Размышления у арки Патусай

      Твой дом там, где спокойны твои мысли.
                Восточная мудрость.

Державное достоинство страны,
Потрёпанной в боях социализма,
Небесно-васильковые глаза,
Что светом с загорелого лица,
Высочество, с которым даже время
Почтительно беседует на «вы»,
Дозвольте мне под вашим мирным сводом,
Где следует своим спокойным ходом
За мыслью мысль, как читаная книга,
Найти в жару спасительную тень.

Я с малых лет уныние изгнал,
Утешен прежде знанием того,
Что жизнь моя не мне принадлежит.
Уныние по праву заслужили
Менялы истины на ё-моё.
Для них что истина, что естина –
Всё мазано каналом новостным:
Что съели, тем и живы потихоньку.
А я в приливах и отливах моря
Биенье сердца слушаю Земли,
Стих отпуская тетивой тугой,
Как будто в цель намечена стрела,
И финикийцем, далеко от дома,
Не чту обычай родины жестокой
Младенцев сирых в жертву приносить.

Там и сейчас приспешники режима
Вынашивают одурь озлобленья
И, поминая в бога душу мать,
Гибридные развязывают войны,
Запугивают бомбой водородной
И молью поедают мирный быт.
От них смысл вечных истин скрыт.
И тщатся стражники в бронежилетах
С резиновым дубьём наперевес
На улицах и площадях свободу
Коленями поставить на горох.

Гостелерадио СССР
Такое никогда б не показало.
И до сих пор лукаво умолкают,
Лишь по команде открывая рты,
Обученные специально люди,
Как и хотел того товарищ Лапин –
Паук, что убивал наверняка,
Стирая записи магнитных лент,
Чтоб никому уже не довелось
Услышать песни в чуждых строю ритмах.
О Ленине и юном Октябре
В эфире надрывался баритон,
Гримасой больше схожий с Фантомасом,
И иже с ним народные артисты
Скандировали лозунги крылато
И, заходясь в ура-патриотизме,
Тогда зачали килотонны ваты.

Звенела, стыла вьюга в январе,
Бульвары в мае, залитые светом,
Дышали влажно воздухом росы,
И с моря ветер веял синевой –
Таким был мир, как плод инжира спелый,
Что я смеясь держал в своей руке,
Весь данный мне, как будто из кино
С сюжетом юморным, где даже лошадь,
К расстройству кавалера-седока,
Соломенною лакомилась шляпкой.

Здесь и сейчас, как будто из кино,
В саду Нонг-Нунч слонёнок со слонихой
Вкушают всласть зелёные побеги,
И думаешь, на их семейство глядя,
Что мир вокруг не может быть дурным,
Устроенным, к стыду, из рук вон плохо,
Пока взирает хоть одна душа
На свет его, летучий и безбрежный,
Такими безобидными глазами,
Как этот новорожденный слонёнок.
Весь космос – дом его.

                Какие бреши
Сознания заполнит утешенье?
Ты ждёшь его обманчивое слово,
Как ждут, что дети заживут безбедно
В стране, где ложь не ведает позора
И ни во что не ставится свобода.
Отчаянная материалистка,
Тебе образование врача
И грубые начала медицины
Талант свободы личной заменили:
«Пусть их…» – одной пустою фразой
Свою судьбу решило большинство.
О, время! Чьи потомки эти люди?
Каких комбедов? Комиссаров чьих?
Наймиты-тролли с прищуром муреньим
Вовсю химичат новую беду,
И в наши дни сценарий самый худший
В отечественном крутится кино,
И вряд ли для кого-то это новость.

За мыслью мысль, как читаная книга,
Чьи перечесть страницы – наслажденье.
Я с малых лет уныние изгнал,
Утешен прежде знанием того,
Что жизнь – определённый интеграл
Поступков, мыслей, дела моего,
А красота – в глазах, в глаза смотрящих
И говорящих взглядом о любви.
Мой оптимизм особенного рода,
Совсем не социальный оптимизм:
Он мне дороже, чем моя свобода
И просвещенческий идеализм.
Я в мир пришёл иным идеалистом
И верю в воскресенье во плоти,
Нетленной, неподверженной болезням,
Благословенной дланью всепрощенья, –
Никак не меньше, чем провидел в Тире
В столетье третьем от начала эры
Александрийский старец Ориген.

Какое не возьми начало знанья,
Ум с красотой два высших держат званья.
Что если бы досуг свой дорогой
Все возрасты и все сердца людские
Науке блага строгой посвятили,
Тогда открылись бы пути прямые
К общественному самоисцеленью.
Но мировой истории поныне
Неведома условная частица.
– Лицом к лицу лица не увидать.
А надо ли, когда в глазах участье?
Свободен мыслью и виной не связан,
Я поступаю так, как и обязан,
Что от души желаю остальным.

Благая весть всегда была благой
И никогда вчерашней не была.
С ней бородатый в рясах контингент
Довольно поступает своевольно:
И в бубны бьёт, и сотни молний мечет,
Воинствуя, калечит желчно души
И без того недужного народа,
Что полагается на князя своего
И оттого в упор не видит фактов.
Наверное, ещё покажет время,
Кто мы такие и на что годны.

Оседлость наша малым эпизодом
На планетарных эллипсах орбит.
Кочевники, мы живы переменой
Монархий, мест, суждений и страстей.
На западе нам тесны стены дома,
И на востоке мы среди гостей.
Всё правда: мы, своей стезёй ведомы,
Отвергли пыль проторенных путей.
В ущельях, на равнинах, без дороги,
Ни скарбом, ни собой не дорожим,
Мы солнце восхваляем на восходе,
А на закате серп двурогий чтим.

Забыто вдруг, что сила силу ломит:
Когда сходило преступленье с рук
И это снова придавало силы,
А слабость только превращало в злость,
Нам многое вдруг позабыть пришлось.
От нас смысл вечных истин скрыт –
Притушен свет морального закона,
И только неба звёздный колорит
Мерцает перед выцветшей иконой.
Кто это небо чувством озарит,
Так чтоб душа сама тянулась к свету
И любовалась, глядя на планету,
И был бы ей, как в детстве, мир открыт?
И космос был бы людям не чужим,
Как двор, в который вышли на субботник.
А без идеи этого космизма
Что есть такое русский человек?
Вся на понтах шпана из подворотни.

Немало лет минуло старины,
И крепостное чудо ленинизма
Подмяло жаждой колониализма
Народное достоинство страны.
– Кто жаждал быть, но стать ничем не смог…
Философы, пророки и поэты,
Бросая жребий песен недопетых,
На перепутьях, в колеях дорог
Вычитывали новые заветы
И полагали, что так хочет Бог:
– Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет всё – Европа и Россия…

Когда преодолеем неолит,
Куда идейкой заманили бесы,
Подарим барабаны пионерам,
Горнистам горны, скальпели врачам,
А телевизоры пенсионерам, –
Простые вещи для употребленья,
Какими роковое не избыть, –
То вспомним, что душа когда-то знала
Об истине и жизни не по лжи,
И наконец искупим злодеянья
Империи, на голову больной,
И всех больших, кто был тому виной,
И малых всех, кто жил без покаянья.

По авеню Ланг Санг к Великой Ступе,
Как время, размеряя свой черёд,
Поток автомобилей, группа к группе,
За светофором набирает ход.
На Триумфальной арке Патусай
Пять башен по-буддистски смотрят в небо,
Молчат киннары, птицы верещат.
Пять заповедей мира соблюдай,
Пять добродетелей важнее хлеба:
Не убивай, не лги, не нападай,
Своей любовью, друг, не досаждай
И разум свой, смотри, не разменяй.
Иначе –
         и не знал,
                не жил
                и не был.


Видеоролик на https://youtu.be/YFBesQLsq4E


Рецензии