не случайный кадр

— Вы любите суслиный жир?
— Нет.
— А он вас любит.

(Вместо эпиграфа)

«Опус 68»

Краткое содержание романа. (Иллюстрация та же)

Россия. Экономический кризис. Искалеченные судьбы друзей жирной чертой проходят по краю искусства представленного в ВВЦ ВДНХ (павильон А68). Как говорит один из героев романа «Нас толкнули, мы упали. Нас подняли, мы стоим».

Три друга: стул, пюпитр и ведро четвертый месяц как расположились в самой шумной части выставки, возле туалета. Где грохочет вода в унитазах, где тоскливо скрепит обувь на мокром кафеле, откуда змеями сползают пахучие ручьи.
Их неприметный закуток устало поглядывает на суматошный людской поток.

Праздные зеваки, пенсионеры, гости столицы, молодежь, все проходят мимо.
— Ибо не каждый из смертных в застоялой воде нашего пруда может насладиться тем, что слышать мы уже не в силах,— убеждает друзей стул,— симфония №5 до минор, опус 67,— и, скрипнув расшатавшимся болтом добавляет.— Эй бабка, переверни страницу!

Детский крик, словно стеной заслоняет концовку объявления «Гражданина укусившего таксу просят зайти к …»

— Куды зайти? — интересуется сухая старушка у охранника.

— К Бетховину,— страж порядка устало указал на соседнюю палатку.

— Ты думаешь, я совсем из ума выжила? — крепче завязала платок старушенция.— Что ж я таксу от Бетховина не отличу?

Во вторник ведру исполнилось полтора года. Каждый из друзей грустил в свой день рождения по-разному. Перед технологическими отверстиями ведра возникали картины прожитой жизни: гандонная фабрика в Суньхуйчае, блошиный рынок в Тынде, нежные руки первой учительницы по истории, первые скомканные бумажки с цензурными словами, пьяное купе проводников, цыгане на Казанском вокзале. Всё пролетело как в калейдоскопе.

Какой бы жестокой не казалась жизнь, того ужаса, который испытал стул, синенькому ведерку было не пережить. Почти каждый, кто на нем сидел пернул ему в душу. Дермантин в центре сидушки поднялся пузырями. Горькими слезами по тускло поблескивающим хромированным ножкам стекали грязные разводы. Сталактитами висели засохшие казюли. На спинке махал белым флагом потрепанный ценник.

Всякий раз, рассказывая друзьям о куче денег заплаченных за него, стул кривил душой. Ведро знало цену настоящей дружбы. 133 рубля старыми деньгами. После той реформы, когда в павильоне напротив какой-то мужик по телевизору давал руку на отсечение, что деньги менять не будут.

И только пюпитр чувствовал себя словно в зоопарке во время кормежки. Перед ним, заглядывая в обрывок Бетховинской души колоннами двигались двуногие животные. Тонкая дама со стариковской шеей грифа рассказывала птенцу, куда надо было выплюнуть жвачку.

Огромный гиппопотам в очках катил за собой хромающую тележку. Колеса оставляли на мокром полу извилистые рисунки. Набитая книгами телега поскрипывала на ходу. Прошел мимо медведь в комбинезоне. «Брошу всё, уеду в Урюпинск» хищно подмигивало на майке у гориллы.

Внезапно зоопарк взволновался. От гортанного возгласа горных баранов задрожал нотный стан. Улыбнулся охранник. Нервно закрутилась львиная голова с золотой цепью на шее. Разукрашенная обезьянка, суетливо перебирая кривыми ногами, что-то громко пищала в такой же цветастый телефон.
Динамик под потолком откашлялся и под дружно подхваченную животными какафонию запел что есть силы:

— А в Питере — пить. В Питере — пить…

Дмитрий Липатов   02.06.2016 13:00   •   Заявить о нарушении