Грех

       Ночь темным покрывалом окутала все углы дома.  Стояла оглушающая тишина, какая бывает, когда больше никого нет. Евдокия Семёновна, приподнявшись на кровати,  посмотрела на окна.  От уличной лампы, на единственном столбе, стоящем против дома, падал зыбкий смутный свет.
    Евдокия Семёновна, вздохнув и перекрестившись, поднялась из теплой постели. Рослая, крестьянской кости, она, с трудом переставляя непослушные  ото сна ноги, подошла к окну.
    На улице шел снег. Он падал на озябшие стекла, на поникшие кусты сирени, на застывшую молчаливую землю, делая её ещё холодней.
  Напрягая зрение,  вгляделась в циферблат старых ходиков, которые показали пять часов. С печки спрыгнул Барсик, черный, с белой грудью, сытый кот. Потянувшись,  зевнул и,  мяукнув, пошел к двери. Выпустив кота, Евдокия Семёновна вернулась  к кровати. Можно было ещё поспать час-другой. Но не тут-то было,   уже долгое время  её мучила  изнуряющая бессонница,  и  тревожно-беспокойное состояние, стало чуть ли не постоянным.
     Поворочавшись в кровати, она снова попыталась прикрыть глаза.  Бесполезно.  Забыться, забыться хотя бы во сне, вот о чём сейчас мечтала Евдокия Семёновна. Ей казалось, что, может быть,  это забытье  даст ей некую опору для её измученной  души, чтобы отодвинуть то горькое, жгущее стыдом все нутро время  и начать другую, честную и спокойную жизнь. Евдокия Семёновна  снова пыталась прислушаться к себе, надеясь найти оправдание за некогда  совершенный ею грех, но найти его не могла. Иногда ненадолго приходили спокойные мысли, что всё это произошло уже достаточно давно и неосознанно. Тогда она только-только похоронила  своего мужа, дорогого ей Николая Петровича, с которым было прожито почти полвека. Воспоминания о муже  вызвали  тихие слезы жалости,  они ползли по её серым осунувшимся щекам, по грубоватому скуластому лицу.   Не однажды она  пробовала оправдаться тем, что всю жизнь  они с Николаем Петровичем,  прожив жизнь честно, людей не обижали,  на чужое не посягали и старались   жить  своим трудом, не давая повода для людского осуждения. Но тревога никуда не уходила,  не давала  ей покоя  эта проклятая тайна,  и что же делать-то теперь?
     Всё чаще Евдокия Семёновна прокручивала  в своей голове тот злополучный день.  Если бы можно было всё прожить заново…
  … Случилось это в 1997году. Разгар лета, теплое июльское утро,   рыночный день. Как всегда она собрала  поспевшие овощи: огурцы,  ранние помидоры, зелень для продажи. Не надеясь на дочь Людмилу, которая заведовала  молочной фермой, и частенько задерживалась допоздна, Евдокия Семёновна  на всякий случай накормила кур и уток.  Младшая дочь  Александра  училась в городе на воспитательницу и сейчас проходила практику в детском саду, иногда тоже задерживалась допоздна. Поэтому  Евдокия Семёновна решила все домашние дела завершить сама, не надеясь на дочерей.  До города  добралась  пригородной электричкой, а там от вокзала до рынка рукой подать. Все свои овощи она распродала на удивление быстро. Пробежав по магазинам,  накупила продуктов, пару резиновых галош, для работы на огороде,  новую лейку, старая-то давно прохудилась, ну и ещё кое-чего по мелочи. До отправления  электрички оставалось ещё около часа. Евдокия Семёновна не спеша подошла к вокзалу. Разношерстная толпа пассажиров  запрудила почти весь перрон. Найдя себе свободное местечко под деревом, она присела прямо на железную оградку, пристроив свои вещи рядышком, чтобы были на виду. В такой сутолоке нужен глаз да глаз, ворью самое раздолье. «Что-то деревенских не видно, вот-вот электричка подойдет», - успела подумать она, как вдруг  молодой парень, чуть не столкнув её с перил, плюхнулся  рядом, оглядываясь по сторонам. Евдокия Семёновна  машинально прижала к себе сумку, пытаясь отодвинуться от него. «Бабушка, пожалуйста, присмотрите за моим чемоданчиком, я сейчас приду… Мне, надо отлучиться… Пожалуйста, бабуля!..» - умоляюще взглянув  на неё  и  затравленно озираясь вокруг, попросил парень.  «Так, милок, я  уж скоро уезжаю, минут пятнадцать осталось  до моей электрички… Успеешь ли ты?», - ответила она. «Да, да, бабуля. Положи  мой чемоданчик в пакет, а мне отойти надо», -  стреляя глазами по сторонам, прошептал он. Всучив  ей в руку  черный вместительный пакет, парень вскочил и  бросился   бежать, ловко лавируя  в толпе. «Ты уж, милок, побыстрей», - крикнула ему  Евдокия Семёновна  вдогонку. «Надо же, как приспичило», - обращаясь к соседке, покачала она  головой.  Едва  затолкнув  чемоданчик в пакет, услышала  громкие и  резкие щелчки, словно удары  кнута, раздавшиеся  где-то  на другом конце платформы. Люди,  закричав, шарахнулись в разные стороны.  Началась паника. «Стреляют! Там стреляют!», - визжала женщина,  пробегающая мимо. Евдокия Семёновна,  по инерции прикрыв голову руками, сползла на асфальт.  Люди, толкая друг друга,  бежали  к зданию  вокзала. Мимо проследовал наряд милиции,  тут же  подъехал «воронок», потом  карета скорой помощи, которая  уже через минуту  под вой сирены увозила кого-то с платформы.  Евдокия Семеновна поднялась на ноги, озираясь по сторонам, выискивая глазами хозяина чемоданчика. «Вот ведь, дура старая, ну зачем согласилась. Где его искать-то теперь? Ведь скоро  посадка, - ругала она себя, собирая свои вещи, - сейчас и отойти-то нельзя, вдруг парень появится… Ведь  растеряем друг друга».
    Подошла электричка. Пассажиры спешно заскакивали в распахнутые двери, растворяясь внутри. «Да где же этот чёртов охламон? - нервничала испуганная  Евдокия Семеновна, - угораздило же меня связаться с ним. Что же теперь делать-то мне? Ведь через пять минут отправление».
  «Сынок! Помоги мне, - обратилась она к пробегающему мимо  милиционеру. Тот резко остановился. «Понимаешь, милок… Парень оставил мне свои вещи, а мне  на электричку пора. Ждать-то мне его некогда, забери его чемодан-то, объяви по радио,  чтобы забрал он  вещи-то свои, а мне недосуг», - умоляюще  смотрела  на милиционера Евдокия Семеновна, протягивая  ему пакет с чемоданчиком.  «Да, ты что, бабуля! Некогда нам этим заниматься. Не видишь что ли, что здесь творится?  Человека убили, не до этого», - бросил он  на ходу, растворяясь в толпе.  «Сынок! Так что же мне делать-то? - крикнула ему вслед  растерянная  Евдокия Семеновна.
    «Уважаемые пассажиры! Электропоезд № 223, Верхнеозёрск – Отрадный,  отправляется  через  пять минут от первой платформы.  Соблюдайте порядок и правила безопасности». Евдокия Семёновна заметалась, хватаясь за   вещи.  «Миленькая! Прости пожалуйста… Уезжать мне надо… пассажир  чемодан оставил… не приглядишь ли? Он сюда подойдет, а мне бежать надобно… Я ведь потом и не доберусь до деревни-то. Пригляди уж ты, милая», - обращаясь к дворничихе, торопливо махающей своей метлой, умоляюще  попросила она. «Нет, нет! Что ты… Стану я связываться, а вдруг там бомба… Много вас тут таких. Сама видишь, что делается-то», - отвернулась от неё дворничиха и, бубня себе под нос,  поспешила к мусорному баку. «Какая бомба? Бессердечная ты женщина… Ехать ведь мне надо, - уже без всякой надежды, прокричала ей вслед  Евдокия Семёновна,  - слушай-ка, вдруг кто спросит… так скажи, что живу я в деревне Озерки. А там найдет … Дом мой № 18. Скажи уж, милая», -  и, подхватив вещи, сорвалась с места. Электричка тронулась, едва она успела заскочить  в тамбур.
Найдя себе свободное местечко,  Евдокия Семёновна  присела, бросив злополучный чемодан под лавку. «Может, оставить его в электричке. А что, как будто кто-то потерял, - чуть успокоившись, подумала она.  - Нет, а вдруг парень этот приедет за ним, что я тогда скажу. Греха ведь не оберешься».
«Говорят, что парнишка-то, которого пристрелили,  тоже с ними был. Ведь совсем молоденький и на  тебе, уже бандит. Говорят, свои и порешили его, чего-то, видимо, не поделили. Ох, что за жизнь пошла! Когда уж спокойно-то жить будем», - услышала она разговор двух женщин у неё за спиной.  «Что за день сегодня!» - прикрыв устало  глаза, подумала Евдокия Семёновна.
    Видимо, переволновавшись, она наутро не на шутку  заболела. Её трясло, в голове, словно налитой свинцом гудело,  темнело в глазах,  и звенело в ушах.  «Это всё от волнения,  самая работа, а я расклеилась, - думала  она, поглядывая на черный пакет, стоящий у двери. - Надо на чердак снести, когда ещё за ним  хозяин-то приедет. Девчонок своих напугала вчерась. Надо было мне всё им рассказать, вот ведь, дура старая»,  - ругала себя  Евдокия Семеновна.
          С того дня прошло уже около  трех месяцев. Убрав урожай, Евдокия Семёновна вместе с дочерьми стаскала его в подпол. Отделив посадочную картошку, она набрала полный мешок младшей Александре, чтобы та отвезла своей хозяйке в город. Дочь ютилась в маленькой комнатушке, которую снимала у одной старухи. Одно беспокоило Евдокию Семёновну: скоро должен выйти из мест не столь отдаленных её сын, и дочери, по всей видимости, в жилье будет отказано.  И если уж старшая дочь Людмила имела свой угол, пусть и не хоромы, то Александре жить было негде.  И куда теперь девке деваться? И работа вроде хорошая, не каждая после учёбы так может пристроиться в городе, а вот жить  негде.  А тут ещё с пареньком познакомилась, вроде работящий, только и он без кола, без двора.
В двухкомнатной квартире его родителей кроме него ещё шестеро человек  живет. И чем помочь молодым после свадьбы, Евдокия Семёновна не могла ума приложить. Вот если бы они с ней в деревне жили, так и проблемы бы не было.  Денег,  конечно,  она не сумела  накопить. Какие сбережения были, так инфляция  эта проклятая съела. Переживала она по этому поводу,  кругом обман,  работы нет,  нищает деревня. Но  чем она сейчас могла помочь дочери? Да и старшая Людмила после развода со своим мужем, беспробудным пьяницей, помочь сестре тоже не могла.  Ей самой с детьми ещё помощь нужна. Вот и сейчас, уж который месяц, снова не дают зарплату, рассчитываются с доярками то молоком, то кормами. И приходилось  Евдокии Семёновне  выкручиваться, не оставит же она  внуков своих без куска хлеба. Отрывая от себя и экономя каждую копейку,  помогала, чем могла. Слава Богу,  что  ещё  пенсия  приходила  вовремя.
        О летнем  происшествии  Евдокия Семёновна  стала уже понемногу забывать. Правда, чемоданчик, хранящийся на чердаке, не давал ей покоя. Видимо, чужое и есть чужое, но поскольку парень этот не объявился, так значит,  нет в этом чемодане ничего стоящего. Пусть ещё полежит, а уж со временем и выбросить можно.
       … К новому году отгуляли скромную, но весёлую и шумную  свадьбу, которую справили  в доме Евдокии Семёновны.  Молодые  на полгода  сняли себе  небольшую комнатушку  в общежитии, опять же  на деньги, которые подарила она.  И начали свою жизнь,   пусть пока  не богато, но счастливо, и главное, работали, а значит, не пропадут.
             Наступила  суббота, предпраздничный день, канун старого Нового года. Евдокия Семёновна, отыскав в сарае деревянную лопату, принялась расчищать дорожки к дому и  сараю, прорывая площадку шире, чтобы по ней могли побегать куры и утки.  Прочистила тропку и до дровенника, надо бы  натаскать больше дров  и в дом,  и в баню. Сегодня  из города должны приехать молодые. «Баньку жарче натоплю, пусть ребята погреются, да веничек берёзовый  заварить надо,  дочка любит  париться», - думала она с удовольствием.  Дома, тоже  протопив печку, принялась за пироги.  «На городской-то еде, пожалуй, долго не протянешь, уж побалую их домашними пирожками», - вздохнула  Евдокия Семеновна,  принимаясь за стряпню.
    Управившись с домашними делами, поспешила в баню, чтобы подкинуть  в печку ещё дровишек,  пусть  протопится  жарче.  «Тьфу, ты, а веник-то… За веником-то не слазила, вот ведь, старость – не радость… Чего-нибудь обязательно забуду», - в сердцах журила она себя, направляясь к дому.  С трудом  подняв тяжелую лестницу, приставила её к люку чердака.  Покряхтывая, влезла наверх. Через небольшое запыленное оконце пробивался сумеречный свет. Впотьмах, зацепившись за ящик, чуть не упала. Чертыхнувшись, успела схватиться за черный пакет, из которого выпал чемоданчик, упав к её ногам.  Больно ударившись  плечом о притолоку, снова выругалась. «А чтоб тебе… Ноги-то уж совсем не держат… Старая развалина. Нет, чтобы по светлому  веник-то достать, шарахаюсь по темну». Подняв чемоданчик,  со злостью бросила его на ящик.  «Совсем забыла про него, будь он неладен», - проворчала Евдокия Семёновна, потирая ушибленное плечо. Схватив веник, стала спешно спускаться. «Завтра же выкину,  чего ему здесь пылиться-то», - оставляя лестницу на месте, решила она.
 Праздничные дни пролетели  как-то уж очень быстро, ребята уехали, и настали для Евдокии Семёновны будни, серые и тоскливые. Вспомнив про беспорядок  на захламленном  чердаке, решила навести там  марафет и  всё ненужное  выбросить.  Наверх  полезла пораньше, чтобы убраться посветлу.  Уже завершая уборку, снова наткнулась на злополучный чемоданчик. «Ну, что, давай  и ты в хлам, видно, не нужен  хозяину-то своему», - и, схватив его,  с силой отбросила  поближе к люку.  Но  в момент удара об балясину чемоданчик,  резко щелкнув замками, открылся   и на пыльный пол  струйкой посыпались новые зеленоватые купюры, рассыпаясь веером вокруг.  Евдокия Семёновна,  охнув, резко присела, завороженно глядя на эту картину. Не сразу опомнившись, медленно подошла к раскрытому чемоданчику,  не отрывая глаз от рассыпанных купюр. «Это что?  Деньги, что ли? Батюшки! Будто не наши… Мериканские что ли? Ой, да что же это такое?» - ещё  до конца  не придя  в себя, шептала она, рассматривая  новенькие пачки долларов. «Боже милостивый! Это что же?! Выходит, парень-то этот  вручил ей такое богатство и забыл про него. Нет, не может этого быть.  Наверно,  выжидает, чтобы потом обвинить её. Ведь,  может сказать, что в чемодане-то этом денег больше было… А я, мол, взяла да  растратила… Вот и докажи потом… Что же делать-то?» - моментально  покрывшись  испариной, не на шутку испугалась она. Упав на колени, начала быстро собирать рассыпанные купюры обратно в чемоданчик. На совесть  закрыв замки, заметалась по чердаку в поисках надежного места.   Аккуратно  положила  его обратно в черный пакет и,  затолкав  за старый сундук, забросала тряпьём. «А что, лежат  эти деньги у меня, как в сберкассе, надежно, никто не позарится… Видимо, парень-то этот так и думает. Может даже  незаметно проследил за мной… А как потребуются они ему, так и придет за ними, - немного успокаиваясь, подумала Евдокия Семёновна, - а я отдам  чемодан-то  и  сделаю вид, будто ничего не знаю… Вот только откуда у этого  сопляка такие деньжищи? Не иначе, кого-то ограбил. Да вроде на бандита не похож. Ох, кто их сейчас разберёт? Что за жизнь неспокойная пошла, не знаешь чего и ждать».
     Но с этого дня  началась для неё  не жизнь, а сплошное  мучение, полное тревоги и переживаний. Вздрагивала от каждого шороха: дверь ли скрипнет, или  ветка по окну  царапнет, или кот резко спрыгнет с печки, а её тут же подбрасывало, как на пружине. И  ночами долго не могла заснуть, чутко   прислушиваясь к  шагам случайных прохожих  и к гулу проезжающих машин.  Вынесла из сеней  лестницу, спрятав её за баней, чтобы никто не смог случайно  залезть на чердак, хотя кому это надо было. Девчат туда  не загонишь, зятя тем более, а внук Ленька, правда, летом бывает  и лазит. Там у него хранились удочки.  Прятал он  их от матери,  чтобы та не ругала его  за пустое времяпровождение, каким она считала рыбалку.  Так что с этой стороны  Евдокия Семёновна  могла быть спокойна.  Могла,   да вот не получалось. Что же делать? Видимо, невозможно долго держать тайну одной, которая тяжким грузом лежит  только на тебе. И не посоветуешься, и не разделишь эту ношу ещё с кем-то, потому что очень не хотелось ей взваливать  свои проблемы  на дочерей, тем более что она сама виновата в них. Но от груза душевных переживаний становилось невмоготу, и через какое-то время,  волей-неволей, она всё-таки  приняла решение  всё рассказать Людмиле. Может быть,  она  что-нибудь посоветует. Младшую дочь Евдокия Семёновна решила не впутывать, тем более что они с зятем собирались  уезжать  на север. Там Косте пообещали  работу с хорошим заработком и жильём  в общежитии.  Она была не против переезда: может быть, хоть они поскорее на ноги встанут. Рассказать всё, но вот только, как это сделать?
        Нынешняя весна лениво, как-то нехотя, вступала в свои права.  На пашнях, всё ещё покрытых слежавшимися снегами, уже   чернели  пятна вытаявших  бугорков  земли. Желтоватое пятно солнца проступало сквозь сплошную облачность. Вдали синеватыми бликами поблескивала подтаявшая  излучина реки. Где-то натужно тарахтел трактор. Веяло сытым покоем и умиротворенностью. И только Евдокия Семёновна, измученная тревожной неопределенностью, по-прежнему не находила себе места. Чего она только не передумала за это время, теряясь в догадках.  «Господи! Ну  чего он не едет? Жив ли? Уж скорее бы избавиться от этого проклятого чемодана. Ведь так с ума сойти можно.  Ни сна, ни отдыха душеньке моей», - думала она отрешенно.  Приходили к ней и такие  мысли, чтобы  отнести чемодан в милицию, и пусть там разбираются. Но, что-то её останавливало.  «Поверят ли там в эту неправдоподобную историю.  Вдруг спросят, почему раньше не принесла… Да и не ворованные ли эти деньги? Затаскают же потом… Что же делать? Будь неладен тот злополучный день», - вздыхала Евдокия Семёновна.
         … Досадив последние рядки картошки, Евдокия Семёновна устало присела на перевёрнутое ведро и  позвала к себе дочь.
- Люд, мне надо поговорить с тобой, -  решившись, наконец-то, на трудный разговор с дочерью, тихо сказала она, -  тяни-не тяни, а открыться всё равно  придется. Тяжко мне в себе носить эту ношу, доченька.
- Что случилось, мам? - испуганно посмотрев на неё, спросила Людмила.
- Грех тяжкий на мне, дочь. Вроде и без вины я, но всё равно виноватая. И не хотела, а так получилось… И как дальше жить и что делать – не знаю…И чем дальше – тем хуже.
- Мама, ты пугаешь меня, что случилось-то? - присаживаясь рядом и заглядывая матери в глаза, растерянно повторила дочь.
- Пойдем  в дом,  разговор-то  долгий будет, - поднимаясь, ответила Евдокия Семёновна.
Но прежде чем  выслушать ее, Людмила, накапав в мензурку валериановых капель,  заставила её выпить.
- Ну, как ты? Полегче? Может быть, приляжешь, успокоишься? На тебе ведь лица нет. Хотя, мама,  я замечала, что ты в последнее время какая-то странная. Всё хотела спросить, но разве из тебя чего-нибудь вытащишь… Что произошло-то? - с беспокойством  снова  спросила дочь.
- Деньги чужие я присвоила, вот что произошло. И не знаю живой ли их хозяин… Помнишь ли, рассказывала я вам  тогда, но не всё, - выдохнув,  словно освобождаясь от тяжкого груза, тихо ответила Евдокия Семёновна.
- Что-о-о-о?! - удивленно уставилась на неё дочь.
- Да-да… В прошлом году это случилось,  - нервно передёрнувшись и устало прикрыв глаза, ответила мать, снова погружаясь в опостылевшие ей воспоминания. Людмила, молча, присела рядом.
- Помнишь, прошлым летом ездила я на рынок? Заболела ещё тогда… Вот тогда всё это и произошло, - начала она свое повествование.  И Евдокия Семёновна  подробно, стараясь не пропустить не одной детали, рассказала о том злополучном  дне.  Дочь слушала её, не перебивая.
- Только думаю, что уже нет того парня на белом свете. Тут, давеча вспомнила разговор попутчиц, которые тогда со мной ехали, что, мол, убили  паренька какого-то его же дружки-бандиты. Чего-то, мол, не поделили. Вот я и думаю, что говорили они о хозяине того чемодана… Да и милиционер, которого я просила, чтобы   объявил по радио о чемодане-то, тоже говорил про какого-то убитого… Просто я тогда не придала этому никакого значения. Ну, сама, Люд, подумай, был бы жив, - отдал бы он разве такие деньжищи… Уж давно бы нашёл  меня, расспросил бы, кто рядом был. Я ведь адрес свой даже оставила. Думаю, нет уже его в живых, вот и не ищет деньги свои.  А тогда на вокзале ему, видимо, надо было избавиться от чемодана, видимо, погоня за ним была. Вот он и спрятал их у меня, а я сама в пакет чёрный их засунула, как он попросил. Видимо, преследователи этот чемодан-то знали. А я ещё и помогла… А ведь если бы не взяла  его, то, может, парень-то этот жив остался.  Ну поймали бы его, отобрали деньги, может, даже избили бы, но живой  бы был, сердешный. Вот ведь грех-то на мне какой… А кто они такие, эти бандиты,  местные или нет, и чьи это деньги, - как узнаешь-то теперь? И в милицию не обратилась, а теперь время-то упущено, ведь могут сказать,  раньше-то, где была? Чего, Люд, делать-то? Ты ведь у меня умная, не зря к тебе вся деревня за советом ходит, - закончила Евдокия Семёновна  свой рассказ вопросом.
- Так, мама,  сначала успокойся. Скорее всего, это бандитские разборки,  - немного помолчав, ответила  дочь, - сейчас это в порядке вещей,  и, видимо, утащил этот парень их «общаг».  Бандиты, конечно, такое не прощают. Сейчас, куда не глянь, везде беспредел, не один фильм без бандитских разборок  не обходится. Как наглядное пособие… А парень этот   сам себя приговорил. И  деньги эти нечестно заработаны, обирают они воротил да торговцев с юга, а те, в свою очередь, обирают нашего брата. Так что, вор  у вора… И не факт, что его убили, возможно, лёг на дно и выжидает. И успокойся, ни в чем ты не виновата. Да где ты их спрятала-то? - успокаивающе  поглаживая руку матери,  спросила Людмила.
- Ой, Люд, да на чердаке они, проклятые. Извелась  ведь я вся… Не сплю, не ем путём, каждого шороха пугаюсь, - в который раз пожаловалась Евдокия Семёновна,  понемногу успокаиваясь.
- Боже мой! Я и не думала, что здесь столько  денег, - прошептала дочь, изумлённо взирая на содержимое чемодана, - да ещё и доллары…  Мама, это же сумасшедшая сумма! Ничего себе, -  разглядывая пачки купюр, тесно уложенных в чёрном чемодане, – ты представляешь, мам, на эти деньги можно всю деревню заново отстроить. Да не такими избушками, а двухэтажными домами всё застроить… Коровник новый, больницу, школу, клуб, а ещё дорогу асфальтированную… Ох, и зажили бы наши Озерки, всем на зависть, - восторженно разглагольствовала Людмила.
- Ага.. ага, размечталась… А что людям скажешь? Вот, мол, люди добрые, бандитские деньги. Мать, мол, моя  отняла у парня. А его-то уж и живого нету. Как вы на это смотрите, дорогие односельчане, а? С ума сошла, девка?  Ты что это? А вдруг до бандитов слух дойдёт,  ведь под монастырь подвёдешь. Не вздумай! То я себе места не находила, а теперь ещё и за тебя переживай… Забудь, забудь, что видела,  -  в сердцах выговаривала ей Евдокия Семёновна.
- Успокойся, мама,  дай хоть помечтать, - грустно улыбнулась она. 
- Ты слышишь ли?  Всё что видела – никому! Думала, дельное что-то присоветуешь, а она тут сказки сказывает, - рассердилась  мать.
- Да успокойся, ты, мама. Подумать надо. Конечно, буду  молчать.  Кому это нужно, языком-то мести по деревне. А сейчас чемодан   обратно на чердак отнесем. Также спрячь, как и раньше… И успокойся.  Возьми себя в руки, веди естественно. А-то вся зажатая, люди-то ведь тоже замечают. Вон недавно Клавдия Александровна, учительница  Лёнькина, спрашивала о тебе, что, мол, с тобою такое творится, здорова ли? А-то  с ней рядом  прошла  и не ответила на её приветствие. Ты уж следи за собой, живи, как жила раньше, - поучала её Людмила.
            Первый летний месяц пролетел незаметно в повседневных делах и огородных работах. Евдокия Семёновна после тревог и душевных переживаний приходила в себя, постепенно успокаиваясь и потихоньку  обретая твердую почву под ногами.  Все прежние страхи как-то сами собой уходили на задний план. Сейчас голова была занята другими заботами.  Успешно сдав выпускные экзамены, её внук Лёнька собирался в Верхнеозёрск, чтобы поступать в автодорожный техникум. И у Евдокии Семёновны болела душа за его дальнейшую жизнь без семьи, без жилья, без присмотра и без денег. Опять  матери  уже второй месяц  зарплату выдавали молоком да силосом, не смотря на то, что их ферма по всем показателям и надоям  вышла  в передовики. Людмила  собрала в кучу все заначки, которые ей удалось припрятать на чёрный день ещё раньше, но оказалось, что это  крохи.
  В городе за всё надо платить: за учебу, за квартиру,  кроме того нужно было на что-то питаться и, уж поскольку парень  выходит в люди, хотелось одеть его  более менее прилично.  Конечно,  и Евдокия Семёновна  внесла свою лепту, но и эта сумма была каплей в море.
- Ой, Люд, что же делать-то будем? Как-то ведь парня собирать надо… Он  ведь на виду, с людями жить будет. Вон такая фасонистая молодежь-то нынче. Наш-то,  чем хуже, а Люд? - переживала она.
- Мама, о чем ты? Тут  уж  не до хорошего, если поступит, жить-то, где будет? Ты знаешь, какие в городе  квартиры дорогие? Никаких денег не хватит. Вот у меня  о чем голова болит, - вздохнула Людмила, - а ведь ещё и Таньку в школу собирать, она уже  старшеклассница, и  из детского мира  её уже не оденешь. Ой, голова кругом…
       В повседневных заботах и огородных работах  пролетел ещё один летний месяц. Небо,  окропляя окрестность тёплым дождиком, способствовало обильному урожаю. И Евдокия Семёновна, не жалея себя, трудилась с утра до вечера на своём огороде, забыв на время обо всех своих страхах.
-  Ну что, мама, радость у нас, - заходя в избу, обратилась к ней  Людмила, - Лёнька-то наш поступил, стал студентом. Все экзамены сдал хорошо, даже похвалили его за неординарность мышления. 
- Ну,  слава Богу! - ответила  мать,  присаживаясь на стул.
- Преподаватели  у него хорошие, душевные такие. Ребят поступало много, больше  деревенских, но много и отсеялось. Городских немного, те больше в институты поступают. Ну,  да ладно, главное, сбылась его мечта. Одно, мам, плохо – жить Лёньке негде.  В приёмной комиссии сразу предупредили, чтобы жильё подыскивали сами. Уже  почти все  студенты устроились, кто на квартиры, кто по родственникам. А нам-то что делать? -  присаживаясь к столу, вздохнула Людмила.
- А может, и нашему парню к ребятам подселиться, в куче-то всё поменьше платить. А мы ему раскладушку отвезём, вещи и посуду какую-нибудь… Продукты раз в месяц возить будешь. Ведь три года как-то жить надо, зато потом начальником будет, - наивно рассудила  Евдокия Семёновна.
- Каким начальником, он на механика поступил. Нет у меня уверенности, что уживётся он с ребятами. Ты же знаешь, домашний он.  А ребята-то эти не внушают доверия.  Всё толпой ходят, заводила у них есть, в общем, не понравился он мне. С такими дружками  можно быстро с пути сбиться. Сейчас ведь молодёжь старается в стаи сбиться, а кто против них, ломают тех.  А он  одиночка, ты же знаешь, что он хоть в лес, хоть на рыбалку – всё один. И характер его ты тоже знаешь, сам никого не обидит, но и прогибаться не перед кем не будет. Такой уж он у нас. А таких не любят. Слава Богу, что  не в отца, тот всё в компаниях  сомнительных обитает. Хоть тут я спокойна.  Но ума не приложу, как парня пристроить, чтобы и ему и нам спокойно жилось, - разочарованно произнесла  Людмила.
- Послушай-ка, что я думаю, может нам денег-то немного из чемодана взять? Раз уж хозяин не объявился  пока… А потом помаленьку вкладывать будем. И правда, надо же как-то парня пристраивать, - наклоняясь поближе к дочери, прошептала Евдокия Семёновна.
- Да я и сама уже об этом думала, но как-то связываться не хочется. Говорят, без денег плохо, а нам и с ними не лучше, - вздохнула Людмила.
- Ага, если бы они свои были, а то ведь чужие. Ну, сама подумай, взять нам их всё равно неоткуда. А тут же под боком, а потом всё вернем, - уговаривала она дочь.
- Да ещё знать бы кому…  А потом, вдруг Лёнька спросит, откуда деньги взялись? - неуверенно ответила Людмила.
- Так скажи, что, мол, накопили, - нашлась Евдокия Семёновна.
- А-то он не знает о наших финансах. На выпускной не было, а тут вдруг.., - не договорив, махнула  она рукой.
- Так ты ему не докладывай, рассчитаешься с хозяйкой и всё.  Да ещё бы одёжку ему  на осень  справить. Ну, что, Люд рискнём, - уговаривала она дочь.
- Ой,  мам, надо подумать, -  уклончиво ответила Людмила.
         Прошло ещё две недели в повседневных трудах и хлопотах. Как-то, скашивая траву возле своего палисадника, Евдокия Семёновна увидела дочь,  спешно шагающую к её дому.
- Решать надо чего-то, Люд, ведь Лёньку-то скоро уже  провожать.
- За тем и иду, мама. Давай-ка на чердак слазим. Видимо, другого выхода нет, - тихо ответила Людмила.
Достав из тайника чемоданчик, мать  протянула его дочери. Глядя на отсчитывающие ею купюры, Евдокия Семёновна растерянно спросила: «Ой, не много ли берёшь?»
- А есть у меня одна задумка, но пока ничего не скажу. Если получится, потом узнаешь. Дожидайся, а пока ни о чём не спрашивай.
- Ладно, тебе виднее. Сколь взяла-то?..
- Десять тысяч…
- Ой, Люд, больно уж много. Куда столько-то, а вдруг хозяин неожиданно  объявится? Ведь не успеем собрать-то…
- Мам, а меньше никак, - ответила она, спускаясь с чердака.
Евдокия Семёновна, снова завернув чемодан в чёрный пакет, спрятала в тайник, закидав  его тряпьём.
- Ладно, мама, пойду я, электричка  скоро, - заторопилась дочь.
- Деньги-то подальше спрячь. И осторожней там, слышишь ли? - перекрестив  на дорогу, с чувством тревожного волнения, проводила её мать  до калитки.
    Не одну бессонную ночь провела Людмила,  обдумывая проблему с обустройством Лёньки, прежде чем приняла это, на её взгляд, единственно правильное решение. А оно состояло в том, что раз уж судьба подкинула им такую финансовую возможность, то распорядиться ею так, чтобы больше не возвращаться к жилищным проблемам. Поэтому в одной из поездок в Верхнеозёрск Людмила обратилась в центр купли-продажи недвижимости, чтобы разузнать  о цене, хотя бы  небольшой комнатушки. Ей в этом вопросе быстро пошли навстречу и подыскали в центре в недавно построенном доме однокомнатную квартиру. В связи с инфляцией и резким увеличением курса доллара недвижимость  существенно подешевела, и квартира ей обошлась в 6 тысяч долларов.  Прописка Лёньки, замена входных дверей и покупка  мебели обошлась ещё в тысячу. Зато была куплена необходимая, на первое время мебель: кровать, стол, пара стульев и даже телевизор. И у Людмилы появилась уверенность, что теперь   сын может спокойно учиться, а в дальнейшем и  трудоустроиться в городе. Пришлось ещё задержаться, чтобы сделать маломальский ремонт: наклеить обои, повесить тюлевые занавески, навести порядок. Оглядев нарядную квартирку, она осталась довольна собой и тем, что провернула такое  казавшимся ей  почти  невыполнимым, дело. Осталось приодеть Леньку, который от нежданно свалившегося на него  счастья, весь светился, находясь  в  радостной эйфории.
- Мама, а где ты деньги взяла? - задал он все-таки  нежелательный  для неё вопрос.
- Так это… Кредит взяла. Квартиру-то снимать ещё дороже будет… Потихоньку выплатим, - отводя взгляд в сторону, ответила она.
- Мама, а я постараюсь где-нибудь подработать, и буду тебе помогать, - обняв её, ответил Ленька.
- Ты, сынок, учись, чтобы профессию получить. А хорошие специалисты везде нужны.
- Я, мама, обязательно выучусь, и тебе,  и Таньке,  помогать буду. Я всегда буду с вами, -  как-то по-мужски твердо и уверенно сказал он.
 Людмила улыбнулась. «Скоро, сынок, у тебя будет своя жизнь, и дай Бог, чтобы и нам в ней было место. Но,  самое главное, чтобы ты выбрал правильную дорогу в жизни и не сворачивал с неё. А я буду помогать, чем смогу», - обняв Леньку,  ответила  Людмила.
     Объяснение с  Евдокией Семёновной  было коротким.
- А знаешь, Люд, может, так и лучше, и  парень маяться по квартирам не будет, и нам спокойнее. Когда быт-то налажен, и в душе порядок наступает, да быстрее привыкнет к самостоятельной жизни, - согласилась Евдокия Семёновна, - а там, глядишь, и Таньку пристроим.
- О ней пока думать рановато, пусть школу закончит. Да и с девками проще. Год – другой, и замуж выскочит. Пусть муж о жилье-то думает, - возразила  Людмила.
- Вдруг мужик-то без  квартиры  окажется, как у Шурки,  - ответила мать.   
- А насчет Шурки,  так, слава Богу, сейчас ведь они на севере-то  неплохо вроде  живут.  И квартира есть, и заработок, - сказала дочь, присаживаясь рядом.
- Ох, и то правда. Повезло ей  с Костей, твердо на ноги встали, сейчас им от нас ничего не надо. Не замаралась Шурка этими деньгами.
- Значит одна я, мам, позарилась на эти проклятые доллары, - с обидой в голосе ответила Людмила.
- Ладно, дочь,  выбора у нас не было никакого, не казни себя. Уж если кто замарался, то это я… Прости меня, Боже милостивый! -  перекрестившись, произнесла Евдокия Семёновна.
- Ничего, мама, придёт время,  смоем мы этот грех. Я что-нибудь придумаю, - вздохнула  дочь, заканчивая разговор.
           … Близился май 2001года. Закончились трудные 90-е.  Постепенно уходили в прошлое,  хотя  ещё  не забылись и  горечь  распада страны, и   обидные  поражения, и суровые испытания, и горький опыт.   Рождалась новая Россия. Пережив трудное время, каждый надеялся, что обнадёживающие ветры перемен коснутся и его. Постепенно из забытья и нищеты выходили и деревни.  Поднимались из праха и Озерки,  и жизнь сельчан  уверенно входила   в нормальное русло.
        Как-то во  время дневной дойки Людмила объявила дояркам: «Как только закончите, все в красный уголок. К нам гости иностранные приехали, по обмену опытом».
- О,  значит, оценили наш опыт... Кто приехал-то? - спросила одна из доярок.
- Я же говорю, иностранцы из Италии… Нас посмотреть и себя показать, - пошутила она.
- Так нам бы переодеться, а-то, как клуши  деревенские…
- Как есть, так и приходите, и не опаздывайте, девочки.
- Товарищи женщины! - начал свою речь глава поселкового Совета Пётр Иванович, заглянув в бумажку, - хочу вам представить наших гостей во главе с синьором Бочелли, крупным аграрным  бизнесменом, который руководит современными животноводческими комплексами и молочным производством. И он хотел бы ознакомиться с нашими фермами,   осмотреть  элитное племенное стадо, которое мы, не смотря на трудности, сумели сохранить, а также рассказать о своем хозяйстве и о жизни итальянских аграриев. А у них есть чему поучиться. Синьор Бочелли расскажет об успехах своего агрокомплекса и передовых методах молочного производства. Потом заведующая нашей молочной фермы Людмила Николаевна  расскажет и о наших успехах и просчетах. А так же, поговорим начистоту… И нам, и им это будет полезно. Так что, Людмила Николаевна, прошу подготовиться.
       Уже прощаясь с гостеприимными хозяевами, синьор Бочелли обратился к  Людмиле  на ломанном русском языке: «О, синьора Людмили, я пригласит вам моя хозясво. Знакомит моя работа. Ценит порода и молочност стадо. Я имею ви пригласит Италия. Нам красива страна… Ви не имеет жалет». Людмила улыбнулась:  «Благодарю Вас, синьор Бочелли, но эта поездка не только от меня зависит».
- Но, но отказ, я ви буду ждат Италия … Мой ферма… Ви будет интересо учит…
- Благодарю Вас за приглашение. Я подумаю. Всего Вам доброго. Счастливого пути, синьор Бочелли, - сказала она на прощание.
         Трудно, но уверенно выходила страна из кризиса. Налаживалась жизнь сельчан и в Озерках. К этому времени,  в прошлом захудалая молочная ферма, которой руководила Людмила, превращалась в современную технологически развивающуюся молочную индустрию. Не зря их район гремел на весь регион. Не прошло и года, как  снова поступило предложение от синьора Бочелли посетить его агрофирму, обменяться опытом, советами и новаторскими технологиями. Для этого он специально прилетал в Москву.
    Сейчас у Людмилы и в работе и в жизни был полный порядок. Сын Лёнька, окончив техникум, уже второй год работал в городском автотранспортном предприятии,  попутно поступив в Московский автодорожный институт на заочное отделение. Татьяна в прошлом году тоже  стала студенткой Самарского финансово-экономического института и сейчас готовилась к летней сессии. И только одно беспокоило её,  внезапная  болезнь матери…
- Люд, поди,  Господь Бог наказывает меня за тот грех, который тяжким грузом висит на мне, - устало вздыхая, говорила  дочери Евдокия Семёновна.
- Да что ты, мама, наговариваешь на себя… В чем ты виновата? Мы ведь уже не раз говорили с тобой, что это стечение обстоятельств,  просто роковой случай. Не ты, так другая бы, - успокаивала Евдокию Семёновну Людмила.
- Так меня же сунуло… Ты уж, дочь, подумай, как нам этот грех смыть с себя. Время-то идёт…
- Выкинь, ты мама, всё из головы. Не накручивай себя. Я обязательно что-нибудь придумаю. Только успокойся. Тебе надо обязательно подняться, - и, помолчав, мечтательно добавила, - а итальянец-то этот меня опять приглашает к себе. Может быть, и правда съездить в Италию?
- Куда, куда? Ты сдурела…  Нынче  ведь Шурка с Костей приедут в гости, внучка привезут. Кто встречать-то их будет? Да и Татьяна в июле приедет. А она куда-то собралась, здравствуйте вам. И  как ты доберёшься-то туда, ты знаешь, где эта Италия?
- Так синьор Бочелли на своем самолете прилетит, - улыбнулась Людмила, а потом я ведь ненадолго, и до гостей-то успею.
- Тьфу, ты… Нужен тебе этот капиталист, - махнув рукой, в сердцах бросила   Евдокия Семёновна.
- Нужен, нужен, очень нужен, мамочка, - сосредоточенно наморщив лоб, ответила дочь.
- … Неужели всё это и вправду со мной происходит? - подумала Людмила, уютно расположившись в мягком купе. Сколько ей пришлось преодолеть всевозможных барьеров, прежде чем она оформила все проездные документы. Даже по её депутатскому запросу на это ушло более  месяца. Сколько согласований и виз пришлось подписать в кабинетах различных уровней, сколько бюрократических проволочек пришлось преодолеть, прежде чем была поставлена последняя точка. И вот она, откинувшись на мягкую стенку в её двухместном купе, облегченно перевела дух. До Москвы, где её будет ждать  синьор Бочелли, ехать  ещё 16 часов. Но это уже мелочи. Эта поездка ей была необходима как воздух. Сколько сил потратила она для достижения этой цели. И, слава Богу, всё позади, и завтра Антонио будет встречать её на Казанском вокзале.
       … Людмила уже засыпала, когда дверь купе, несколько раз щелкнув замком, резко распахнулась. В тусклом свете ламп вырисовывалась высокая фигура мужчины.
- Только этого не хватало, - успела подумать она.
- Здесь девятое место? - довольно громко спросил он.
- Да-а-а!.. - недовольно произнесла Людмила, приподнимаясь с постели.
- Ну, значит я ваш попутчик, - ответил мужчина, плюхнувшись на свободную полку, потянулся к выключателю.
Вспыхнул яркий свет. Она прикрыла глаза рукой. Попутчик бесцеремонно уставился на неё.
- О, мадам, извиняюсь за беспокойство. Вы далеко? - вальяжно развалившись, спросил он.
- До конца, - коротко ответила она, и, помолчав, спросила, - а что это за станция была?
- О, это был райский уголок, край мордовских яблок, пристанище  обиженных и гонимых, край зон и тюремных острогов, знаменитый город Саранск, от которого до вашего конца ещё долгих десять часов езды. Так что ещё успеем познакомиться и понравиться друг другу, -  развязно кривляясь, разглагольствовал попутчик.
- Спокойной ночи! - коротко ответила Людмила,  отвернувшись к стенке.
- О, мадам, вы что же, не разделите со мной радость освобождения из  неволи, куда я несправедливо был заключен на целых шесть лет… Вы что же не пригубите со мной даже 100 грамм в этот счастливый для меня миг? А  я так соскучился по женскому полу, возможность общения с которым я не имел все эти долгие годы, - похотливо поглядывая на неё, откровенничал он.
- Успокойтесь, пожалуйста, и ведите себя прилично. Вы здесь не один и должны заметить, что пассажиры уже спят, - резко прервала его  Людмила, прикрываясь простыней.
- Вот именно, что спят… Ишь, какая недотрога. Где вас только таких делают?  И что такое вам сделали мужчины, что вы их так не любите? Может быть, в детстве приставали  или хуже того, обидели, а? - буровя её взглядом,  продолжал  попутчик.
- Да уж, попался же сосед, никому такого не пожелаешь, - промолчав, недовольно  подумала она.
     Мужчина ещё долго укладывался, шелестел пакетами, звякал бутылками, но, в конце концов, успокоился. Через несколько минут послышался громкий храп. 
- Слава Богу, угомонился, -  закрыв  голову подушкой, и уже   засыпая, подумала она.
     …Проснувшись на рассвете, видимо, уже по привычке, Людмила, осторожно, чтобы не скрипеть, поднялась. Сосед крепко спал. Столик был завален пакетами, недопитыми бутылками, объедками. Прихватив полотенце, она  осторожно приоткрыла дверь. Из коридора на неё пахнуло свежестью прохладного воздуха с терпким запахом трав. Поезд, постукивая на стыках, во всю мощь несся вперёд. За окном сплошным зелёным маревом мелькали деревья и кустарники.
- Ой, уж скорее бы доехать, - вспоминая ночное знакомство с беспардонным соседом, подумала Людмила, возвращаясь в своё купе. Дверь была приоткрыта. Заглянув, она резко отпрянула. Ни соседа, ни его вещей не было. Заскочив в купе, откинула  нижнюю полку. Её вещей тоже  не оказалось. Исчезла сумочка с документами, а также чёрный чемоданчик, который находился в багажном отсеке, под её полкой.  Сердце вздрогнуло и замерло,  как бы растворяясь внутри. Ноги, ставшие словно  ватными, не держали, и она рухнула на полку. Зажав рот руками, чтобы не закричать, она  судорожно заметалась по постели, не в силах успокоиться. Выскочив в коридор, кинулась вдоль вагона. Добежав до туалета, открыла дверь и заглянула внутрь – пусто. В тамбуре  тоже никого.
- Разбудить проводницу… Надо разбудить проводницу, - наконец-то пришло к ней единственно разумное решение. Бегом кинулась в другой конец вагона.
- Девушка, девушка, вставайте, пожалуйста, проснитесь! Меня обокрали, у меня вещи… утащили… Мужчина, который ночью сел… Девушка, пожалуйста, - теребила она сонную  проводницу.
 Та быстро вскочила.
- Где и когда это произошло? - приходя в себя, спросонья спросила она Людмилу.
- Только что. Я вышла в туалет. Он спал… Возвращаюсь, а его нет. Пропали сумочка с документами, деньгами и чёрный чемодан, - высказавшись, она тихо заплакала,  нервно теребя полотенце.
     Девушка, не мешкая,  включила рацию, связавшись  с бригадиром поезда: «Внимание! Говорит вагон №8, проводница  Ветрова. Мне необходимо связаться с начальником поезда и сотрудником транспортной милиции. Срочно. У нас кража».
Через несколько минут в вагон прибыли почти все дежурившие в эту ночь,  сотрудники.
- Ваша фамилия, что у вас пропало, куда едите и где к вам подсел пассажир, которого вы подозреваете? - внимательно глядя на Людмилу, спросил молодой  лейтенант из транспортной милиции.
- Воронкова Людмила Николаевна, пропала сумка с документами,  чёрный чемодан… с вещами. Еду я в Москву,  мужчина сел ночью в Саранске, - взяв себя в руки, четко ответила она.
- Но Саранск мы не проезжали, - вставила проводница, - пассажир этот сел в Рузаевке.
- Ясно! Скорее всего, из мест не столь отдалённых. Это уже не первый случай, - констатировал лейтенант, - какие документы были в сумочке?
- Да, да, он говорил, что шесть лет отсидел, - вспомнила Людмила, -  а в сумке были паспорт, виза, депутатское удостоверение, деньги…
- Что было  в чемодане? - снова спросил её сотрудник.
- В чемодане… - переспросила она, покрываясь липкой испариной, - в чемодане… это… вещи мои… ничего такого… ничего особенного, - заикаясь, ответила она дрожащим голосом.
- Сколько времени осталось до следующей станции? - обратился лейтенант к проводнице.
- Через 10 минут станция Кораблино, - ответила та.
- Внимание, внимание! - подсев к рации, продиктовал  лейтенант,  связываясь  со станцией, - прошу помощи.  Необходимо поднять по тревоге подразделение транспортной милиции. Обеспечить встречу поезда №388, следующего  до  станции Москва. Предположительно в поезде находится преступник, похитивший вещи пассажирки: дамскую сумочку, чёрный чемодан. Есть предположение, что он может покинуть поезд на вашей станции. Мужчина 35-40 лет, высокого роста, одет в чёрную рубашку, синие джинсы, кроме перечисленных вещей может иметь при себе личные вещи.  При нём должен быть дубликат билета, судя по копии,  на имя  Соболь Е. Ф., возможно оно  вымышленное. Прошу обеспечить встречу, выставить возле тамбуров сотрудников милиции и вокзала, - четко продиктовал он. Потом, обращаясь к Людмиле,  попросил  не отходить далеко от него.
     Она шла за ним по коридору, не чувствуя под собой ног.
- Что же сейчас будет? И не было у неё сейчас никаких желаний кроме одного –  исчезнуть, раствориться, просочиться сквозь время и пространство.
           Поезд, сбавляя скорость, приближался к станции. Спрыгнув на перрон, лейтенант подал  ей руку.  Едва  она сошла, как раздалась резкая трель милицейского свистка, где-то справа от них. На неё уже бежали остальные сотрудники.
     … Через несколько минут оперативники,  сидя в комнате милиции, уже проводили следственные действия в опознании преступника.
- Это ваша сумочка, - держа её в руке, обратился он к Людмиле.
- Да, - тихо произнесла она.
- Что в ней? - снова спросил он.
- Документы на моё имя, кошелек с 8-ю тысячами рублей, косметичка.
- Чемодан ваш, - посмотрев на неё, спросил лейтенант.
- Чемодан?!
- Гражданин начальник, она сама мне его  отдала, и вообще мы вместе с ней должны были выходить. Подтверди, мадам, -  гипнотизируя её взглядом, как удав кролика, нахально уставился  на неё   похититель.
 Людмила затравленно обвела взглядом присутствующих.
- Молчать, тебе слова  никто не давал, - строго прервал его лейтенант.
- Нет, нет, я не знаю этого человека, - растерянно  произнесла она.
- Товарищи, через три минуты поезд отправляется, мы его и так задержали на пять минут, - вежливо напомнил дежурный вокзала.
- Минуточку… Так, Людмила Николаевна, это ваш чемодан? - ещё раз переспросил  лейтенант.
- Да… - отрешённо ответила она.
- Мне нужно записать ваш адрес, возможно, нам придется  вас потревожить. Сами понимаете, будут проводиться следственные действия.
- Адрес? - снова переспросила она, находясь в полной прострации,- деревня Озерки…
- Товарищи, товарищи, побыстрее, поезд отправляется. Извините, дальше задерживать его мы не имеем права, - повторил дежурный вокзала.
- Хорошо, идёмте, - ответил лейтенант, -  всё остальное мы выясним в поезде, и,  подхватив сумку и чемодан, он пошёл к двери, пропустив Людмилу вперед.
     Позже, записав паспортные данные, лейтенант напомнил о необходимости проверки вещей, но она, взяв себя в руки, уверенно ответила: «В сумке ничего не пропало, а чемодан… Я просто не могу вспомнить,  где находиться ключ…»
- Ну, что же, хорошо, что так всё обошлось. Если будут вопросы по данной ситуации, то обращайтесь. А сейчас успокойтесь и впредь будьте осторожней. Всего вам доброго  и счастливого пути, - сказал на прощание лейтенант, взяв под козырёк.
- Спасибо вам большое за всё, - ответила   Людмила ему вслед,  облегченно вздохнув.
     Войдя в купе, она  без сил опустилась на полку. Во рту пересохло, руки противно дрожали. Затравленно смотрела она на чемодан, боясь заглянуть вовнутрь. И всё-таки, сделав усилие, достала  из внутреннего карманчика пиджака ключик, дрожащими  руками  принялась открывать  замки чемодана,  и облегчённо вздохнув,  расслаблено прикрыла глаза.  Деньги были  на месте. Похититель просто не успел заглянуть в него. Успокаиваясь,   привалилась к мягкой стенке. Вдруг с резким скрежетом отрылась дверь купе и на пороге появилась проводница со стаканом чая. Людмила едва успела захлопнуть крышку чемодана.
- Извините, вы так переволновались. Вот, выпейте, пожалуйста, я с мятой вам чай заварила…Вам ничего больше не нужно? - участливо спросила она, поставив стакан на столик, не обращая  внимания на прикрытый чемодан.
- Благодарю вас, - коротко ответила  Людмила, держась за крышку обоими руками.
       … Москва встретила её теплым солнечным утром. Синьор Антонио Бочелли, накануне  получив на свой запрос телеграмму из Озерков,  уже ожидал её у вагона.
- Вы!? - удивлённо взглянув на него, спросила она.
- Добри  утра, синьора Люси… Как ви ехать? - подавая ей руку, поприветствовал он.
- Благодарю Вас, синьор Бочелли. Не ожидала увидеть Вас здесь. А доехала хорошо, - отводя взгляд в сторону, ответила она.
Его переводчик и по совместительству водитель, бережно перехватил  черный чемодан  из её рук и  пригласил в машину. Она,  вздрогнув,  с трудом разжала пальцы, представив себе на минуту, как водитель, вдруг бы   оказавшийся  совсем не тем, убегает с ним, быстро растворяясь в толпе. Людмила помотала головой, отгоняя  кошмарные  мысли, но продолжая следить за чемоданом взглядом, оставляя его в поле  зрения.
- Синьора Люси, как ви пожелат, - ми будет гулят Москва, или летат Италия? - спросил он, едва они тронулись с места.
- Если можно, - к итальянскому посольству, чтобы не нарушать закон, мне нужно заполнить декларацию и  подтвердить визу… И я свободна, можно лететь, - ответила она, облегчённо вздохнув.
- О, я свой дела сделать тожа. Можна ехат дом, - и,  склонившись, он нежно поцеловал её руку.
            Люди порой не задумываются, как тесно переплетены их судьбы,  ещё недавно  совсем незнакомых. Вот и синьор Бочелли, о существовании которого Людмила и не подозревала ранее, сыграл в её жизни, да и в жизни её матери, очень важную роль. Только с его помощью они смогут наконец-то снять тяжкий грех с души. Это его приглашение в Италию должно помочь ей в осуществлении этой цели. Без него они не смогут  выбраться из той паутины, в которую случайно попали.
       Она провела несколько практических семинаров на молочных фермах агропромышленного комплекса синьора Бочелли, где продемонстрировала передовые методы труда российских животноводов.  Но ещё больше она взяла для себя  и из того, что  увидела  в их итальянской, почти сказочной жизни.  Очень важным для неё были  их  направленные усилия, обеспечивающие безопасность труда и условия жизни итальянских фермеров, до которых было ещё далеко выходящим из кризиса российским хозяйствам.  Чуть позже в местных газетах промелькнула заметка о том, что по приглашению аграрного магната синьора Бочелли для обмена опытом прибыла знатный специалист молочного производства из России синьора Воронкова.
       … В поездках по Италии Людмила уделяла больше внимания историческим местам, почему-то они занимали её больше, чем настоящее, хотя знала о них на уровне школьной программы. Она поворачивала голову то вправо, то влево, с любопытством разглядывая из окна автомобиля красивейшие пейзажи. Тихие, ухоженные места, горы в половину неба и яркая зелень склонов, среди которых разбросаны аккуратные строения. По другую сторону яркими бликами сверкала бирюзовая гладь моря с белеющими  на  её поверхности  яхтами.
- Шикарно живут, -  подумала она, разглядывая среди буйной зелени садов белоснежные коттеджи, - а  полей-то с посевами совсем мало.
         Уже в аэропорту, при прощании  с синьором Бочелли, его переводчик вручил ей статью под названием «Щедрый подарок», в котором говорилось, что синьора из России, пожелавшая остаться неизвестной, перечислила через итальянский  благотворительный фонд «Святая Тереза» огромную сумму американских долларов  Верхнеозерскому детскому дому. Этот благородный поступок не остался без внимания итальянских журналистов. Но русская синьора от комментариев отказалась. «Остаётся лишь гадать, что подвигло её на такое щедрое пожертвование», - говорилось в статье. Синьор Бочелли,  взглянув на неё с уважением, удивленно воскликнул: «О, Люси, это ви?».
- Что Вы,  синьор Антонио, откуда у меня такие деньги? Это просто совпадение, - опустив глаза, улыбнулась она.
- Домой! Скорее домой. В гостях хорошо, а дома лучше! Как же я соскучилась. Действительно, Родина, как и мать, у человека одна, и дороже их ничего нет, - думала Людмила, глядя в окно иллюминатора, подлетая к Москве.
… Утром, сидя  за семейным завтраком,  перелистав местную газету, Костя с неподдельным удивлением обратился  к присутствующим: «Интересно, кто же все-таки этот щедрый меценат, который так осчастливил наш детский дом?   Говорят, что с директором чуть инфаркт не случился от такого подарка. Ведь не секрет, что воспитанники влачили жалкое существование из-за отсутствия средств. Слышал, что  детский дом  хотели уже  вообще закрывать, а детей по другим приютам растолкать. Уж очень вовремя… Кто же это?
- О чём ты? - спросила его жена.
- Да вот прочитал заметку о поступлении огромной суммы денег из итальянского благотворительного фонда, переведённых одним человеком, - ответил Костя.
- Видимо,  это  добрый человек, - ответила Шура, укачивающая на руках сына.
- Это женщина, и  она русская, но пожелавшая остаться неизвестной. Не иначе, замаливает грехи молодости. Скорее всего, богатенькая жена какого-нибудь олигарха, подбросила своего незаконнорождённого ребенка  в наш Верхнеозёрский детдом, а потом совесть заела, - возразил ей муж.
- Ну и, слава Богу! Только чтобы  Господь  милостивый послал прощение душе-то, и  простил нас всех за все  грехи наши, - улыбнувшись Людмиле и облегчённо вздохнув, ответила зятю Евдокия Семёновна.
                Пос. Ува. Сентябрь, 2015год.