроме этих двух. Тогда я был взрослым, даже пожилым человеком. А потом я вдруг понял, что весь этот город – тюрьма, и убежал сюда, в лесную школу. Как только я пришёл сюда, у меня сразу же появилась белая метка. Сначала она была всего лишь маленькой точкой, но со временем другие кнопки исчезали, а эта появилась.

- Что такое белая метка? – спросила я.
- Это особый код доступа к небу, если так можно выразиться, - ответил Фрэз, и его лицо стало ещё более задумчивым. У кого он появляется в полной мере, тот причастен небесным тайнам, и у того есть место в будущей жизни чистого, непорочного человечества. Это также свидетельство определённого образа жизни и определённых обетов, которые мы даём.
- Ну а что насчёт красной кнопки? – спросила я. Фрэз ответил, что мне пока рано об этом знать, но это что-то вроде кнопки для катапультации из этого мира в другой. Это кнопка транса и ухода за пределы.
   Я сделала вид, что поняла, хотя на самом деле ничего не поняла. Оставалось спросить, отчего он так молод.
- Видишь ли, у меня только две кнопки, поэтому я так сильно помолодел. Я просто отбросил всё лишнее, что обычно человек носит на себе. Вот и всё. Стал душой, словно ребёнок, и моё тело тоже изменилось. Каждый человек на это способен, стоит только захотеть!

   Странный парнишка с двумя кнопками на груди вызвал больше вопросов, чем ответов, но общий язык мы с ним всё же нашли. Я попросила его вывести меня из леса, на что он ответил, что может это сделать, но предлагает мне лучший вариант: остаться с ним и его друзьями в лесной школе на несколько дней, если мне это интересно. Я, не раздумывая, согласилась, ведь в городе меня никто не ждал, кроме тех двоих, что гонялись за мной, а в лесной школе меня ожидало много новых и интересных знакомств. И вот уже через несколько минут мы с Фрэзом остановились перед красивым и просторным зданием из трёх этажей, окружённым цветами и фруктовыми деревьями. Рядом с лесной школой шумел небольшой водопад, а немного поодаль виднелись хижины аборигенов, учеников этой школы. Увидев нас, они выбежали навстречу, и я с удивлением заметила, что среди них нет взрослых, только девочки и мальчики от пяти до двенадцати лет. И все они были чем-то похожи друг на друга: такие же взрослые глаза с глубоким и внимательным выражением.

   Фрэз познакомил меня со всеми, а позже я пошла мыться и купаться в холодной и прозрачной воде водопада. Потом дети накормили меня обедом, и я решила, что, пожалуй, стоит здесь остаться надолго. А наутро, рассматривая своё тело, я обнаружила у себя белую метку прямо посредине груди. Она была похожа на звёздочку и немного пульсировала в такт моему сердцебиению. Я поспешила рассказать об этом Фрэзу, и в ответ он сказал следующее:

- Если у тебя появилась белая метка, это значит, что ты здесь не случайно. Со временем она превратится в кнопку, и через эту кнопку ты всегда будешь связана с нами, с высшими силами и со своей будущей судьбой. Красная кнопка есть у многих в этом мире, но вот белая – далеко не у всех. Нас мало, и мы совсем другие, чем обычные люди. Скоро ты узнаешь тайну прошлого, о которой не пишут в писаниях. Вот, например, в Библии говорится, что в раю были только два человека: Адам и Ева. На самом деле людей там было много - целое человечество изначальных жителей планеты, и мы рождались там и умирали.

- Мы? – переспросила я. – Да, мы, такие как мы с тобой, - ответил Фрэз. - Рождались, но не от порока, - продолжил он, - ведь мы были невинны, как дети. Любовь была, но не к телу. В этом плане все тогда были невинны... Ну а насчет яблока с древа познания добра и зла – это всё образное выражение того, что произошло потом. В момент грехопадения мы просто перестали быть детьми, любимцами Бога и природы, и стали просто мужчинами и женщинами.

   Я была поражена тем, что услышала от Фрэза, но требовалось время, чтобы всё это понять и принять. Также я выяснила, что все так называемые дети из лесной школы когда-то были взрослыми, но потом сбежали, кто из тюрьмы, а кто из города. Когда-то был жив их старый учитель, который и основал эту тайную школу. С появлением на груди белой кнопки люди молодели, и даже физически, а не только духовно, превращались в детей. Все они верили, что однажды порочный мир разрушится, и они станут хозяевами нового мира, подобного раю. Правда, перед этим нужно будет нажать на красную кнопку и оказаться за пределами всех материальных миров, чтобы вернуться на землю и начать жизнь сначала, с чистого листа.

   Мне поначалу трудно было всё это понять, и эти люди казались впавшими в детство старичками. Как говорят психологи, человек склонен себя обманывать и уходить в детство, например, чтобы убежать от насущных проблем взрослой жизни. Но ученики из лесной школы не выглядели бегущими от себя. Их идея победить старейшего врага человечества – похоть, была революционной, и радовало хотя бы то, что они не просили у Бога вечной жизни, а просили жизни чистой. Чистой до такой степени, что она могла бы порождать другую жизнь, не опускаясь до того, как это делают неразумные животные, начиная с самых простейших и заканчивая самыми «разумными», например, приматами. Дети из лесной школы верили, что произошли не от обезьян через первобытных людей, а от изначальных, совершенных, чистых и непорочных людей, населявших когда-то рай.

   Через несколько месяцев жизни в лесной школе у меня на груди появилось две кнопки: белая и красная. Я даже немного помолодела, но что-то мешало мне стать такой, как все, кто учился в этой школе. Я не могла понять, что же гложет меня по ночам и толкает в путь, прочь из счастливого и дружелюбного леса. Пришлось открыться и сказать Фрэзу, что меня гложет скука и одиночество, и что любимая лесная школа стала для меня увы, мала. Фрэз покачал головой и сказал, что готов отпустить меня в большой мир, и что в путь меня толкает то, что всё ещё осталось из прошлой жизни: какие-то неудовлетворённые желания, скрытые внутри души, какие-то иллюзии из прошлого. Впрочем, все ученики лесной школы рано или поздно уходили в мир, чтобы проверить себя на устойчивость к различным соблазнам, и чтобы просветить местных непросвещённых жителей. Пройдя мирские экзамены, они возвращались назад. Ну а если кто-то проваливался, его белая кнопка исчезала, а вместо неё появлялась чёрная метка. Такие оставались в городе и старались не вспоминать о лесной школе, потому что им было стыдно за нарушенные обеты, даваемые здесь.

- Постарайся никому не говорить, что ты из лесной школы, - сказал мне Фрэз. – Ведь как только ты это скажешь, люди из города сразу же начнут тебя провоцировать. Там, в их порочном мире, много соблазнов, и всем заведует некая женщина, которую зовут Чёрная Метка. Внешне она выглядит как белая и пушистая, то есть привлекательная, но на самом деле на её теле есть большая чёрная кнопка, которая связана с черными кнопками на теле остальных жителей города. Она видит насквозь всех тех, кто пребывает в город извне, и обязательно захочет втоптать тебя в грязь. Так что, как только увидишь её, будь осторожней. – Помолчав немного, Фрэз добавил:  - Ну а коли соскучишься, приходи к нам, только не возвращайся с чёрной меткой!

   Я была напугана его словами и прижала ладонь к своей белой кнопке, словно хотела защитить её от опасности. Но оставаться в школе, где мне ничто не угрожало, я больше не могла. Моя судьба влекла меня вперёд, навстречу чудесам, опасностям и приключениям! Захотелось увидеть новые места и новые лица, попробовать свои силы в «белой магии» очищения людей от пороков, и вот однажды утром я, собрав небольшой рюкзак, тронулась в путь. Фрэз вывел меня из леса, показывая дорогу, и на прощание долго махал мне рукой. Вот и то место у обрыва, где я стояла когда-то, много месяцев назад, разглядывая с высоты сияющее море и раскинувшийся внизу милый городок. Теперь мне предстояло увидеть всё это вблизи и испытать свою судьбу на прочность...

   Город, раскинувшийся у моря, был разделён на бедные и богатые кварталы. Кварталы для бедных выглядели старинными, почти средневековыми. Дома под красными черепицами казались совсем карликовыми, вросшими в землю, словно это были жилища не для людей, а для гномиков. Кварталы для богатых располагались на высоких холмах, и дома в них были огромны и украшены по карнизам крыш различными скульптурами людей и животных. Всё говорило о богатстве и могуществе их владельцев: грифоны возле входов в подъезд, дорогие, припаркованные рядом с домами машины, будки охранников, цветники, пальмы и фонтаны вокруг. Но лично мне гораздо уютнее было в старинных районах с маленькими домиками, где прямо за открытой дверью можно было наблюдать жизнь их обитателей. Там чувствовалась загадка и древность, и даже ощущался порой запах мирры и ладана, пропитавший старые брёвна дверей, как это бывает в старинных церквях.

   В одном из таких домов, похожих на игрушечный домик из мультика, я и поселилась, наслаждаясь атмосферой древности и загадочными, будящими воображение запахами. Совсем недалеко протекала полноводная река, впадающая в океан, шум которой был слышен по ночам, будто она тревожно шептала о чём-то очень важном. Одним словом, первые дни жизни в городе показались мне настоящим раем. Жители района были приветливы и улыбались мне  навстречу, местный рынок ломился от овощей и фруктов, цены не пугали. Там всегда толпился народ, который в первые дни моего путешествия я рассматривала с большим интересом.

   Рынок – это было единственное место, где встречались и богатые, и бедные. Он был один на весь город, и все пути вели к нему. И если где-то мне и было суждено встретиться с Чёрной Меткой, то только там. Я ждала этого дня, и вот однажды она всё же встала на моём пути, в прямом и в переносном смысле этого слова. Выходя с рынка с сумками в руках, я вдруг увидела её. Она просто стояла, прижимая к своей белой груди ярко-зелёные перья лука, и пристально смотрела на меня, словно сканировала. Это была женщина средних лет, неестественно белая для такого южного города как этот. Дорогие украшения компенсировали недостаток молодости и красоты, давая понять, что у неё водятся деньги и есть какая-то власть. Она обратила ко мне своё бледное лицо с безжиненно-белой кожей и с совершенно белыми, неестественными волосами. На этом лице, словно две чёрные кнопки, горели неестественно-чёрные, немигающие глаза, словно сделанные из обсидиана. Они сканировали каждого, словно определяя, на кого ещё можно поставить чёрную метку, и вот теперь они остановились на мне. От неожиданности я даже выронила сумку из рук, и мои овощи-фрукты рассыпались по всему базару… Чёрная Метка презрительно усмехнулась и двинулась в путь мимо меня, надменно подняв голову. Я же собрала овощи, думая о том, как ей отомстить, не только за себя, но и за всех, над кем она имела тайную власть в этом городе. Эту белую ведьму с прижатым к груди зелёным луком и вперившимся в меня взглядом я запомнила надолго, можно сказать, навсегда…

   Не прошло и трёх дней, как на меня, уже не очень молодую женщину без особой красоты, набросились различные приставалы-соблазнители. Если сказать честно, один был лучше другого, и каждый, расстегнув пуговки на своей рубашке, стремился показать красивые кнопки, сверкающие на загорелой груди. Это был такой стиль заигрывания в этом городе, где у каждого были какие-то кнопки, значение которых мне было пока не понятно. Кнопки на груди соблазнителей всё же притягивали своей тайной и загадкой, на них хотелось поиграть, как на пианино. Кто-то гордился синей кнопкой ума, кто-то - золотой кнопкой богатства или алой кнопкой силы, а кто-то гордился зелёной кнопкой красоты. Особенно отличался от всех один молодой франт с полным набором абсолютно чёрных кнопок, обведённых золотыми рамочками. Он был умён, силён, красив, богат и независим, и только беспредельный цинизм в глазах выдавал его дьявольскую сущность.

   Номер Первый, назовём его так, потому что даже имени его я не хочу упоминать, стал увиваться за мною повсюду, не давая прохода. Он был уверен в своей будущей победе, поскольку считался в городе вторым красавцем после своего отца, главного сердцееда и обольстителя, звезды рекламы и кино. Но холод в его глазах и жестокость в уголках губ отталкивали меня, и в конце концов Номер Первый получил решительный и жёсткий отпор. Дело происходило ночью, в романтической обстановке, под полной луной, располагающей к любви, соблазнам и приключениям, на улицах старой части города. Обескураженный своим поражением, Номер Первый взял мою руку, как бы для прощального поцелуя, но вместо него он очень больно меня укусил, вонзив в мою ладонь свои острые ядовитые зубы.

   Да-да, у всех соблазнителей этого города в глубине рта были ядовитые зубы, через которые они впрыскивали жертве в кровь свой сладострастный яд. Я оттолкнула искусителя, ударив его по лицу, но он в ответ рассмеялся, сказав, что я всё равно проиграла, потому что теперь я заражена, и его яд когда-нибудь доберётся до моего сердца и сделает своё чёрное дело. Пусть он сам и не добился меня, но у него есть отец, первый красавец, силач, богач и соблазнитель женщин в этом городе. Уж против него-то я не смогу устоять! Рассмеявшись, он развернулся и зашагал в сторону богатого квартала, ну а я с ноющей раной в руке вернулась с тревогой в свой квартал для бедных.

   Рана ужасно болела, рука посинела и распухла. Придя домой, я поместила её под струю холодной воды, и понемногу стало легче. Боль слегка утихла, синева прошла, но мне ужасно захотелось спать. Еле-еле я дошла до своей кровати и почти упала на матрас. Потом я провалилась в сон, где всю ночь мне являлся первый красавец города, который улыбался сладкой улыбкой и пытался меня соблазнить. Наутро у меня поднялась температура, я ощутила слабость во всем теле и даже не могла встать с кровати. Всё это было действие яда, впрыснутого в мою кровь вчерашним отвергнутым соблазнителем, и этот яд был очень силён. Я то и дело проваливалась в сон, где передо мной являлся Искуситель (назовём его так), и был он настолько неотразим, что казалось, ещё немного, и я не смогу устоять. Его холёное лицо смотрело со всех рекламных плакатов в этом городке, и мне он чем-то напоминал Кларка Гейбла из «Унесённых ветром».

   Бредя им, я провела несколько дней и ночей, почти неделю, ощущая слабость и повышенную температуру, и как только немного окрепла, то решила бежать из города прочь, поскольку мне грозила реальная угроза получить чёрную метку от белобрысой мадам и её смазливых и гладких в душе прислужников. Как только я подумала о ней, в моих жилах сразу же закипела кровь, мне захотелось найти её и растерзать. Вырвать волосы, измазать её рожу зелёным луком, красными помидорами или чем-нибудь ещё… Я ненавидела её фальшивое белое лицо, под которым скрывалась властная и чёрная душа. Распахнув дверь, я хотела было выбежать наружу, как вдруг увидела Чёрную Метку прямо у себя на пороге! Только теперь она прижимала к груди не зелёный лук, а чёрный кнут, которым в цирке дрессируют зверей.

   Ненависть отключила все страхи, и я смело ринулась на Чёрную Метку, стараясь ударить её в белое фарфоровое лицо, чтобы оно разлетелось на тысячи мерзких осколков. Но Метка ударила меня кнутом первой и злобно рассмеялась. Она также потянулась рукой к моей белой кнопке, скрытой под одеждой, но я решила ответить ей тем же. Не знаю, что на меня нашло, но вместо удара в лицо я разорвала одежду на её груди и увидела большую чёрную кнопку, сияющую на фарфоровой белизне её холодного, как унитаз, тела. Изо всей силы я схватилась за эту кнопку и тут же вырвала её с мясом, так что Метка громко вскрикнула и упала на пол, заливая его своей чёрной кровью. Несколько раз я с силой ударила её ногой, ожидая, что она рассыплется на куски, но Метка лишь лежала на полу, пытаясь руками закрыть кровотечение из своей груди.

   Я поняла, что без чёрной кнопки она не проживёт и трёх минут, поэтому перестала её колотить и лишь наблюдала, как она медленно отходит в мир иной. Через три минуты Метка, действительно, затихла, утонув в луже своей чёрной крови, которая залила весь порог дома. Только теперь я заметила, что у меня болит то место, где находится моя белая кнопка. Я посмотрела на неё и увидела, что теперь она висит на одном проводке, вырванная из моего тела, но не до конца. Очевидно, Чёрная Метка всё же успела нанести мне удар, но рука её дрогнула. Я продезинфицировала рану, и хотела было её перевязать, но времени на это уже не было. Теперь мне нужно было скрываться, и не только от самой себя, но и от местной полиции. Ведь я, иностранка без визы и документов, убила местную жительницу из высоких и богатых слоёв общества, и это уже пахло судом и тюрьмой!..

   Перешагнув через Метку и едва не запачкавшись в её крови, я пошла вдоль по залитой луной улице, ускоряя шаг. Хотелось просто сбежать из города и  поскоее найти лесную школу, которую я так опрометчиво покинула. И всё же я была довольна и горда тем, что убила Чёрную Метку, а значит,  одной тварью в городе стало меньше! Мои шаги по мостовой гулким эхом отдавались от спящих домов старинного квартала, и казалось, ещё немного, и я покину, наконец, этот город.

   Вдруг вдалеке послышался шум мотора, который показался мне уже знакомым. Через минуту меня догнала та самая машина, которую когда-то я видела возле обрыва. От этой встречи я не ожидала ничего хорошего, и вскоре мои опасения оправдались. Машина остановилась, и из неё вышли те самые люди, которых я смутно помнила с нашей первой встречи у обрыва. Они каким-то образом узнали меня, завязали рот скотчем и запихнули в машину. Последнее, что я видела, покидая город, это была красивая католическая церковь, стоящая на холме с тех самых пор, как сюда прибыли первые европейские мореплаватели...

   И вот я еду в машине с двумя незнакомцами, подозревая, что они задумали сбросить меня с того самого обрыва, куда полетело чье-то бездыханное тело в прошлый раз. Я мысленно прощаюсь с жизнью, вспоминая, как прекрасна она была и могла бы быть ещё лучше, если бы не Чёрная Метка и все её чертовы ядовитые соблазнители со сладкими улыбочками, но безо всяких теплых чувств! Мне хочется сказать этим двум идиотам, похитившим меня, что я никогда не пойду в полицию свидетельствовать против них, так как я сама только что убила человека, но рот у меня заклеен скотчем, и остаётся только беззвучно рыдать. Вид у меня жалкий, одежда разорвана на груди, окровавленная белая кнопка болтается на одном проводке, готовая отвалиться… там же, на груди, у меня только что появилась и красная кнопка, дающая право катапультироваться из этого мира.

   Но вот и знакомый обрыв. Замечаю, что ночью здесь всё совсем не так, как днём. Море чернеет внизу огромным тревожным провалом, но лунная дорожка серебрится на водной глади и делает всё это мрачное великолепие прекрасным и романтичным. В такую лунную ночь совсем не хочется умирать, но видимо, на этот раз придётся… Если не случится какое-нибудь чудо.

   Сидя в машине, я слышу, как двое уже знакомых незнакомцев обсуждают, связывать ли мне руки и ноги или нет. Один говорит, что я и так убьюсь с такой высоты, другой возражает, что сейчас прилив, и вода стоит высоко над камнями. На моё счастье вдруг оказывается, что у них закончился скотч, и нет в наличии верёвки, поэтому я полечу вниз свободной птицей...

   Полная луна отражается в моих расширенных от ужаса зрачках, и вот мои палачи раскачивают меня за руки и за ноги и бросают вниз. Я лечу и кричу, но мой рот заклеен скотчем… В последний момент перед ударом о камни моё тело за что-то цепляется, и я вдруг понимаю, что это моя белая кнопка зацепилась за какой-то куст, и тело повисло в метре над водой и камнями. Дикая боль пронзает мою грудь, и если бы не заклеенный рот,  мой крик был бы слышен даже в городе… Вода шумит прямо подо мной, я слышу её свежий, пропитанный йодом солёный запах. Прилив жадно лижет отвесные скалы и прибрежные камни, обросшие водорослями. Я слышу шум отъезжающей машины, и потом всё стихает.

   С трудом отцепляю своё тело от куста, который спас мне жизнь, и оказавшись на песке, расклеиваю себе рот. Рана в груди ужасно болит, её нужно перевязать. Аккуратно запихиваю внутрь себя провода, смываю кровь солёной морской водой и перевязываю рану остатками скотча. Жуткая боль постепенно утихает, и я понимаю, что чудо всё же произошло. Я осталась жива, и всё благодаря белой кнопке! Обессилев, я ложусь на остывающий песок и смотрю на бескрайние звёзды...

   Эта ночь, проведённая на узкой полоске суши между скалами и бушующим морем, останется в моей памяти навсегда. Наверное, от пережитого стресса после убийства Черной Метки и после моего головокружительного полёта вниз со скалы, мысли вдруг перестали меня слушаться и выполнять свою обычную работу. Я лежала на песке совершенно без мыслей, планов и эмоций, глядя в звёздное небо такой черноты, которую не увидишь в городе, где много фонарей и света от рекламы. Звёзды смотрели на меня, как бесконечные белые кнопки, разбросанные по всему мирозданию, и я в ответ просто смотрела на них. Казалось, что только они ещё не потеряли для меня смысл, всё остальное стало уже далёким и безразличным. Миллионы сочувствующих и не равнодушных глаз уставились на меня, вернее, на мою рану на груди, как будто бы рана – это место, через которое в тебя входит космос, как сказал кто-то великий и мудрый...

   С детства я знала совсем не так много ночных созвездий: только три звезды из пояса Ориона, которые были моими любимчиками, да Полярную звезду из Большой Медведицы. Наверное, со своей стороны звезды видели совсем другое небо и совсем другие созвездья, и обе половинки нашего космоса были далеки и почти равнодушны друг к другу, словно прекрасные люди из чужой страны, с которыми мы никогда не встретимся. Звёзды раскинулись надо мной, словно огни прекрасной далекой страны, в которую я так никогда и не попаду.

   Мне показалось, что где-то среди звёзд есть такая же планета, как наша, такие же тюрьмы и такие же прекрасные с виду города, лежащие во власти какой-нибудь Чёрной Метки… И кто-то, так же, как и я, лежит сейчас, растерзанный, но всё ещё живой, и смотрит на бескрайние звёзды в поисках любви, надежды и сочувствия. Как здорово было бы сейчас шагнуть в небо, навстречу друг другу, и освободиться навсегда от всех пут, которыми мы опутаны на своей планете! И как много ещё мне хотелось сказать звёздам, чего нельзя сказать словами, о чём-то большом и прекрасном, чего нет на земле! Моя рука потянулась к красной кнопке, всё ещё целой на моей груди. Я готова была катапультироваться из этого маленького мира в другой, огромный и прекрасный, ни о чём не жалея. Но кнопка на этот раз почему-то не сработала. Это означало, что моя миссия на земле ещё не закончена. Я вспомнила, как дети объясняли мне, что этой кнопкой они воспользуются коллективно, тогда, когда их миссия будет закончена, и когда их души станут абсолютно готовыми для заселения нового мира.

   Вот так, с разбитым сердцем и открытой душой, я пролежала всю ночь на песке, общаясь со звёздами. Несмотря на боль в груди и на пугающую неизвестность, это была самая прекрасная ночь в моей жизни, совершенно волшебная, проведённая с вечными, всё понимающими существами, звёздами. С первыми лучами солнца глаза мои закрылись, и я провалилась в сон. Не знаю, сколько он длился, но проснулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидела какого-то старика с длинными развевающимися волосами и седой бородой. Он помог мне встать на ноги. Старик был морщинистый, черноглазый и косой, что придавало ему загадочный, прикольный, но далеко не отталкивающий вид. Одним глазом он смотрел на собеседника, а другой его глаз вращался во все стороны, как это бывает у ракообразных или у хамелеонов. Выглядело это очень смешно, как будто один его глаз получал информацию, а другой её обрабатывал, рассматривая предмет обьективно, со всех сторон. Старик сразу мне понравился, потому что от него исходил дух романтики и приключений, столь важный в моей непостоянной, скитальческой и наполненной неожиданностями жизни. Очевидно, когда-то он был жгучим брюнетом, потому что глаза его были тёмные, почти чёрные, но сейчас красивые седые кудри развевались на ветру и очень ему шли. Мне показалось, что я его где-то уже видела, и даже его имя вертелось у меня на языке. Кажется, старик прочёл мои мысли, поэтому решил представиться:

- Арни, - сказал он, - можете звать меня так. Всем поначалу кажется, что я им кого-то напоминаю, – сказал старик. Затем без слов Арни высунул язык, и я рассмеялась, поняв, что он похож на Альберта Энштейна в старости! С этой седой бородой и кучерявыми пейсами он был похож также на праотца всех евреев Авраама, каким я его себе представляла.

- Лоя, - представилась я, - можете звать меня просто Ло. – Как вы узнали, что я здесь?
- Ночью мне сказали об этом камни, которые находятся на моём острове в океане, в нескольких морских милях отсюда.

   Разговор старика с камнями несколько меня удивил, и я подумала, не безумен ли он, но всё равно сложилось впечатление, что Арни можно доверять. Да и другого выхода у меня просто не было. Пришлось согласиться на его предложение пожить на острове посреди океана, и это было просто новой чудесной сказкой для меня. Мы сели в лодку, Арни включил мотор, и мы помчались по сверкающей водной глади навстречу звенящим волнам и солнечным приключениям.

   По дороге Арни рассказал, что давно живёт на этом острове. Когда-то, будучи ещё молодым, он получил должность смотрителя заповедника, расположенного там. Остров был красивым и чудесным, и если бы его в своё время не объявили природным заповедником, то горожане ринулись бы туда на пикники, погубив и завалив мусором там всё живое. К счастью, коммерциализации острова удалось избежать, и вот теперь Арни доживает там свои дни, всё ещё выполняя обязанности смотрителя заповедника. Он прожил там уже сорок лет, и теперь ему за семьдесят, но возвращаться на материк не желает.

   Дом старика на острове был похож на него самого: два окна вверху напоминали глаза, причём ставни на одном из них были закрыты, а второе окно было распахнуто, и в нём вращался вентилятор, словно непослушный и беспокойный глаз хозяина. Мы сразу же подружились с Арни, полное имя которого было Арнольд, хотя его тщедушное тело нисколько не напоминало мощный торс Арнольда Швацнеггера. Я была ещё слишком слаба и отравлена городским ядом, чтобы исследовать его остров, поэтому первые дни провела в кровати, залечивая свои глубокие физические и душевные раны.

   Здесь, вдали от материка, чары Искусителя действовали гораздо слабее, но во всём моём теле шёл какой-то странный процесс привыкания к его яду. На груди каждую ночь появлялись новые кнопки, назначение которых было мне не понятно. Место, где они возникали, ужасно чесалось, и чем больше я расчёсывала ранки, тем глубже кнопки врастали в мою плоть. В голове всё мутилось, и я подозревала, что со мной происходят некие духовные мутации…

   Где-то через неделю я окрепла и, подойдя к зеркалу, увидела на своей груди множество сверкающих на солнце разноцветных кнопок. Они переливались, словно драгоценные камни, и не вызывали у меня отвращения. Слава Богу, среди них не было чёрной, и пусть я сама была далеко не белая и пушистая, всё же дела мои были не так плохи! Старик Арнольд сказал мне, что это проступают скрытые доселе таланты. Через эти кнопки пойдёт сублимация чёрной сексуальной энергии яда Искусителя в разнообразное и полезное творчество. Все эти кнопки были словно музыкальный инструмент, на котором мне предстоит теперь играть. Слова мудрого Арни успокоили меня, и в первую же звёздную ночь я испробовала свои кнопки, нажимая поочерёдно на каждую. Мне захотелось то танцевать, то  писать стихи и рассказы, то нырять в глубину ночного океана, то бегать по волнам. Нажав на одну из кнопок, я поняла, что могу видеть даже с закрытыми глазами. В это верилось с трудом, но, закрывая глаза в темноте, я начинала видеть мир в каком-то голубоватом свете даже более отчётливо, чем днём.

   Что касается Арни, то он, казалось, читал мои мысли. Откуда-то он узнал, что это именно я убила Чёрную Метку, и что бандиты сбросили меня со скалы в море в ту ночь. В конце концов, Арни признался, что уже давно сидит на ЛСД, что это зелье открывает ему каналы связи с космосом, камнями и прибоем океана. Телевизор он давно не смотрит: обо всём интересном ему рассказывают камни на берегу, отшлифованные волнами, поджаренные солнцем и пропитанные ночным звёздным светом. Арни жил на острове в удивительной гармонии с природой, ни сколько не страдая от одиночества. Очень часто я видела его застывшим, словно ящерица, на камнях: один глаз смотрел куда-то в бесконечность, а второй описывал окружности, блуждая по всем сторонам бескрайнего света. Благодаря его связи с природой всё в заповеднике было в идеальном порядке, и трудно было бы подыскать старику замену, если бы пробил его час покинуть этот мир. Там жило множество уникальных пернатых и всевозможных мелких зверушек, и со всеми обитателями Арни вскоре познакомил меня. Вскоре остров стал моим вторым домом, и нигде на свете мне не было так хорошо, как здесь.

   Арни всё ещё был для меня загадкой. Мне всегда было интересно посмотреть на его кнопки, но напрямую попросить об этом я не решалась. Но однажды ночью, после разговора с камнями Арни налил себе вина, и один глаз его стал мечтательным, словно в кого-то влюблённым, а другой остановился, смотря вверх, на звёзды. Старик что-то вспомнил из своей молодости, что-то дорогое и интимное. Я даже представила его молодым и полным сил жгучим брюнетом с огненными глазами на загорелом лице, в ту пору ещё не косыми. Налив себе красного вина из большой плетёной бутыли, Арни начал свой рассказ:

 - Я был когда-то молодым, даже моложе, чем ты сейчас. Трудно поверить, правда? Старость надевает на нас такие безобразные маски… (Тут я возразила ему, что он отнюдь не безобразен, а очень даже симпатичен). В ответ Арни рассмеялся, показывая поредевшие жёлтые зубы, и я рассмеялась вслед за ним. - И вот однажды на базаре в городке я встретил её, Чёрную Метку. Ты видела её уже старухой, после сотни пластический операций. Но тогда она была хороша собой, даже более того, прекрасна и удивительна, и я влюбился в неё, как мальчишка. Но я был беден, а она богата. Я жил в небольшом старинном домике в бедном квартале, а она обитала во дворце. В общем, у меня не было никаких шансов... Но от этого моя любовь к ней разгоралась ещё сильнее, потому что нам всегда так хочется достичь недостижимого, получить невозможное.

   И чудо всё таки однажды случилось, хоть на одну ночь, но она стала моею. Наутро Черная Метка холодно сказала, что больше не хочет меня видеть. Одевшись, она собралась уходить, но я схватил её за руку и бросился к её ногам. Я шептал ей, что никуда её не отпущу, поэтому, чтобы освободиться, она укусила меня за руку своими ядовитыми зубами. После этого она ушла, а в мою кровь проник её смертельный яд. Я тяжело заболел и выпал из реальности на целых две недели, а когда очнулся, то обнаружил, что все мои старые кнопки вышли из строя. Вместо них на груди сияла огромная чёрная кнопка, подаренная мне Чёрной Меткой. Выходит, я был отравлен её сладострастием, мне хотелось, как демону, бросаться на любую женщину... Я был сам себе противен, обнаружив в себе страсть даже к мужчинам и м... неодушевлённым предметам! Кроме того, у меня во рту появились ядовитые зубы, которых раньше не было, а моя кровь стала чёрной. Я стал ненавидеть и презирать самого себя, и, помучившись какое-то время, я решился.

   Вколов себе какой-то сильный наркотик, я вырвал себе ядовитые зубы, а потом попытался выкорчевать и чёрную кнопку. Я знал, что это очень опасно, потому что можно истечь кровью, но я всё же ножом вырезал её из своей груди и налил в рану ЛСД. Потом весь мир исказился и куда-то поплыл, и вместе с ним я помчался куда-то по фиолетовым волнам безумия, творчества, галлюцинаций и приключений. ЛСД и яд боролись в моей крови, и я наблюдал за их битвой как бы со стороны, словно боролись два огромных древних динозавра. Яд постепенно ослабевал, а ЛСД креп, потому что я подливал в рану всё новые и новые порции. Наконец, в одну безлунную ночь один ящер всё же изловчился и перегрыз шею другому. ЛСД победил, а чёрный дракон во мне умер!

   Но моя кровь не стала красной, как прежде. Она осталась фиолетовой… Если не веришь, посмотри, - сказал Арни и слегка уколол себе палец. На белое блюдце действительно, упала фиолетовая капля, сверкающая всеми цветами радуги. – И когда один динозавр сворачивал шею другому, он задел мой глазной нерв, и так я окосел на один глаз, – продолжил старик. – С тех пор я научился разговаривать с камнями, погружаться в прошлое и предвидеть будущее, постигать непостижимое, - закончил он.

Рассказ Арни был странным. Позже он признался, что ещё в молодости украл из лаборатории оборудование и сырьё для производства ЛСД, и в подвале его дома на острове была целая тайная лаборатория. Иначе бы он не пережил здесь одиночества и отрыва от людей.

- Какое же будущее ты видишь для меня? - спросила я, разглядывая каплю его фиолетовой крови, сверкающей на блюдце.
- Ты станешь знаменитой писательницей. Постепенно чёрный яд будет уходить из твоей крови, и когда ты напишешь своё самое главное произведение, ты освободишься от него до конца. Порой, сидя на камнях, я вижу героев твоих будущих произведений, и среди них брожу я сам, старик Арни, выживший из ума косоглазый еврейский кретин…
- Ну это уж слишком, Арни, - возразила я. – Для кретина ты слишком гениален. А ну-ка, покажи мне свои кнопки!

   В другой раз Арни бы застеснялся, но в ту ночь он был очень откровенен и показал мне свою седовласую грудь, где была всего одна фиолетовая кнопка, в которой, как в волшебном космичнском зеркале, переливались многочисленные звёзды, созвездия и звёздочки. Я не удержалась и без спроса нажала на эту кнопку, от чего Арни заурчал, как разомлевший от ласки кот, когда ему почешут за ушком. Он впал в какую-то прострацию, с глупой и блаженной улыбкой уставившись куда-то вдаль обоими окосевшими глазами, и на этом наш ночной разговор завершился.

   Вместе с Арни мы прожили на острове несколько лет, и все эти годы были для меня как чудесный сон. Я писала прозу и стихи, постепенно становясь знаменитой писательницей, как мне и предсказывал Арни. С годами он стал плохо слышать и всё чаще входил в транс, беседуя с камнями и морским прибоем. Его вид был всё более отрешённый и странный, но мне было не нужно бесед с ним: мы научились понимать друг друга без слов. Изредка к нам на остров наведывались люди из города, и в это время я пряталась на верхних этажах дома, стараясь не попадаться к ним на глаза. Ведь на чёрной кнопке Метки наверняка нашли мои отпечатки пальцев, и садиться из-за неё в тюрьму мне совсем не хотелось.

   Однажды был тёплый и ветреный вечер, в воздухе как будто что-то непоправимо менялось, предвещая ужасную беду. Арни сидел на большом камне, словно маленькая птичка, совершенно уйдя в себя. Потом он вдруг встрепенулся и спрыгнул на землю, подзывая меня к себе. Было что-то тревожное в его жестах, седые кудри колыхались под ветром, а косой глаз вращался по орбите быстрее обычного. Срывающимся голосом он сообщил мне, что завтра состоится Конец Света, и весь старый мир полетит ко всем чертям. Будет большое землетрясение в океане, проснутся вулканы, и огромная цунами всего через несколько часов смоет наш остров вместе с нами.

   Арни обнял меня за плечи и стал уговаривать бежать с острова, сесть в лодку и плыть в безопасное место. Но я ответила, что мне надоело бегать от своей судьбы. Пусть будет что будет, я не боюсь смерти. Старик пытался возражать, но потом понял, что со мной спорить бесполезно. Мы решили провести последнюю ночь на берегу океана, сидя на камнях и смотря на звёзды. Взяв с собой бутылку красного вина, мы смеялись и шутили, вспоминали глупую молодость, и в ту ночь Арни решился впервые взять меня за руку. Своими зоркими глазами он нашёл место от укуса, и показал мне точно такое же на своей левой руке. В ту ночь мы были словно маленькие дети, совсем чистые и прохладные, оставшиеся наедине с матерью-Вселенной и отцом-Духом. Предстоящее светопреставление нас не пугало, и когда на рассвете над островом появилась огромная волна цунами, мы были готовы попрощаться с жизнью. Волна подхватила нас и понесла к берегу, наши руки разомкнулись, и мы стали отсчитывать свои последние мгновения на этой планете. Потом моё сознание отключилось, и цунами понесло вдаль уже почти безжизненное и послушное тело…

   Когда я открыла глаза, то увидела солнце сквозь дымку серых облаков. Что-то тяжёлое давило мне на грудь и кололо её острыми когтями. Потом я ощутила удар мощного клюва, боль от которого  пронзила всё моё тело, и я закричала. Крик отпугнул тяжёлого грифа с большой лысой головой и мощным клювом. Он пытался вырвать из моей груди белую кнопку, которая за время моей жизни на острове приросла к плоти и возобновила все свои душеспастельные функции. Мне хватило сил сесть на песке и погрозить ему кулаком. Гриф нехотя удалился и поковылял прочь, а я осмотрела место, куда меня забросила судьба.

   Это был бывший городской пляж, разрушенный цунами и заваленный трупами людей. Насколько хватало взгляда, песок был усеян мёртвыми телами людей и животных, и повсюду бродили грифы-падальщики, принимающиеся за своё мрачное пиршество. Мне хватило сил встать и пойти вдоль линии прибоя, разглядывая мёртвые тела загорелых и хорошо одетых людей, лежащие вперемешку с мусором от разрушенных домов, церквей, мостов и других строений, будь то богатые дворцы или бедные хижины. Я пыталась найти хоть кого-то живого, но все вокруг были мертвы. Побродив около часа, я нашла тело отца-искусителя и его сына, оба они не подавали признаков жизни. Их конец меня ни сколько не опечалил, но когда на песке я увидела тело со знакомой седой бородкой, на глаза у меня навернулись слёзы. Это был Арни, и оба его глаза теперь смотрели, не мигая, в небесную вечность. Я немного поплакала над его мёртвым телом, в последний раз любуясь красивой фиолетовой кнопкой на его груди. Положив руки ему на грудь и прикрыв ладонью веки, я отправилась в путь, идя сама не зная куда. Дорога уводила меня прочь от города, по направлению к лесной школе. Я почти не сомневалась, что все её ученики уцелели и ждут меня после долгой разлуки.

   Город после стихийного бедствия был совершенно безлюден. Не осталось ни богатых, ни бедных, ни правительства, ни полиции, ни скорой помощи. Трупы бывших пациентов вываливались из окон городских больниц, тела бывших служащих свисали из окон офисов. Некоторые дома уцелели, но многие были разрушены. Стояла необычная тишина, поскольку по улицам больше не ходил транспорт, и мне предстояло пройти пешком много миль. Издали доносился лишь приглушенный шум моря, успокоившегося после недавнего буйства.

   Дорога была завалена трупами людей и перевёрнутыми автомобилями, где-то с корнями вырвало вековые деревья. Сорванные с постаментов памятники валялись на земле, словно свергнутые с престола местные божки. Медленно, но верно я продвигалась к краю города, так и не встретив ни одного живого человека. И только к вечеру добралась до знакомого обрыва, ещё раз взглянув с высоты на когда-то живой и манящий своей тайной город, теперь разрушенный стихией, мёртвый и безжизненный. Закат солнца раскрасил гладь океана в алые и синие блики, чередующиеся в вечном и бесконечном танце. Чтобы полюбоваться закатом и немного передохнуть, я села у края обрыва, посмотрев вниз на знакомую полоску песка, где когда-то провела самую незабываемую ночь в своей жизни. Снова, как и тогда, меня охватило желание нажать на красную кнопку и улететь прочь из этого грустного мира, туда, за горизонт, где солнце пьёт полной чашей расплавленное золото багрового заката.

   Вспомнив всю мою недолгую жизнь, начиная с тюрьмы и заканчивая жизнью на острове, я ощутила, что она была хотя бы не напрасна. Закатный ветер ласково шевелил мои волосы, я сидела, слегка раскачиваясь ему в такт. Мои пальцы уже было потянулись к заманчивой красной кнопке, как вдруг со стороны леса послышался какой-то шум. Вскочив с места, я посмотрела в сторону звука и увидела маленьких детей, бегущих ко мне. Волны радости подхватили моё тело и понесли им навстречу. В этот миг я вдруг поняла, что стала похожа ни них: моё тело теперь тоже было лёгким и юным, и как только мы встретились, занавес заката опустился.

   Стало совсем темно, и над головой загорелся звёздный фейерверк. Взошла такая яркая луна, что было видно каждое дерево в лесу, и даже каждая травинка. Мы шли, словно в волшебном сне, и мне казалось, что каждый листок на дереве в этом лесу рад моему возвращению. Было только жаль, что со мной нет больше Арни, и некому теперь будет поговорить о главном и вечном с камнями и прибоем. Какой-нибудь голодный гриф, очевидно, уже проглотил его сияющую фиолетовую кнопку, и навеки похоронил в желудке её переливающуюся звёздами тайну…

   Лесная школа, действительно, совсем не пострадала от цунами. Однако стихийное бедствие было некой чертой, после которой многие ученики добровольно покинули этот мир, нажав на красную кнопку. Теперь они были готовы повстречаться с вечностью и вернуться назад, в мир людей, но моя миссия на земле всё ещё не была закончена. Предстояло расчищать завалы и подготавливать путь тем, кто должен был вернуться, спустившись с небес. Это заняло несколько месяцев, за которые грифы доели мёртвые тела, завалы были разобраны, и все остатки бренного несовершенного мира поглотила возрождающаяся дикая природа.

   Когда первый такой путник появился на земле, мы все бросились к нему, с любопытством и благоговением. Этот первый росток поля человеческой жизни был чудесен, и на его теле больше не было никаких кнопок, то есть задач. Он пришёл просто жить в чистоте и праведности, которых добился ранее. Жизнь на новой земле постепенно возрождалась, и звёзды всё так же сверкали по ночам разноцветными огоньками, словно маленькие и большие кнопки.

   Я заметила также в небе одну одинокую, переливающуюся фиолетовым светом звезду и назвала её Арни. Каждую ночь я машу ей рукой и рассказываю земные новости, представляя, как Арни в небесах, наверное, смеётся и машет мне рукой.
Я чувствую, что совсем скоро придёт время нажать на красную кнопку и переместиться с этой планеты в мир звёзд, туда, где ждёт наша настоящая прародина...