Виноватая навсегда Гл. 27

Гл.27


Добираясь к дому ненавистного Алиева, у сыщика теплилась надежда, что на чём-нибудь пресловутый вор проколется, а в том, что ни без его участия был избит официант, в этом сомнений не возникало. Вряд ли, конечно, у матёрого Тимурчика не будет алиби на этот день, уж в таких вещах он аккуратен: вот спроси Алиева, чем он занимался месяц назад, и тот без запинки ответит. Просто так поймать на общении, такого тёртого калача, не может быть и речи, и всё же, надо пытаться.

Савченко ожидал, будто Алиев начнёт прикидываться, что первый раз слышит об этом Сергее Мельникове, но тот его просто шокировал. Никто и не думал отпираться, а наоборот, даже нагло заявил, что Мельников является личным стукачом опера. Это выбило из колеи. Откуда Алиеву известны такие подробности? Ещё можно допустить, если бы Тимурчик работал у Андронова и вычислил осведомителя, но вор в законе лишь раз наведывался к Трифону Михайловичу, а в тот раз его там и близко не было.

"Ничего себе оперативность, прямо, этого криминального авторитета пора брать следователем в милицию, такой любого раскрутит... Ладно, а то уже слишком далеко забрёл в своих помыслах, тоже мне следователь, с бандитским прошлым. Но как узнать, откуда у самодовольного бандюгана эти секретные данные? Ага, у него узнаешь, тут хоть бы он ничего для себя полезного не поимел с нашей встречи."

-   Я не сказал, что именно ты испачкал свои белы рученьки, ты не дурак, на такое не пойдёшь, но вот, например, твой телохранитель - запросто! У него есть алиби?

-   Есть!  -  продолжая с издевкой улыбаться, утвердительно заверил Тимур.  -  Своего телохранителя я ещё две недели назад в отпуск отослал и он сейчас, даже не в России. Ещё вопросы будут?

"Ну и чего я сюда ехал?  -  подумал опер. Ведь знал же, что Алиев подготовится, зря время потерял. На мякише его не проведёшь, это даже не обсуждается. И о тех свидетелях, что он упомянул, так и будет, все подтвердят и допрашивать их бесполезно."

-   Ты не радуйся, Алиев, ведь однажды я всё равно тебя возьму. Ты же знаешь, что я слежу за каждым твоим шагом.

-   О, начальник, да ты не зарывайся здорово, я иногда и сам не ведаю, куда пойду через минуту, а ты и подавно не просечёшь. Ты что, Бог, что ли?

И такое зло взяло.

-   Я посажу тебя, попомни моё слово, а слова я напрасно на ветер не бросаю.

-   А вот хрен тебе, понял?  -  и Тимур заломил руку в локте.  -  А теперь слушай сюда, оперок. Я тебе не Трифон, которому вы наркоту подкинули, со мной такой номер не прорежет.

-   У нас были понятые, всё происходило в рамках закона.  -  перебил его сыщик.

-   Мы с тобой оба знаем, что никакого гирыча у Андронова отродясь не водилось. -  сощурив глаза прошипел Тимур.  -  В рамках закона говоришь? Те, кто придумывает эти законы, тот и является самыми злостными нарушителями. Ну что ты смотришь? Хочешь сказать, что ты сама невинность, а я отпетый ворюга? Так вот, я воровал только у государства, но оно нас ещё больше обворовывает, а у людей я никогда и краюхи хлеба не взял. А вы, законники, - взяточники и хапуги, и пользуетесь той властью, которой вас наделили. Будешь спорить?
Так я не договорил... Если поймаешь за руку, то я даже рамсить не стану, потому что понимаю, у каждого своя работа. Но если всё повторится, как с Андроновым, то запомни, оперок: сегодня у меня суд, а завтра вся твоя семья будет вырезана, от мала до велика. Нет, тебя не тронут, а чтобы ты помучился и жизнь тебе больше раем не казалась.

-   Ты мне угрожаешь?

-   Констатирую факт.  -  Тимур заглянул оперу в лицо и тот понял, именно так всё и свершится.  -  У меня слишком много друзей, которые за меня в огонь, и в воду, и даже под пули. В общем, я тебе сказал, а ты услышал. И думай, оперок, думай. Не только ты за мной следишь, но и у меня тоже глаза имеются. Я даже в курсе, когда ты на толчок идёшь и что с утра ел на завтрак. А теперь иди отсюда подобру-поздорову и напрасно меня больше не беспокой. Найдёшь основания - милости прошу, а то, что сейчас ты тут проблеял, как ягнёнок, это не повод отрывать от дела уважаемых людей. Нету доказательств - нету базара.

Теперь придётся пересмотреть свои желания запереть Алиева за решётку, такого врага наживать - себе дороже. Жил бы сам, другое дело, а за семью постоянно опасаешься, они его просто по рукам связали. Но и без детей нельзя, как прожить на свете и никого после себя не оставить?

Уля случайно слышала диалог между Тимуром и Савченко, и когда хозяин зашёл в дом, то она тут же поинтересовалась:

-   Тимур, надеюсь это не ты покалечил официанта?

-   Нет, что ты! Скажу больше, я и сам с точностью не уверен, кто это сделал. Просто у нас положено доложить по цепочке, если кто где прознает о стукачах, ну, я и доложил. А кто уже исполнял, то не моя забота. Он ещё хорошо отделался, но это было всего лишь предупреждение.

-   Что же хорошего, ведь он инвалид?

-   Уль, из-за этого человека твой муж сейчас на нарах парится, а ты его жалеешь?

-   Не его. Тимур, я не хочу, чтобы и с тобой, что-то случилось. Ты друг нашей семьи и как я могу желать тебе плохое.

А на утро вор в законе посадил Улю в поезд и девушка покинула столицу.
В райцентре не стала идти на рейсовый автобус, который три раза в день возил людей в деревню. Там наверняка встретятся знакомые, которые начнут приставать с расспросами, а Уля пока не могла и не хотела с кем бы то ни было делиться своими горестями. Конечно, это не секрет, всё равно от людей ничего не скроешь, но как-нибудь потом, не сейчас, когда всё тело пульсировало мелкой дрожью перед встречей с родителями. Снова стыдно и снова больно на душе, и когда уже придёт покой?

По существу ещё на свете не жила, а уже столько перетерпела, столько хлебнула.

"Ладно, хватит себя жалеть, сама виновата. Никто насильно не заставлял бежать к Трифону на первое свидание, а после ехать к нему в Москву, а значит, нечего тут нюни распускать."

С райцентра Уля добралась на такси и когда машина ехала по их улице, то она ещё издали заметила Наталью Владимировну, заходящую во двор. Сердце защемило и сжалось в маленький комочек, какой же предстоит встреча и как отреагирует отец?

"Как бы не ругался, поделом мне, сама напросилась."

Наталья Владимировна не успела скрыться в доме, как ко двору подкатило такси, она оглянулась с порога и, узнав в молодой разнаряженной женщине, дочь, кинулась навстречу:

-   Девочка моя! В гости к нам, лапушка... Толя, ты где? Иди скорей, Уленька наша приехала! О, Господи, радость то какая!  -  Наталья Владимировна бежала к дочери, на ходу спотыкаясь о камни, которые приготовили для баньки. Больные ноги не позволяли ей быстро передвигаться, но она так старалась поскорее обнять свою кровинку, и, когда, наконец, она заключила её в крепкие объятия, то тут же заголосила:

-   Касатка моя, а мне сны снятся один хуже другого, и ты не звонишь, я вся душой истлелася. Ты же никогда от нас так надолго не уезжала, Уля, как же нам плохо было без тебя.

Уля кивала и плакала вместе с матерью, вытирая ей слёзы своей ладошкой. К ним подоспел Анатолий Иванович.

-   Дочь, дай и я тебя обниму... Ну здравствуй! Порадовала стариков, порадовала...

Уля целовала их по очереди, а потом повисла на них обоих и зарыдала в голос. Родители притихли, переглядываясь между собой.

-   Уленька, опять что-то стряслось?  -  несмело спросила Наталья Владимировна.

Девушка кивнула и уткнулась лицом в материнскую грудь. Она всегда так делала, с самого раннего детства. Тогда мама гладила её по смоляным волосам и приговаривала, что всё будет хорошо. Она верила своей маме и беды действительно отступали, но нынче, Уля понимала, совсем всё по-другому.

-   Давайте в хату зайдём, а там и переговорим.  -  распорядился Анатолий Иванович.  -  И жена с дочерью послушно последовали за ним.

-   Мам, пап, Трифона в тюрьму посадили на пять лет, а всё имущество конфисковали. Но он ни в чём не виноват.  -  начала она.

-   Это как такое может быть, ни в чём не виноват и посадили?  -  возмутился Анатолий Иванович.

-   А мало ли таких случаев?  -  укоризненно прервала его Наталья Владимировна.

Уля, со всеми подробностями пересказала родителям о последних событиях.

-   Поверьте мне, Трифон никого не убивал и с наркотиками никогда не имел никаких дел. Я бы с ним ни за что не жила, если бы он был таким.  -  закончила она свой рассказ.

-   Да, ну и дела...  -  только и проговорил Анатолий Иванович.

-   Мне друг Трифона предлагал в столице остаться и материально обещал помочь, но пять лет - это так долго жить на чужбине без вас, поэтому я и вернулась.  -  Уля не призналась родным, что товарищ Трифона - вор в законе. Они бы не поняли и как потом им докажешь, что Трифону подбросили несуществующие улики.

-   Правильно сделала, доченька! Мы так рады тебе!  -  Наталья Владимировна не могла налюбоваться на своё единственное сокровище.  -  И что от родителей не скрыла, покаялась, как есть, тоже благоразумно поступила. Кто так посочувствует и пожалеет, если не мы?

-   Ждать его будешь?  -  после раздумий спросил отец.

-   Без понятия, пап, пока без понятия. У меня в голове всё перемешалось, я, в данный момент, совсем не способна думать и строить какие-то планы.

-   Ну и ладно.  -  кивнул отец.  -   Конечно, это минус правосудию, коли человека без причины упекли за решётку, но однако своя рубашка ближе к телу. Нам, Улька, главное, что ты жива и здорова, а остальное второстепенно.

-   Спасибо, родные, а я всю дорогу тряслась, если честно.

-   Чего ради?  -  всплеснула руками Наталья Владимировна.  -  Или мы чужие? Ну, может, когда и побранимся, но разве мы своему ребёнку пожелаем зла?

-   А я вам тут гостинцы привезла.  -  Уля кинулась к объёмной сумке, стоящей у двери.

-   Ну что ты выдумываешь, зачем ты колотилась? Для нас - ты главный в мире гостинец и подарок.  -  делая вид, что рассердилась, проговорила Наталья Владимировна, а Анатолий Иванович лишь махнул рукой.

-   Мама, да ты только посмотри, какой я тебе платок вязанный привезла! Беленький, мяконький, ты же мечтала о таком да всё деньги жалела, а мне за коровами и некогда было за ним смотаться, их же такие, даже у нас в райцентре не продают. А халат какой, нравится? Мам, это итальянский! Велюровый!

-   Да куда же я всё это надену?

-   А вот на Новый год и наденешь, а то привыкла экономить. Вот тут ещё бельё и летние сарафаны. Пап, а тебе тельняшки купила, какие ты не мог найти. Это не синтетика, а всё натуральное. Я полгорода объездила, пока наткнулась. Я и с длинным рукавом взяла и безрукавки, чтобы на все сезоны, правильно?

-   Благодарствую, дочка, но зачем ты тратилась, мы бы обошлись.

-   Что значит, тратилась? Да я готова на вас целое состояние потратить и то, вы заслуживаете большего. Пап, я тебе ещё ботинки достала, это не дермантин какой-либо, а кожа. Ну-ка, меряй! На века хватит.

-   Да что ты, дочка, той жизни осталось с гулькин нос, а ты говоришь, на века.  -  сказал довольный Анатолий Иванович, разглядываю импортную обувку.

-   Красивые, но по мне, так зимой лучше валенок ничего нету. На танцы, что ли теперь в них сходить?

Они весело смеялись и над друг другом подтрунивали, им всем было легко и спокойно. Теперь вся семья в сборе. Родители и мечтать о таком не могли. С тяжким сердцем они провожали дочь в Москву, частенько горюя, что на старости лет пришлось расстаться с ребёнком, на которого возлагали большие надежды, и как жить дальше, если и внуков потом раз в пятилетку видеть придётся, и с такой незавидной участью никак мириться не хотелось. Они постоянно об этом думали и вечерами вспоминали те времена, когда им так хорошо было втроём. Теперь же, Бог их услышал и престарелые родители ценили этот миг.

-   Доченька, а теперь наша очередь поведать тебе о наших новостях. Бабы Люси больше нет, Уленька. Умерла баба Люся.  -  всхлипнула Наталья Владимировна.

-   Как умерла? Когда?  -  Уля резко села прямо на пол.

-   Да вот, когда с тобой последний раз поговорили по телефону, а через неделю она и померла. Уже и сорок дней отметили. Ты не обижайся, что не стали тебя беспокоить и не прислали телеграмму. Но это же не ближний свет добираться из Москвы, вот и подумали, что похороним сами потихоньку.