Блок Ж

В этом блоке было три одиночные камеры расположенные полукругом так, что заключенные видят друг друга. Между камерами кирпичная стена, спереди решетка. Скозь окно на зеков светит солнце.
 В первой, сидит качек, раздетый по пояс, на полу гири, штанга, на столе еда в ассортименте, на стенах плакаты с машинами, девчонками. Смотрит на те две камеры, уперевшись на решетку, сплевывает сквозь зубы, на лице высокомерная ухмылка всё-понимальщика, спортсмена.
Во второй, сидит ученый, седые волосы, очки, сгорбленная осанка. На столе  разложена шахматная партия, какие-то тетради с записями, на полках книги по философии, астрофизике, химии, математике. Ходит по камере с задумчивым видом, попутно перебирая кубик рубика и как повернется спиной к качку, на лице появляется высокомерная усмешка, которая отражается в зеркале на против.
В третьей камере ничего лишнего, кровать, тумбочка, умывальник, толчок. Всё чисто убрано. Возле решетки сидит худощавый, то ли монах, то ли дервиш в свои сорок лет, уже  с седой бородой, прищурив глаза, тихо прячет ухмылку в бороду, глядя на соседей. Лишь осторожные шаги профессора и сухой кашель монаха, нарушают тишину. Охрана здесь появлялась редко, будучи уверенна, что эти зеки никогда не смогут сбежать. Когда эти трое пытались, что либо обсудить, или просто поговорить о свободе, всё обычно заканчивалось сильным скандалом. Качек не стеснялся в выражениях, профессор, сначала как всегда, пытался логически аргументировать свою позицию по данному вопросу, но потом срывался и в бешенстве подпрыгивал, тряся указательным пальцем, задыхаясь от ярости, обрывая сам себя на полуслове, чем ещё больше заводил качка и монаха. Тот только и причитал тусуясь по камере из угла в угол, с возгласами, Господи как они меня достали. В конце ругани каждый обзывал соседей, придурками и ложился на шконку и ещё ближайший час ворочался в своей злости. Шли годы и каждый день напоминал предыдущий, качек играл мышцами и кричал соседям указывая на свою силу в окружении машин и девочек на плакатах, обзывая их летящими дохляками. Профессор не унимался в своём остроумии, обзывая обоих дебилами, не умеющих решить простого уравнения, не говоря уж, об устройстве машин и скорости света, в свете квантового скачка. Монах лишь шипел себе в бороду, возмущаясь, да, что вы знаете о Боге, о жизни, посмотрим, что вы на том свете будите оба говорить. И опять обозвав друг друга придурками, ложились спать, Они даже не заметили, что охрана давно уже открыла замки на дверях и перестала появляться, давая им шанс объединившись выбраться из блока "Ж". У них уже уши опухли от этого нескончаемого скандала и исчезновение этих троих, обрадовало бы всех. Каждый, наконец то обратил внимание, что замок его камеры открыт, но продолжали показывать друг другу, что они не в курсе данного обстоятельства. День как начинался, так и заканчивался очередным скандалом, обзывалки обновлялись ежедневно. Можно было подумать, что они их выдумывали по ночам, чтоб во всеоружии встретить новый день. Мысль об открытой двери никому не давала покоя, но разговоров на эту тему, так никто и не поднимал, каждый старался откинуть эту мысль от себя подальше. Но чувство свободы, заложенное при рождении, ненавязчиво напоминало им, что они родились не в тюрьме и не в кандалах. Попытка помыслить, что-же будет дальше, после того как выйдут за дверь своей камеры, сковывала их рассудок. По истечению времени, мысль о свободе, каким то чудом продвинулась дальше. Ну допустим выйдем мы из камеры, стал раздумывать качек и что дальше? Чтоб я с этим чмырями, да в побег? Пацаны засмеют. Не я лучше здесь посижу, рано или поздно меня вытащат. Профессор стал рассчитывать высоту забора, рост каждого и понял, что если он встанет на качка, а монах на него, то этого будет достаточно, чтоб завязать веревку на верхней арматуре и выбраться за забор, где их никто искать и не будет. Но сама мысль, связаться с этими придурками, неучами, выворачивала его на изнанку. Сам себя успокоил мыслью, что он всё рассчитал и в этот високосный год, согласно знакам зодиака и датам рождения членов  правительства, в полнолуние с четверга на пятницу, власть поменяется. У неё просто нет вариантов, а там и свобода наступит. В последний раз когда менялась власть, почему-то, она его не спасла и ничего для него не сделала, но об этом думать не хотелось, по расчетам в этот раз должно быть всё по другому. Лишь монах не мудрствовал, сама мысль бежать с  безбожниками  ему претила, он был убежден, что рая ему за связь с иродами, не видать как своих ушей. А не дающее покоя чувство свободы, было им обозначено как нашёптывание дьявола, с которым продолжилась борьба, в виде отпугивающих бормотаний. Он верил, что небеса его не оставят. Шли годы...