Маргинал с голубыми глазами

Она считала себя сиротой и непризнанным гением. Ей было 32 года.

У неё имелись и здравствовали две бабушки, младший брат и папа с мамой. Бабушки были уже очень старенькими и поэтому жили с ними: родители заботились о своих матерях.
Младший брат был оболтусом. Правда, он умудрился закончить юридический факультет, жениться и открыть своё - кто бы мог подумать! - детективное агентство.  Он всё время проводил расследования, за кем-то следил, и его костюмерной мог бы позавидовать любой провинциальный театр, а его таланту перевоплощения - любой провинциальный актёр. Агентство имело хорошие перспективы и репутацию: брат умело решал деликатные проблемы клиентов, номер телефона передавался из рук в руки. Но его полная бездуховность убивала сестру: он не знал и не любил поэзию, его не интересовал театр, к живописи он относился с позиции "нравится-не нравится". О чём можно было с ним разговаривать?!

Мама и папа были мещанами в самом прямом смысле этого слова. Их интересы не простирались дальше ремонта в квартире, покупки новой мебели и машины и отдыха в Турции. Это было пошло.
Им она не могла простить своего имени и фамилии. Отцу взбрело в голову назвать её Евдокией! Это было бы не так ужасно, не будь он сам Эдуардом.  А у матери не хватило мозгов уговорить отца взять её девичью фамилию Дубравина. Нет, жена должна носить фамилию мужа! В результате на свет появилась Евдокия Эдуардовна Пупыркина - можно вешаться. Вешаться она не стала, но по достижении совершеннолетия сменила имя и фамилию и стала Авророй Эдуардовной Дубравиной.
Родители устроили скандал: мама плакала, папа пил корвалол, и оба упрекали её в неблагодарности. Брат крутил пальцем у виска, бабушки поджимали губы и качали головами.
Тогда она впервые осознала своё сиротство и одиночество во Вселенной…

То, что она отмечена Богом, ей стало ясно в восьмом классе. На уроке географии под монотонное бормотание Низменности - так прозывали географичку, женщину унылую и блёклую - к ней пришли её первые стихи.
На перемене Дуся поделилась своим стихотворным опытом с подружкой Алькой. Та слушала, прижав к щекам ладошки, потом завопила в восторге: "Люди! Дуська стихи написала! Дуська, почитай!" И она прочла, дрожащим и тонким голосом:

"Выбросили вспухший труп речные волны,
На песке горячем девушка лежит.
Мукой безысходной мёртвый взгляд наполнен,
Волосы густые ветер шевелит"…

И дальше в том же духе ещё 16 строчек.

Реакция класса была разной и непосредственной. Девчонки что-то восхищённо щебетали, мальчишки завывали и свистели - не все: двое-трое стояли молча, заинтересованно разглядывая свою одноклассницу.
Среди них был Тимур - тонкий и гибкий, с блестящими черными волосами, яркими голубыми глазами и мелодичным, певучим голосом. Она была влюблена в него с шестого класса.
"Браво, Дульсинея!" - негромко, но звучно произнёс он и захлопал в ладоши. А Дуся (ну что за идиотское имя!!!) мучительно, до слёз покраснела и выбежала из класса.

С тех пор началась их дружба, странная и неравноправная. Её влюблённость как-то быстро и незаметно прошла, а Тимур влюбился в неё пылко и исступлённо. И ей льстили его преданность, эрудиция и красота. На Тимура засматривались и одноклассницы, и девочки из старших классов, но для него существовала только его необыкновенная, удивительная, талантливая Дульсинея!
Но потом открылась позорная тайна семьи Тимура: его родители были дворниками! Этого её тонкая творческая натура вынести не смогла, и будущая Аврора решила порвать с сыном подметальщиков. Объяснять она ничего не стала, сказала просто: "Ты мне не нужен. Извини."
Тимур долго пытался выяснить, что случилось, ходил следом... Она его не замечала. Тогда он написал ей письмо с одной-единственной фразой: "Я готов отдать тебе всю свою кровь!". Она прочитала и засмеялась. "Предложи вампирам!" - звонко сказала она и убежала. Тимур молча смотрел ей вслед с глубоким отчаянием в ярких голубых глазах...
А вскоре его родители погибли: в маршрутку, где они ехали, врезался грузовик. Тимура и его сестрёнок отправили в детский дом, почему-то в другой город. Больше она никогда с ним не встречалась.
Потеряв Тимура, она потеряла своего единственного верного поклонника. Дусино мрачное творчество никого не интересовало, в школьную газету её стихи не брали. Ну, как можно поместить в газете такое:

"КладбИще, раскинув немые могилы,
Белеет рядами облезлых крестов.
Кого эта тьма на века схоронила,
Кого оторвала от бренных трудов?"?!

В её стихах обитали мертвецы и демоны, среди могил и склепов бродили призраки... Она записывала свои творения в тетрадь и прятала в письменном столе, борясь с искушением показать их родителям, учителям, брату - кому угодно, лишь бы прочитали! И однажды не выдержала и отдала три стихотворения на суд учительнице литературы. А та, прочитав Дусины опусы, пришла в ужас и потащила её к школьному психологу. Каким-то чудом отшутившись, бывшая Дульсинея избежала встречи с психологом, но с тех пор свои стихи не показывала никому.

Школьные годы прошли как в тумане. Учиться она не любила, но осознавала, что это необходимо. По этой же необходимости пошла на филологический факультет: родители дали нужную сумму нужному человеку, и ей надо было только явиться на экзамены. Это было мерзко, но она подчинилась.
В стихах Дуси-студентки вурдалаки и упыри с наслаждением терзали своих жертв, бледные девы с длинными  власами страдали от маньяков, а хрупкие дети напрасно взывали к милосердию своих мучителей:

Дитя несчастное влачило
В сырой темнице день за днём,
А злая мачеха точила
Ножи. И кожаным ремнём
Ребёнку спутывала руки,
И кровь из вен текла струёй...
И год за годом длились муки
В темнице мрачной и сырой.

Но теперь она больше не писала в стол! Узнав, что существуют литературные сообщества, литкафе со "свободным микрофоном", она с восторгом окунулась в творческую атмосферу. Разочарование наступило быстро. Её волшебные, завораживающие стихи подверглись резкой критике, ей ставили в пример классиков, её учили писать! Аврора (теперь уже Аврора!) прорывалась к микрофону и старалась донести до застоявшихся мозгов НАСТОЯЩИЕ стихи, но у неё быстро отбирали микрофон и снова советовали читать классиков... А зачем ей их постоянно читать?! Она искренне любила только свои безгранично красивые сочинения, знала, что они безупречны, и не верила тем, кто восхищался скучными творениями других. 

В семье тоже не поняли её творчества и не дали денег на издание книги. Слушая её декламацию, мама плакала, папа пил корвалол, и оба с надрывом спрашивали, чем же они её так обидели, что она пишет подобные вещи?! Брат беззвучно хихикал в кулак, а  бабушки дремали, изредка кивая белыми головами. Не выдержав, Аврора опустилась до объяснений. "Ну, как же вы не понимаете?!  - кричала она. - Это же дэ-ка-дэнс! Это выражение моего эго!"
Двадцатилетний брат-оболтус ржал в голос и ехидничал: "Конечно же, дэкадэнс! И пишешь ты дэкадэнщину, и сама ты - дэкая дэнщина!" Аврора бросила ему в лицо свой блокнот и с рёвом убежала из гостиной в свою комнату, с тоской вспоминая голубой восхищённый взгляд верного Тимура.
После этого Аврора всем новым знакомым говорила, что она круглая сирота…

…Замуж Аврора не хотела, хотя поклонников у неё было много. Вот и сейчас она торопилась на романтическую встречу с молодым успешным бизнесменом Николаем Савицким, которого на французский манер называла Николя'. Коля - это звучало ужасно! Так же ужасно, как Дуся... Николя пригласил её в ресторан отметить удачную сделку. Ресторан был престижным, свидание сулило быть приятным: бизнесмен был щедрым, страстным и нежным.

Аврора быстро шла к метро. Высокие каблуки её лаковых туфель звонко стучали по асфальту. В голове, как всегда, крутились строки очередного шедевра:

Степь. Могильник. Чёрный ворон.
Вой (лай?) шакала. Крик совы.
Воздух ядом тлена полон:
Трам-па-па… нет… ни травы -
Только жуткой грудой кости,
Трам-па-пам-па... черепа...

Муки творчества не помешали ей увидеть красный свет и замереть недалеко от перехода. Рядом с ней остановился мужчина. Не бомж, но вида несвежего и потрёпанного - маргинал, одним словом! (Это слово - маргинал - ей очень нравилось, в отличие от грубого "бомж"). От мужика явственно попахивало потом, и Аврора, презрительно на него взглянув, шагнула вперёд, к переходу.
"Ну, уж извините, мадам!" - мелодично прозвучало сзади, и девушка в смятении оглянулась: голос показался ей знакомым! Маргинал нахально подмигнул ярким голубым глазом из-под засаленных чёрных прядей, пряча усмешку под грязным шарфом. Аврора, вспыхнув, отвернулась и ступила на "зебру": загорелся зелёный.
В ту же минуту кто-то сильно толкнул её в спину, она по инерции пробежала вперёд несколько шагов и, не удержавшись на ногах, рухнула на асфальт, в кровь изодрав колени и руки.
А за спиной завизжали тормоза и женщины, загудели клаксоны. Девушка, с трудом поднявшись на ноги, увидела возбуждённо гомонящих людей, некоторые лихорадочно тыкали пальцами в мобильники, но Аврору интересовало одно: какой гад толкнул её в спину?! Ответ на этот вопрос она получила  от толстой тётки, запричитавшей ей в лицо: "Господи-и! Тебя спас, а сам-то! Его-то! Прям так на него и наехал!" И тётка зарыдала.

Аврора на дрожащих ногах пошла к толпе, чувствуя дурноту, слабость и саднящую боль в содранных коленях и ладонях. "Пропустите... пропустите.. мне нужно..." - бормотала девушка, расталкивая локтями сгрудившихся людей. Когда Аврора пробралась сквозь толпу, над пострадавшим уже склонился врач из примчавшейся "Скорой помощи". На асфальте лицом вниз лежал тот самый магринал, нахально подмигнувший ей голубым ярким глазом. Из-под мужчины растекалась тёмная лужа крови, нога была неестественно вывернута, грязные волосы нелепо торчали в разные стороны. Санитары ставили рядом с ним носилки, врач что-то негромко им говорил.
"Доктор, что с ним? Живой? Выживет? Доктор, как он?" - раздавались тревожные вопросы.  "Жив пока. Крови много потерял, переломов, опять же, много," - торопливо проговорил врач, залезая в машину.
"Я готов отдать тебе всю свою кровь!" - загрохотало в голове у Авроры, и она, забыв про свою боль и дурноту, метнулась к "Скорой", но опоздала. Реанимобиль рванул с места и, завывая и мигая, помчался по проспекту. "За "Скорой", быстрее!" -  взмолилась Аврора, тормознув большую зелёную машину. Водитель, пожилой усатый дядька, молча кивнул и нажал на газ. 
К воротам больницы они подъехали одновременно со "Скорой": усатый дядька показал чудеса вождения и денег с Авроры не взял. 

В отделении хирургии молоденькая медсестра ловко обработала её разодранные  ладони и колени, дала выпить резко пахнущие капли и усадила в коридоре на банкетку: "Ждите!" И Аврора ждала: нервно ходила по широкому коридору, бросалась ко всем с вопросами, но не получала ответов. А потом началась суета, люди в голубых халатах забегали туда-сюда с озабоченными лицами: что-то случилось... У Авроры сжалось сердце, она готова была уже завизжать, но в это мгновение к ней подскочил высокий и худой врач:  "Группа крови какая? Кровь нужна!" "Вт...вторая... положительная..." - пролепетала Аврора побелевшими губами.  "Годится! Со мной!" - выкрикнул врач и стремительно зашагал по коридору, увлекая за собой девушку.
Дальнейшее Аврора запомнила плохо: её чувства и память умерли от жгучего страха и тошнотворного волнения. Осталось только одно: бесконечно усталое лицо врача и его  медленные, с расстановкой слова: "Повезло… парню… В рубашке родился… Повреждения…  не смертельные, и кровь твоя… во-время!" А дальше скороговоркой: "Иди домой, девочка, отдыхай, завтра будем узнавать, кто он такой, иди домой!" И она пошла домой.

Ночью Аврора сидела на кухне, пила то крепкий чай, то кофе, пыталась курить отцовские вонючие сигареты и писала. Скомканные листы бумаги падали на пол, в раковине копились чашки, испорченные сигареты мерзко пахли в блюдце, но Аврора этого не замечала. Она писала, улыбалась, вытирала крупные слёзы, подходила к окну и замирала, слушая. Шёл дождь - весенний, проливной, сумасшедший…

Утром забежала соседка - за рисом, в долг. Семья как раз пила чай с плюшками, и гостье были рады: задвигали стульями, засуетились, наливая чай, уронили под стол чайную ложечку. Соседка наклонилась и подняла ложечку и мелко исписанный лист бумаги. "Да тут стихи! - изумилась она и начала читать вслух - громко, выразительно:

Всё, как следует весной:
Мокротень,
Дырявый свод над головой,
Серый день.
Ни намёка на просвет -
Пелена.
И тепла в помине нет.
Ну - весна!
Снизу - жуткий гололёд,
Сверху - дождь.
Улыбаюсь во весь рот:
Ты идёшь!
Я стою под козырьком
У судьбы,
Радость в сердце мотыльком
Голубым.
Ты промокший и смешной,
Без зонта...
Ах, какая же весной
Красота! 

Мама радостно плакала, папа взволнованно пил корвалол, и оба смотрели друг на друга влюблёнными глазами. Бабушки улыбались и смахивали с морщинистых щёк мелкие быстрые слезинки. Соседка уважительно спросила: "Это чьи стихи-то? Дуськины, что ли?" "Её, Евдокии!" - гордо ответил отец. "Нашей поэтессы!" - подтвердила сияющая мать. Бабушки дружно закивали белыми головами.

Самой же поэтессы дома уже не было. Она в это время находилась в больнице, где  молодой и важный следователь строго выспрашивал у неё подробности вчерашнего "несчастного случая, в котором пострадало неизвестное лицо, спасшее от наезда гражданку Дубравину." Аврора смотрела на него во все глаза: такого она ещё не слышала! Следователь, поймав её изумлённо-насмешливый взгляд, смутился, запнулся и продолжил доверительно: " А того пьяного идиота мы поймали, Аврора Эдуардовна. Недалеко он уехал, в столб врезался. Машина всмятку - сам живой, только нос о подушку безопасности сломал."

Но Аврору мало волновали травмы "пьяного идиота", гораздо больше она интересовалась "неизвестным лицом". Ей до спазмов в животе хотелось его увидеть! И до дрожи в коленях она боялась этого. На выручку пришёл вчерашний  врач: "Аврора, может быть, Вам знаком пострадавший? Он пока без сознания, но у него есть особая примета: смешная такая родинка под левом ухом, в виде уточки… что с Вами, Аврора?! Вы его знаете?!"
Побледневшая Аврора, ничего не ответив, кинулась к реанимации. Только у одного человека в мире есть под левым ухом смешная родинка в виде уточки!
У дверей палаты силы ей изменили. Дрожащей рукой держалась Аврора за ручку двери и не могла решиться её открыть. Дверь открылась сама: черноглазая медсестра искала взглядом врача, у неё была радостная новость: пострадавший пришёл в себя!
Аврора проскользнула в палату. Прямо напротив двери стояла кровать. И с неё на девушку смотрел яркими голубыми глазами Димка - её младший брат-оболтус и по совместительству - владелец перспективного детективного агентства "Аврора".