Кп-плцкрт

Мне не доводилось часто путешествовать поездом, но я отчетливо помню нашу поезду в Петербург. Это было моё второе путешествие путем рельс и стрелок : во время первого наш поезд ,подобно ласточке осенью, мигрировал на Юг, в сторону Сочи.

Из своей ранней поездки я запомнил только остановку в Самаре и невиданное доселе провинциальным мной чудо инженерной мысли – эскалатор. Сама мысль о том,  что человек может быть доставлен на второй, третий и даже четвертый этажи не при помощи своих усталых, грузных двоих, а путем непостижимых высоконаучных процессов, наделяющих людей способностью воспарить над землей – казалось моему детскому уму непостижимой. И пусть мозг мой не был в состоянии понять принципа работы устройства, изучить его досконально он желал немедленно. Так что как только изумление от увиденного сошло с моего лица, а безграничное детское любопытство на нем расплылось, ноги сами понесли меня к этому великом изобретению человечества. Никакие станционные пирожки, никакие игрушки и даже местная самарская обезьянка на привязи ( которая с исключительно самарской наглостью вырывала из рук приезжих вымученные самарскими бабушками мучные изделия ) не могли оторвать моих ступней от платформы, доставляющей меня не только на второй этаж вокзала, но на седьмое небо от счастья! Конечно, бабушка отнеслась к моим исследованиям скептически, ведь не в ее положении (а ее положение по ее же словам было крайне тяжело) было «кататься на всей этой чертовщине».  Поэтому число моих попыток изучения эскалатора свелось всего лишь до двух: Вверх и Вниз. Вместе с моим сошествием с седьмого неба счастья и бабушкиным – со второго этажа вокзала, противный, скрипящий голос, от которого нельзя было нигде укрыться, известил нас о том, что нужно было скорее спешить к дедушке в купе вагона, иначе он располагал бы всеми шансами на то, чтобы уехать без нас и неплохо провести время. Да, мы путешествовали втроем: дедушка, бабушка и я. Не то, чтобы я был против такой компании, просто обида на бабушку до сих пор таилась в моем сердце. Но она улетучилась так же быстро, как и полотенце, что покрывало завесой тайны чудо уже не инженерной мыли, но бабушкиной кулинарии – вареную курицу. Весь следующий день я провел за уничтожением съестных припасов. Путешествовать поездом мне понравилось, потому что ты всегда мог найти занятие по душе: если курица (как это с ней обычно бывает) вдруг закончилась, ты принимался за вареные яйца, после яиц в ход шли пирожки, а когда твой желудок был полон, ты мог пойти в вагон-плацкарт – посмотреть, как людям там было тесно, и , вернувшись в свое уже ставшее родным купе, забраться на верхнюю полку справа и под мерный стук колес уснуть, а, проснувшись, быть уже в теплом городе Сочи и провести одни из лучших каникул твоей жизни. Самарский эскалатор действительно мог поднять тебя на вершину счастья.

«Действительно, мог» - думал я , стоя у эскалатора уже во Владимирском вокзале через десять лет после моего памятного открытия. Это было мое второе путешествие поездом. Пунктом назначения в этот раз был Санкт-Петербург, а компаньонами – друзья-одноклассники. В этот раз не было никакой бабушки, а , значит, никаких ограничений в изучении эскалатора. Но вместе с бабушкой исчезла и другая немаловажная вещь – интерес. Ведь действительно, за эти десять лет эскалатор для меня успел превратиться из чуда техники в рутину. Возможно, я, вдохнув тогда спору самарского, по возвращению домой распылил эскалаторы по всему нашему городу, превратил их из невиданного цветка в продовольственную культуру. В общем, в тот раз во Владимире на второй этаж я поднимался на своих двоих. Но то, что меня действительно поразило во Владимире, так это его монастыри! Я был удивлен простотой исполнения и в то же время такой притягательностью для взгляда: казалось бы, простая штукатуренная стена, высотой под десять метров. Но то, как на побелке играл свет, как купол переливался под ярким Владимирским солнцем – повергало меня в ступор. Казалось, что я сам там, у купола, нежусь, ловлю солнечные лучи, смотрю на всю эту красоту сверху. Я бы мог любоваться зрелищем, неожиданно доставшимся моему взгляду вечно, если бы не наша классная руководительница, спешившая скорей к перрону. По ее соображениям,  мы опаздывали к нашему поезду, хотя исходя из моих мыслей, у нас в распоряжении был еще час. И пускай этого часа было бы ничтожно мало для того, чтобы впитать всю красоту, но все же время у нас было. Но так или иначе мы все поспешили скорей в наш плацкарт, и были на своих местах за тридцать минут до отбытия. Я все еще таил небольшую злобу, но она испарилась так же быстро, как успел завязаться разговор между нашей классной компанией. Путешествуя поездом, ты мог говорить буквально о чем угодно, а люди, которых ты видел в первые и имел мизерные шансы увидеть после, становились чуть ли не самыми близкими друзьями, вы могли обсуждать новости, как тут же ты поворачивал разговор в абсолютно другое русло, замечая, что в вагоне-ресторане сосиски были ни к черту. Не существовало запретных тем или вопросов, в особенности с наступлением темноты. Когда весь плацкарт засыпал, а единственным источником света была лампа на потолке, источающая свет столь же теплый , как и солнце во Владимире, вы уже были не просто одноклассниками, связанными общей поездкой, вы были людьми, чьи судьбы переплелись, и именно в этот момент переплетение обрамлялось самым крепким узлом из всех возможных – узлом дружбы. Ты мог играть с этими людьми в игры, мог рассказывать и, главное , слушать.  Мог вместе с ними пойти посреди ночи в вагон-купе, чтобы глотнуть хотя бы капельку свежего воздуха, и , вернувшись в свой не тесный, но сплоченный, плацкарт, забраться на верхнюю полку слева и под мерный стук колес уснуть. А на утро обнаружить себя в новом ,промозглом, но таком притягательном месте.
И провести одни из лучших каникул твоей жизни.