Несколько дней из Вовкиной жизни

 
Памяти моего отца, участника Великой Отечественной войны, Миронова Владимира Семеновича, посвящается.


 1 день.

Вовка был бедовым мальчишкой. Он не искал приключений. Они сами его находили. Вечером, когда отец возвращался с работы, начинался разбор «полетов». Сегодня ему попало совсем немного. Приходила соседка, пожаловалась на то, что Вовка залез к ней огород и потоптал грядки.
Отец строго посмотрел на сына, выслушал его объяснения, из которых следовало, что Вовка вовсе не виноват, потому что только доставал футбольный мяч, который нечаянно Вовкин друг, тоже Вовка, только Ручкин, запнул в огород бабки Нюры. Ручкин не полез за мячом, потому что ему уже попало от своего отца несколько дней назад за то, что  он рвал у бабки Нюры огурцы.
Вовке на ужин не дали сладкого, погрозили крутой расправой в дальнейшем и отправили спать раньше обычного.
На следующий день он проснулся ни свет, ни заря. Мать только начала хлопотать на кухне, братья еще спали.
Крадучись, Вовка совсем неслышно прошмыгнул мимо матери в сени, а потом на улицу. У  дома его уже ждал Вовка Ручкин. Друзья еще вчера сговорились идти на рыбалку. Речка Мещериха текла  сразу за селом, но была узкой и мелкой: вода едва до колен доходила. В деревне за это речку прозвали Переплюевкой. Здесь никакой рыбы, кроме гольянов, было не поймать, поэтому мальчишки решили идти на Клязьму, но не на ближний край, который был в километре от деревни, а  подальше, чтобы получился целый поход.
 И это того стоило. Клев был хороший. Ребята не заметили, как и полдень настал. Решили еще поудить. Однако вскоре их желудки упорно стали напоминать о себе. По куску хлеба рыбаки съели быстро. В запасе оставались только хвосты редиса. Есть их  желания не было. Мальчишки легли на траву, помолчали немного, потом стали рассуждать, как хорошо было бы выпить по стакану молока да съесть еще по куску хлеба. Аппетит стал разыгрываться снова. Не прошло и пяти минут, как у друзей заурчало в животах. Редис не помог, есть хотелось все сильнее. Тезки стали шарить в траве, в надежде найти землянику, однако ничего не обнаружили.
Вовка 1 и Вовка 2, чтобы заглушить чувство голода, стали громко петь песни и уговаривать друг друга еще немного порыбачить, ведь, чем больше рыбы они поймают, тем лучшими помощниками будут для своих родителей.
И тут ребятам повезло. Они услышали мычанье коров и блеянье овец. Это  стадо шло на водопой. Друзья посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, побежали навстречу пастуху.
- Дяденька, дай молочка попить. Очень уж есть хочется, - жалобно попросил сначала Вовка 2, а за ним и Вовка 1.
Пастух, плечистый и крепкий парень, с любопытством просмотрел на ребят.
- Откуда будете?
- Из деревни Перепечино.
- Далеко от дома ушли. Родители не потеряют? – выспрашивал ребят пастух.
- Да мы уже домой собирались идти, а сил от голода нет,- схитрил Ручкин.
Парень с интересом посмотрел на ребят и  улыбнулся:
- Я вам дам молока, только приведите в стадо козла. Он отстал. Вон, видите, вдалеке пасется, - пастух указал рукой.
Метрах в 50 на пригорке стоял козел: шикарный красавец, белоснежный и величественный.
Мальчишки с гиканьем бросились выполнять поручение. Вовка Ручкин стал тянуть козла за рога, приговаривая: «Пойдем, пойдем в стадо. Там тебя подружки ждут» Вовка Миронов изо всех своих ребячьих сил толкал козла сзади. Но ни ту–то было. Козел стоял как вкопанный, помахивая изредка коротким хвостом. Изрядно намучившись, ребята решили стегнуть его ремешком. Вовка 2 снял со своих штанов узкий дерматиновый ремень и хлестнул им по спине упрямца. Козел внимательно посмотрел на обидчика и кинулся  в атаку, только не на него, а на Вовку 1. Подцепив на рога, он протащил мальчишку несколько метров. Вовка  закричал, как резаный. Тезка бегал рядом и пытался отогнать агрессора от друга, продолжая хлестать козла по спине ремнем. Козел бросил первого обидчика и принялся гоняться за вторым, бодая его и больно толкая  в спину. Так они и бегали по пригорку. Козел, крутился как юла, успевая больно бодать обоих. Мальчишки падали, поднимались вновь, пытались убежать от разъяренного зверя, но их везде настигала кара. Дело принимало нешуточный оборот.
Пастух сначала весело смеялся. Потом, когда понял, что уже не до шуток, пошел на выручку ребятам. Он размахнулся широким и длинным кнутом и  ударил по спине и по бокам разбушевавшегося животного. Козел, почувствовав силу, громко заблеял, бросил своих жертв и побежал к реке.
Ребята,  в синяках, с порванными рубахами и штанами сидели на берегу реки и плакали от обиды. Им, конечно, было больно, болело все тело. Но еще больнее было от того, что пастух так «посмеялся» над ними. Рядом сидел пастух и уговаривал детей не обижаться на него:
- Не ожидал я, что он такой агрессивный будет сегодня.
Потом, когда немного успокоились, Иван (так звали пастуха) накормил ребят досыта и дал в дорогу хлеба и лука, и опять просил не обижаться на него. Насытившись, мальчишки подобрели, великодушно простили пастуху и отправились домой.
Дома вечером опять был разбор «полетов». На этот раз уже из-за подранной одежды. Мать держала в руках лохмотья, которые когда-то были добротными штанами и рубахой, и причитала:
- Ты – сплошное наказанье, а не ребенок. На тебя одежды не напасешься.
Вовка 1 молчал, опустив голову, и думал:
- И почему это разодранная одежда родителям важнее такого, что я так пострадал от этого противного козла. Одежду– то можно и в магазине купить или сшить самим, а он когда еще отделается от синяков.  А рыба! Попробуй-ка поймай столько, столько они с Вовкой Ручкиным поймали. Интересно, а Вовке 2 тоже попало за порванную одежку?

2 день.

Вовка сидел на сеновале и учился свистеть. Уже целую неделю потратил он на это увлекательное занятие, но ничего не получалось. Вместо залихватского свиста у Вовки получалось какое-то шипение. У него уже болели щеки, губы, язык и пальцы. Пытаясь выудить из себя свист, мальчишка то надувал или втягивал щеки, то вытягивал или собирал в трубочку губы, то прижимал кончик языка двумя пальцами к зубам или к нёбу. Большой и указательный пальцы от постоянного облизывания стали чистыми и розовыми, как будто принадлежали не Вовке, а какому-то опрятному мальчику. Учение стоило Вовке больших трудов, но он усердно все повторял и повторял упражнения, представляя, как похвастает своим умением перед друзьями: Севкой Макаровым и Вовкой Ручкиным (смотрите, мол, не только вы умеете свистеть, как разбойники). А друзья хорошо свистели, каждый на свой манер. Севка смешно вытягивал губы, втягивал щеки и у него получался мелодичный и тонкий свист. Вовка вкладывал в рот сложенные вместе указательный и средний пальцы. Прижимал ими, как он говорил, язык, и свистел громко и четко.
 Червячок зависти, который сначала поселился у Вовки где-то глубоко, с каждым неудачным днем разрастался все больше и больше. Ему уже казалось, что никогда не научится свистеть, и ребята будут над ним смеяться.
С улицы послышался условный свист Севки.
Вовка сразу вспомнил, что они собирались идти драться с московскими школьниками, которые устроили лагерь отдыха в школе села Чашниково, где учились они, деревенские ребята. Причин для драки было много. Во- первых, московские не хотели играть с ними в футбол, а мяч был только у них. Деревенские обходились самошитым тряпичным мячом. Во-вторых, отдыхающие зачем-то носили на груди пионерские галстуки, а, ведь, было лето, а не учебный год. И, наконец, они, то есть московские, - просто задаваки: ходят с таким независимым и гордым видом, что к ним не подступишься.
Вместе с Севкой и двумя Вовками  ребят набралось человек 7. Все горели нетерпением проучить приезжих. Идти до школы было километра полтора. Весь путь компания горячо обсуждала, кто и какими приемами борьбы владеет и как будет отбиваться от московских. Один Вовка молчал и усердно пытался  свистнуть.
На стадионе школы отдыхающие играли в футбол. Взрослых никого не было. Это было на руку деревенским. Как всегда, они попытались вступить в игру, и, как всегда, городские им играть не дали. Сначала соперники стали толкать друг друга. Потом кто-то из деревенских сильно толкнул московского. Тот упал и заплакал. Городские закричали: «Наших бьют!». И потасовка началась. Большой клубок из ребячьих тел катался от одного края поля к другому. Время от времени из него вырывался кто-нибудь из соперников и снова кидался в драку. На какое-то мгновение из толпы выполз на четвереньках  Севка, посмотрел на кучу малу, окинул взглядом  поле и увидел футбольный мяч, который одинокого лежал у ворот. Севке не потребовалось и минуты, чтобы добежать до вожделенного мяча, схватить его в охапку и броситься наутек.
Минут через десять с начала драки появились вожатые из лагеря. Кто-то крикнул: «Атас!», и толпа дерущихся мгновенно рассыпалась. Ребята разбежались в разные стороны.
Деревенские  встретились  за селом, у дороги, которая  вела к их деревни. Стали подсчитывать ущерб. Ушибленные колена, содранные локти, синяки и ссадины, порванную одежду. Все это было пустяками. Не было Севки Макарова. Стали гадать, что с ним могло случиться. Решили, что его, наверное, забрали в заложники вожатые, чтобы потом разобраться со всей их компанией. Вдруг в придорожных кустах кто- то или что-то затрещало, зашумело, и оттуда вывалился Севка. К груди он крепко прижимал трофей: футбольный мяч. Ребята возбужденно закричали, обступили Севку, стали трепать его по плечам, ворошить волосы. А Вовка Миронов от избытка чувств, вдруг, свистнул во всю силу. Свист получился мощный и чистый. Он сам от него немного ошалел. Компания теперь набросилась и на него, кричали все вместе. Каждый выражал свои эмоции. В криках была и гордость за хорошую драку, и восхищение, что им достался такой классный трофей, и радость, что Вовка 1,наконец-то, научился свистеть.
Футбольный мяч так и остался у деревенских в качестве подарка. На совете лагеря московские решили, что они сами виноваты в происшедшем: нельзя было запрещать местным ребятам играть с ними, городскими, в футбол.
А Вовка  еще целую неделю проверял свое умение свистеть. Боясь, что разучится, по любому поводу вкладывал  два пальца в рот, прижимал к ним кончик языка, и по деревне разносился громкий и четкий разбойничий посвист. Однажды проснулся Вовка  среди ночи и решил еще разочек проверить свое уменье и  потихоньку свиснуть. Неожиданно свист прозвучал в ночной тишине оглушительным взрывом. Вся семья подскочила на ноги,  не понимая, что произошло. Что было дальше, лучше не рассказывать. В наказание на следующий день Вовка один прополол весь огород, а он был ни много, ни мало, 14 соток.

3 день.

Был конец августа. До начала занятий оставалось всего-то неделя. Ребята изо всех сил старались наверстать все, что не успели сделать за лето: целыми днями играли за селом в футбол или запускали бумажных змей, купались на Переплюевке или рыбачили на Клязьме. Каждый из них старался не думать о том, что лето, увы, заканчивается, и вместе с ним и веселые каникулы. Их матери, встретившись у колодца, жаловались друг другу на то, что мальчишки стали совсем неуправляемыми.
Деревня наполнилась дурманящим ароматом спелых яблок. Набрав за пазуху антоновки или апорта, мальчишки с утра до вечера не показывались дома.
Вовка шел домой усталый; голодный, но довольный. Перепечинцы выиграли матч у ребят из соседней деревни. Он забил решающий гол и от этого был горд собою. Солнце шло на закат, а он торопился успеть домой до прихода  матери, которая еще с утра просила наносить воды для стирки.  Сделать это за весь день Вовка так и не успел: уж очень много у него было дел.
Шел он не по дороге, а по тропинке, что вела вдоль соседских заборов. Во дворе дома бабки Нюры звонко залаяла собака. Вовка поднял голову и в закате солнца увидел за забором настоящее чудо. В огороде  росла яблоня какого-то редкого сорта. Бабка Нюра называла ее медовой. Яблоня сплошь была усеяна спелыми, ароматными плодами. У Вовки под ложечкой засосало, а рот наполнился вязкой слюной. От голода в животе заурчало, и живот стал прилипать к позвоночнику. « Я только сорву несколько штук и домой», - думал Вовчик, уже на ходу, влезая на забор.
Яблоня была высокой и ветвистой. Ветки гнулись вниз от обилия урожая. Вовка уже наелся досыта, сидел на крепком суку и уговаривал себя остановиться. Но рука автоматически тянулась за очередным яблоком и складывала добычу за пазуху  рубахи.
Вдруг, по садовой дорожке послышались неторопливые шаги бабки  Нюры. Вовка на дереве замер. Бабушка подошла к яблоне и стала не спеша срывать яблоки с нижних веток, складывать их в пустое ведро да приговаривать: «Ты смотри, какой урожай нынче. На всю зиму хватит».
Бабка работала. Время шло. Вовка  сидел на дереве. От неподвижности ноги начали затекать, сидеть на суку становилось все неудобнее. Мелкий воришка стал нервничать. Ему нужно было срочно спешить домой, выполнять материно  поручение, но Бабке Нюре торопиться было некуда. Медленно срывая яблоки своими старческими руками, она частенько роняла их на траву под дерево, кряхтя, наклонялась, поднимала и складывала урожай в ведро.
 В Вовке все кипело от нетерпения: «За это время я бы уже целую яблоню обобрал, а она еще и полведра не собрала». Он успокаивал себя, говоря, что еще немного и путь домой будет свободным. Чтобы время шло быстрее, он начал считать, сколько яблок старуха уже собрала. Сосчитал  очень быстро, не прошло и минуты. Сидеть на дереве было уже невмоготу. И Вовка решился на отчаянный шаг. Сгруппировавшись, он с шумом спрыгнул с дерева, оказавшись перед самым носом старухи. Бабка Нюра на миг остолбенела, потом вскрикнула отрывисто, отчаянно громко и осела, как мешок, под дерево, уронив ведро с яблоками.
Что было с ней, Вовка уже не видел, потому что изо всех сил бежал домой через соседние огороды. Дома, забравшись под крыльцо, закопал яблоки в стружку. Посидел немного, приходя в себя, и уже готов был вылезти из убежища, как услышал скрип калитки и материны шаги. Все пропало. Появляться сейчас перед ней, когда он не наносил воду, было равно самоубийству. Вовка еще глубже заполз под крыльцо и там затаился.  Он слышал, как мать ругала его, звала, потом носила воду. Потом он уже ничего не слышал. Не слышал, как приходила к ним бабка Нюра и рассказывала, как ее напугал кто-то из деревенских мальчишек. Не слышал, как братья ходили по деревне и искали его. Вовка спал крепким сном. Проснулся от внезапного громкого голоса старшего брата Михаила: «Так вот же он. А мы с ног сбились, разыскивая пропажу».
На дворе была уже глубокая ночь.

4 день.

Учиться желания у Вовки не было никакого. Он сидел на уроке и с тоской смотрел в окно. Причем тут ботаника и немецкий язык, когда на дворе золотая осень и тепло по-летнему. А тем более математика и русский, где нужно было усиленно думать, решать и писать. Вот если бы весь день было рисование или физкультура, тогда бы он ходил охотно в школу и даже выполнял задания, так как рисовать Вовка любил, а тем более бегать и прыгать. Интересно еще было слушать географичку. Тогда он представлял себя великим путешественником, смотрел на карту и «путешествовал» вслед за указкой Любови Петровны. Но география, рисование и физкультура были всего по одному разу в неделю, а ходить нужно было на все уроки, поэтому горе ученик приспособился проводить время в школе с пользой для себя. Все его учебники и тетради были изрисованы портретами известных людей: Пушкиным, Некрасовым, Лермонтовым, Гете, Колумбом и другими. Портреты у Вовки получались просто замечательными. Когда весь класс слушал учителя или выполнял задание, он открывал учебник, отыскивал страницу с портретом какой-нибудь знаменитости и самозабвенно срисовывал. Из-за этого пристрастия ему неоднократно попадало от отца. Того вызывали к директору школы, а потом он дома устраивал Вовке «разбор полетов». Хватало отцова учения Вовке ненадолго. Через несколько дней он опять занимался на уроках любимым делом.
Вот и сегодня, Вовка вместо того, чтобы писать изложение, срисовывал портрет Крылова и смотрел с грустью в окно, уносясь мысленно в поле, где колхозники  убирали урожай. Он представлял себя в кабине трактора, как ведет машину по полю, и борозда получается прямая- прямая. А председатель колхоза говорит всем: «Вот это ас! Своего старшего брата превзошел! Пусть только подрастет, быть ему трактористом!»
Мечты «великого мыслителя» прервала учительница, которая подошла к его  парте, заглянула в Вовкину тетрадь и не отошла, пока не убедилась, что тот начал работать.
Как только прозвенел звонок с последнего урока, Вовка подскочил и, на ходу запихивая учебник и тетради сумку, уже мчался по коридору к выходу. Друзьям, которые пытались его остановить, он  крикнул,  выбегая на улицу: «Некогда. Мне надо срочно в поле. Утром приходил к нам домой председатель колхоза и просил отца и мать отпустить меня помогать пахать зябь под озимые». Вовка говорил правду. Рано-рано утром, еще отец дома был, забежал к ним Василий Семенович, их председатель колхоза, и попросил отпустить его, то есть Вовку, после уроков в поле, помогать брату, пахать поле под озимые.
Ворвавшись домой, как вихрь, Вовка на ходу кинул в дальний угол школьную сумку, точными движениями выпрыгнул из школьных брюк, стянул рубашку. Уже на ходу, запихивая в рот кусок хлеба, нырнул в старую братову косоворотку, захватил с собой еще хороший кусок каравая и побежал в поле.
Вовкин старший брат Михаил работал трактористом, и Вовка часто помогал ему: сидел за прицепом и следил, чтобы плуги, а их было несколько, вспахивали землю на нужную глубину.
Михаил еще издали увидел младшего братишку. Тот бежал по вспаханному полю ему наперерез, будто боялся опоздать. Старший мысленно засмеялся: «Вот так бы шустро в школу бегал». Потом заглушил трактор, отпустил прицепщика, поставил вместо него Вовку и снова залез в кабину.
Пахали два брата до самой темноты. Вовка смотрел, как из-под лемехов выползают черные и жирные пласты земли, представлял себе, что это бесконечные гигантские волны.
Вовка усталости не чувствовал. Когда Михаил устраивал перерыв, он садился вместо него за рычаги трактора и делал один кружок по полю для практики и для разминки.  Представлял Вовка себя в это время великим летчиком Чкаловым, который покоряет небесные просторы, или великим путешественником Колумбом, который бороздит морские дали. И не беда, что Вовкины небо и океан были чернее черного, а он стоял не у штурвала корабля и  сидел не за штурвалом самолета, а за рычагами трактора. В тринадцать лет это не имеет никакого значения.
Домой пришли поздно. Все уже поужинали. Два брата умылись на улице, поливая друг друга водой из ведра. Потом вместе сидели за столом. Ели картошку и запивали ее парным молоком. Мать смотрела на своих мальчиком и добродушно приговаривала: «Ешьте, ешьте, работнички мои». От этих слов Вовке стало тепло и приятно, и вовсе не хотелось думать, что он так и не выполнил домашнее задание.


5 день.

Шел март 1941 года. На улице уже чувствовалась весна. Днем с крыш капала капель, на полях появились проталины. Под ногами хлюпал мокрый снег. К вечеру дороги подмерзали, с домов свешивались, как сталактиты, сосульки. Вовка всю зиму помогал братьям Алексею и Михаилу в колхозе: то возили стога сена с дальних делянок, то вывозили на поля навоз. Желание ходить в школу у него окончательно пропало. Все чаще он прогуливал уроки, придумывая разные оправдания, а то просто убегал по дороге в школу в МТС, где присматривался, как ремонтируют технику и  иногда помогал слесарям.
Однажды вечером, когда Вовка вернулся домой, якобы, с занятий, отец вытащил из своих брюк ремень и подошел к сыну:
- Ну, что, сынок! Спасибо за хорошие вести из школы. Я «очень гордился» тобой, стоя перед директором навытяжку и выслушивая о  твоих достижениях. Обещал директору выдать тебе награду. Получай от души.
С этими словами он замахнулся и ударил Вовку чуть ниже спины. Вовка заорал от боли и рванулся в сторону, но отец перехватил его и повалил на лавку. Попало на этот раз Вовке по полной программе. Мать пыталась остановить мужа, зная его суровый нрав, но Семен Васильевич разошелся еще больше. Он хлестал сына по ягодицам и приговаривал:
- Получай, сынок, награду за большие успехи в школе. Спасибо, что меня чаще других родителей к директору вызывают.
Когда с наказанием было покончено, он произнес:
- А теперь садись к столу и будем разговаривать, как взрослые люди. Тебе скоро 16 лет будет, а поступки твои на детские тянут. Что делать будем?
Вовка осторожно присел на лавку, потупил голову, помолчал с минуту, потом посмотрел твердым взглядом отцу в глаза и произнес:
- В школу больше не пойду. В колхозе дел непочатый край. Я хочу трактористом быть. Выучусь сначала на прицепщика, а потом, смотришь, и до тракториста дело дойдет.
Отец долго и внимательно смотрел на сына, а потом произнес:
- Что ж! Договорились. Только запомни. Если мне хоть раз кто-нибудь из колхозников или из МТС скажет, что ты ленишься, прибью.
Больше о школе в семье разговоров не заводили.
На следующее утро Вовка встал вместе с отцом. Отец пошел в хлев, а он, быстро позавтракав хлебом и молоком, вышел из дома. До МТС от деревни было 7 километров. Нужно было успеть к началу рабочей смены. Вовка весело шел по подмерзшей дороге и думал, что, наконец-то исполнится его заветная мечта: он будет работать. И не беда, что сначала прицепщиком. Потом, когда исполнится 18, а, может, раньше, сядет и за рычаги трактора.



6 день.

- Пойдем на линию фронта, - предложил Вовка Ручкин своему приятелю.- Я там неразорвавшийся снаряд приметил.
Вовке Миронову стало немного завидно (и почему не  ему в голову пришла такая замечательная идея).
На фронт далеко ходить не нужно было. В полутора километрах от деревни окапалась сибирская дивизия.
Было начало декабря 1941 года. Зима выдалась суровой. Морозы опускались ниже 40 градусов. Немцы рвались к Москве. Шли кровопролитные бои. Нашим войскам приходилось пока отступать. Фашистами уже была занята деревня Катюшки, которая стояла в 25 километрах от столицы. А в четырех километрах от Катюшек была деревня Перепечино, там уже слышали раскаты проходивших боев и вой сирен.
 Через Перепечино пошли беженцы. Рассказывали, что немцы почти  полностью  уничтожили Катюшки.
Перепечинские бабы тоже стали собираться в дорогу. Следующей на пути к Москве по Совёловскому направлению была их деревня.
Кто-то вещи закапывал в огороде. Кто–то решил пересидеть в погребе. Однако, паники не было.
Однажды в деревне задержали фашистского разведчика. Все жители сбежались посмотреть на него. Была бы возможность, разорвали живого на куски.
Спасла деревню Сибирская дивизия. В начале декабря 1941 года появились сибиряки: здоровые, тепло одетые, в валенках, га лыжах. Выкопали окопы в полутора километрах от деревни, приготовились к отпору врага. Здесь же в окопах и ночевали. Кто сильно замерзал, приходили погреться в деревенские избы. Спали, кто как мог: сидя на лавках, лежа на полу, а то и просто стоя, прислонившись к стене. Пробраться через спящих из дома на улицу было невозможно. Хозяева располагались на печи, Все остальное пространство в избе занимали  солдаты. Вместе с валенками в дом несли окопную глину. Когда немцы стали отступать, и сибирская дивизия покинула деревню, женщины и дети глину из домов выгребали лопатами.
 Никто на такие мелочи внимания не обращал. Главное, фашистов от Москвы отогнали, появилась надежда на победу.
Но это было потом, несколькими днями позже. А пока тезки пошли на фронт.
 Окопы тянулись на десятки метров, перекрывая подступы к деревне. В окопах сидели бойцы, продрогшие на морозе, но не сломленные духом, готовые в любой момент к отпору вражеских войск.
В снегу, в кустах недалеко от окопов отыскали приятели неразорвавшийся снаряд, завернули его в мешковину, тайком принесли  в деревню и спрятали в заброшенном сарае. Решили, что это на случай, если придется защищаться от фашистов.

Уже было начало весны 1942 года, когда тезки вспомнили о своем кладе и решили проверить  силу взрывной волны.  Нашли дохлую собаку, привязали к снаряду и за деревней, где ранее  была линяя фронта, взорвали боеприпас.
Когда дым от взрыва рассеялся, а звон в ушах немного ослабел, пошли аники-воины смотреть поле боя.  Только несколько клочков шерсти зацепились за голые кусты. Больше ничего от животного не осталось.
Так кончилось Вовкино детство.
А дальше, с февраля 1943 года, он уже бойцом Красной армии воевал за освобождение страны от немецких захватчиков.