Староклассники

С приключениями добрался до школы на встречу с одноклассниками.
- Необходимо пройти регистрацию, - с нескрываемым удивлением при виде допотопного экземпляра потребовала от меня чистосердечного признания свежая и еще не траченная неврозами учительница.
- 1976-го года выпуска. 10 Б, - вдруг стесняясь своего возраста промямлил я: -
Может, мне не сюда на встречу надо было приезжать? Может, сразу - на кладбище?
- Не исключаю и такой возможности, - обрадовала меня учительница от лица всего Минобра: - Хотя... Постойте, вот нащупала в списке еще одного... - она мучительно искала возможность сказать так, чтобы не оскорбить; нашла и выдохнула: - ... школьника! Он же - ответственный за сбор и проведение застолья по окончанию Праздничного концерта. Но на концерт вы уже опоздали. Концерт закончится через десять минут.
- Хорошо!
- Почему?
- Покурить успею.
- У нас не курят! - решительно объявила она.
- Плохо!
- Почему?
- Курить придется в одиночестве... И не уговаривайте себя. Я всё равно вашу жертву не приму. Как-нибудь уж покурю сам с собой.
- А я и не курю, - засомневалась в себе учительница.
- Крепко подумайте прежде, чем пускать дым в глаза опытному курильщику со стажем в сорок лет.
- В школе, - поправилась она.
- А сейчас вы очень больно наступили на воспаленный кусок моей фурункулезной души. Представьте, что я ни разу в жизни не курил в своей школе. Все было недосуг. То спортом занимался по-взрослому, то песенки сочинял про то, как Леня Голиков с Павликом Морозовым крали сено у фашистов и кормили им бойцов Первой Конармии, - я закурил, глубоко затянулся и, блаженствуя, выдохнул с паровозным свистом первую струю дыма: - Впрочем, вам фамилии пионеров-героев ни о чём не говорят. Вы уже учились по другим, неправильным учебникам истории.
Я подумал о своем возрасте и ужаснулся тому, что на три года уже старше Ленина, а ведь он всегда был для меня и моего поколения дедушкой. Таким добрым, лысым и плюгавым старичком, разлегшимся в погребе мавзолея. Боже мой! Какой же я древний, если помню даже его портрет на форзаце букваря.
- Я тоже кое-что знаю о вашем Ленине, - тряхнула своими знаниями молоденькая учительница: - Он очень любил детей.
- Да, любил, если правильно их готовили - в сметанном соусе и с пивом. Ленину долго с поварами не везло. Он на этой почве даже слегка умом тронулся, написал брошюру, которую потом так и назвал: "Детская болезнь левизны". Но это уже из недосягаемых для вашего ума наук: Истмат, История партии, Научный коммунизм.
- Боюсь спросить: истмат - это история мата?
Я не успел ответить.
Из актового зала возрастными волнами хлынули выпускники.
Я поднялся со стула и приготовился отсекать из толпы знакомые лица. Занятие, конечно, пустое. Через 22 года уже прочно забываешь своих одноклассников, а тут - 40 лет!
Как с куста! Под которым я прятался в старом рояле со съехавшей набок крышкой и загнутыми педалями.
Поток незнакомцев скоро иссяк, извёлся в тонкие говорливые ручейки, и уже можно было разобрать членораздельную речь, застревавшую в разрушенных кариесом ртах.
Чем отличны земляки моего поколение - это стойким неприятием ко всему искусственному: вставным челюстям, глазным линзам, слуховым аппаратам и парикам...Такое было взято на вооружение самовоспитание - жить в согласии и под гнетом изменчивой, как проститутка, экологии.
Вдыхаем, сосем,грызем и пьем из нее, по прежнему полной грудью, по-детски доверяя ей до поры, пока вдруг не обнаруживаем забавную внешнюю схожесть мужиков и баб - все одинаково слепые, глухие, лысые и беззубые, с одутловатыми лицами и жалобами на
здоровье.
Я крикнул вглубь коридора:
- Выпускники 76-го года разлива, отзовитесь!
В самом закутке, возле кабинета химии, едва заметно дернулась стайка, потом отделилась от нее бабушка в строгом костюме эпохи Ген.сека Брежнева, обняла меня и ласково спросила:
- Где шлялся 40 лет, паразит такой?
- А вы, наверное, раз шесть меня похоронили?
- Ты все такой же - с завышенной самооценкой мечтатель. Нет, только три раза, да и то, с одним опровержением, - следом за бабушкой обнял здоровенный детина, выше меня на пол головы.
Но, помнится, в классе я был самым высоким.
Все-таки Л. Жуховицкий сильно ошибался, когда говорил, что друзей обретают до двадцати лет. После двадцати - только знакомые и приятели.
Всё старое оказалось неведомым. А неведомое - враждебным.Ну, или, хотя бы, пугающим.

- Не помнишь, где мы с тобой сидели на уроках химии? - потухшим голосом безнадежного больного, - будто его уже помыли, одели, причистили  и оставили спокойно почить в Бозе ,- седобородый незнакомец спросил меня и, тем самым, вывел на минуту из прострации.

  - И по какой статье УК РСФСР нас тогда посадили? - огрызнулся я.

  Он бы еще для смеха спросил: как его зовут?
Я совершенно не помнил имен этих чудаковатых дряхлых стариков и веселых беззубых бабушек, внезапно превратившихся в ровесников.
Но, все же, что-то меня принудило встрепенуться в выходной день, отлепить задницу от дивана, погрузить сумку в машину и хлопнуть дверью, оставив в прихожей на память растерянной жене смутное объяснение, наспех составленное из одних глаголов, но в изъявительном наклонении. Вопреки здравому смыслу и презрев инстинкты самосохранения, безотказно срабатывающие при одном только суровом взгляде жены, я примчался без оглядки на встречу с одноклассниками.
Жена восприняла мою поездку, как побег, предательство и два удара в спину вилкой.
Раньше и всегда жена считала - и вполне обоснованно,- что за тридцать лет совместной жизни она однажды,снизойдя до меня и удачно присев, полностью загрузила собой всё мое личное пространство; постепенно, с упрямой методично- стью вытравила всех друзей-неудачников, хронофагов, просто бесполезных знакомых, для того,чтобы предоставить мне возможность самому убедиться, что все мое прозябание на земле было чистым недоразумением, пока не пришла она и не превратила меня из типового посмешища - в достойного одомашненного и дрессированного члена ячеистого общества.
"Грешно не верит во Вселенский Закон баланса, на солярных скрижалях которого тяжелой рукой "высшего" разума начертано, что любая добровольная жертва, любая вынужденная потеря подлежит обязательному возмещению. (И хорошо бы - в крупных купюрах. Постольку поскольку кроме свободы и здоровья ничего более по добровольной глупости потерять невозможно. А возмещение деньгами пусть и дает ложное ощущение свободы, но зато полностью освобождает от суетливой необходимости гоняться за ними, теряя при этом остатки здоровья и мифическую свободу).
Принесенный мною в жертву супружеский долг, ради одноклассников, ни деньгами, ни здоровьем возмещению "высшим" разумом жены, видимо, не подлежал. Расчитывать было не на что, но уповать - имело смысл. Зачем-то же я, изловчившись, выскользнул из-под ее удушающего контроля так неожиданно, что она даже не успела вовремя сориентироваться, притвориться смертельно больной, привычно пожаловаться мне на моё бездушие и эгоцентризм,закатить истерику и от крика свалиться без чувств на ковер?" - думал я, ошалело разглядывая истерзанных возрастом и измученных дряхлостью одноклассников. А они в ответ лукаво подмигивали мне и рисовали в глазах нули - будто мы обитали до этого в разных Галактиках и по принуждению вдруг схлестнулись в одной школе.
                2.

Некоторые бросали взгляд точно такой же, какой я иногда ловлю от своего кота ранним утром.

Прежде он долго переминается под дверью, бьет нечаянно хвостом и трется об нее задницей, потом, прочистив кашлем глотку, включает самый противный голос и следом за жалобным, душераздирающим воем протискивается в спальню.
- Иди отсюда! - гневно шипя, предупреждаю я кота о том, что буду душить его медленно, особо извращенным способом, перенятым мною у одного знакомого скорняка.
Он живо сливается с мраком в дверной щели, усаживается с той стороны, подле косяка и начинает ждать, наивно полагая, что я быстро подобрею и забудусь сладкими воспоминаниями о нем.
Через пять минут, повторив подготовительную процедуру, кот нагло переступает демаркационную линию и, точно контуженный неожиданным видением, оглашено орет мне в самое ухо:
- Ёп вашу мать! А чего ты тут делаешь?
Я, конечно, понимаю, что его вопрос звучит риторически, и отвечать на него не обязательно, пока не нащупаешь рукой тапок. Но я всегда попадаюсь на провокации, и у нас завязывается диалог.
Со стороны это выглядит скромно: он пару раз протяжно мяукнет, вспоминая то ли годы, то ли обиды - и тем накручивая себя. Я передразню его, изысканно кривляясь и тыча в него кукишем - и тем подыгрывая ему.
На самом деле, нашим сугубо дипломатическим диалогам при безусловном соблюдении протокола переговоров позавидовал бы сам Сергей Лавров.
- Ты, случайно, не знаешь: какого хера я сюда приперся? - спрашивает, протяжно взывая к беседе, кот: - И почему у меня в грудине печет, словно от тапка; в животе - провалы и тоска кручинная во всем межреберном пространстве?

- Наверное, глубокие размышления о судьбе братского сирийского народа покоя не дают? - включаюсь я в переговорный процесс: - Сейчас ведь от того, как эффективно разбомбят их территорию наши воздушно-космические войска зависит главное: станет с нами Европа считаться или по-прежнему будет презирать.
- Не заваливайся сильно влево, - фыркает кот: - Эка тебя в дебри заносит. Ты же знаешь, что я - интернационалист. Я всех ненавижу: Восток, Запад и Юго-Запад - так учил Великий чувашский вождь. Кстати, а почему Собянин до кучи не снес и его ларек на Красной площади? Он же стену загораживает и вообще, очередей к нему уже нет, экономической выгоды никакой, да и сам вид Вождя уже так не вдохновляет на подвиги, как три десятка лет назад.
- Если исключить политическую составляющую наших переговоров, то значит, ты приперся сюда для того, чтобы потребовать у меня своего кошачьего корма.Как я сразу не догадался? Нет! - наш ответ Чемберлену! - копирую я комбинацию из трех пальцев, увиденную когда-то в журнале Всемирный следопыт за 1938 год и снова сую ее под нос коту: - Терпи до утра и думай о хорошем!
- Только не произноси фамилию Плеханов - никому не выдавай свой возраст, - ворчит кот и снова на пять минут прячется за дверью..."
                3.

- Миша, посчитай всё поголовье и отсортируй по классам, пожалуйста! - попросила между тем седобородого группа бабушек, пытавшихся выдать свою возрастную агрессию за юношеский энтузиазм. Ага, так я узнал имя седобородого одноклассника.
- А чего тут считать? Шесть - из класса "Б", плюс еще один, не будем на него указывать пальцем, - и он указал пальцем на меня: - Двое - из "А" и двое - из "В". Еще один, Бабкин, не смог в этом году прийти по уважительной причине - умер.
- Бабкин умер тоже по уважительной причине? - тихо спросил я у Миши.
- Будто ты не знаешь? Если умирает одноклассник по неизвестной причине, то принято считать, что он умер от пьянства, а это у нас считается самой уважительной причиной, - напомнил мне Миша.
Счет покойникам в нашем классе открыл Вовка Чайка. Буквально через два года после окончания школы он возвращался через лес с работы усталым, прилег на полянке отдохнуть и к утру умер от асфиксии - захлебнулся собственной блевотиной. И тут же, следом, началась пандемия. Зараза косила парней и девчонок одинаково быстро.

Последняя "Классная матерь" десятого "Б" - звали ее, кажется, Нина Алексеевна - не успевала отслеживать и заносить в свою черную тетрадь похоронного учета имена своих бывших учеников. Может быть, ее странное поведение диктовалось раскаянием. Может быть, ее проклятия, брошенные еще за полгода до окончания школы в наш адрес, вернулись к ней бумерангом и она поняла, наконец, что более материального и действенного, чем проклятие, нет ничего.
-Вы, троечники, разгильдяи, сволочи, патлатые хиппи, недорезанные битласы и просто фашисты! Помяните мое слово: вы погубите нашу любимую и великую Родину, - предрекла она на классном часе, не скрывая слез отчаяния: - У вас в голове не мозги, а инфузории туфелек плавают в формалине! Вас к высшему учебному заведению умные профессора подпустят только в качестве подопытных. Вам одна дорога - идти сантехниками и ассенизаторами в Жилкомхоз.Да и то - через год вы затопите всю страну говном - простите за сильно пахнущее пафосом слово! И, чтобы не успеть вам нанести человечеству ощутимый вред, я могу дать единственный совет: после получения аттестатов зрелости не ходите на выпускной вечер, а идите сразу к реке и утопитесь там, пожалуйста, все, как один!

- Я тоже почему-то вспомнил Нину Алексеевну, - сказал мне Миша.
Всем выводком, точно крыловским обозом, мы тащились в квартиру устроителя встречи выпускников 76-го года, постоянно озираясь и считая потери: у кого-то случился неожиданный прострел от шеи и по всей спине, кто-то, выпятив зад, старался из последних сил казаться бодрым, подтягивал ногу, но тут же заваливался вбок и садился отдыхать в грязный сугроб рядом с тем, у кого случился прострел.Приходилось часто останавливаться и свистеть одышкой, ожидая пока тяжелый и необъятный, как Голем, одноклассник Семен сгребет всех в кучу и замесит их в колонну.

- А, может, и права она была, - решил Миша, - мы, все-таки - недоделанное поколение. Недавно я это определение услышал от сына. "Вот ты все время недовольство высказываешь, претензии предъявляешь молодежи.А ваше поколение чем отличилось, что вы хорошего сделали для потомков? - спрашивает он меня. Я говорю с гордостью: "Мы много чего сделали. Например, уничтожили Советскую Власть... "Как это вы умудрились сделать?" - спрашивает. Говорю: " А так: мы ничего не делали. Ну, то есть абсолютно ничего, полностью отказались работать за ту крохотную зарплату под железным занавесом". Сын говорит: "Так и мы ничего не делаем, и у нас обещанных вами денег нет". Говорю: "Да, но нам еще вменялась после работы и общественная деятельность. Для того, чтобы ЦК КПСС и Правительство росли и укреплялись, мы должны были вести беспощадную войну за Мир во всем Мире...
                4.

  Мы жили в полном согласии с учениями Конфуция, который говорил: "Ничего не делай, и ничего не сделанного не будет".

Справа подкрался незаметно и вынырнул буйком Семен:
- Скорее, "классная дама" была неадекватной дамой. Хочу напомнить вам, пацаны: тогда из леса выскочила лисица и носилась по району, пока случайно не наткнулась на Нину Алексеевну. До сих пор не ясно, кто кого укусил первым, но лиса заболела бешенством и скоро сдохла от обезвоживания, а "классная" так и не позволила врачам поставить себе прививки, - быстро развеял он наши сомнения: - Но в остальном вы оба правы. Патриотическое воспитание поставлено у нас тогда было хорошо. Только адресат сильно подкачал, да и отправитель вызывал много споров.
Вообще, надо сказать, училки в наше время были ущербной и, по-своему, несчастной прослойкой пролетарского общества. Они по сути после институтов были обречены на одиночество, поскольку приходили в школы уже со сформированным прокурорским характером и умирали от злобной тоски за то, что не удавалось им полностью реализовать по отношению к нам все комплексы карательных мер, которые они называли "безграничной педагогической любовью".

- Нина Алексеевна оказалась на редкость удачливой женщиной. Ей одной из немногих училок удалось выйти замуж. Помните, как мы по ее настроению определяли - засадил ей накануне муж - да так, чтобы она три дня ходила на раскоряку - или опять оставил не удовлетворенной вымещать злобу на учениках? - напомнил Миша: - Впрочем, хоть кого-то она осчастливила в своей жизни, если не нас.

- Да уж, осчастливила, - подтвердил Семен: - Лет двадцать тому назад, помнится, шел я из гаража навеселе, придумывал на ходу "отмазку". И мне навстречу верблюжьей поступью шел Коля - муж Нины Алексеевны. В таких глубоких думах он был, что меня не узнал. Увидел, встрепенулся от неожиданности - кругом пусто, время подкатывало к полуночи - обратился ко мне: "Молодой человек, помогите мне, пожалуйста!" Я - ему: " Конечно, но в чем, собственно, заключается моя помощь?" А он - мне: "Перережьте мне, пожалуйста, горло или в сердце вбейте лезвие охотничьего ножа. Видите ли, сам себя я не могу: страшно, да и самоубийство, говорят - великий грех, а вам, вроде как, большого труда не составит. Вот, я и заплатить готов, и алиби для вас приготовил - записку, что ухожу по доброй воле и в своей смерти прошу никого не винить, кроме жены", - и протягивает мне деньги, завернутые в записку и тесак такой солидный. Я - ему: " Я бы с удовольствием помог вам, но боюсь грех на душу брать, я же не знаю, как на том свете к душегубцам относятся. Мне ведь тоже когда-нибудь придется предстать там и отчитаться о проделанной работе". Он - мне: "У-у, к тому времени я успею замолить все ваши грехи. Да и неизвестно, грех ли это - избавить грешника от мучений. Устал я жить очень, но еще больше устал от этой твари, установившей за мной прокурорский надзор. Так, сука, крепко ухватила за яйца, что целыми днями плачу от боли и страха. А чего я ее боюсь - и сам не знаю". Я - ему: Ну, это - ерунда - я-то думал, что-то серьезное, это лечится на раз. У меня в гараже запасов спирта, изъятых на заводе, и соленых лещей в бочках хватит на танковую дивизию". Потом нас три дня из гаража не могли выковырнуть.
                5.

В квартиру на первом этаже устроителя встречи одноклассников - оказалось, его звали Виктор, хотя я упорно почему-то называл его Володя - мужчины вошли последними, галантно пропустив вперед дам - для соблюдение мер по собственной безопасности и для того, чтобы женщины не расслаблялись, а быстро разгрузили сумки с водкой, настругали овощей, подогрели пироги, шашлыки и красиво сортировали стол. Хозяин остался на улице, но заметно нервничал.

Мы еще выкурили по паре сигарет в пятнадцати метрах от подъезда. В непринужденной беседе слегка прошлись по внутренней политике и международным отношениям; Семен - пока был трезвый - посоветовал нам, правительству и лично президенту провести в жизнь, придуманный им план по остановке у российских границ сирийских беженцев и прочих арабских исламистов. Его "Дорожная карта" с первого взгляда могла показаться безупречной. Он предложил всю пограничную полосу страны обложить свиным салом, которым с нами за долг, составивший три миллиарда долларов, расплатится Украина. Но было одно опасение: без сала Украина запросто могла прекратить свое существование и исчезнуть с политической карты мира. Семен сказал, что вопрос останется открытым до пятой рюмки, но после он обязательно придумает что-нибудь не убиваемое и богато откорректирует свою "Дорожную карту".
Потом как-то неуклюже вернулись к теме о бабах, но быстро поняли, что еще рано, не дозрели, и, вроде, замолчали, как вдруг сухой, жилистый старикашка с очень знакомым лицом заявил:

- Мне тоже в детстве белка палец прокусила. И - ничего, как заливал свинец в формочки после уроков на полянке, так и теперь занят любимым делом в литейном цехе.У меня горячий стаж, меня гонят на пенсию, а я другой жизни себе не представляю.
- Счастливый и редкий экземпляр, - сказал Миша.
А я поинтересовался:
- Ты же не учился в 10-ом "Б"? Но где я мог тебя видеть?
- Нигде! В гнезде! У меня лицо простое. Меня вечно с кем-то путают, потому что я похож на всех сразу. Эта особенность позволяет мне вводить в заблуждение очередную жертву, которая распознает во мне чуть ли не близкого родственника, - похрустывая шейными позвонками и скулами, точно боксер перед ударом гонга, обозначил он себя: - А вообще, мы учились вместе в 4-ом "Ж".

Трудно не согласиться. В начальных классах мы все были на одно лицо, испачканное чернилами из "непроливайки". И, как в музыкальной школе самым пугающим предметом было сольфеджио, так в первых классах наводили ужас уроки чистописания...
Еще жилистый старикашка припомнил, как первая учительница пыталась вдолбить нам, малолеткам, простую житейскую мудрость. Она говорила: "Чтобы не наделать в жизни кучу ошибок, старайтесь, дети, равняться на пионеров-героев и находить проверочное слово для правильного написания трудных слов с безударной гласной. Запомните, даже "корабль" имеет проверочное слово!"
                6.

Слово "линкор" угадать было не сложно, а вот равняться на пионеров-героев всё как-то не получалось. Больше мучил вопрос: как умудрились четыре польских танкиста и собака Шарик перебить всех фрицев на единственном канале Советского телевидения? А позже, когда подключили вторую программу, пришлось задуматься о том, что в телевизорах тумблеры, выщелкивая по кругу 12 каналов, были явно вмонтированы для каких-то определенных целей.
- Ну, ясно, для каких, - опять напомнил о себе Семен: - Анекдот же такой был. Мужик купил телевизор, сел смотреть, щёлк! на первый канал - там 24-й съезд КПСС; щёлк! на второй, а там выступление Леонида Ильича Брежнева; щёлк на третий - 24-й съезд КПСС; щёлк на четвертый, а там - выступление Леонида Ильича. Мужик - щёлк, щёлк, щёлк!... а на последнем канале сидит майор КГБ и, грозя пальчиком, говорит: " Я тебе, ****ь, пощёлкаю! Я тебе сейчас пощёлкаю!"
- Вообще-то, надо отдать должное Комитету Глубинного Бурения, они у себя сочиняли классные анекдоты. Говорят, у них был специальный отдел по сочинительству и распространению, размером с институт. Благодаря комитету мы всегда были в курсе политических настроений Василия Ивановича Чапаева и еще много интересного узнали про историческое значение споров между русским, евреем, американцем и чукчей. Короче, росли грамотными и подкованными. Не то, что наши дети, - Миша полез во внутренний карман куртки, достал оттуда мятый лист бумаги с залитым в него аккуратным кирпичиком, точно "Черный квадрат" Казимира Малевича, текстом, и протянул мне: - Такие сочинения писали наши дети. Я уже лет пятнадцать с собой ношу. Всё налюбоваться никак не могу.Экзаменационное сочинение на свободную тему:"Учение - свет, знание - сила".
                7.

Не успел я прочесть двух строк, как понял, что автор - гений, и для того, чтобы остальные могли убедиться в этом, зачитал вслух отрывок:
"Раньше в деревнях не было электричества, поэтому зимой крестьянам делать было нечего и они, соответственно, от нечего делать делали детей. Телевизоры без электричества не показывали, "лампочки Ильича" Ленин еще не придумал. Из всех осветительных приборов исправно работала только лучина, тускло отражаясь в кадке с водой.
Бывало, осмелев в темное время суток, за зиму крестьяне успевали наделать столько детей, что сосчитать их летом не могли, потому что были необразованными и не знали, как правильно пользоваться калькуляторами, работавшими на солнечных батареях. И дети были тоже - не подарок: до рассвета успевали разбежаться - кто на речку к лошадям в ночное, кто просить копеечку или калач у барина в усадьбе.
Питались крестьяне плохо, было им некогда, всё больше отрабатывали барщину и оброк, но барин всё равно хлестал их плетью, потому что страна была аграрной, а работать в поле крестьяне шли неохотно и после обеда долго спали. И ночью еще пару раз засыпали. Такая была у них дурная привычка.
Но вот, наконец, наступила ВОСРЯ, то есть Великая Октябрьская Социальная Революция, а с ней ГОЭЛРО Военного коммунизма и привезла в деревню электрические провода, столбы, кулаков и яркие лампочки аж в 10 свечей!
Задули крестьяне лучину в кадке с водой, включили люстры, торшеры; глянули под лавки, а там детей навалено, как конского навоза Первой армией Будёного.
Много, конечно, в крестьянской семье было детей соседских и пришлых, прибившихся случайно или сбежавших от зажиточных кулаков. Тех, что были почище и в пионерских галстуках, крестьяне оставляли, как правило, себе, остальных отправляли на сборку фотоаппаратов ФЭД (Феликс Эдмундович Дзержинский). Но это случилось позже, когда вождь В.И. Ульянов, по партийной кличке Николай Ленин - так звали его двоюродного брата - уже откомандировали в Мавзолей имени его двоюродного брата. Мавзолей до сих пор стоит на том же самом месте и внутри освещается теми лампочками, какие вождь и придумал в свое время.
Некоторые злопыхатели утверждают, что Ульянов там лежит не натуральный, а пластмассовый. Я не могу подтвердить или опровергнуть этот факт, потому что не щупала труп Ленина и признаюсь чистосердечно в недостатке тактильных ощущений..."
                8.

- Извини, но я не разделяю твоего восторга, - не дав дочитать, вырвал из рук гениальное сочинение Виктор, которого я упорно продолжал называть Володей.
- Почему же? - обиделся я на то, что смог его обидеть своим безобидным чтением.
Он свернул листок вчетверо и вернул Мише:
- Когда на твою совесть присело и квасит тебя капустным гнетом 80 килограмм живого веса, не очень хочется откровенничать с одноклассниками о том, что и воспитатели из нас получились хреновые, - зло выговорил Виктор, он же Володя: - Это на форуме, в "Одноклассниках" все мы мачо с пикчу по колено, денег у нас мешок и хрен до кишок, а при встрече, и глядя друг другу в глаза - обычные неудачники и, если что и умеем профессионально делать, то - по стариковски не сдерживать газов в публичных местах. Вероятнее всего, такими мы видимся со стороны.
- Кому и какими?
- Детям, и такими... сугубо исполнительными. На большее, чем исполнять идиотские приходи одного тупого и самовлюбленного негодяя, мы не способны. Причем, все, без исключения. Глядя на нас, дети хорошо понимают, что рабы, для которых лучшее вознаграждение - это отсутствие наказания, никогда не смогут воспитать свободных граждан..., - Виктор-Володя, он же хозяин квартиры и устроитель встречи выпускников, подошел к своему древнему "Жигуленку", погладил боковое зеркало, точно трофей, захваченный в смертельном бою, и только потом боднул морозный воздух, приглашая нас в квартиру, к праздничному столу.
Мне показалось, что "Жигуленок" поежился от холода. Двор был мрачным, точно завешанным старыми тряпками от звездного неба.
В зале однокомнатной квартиры бабушки с дизайнерским упоением накрыли стол: шесть бутылок водки и одну бутылку шампанского обложили салатами и фруктами и холодцом в одноразовой посуде.
Я предупредил, что пить не буду не потому, что чем-то болею - я вообще, кроме сифилиса ничем не болею, - но потому, что вот такой я подозрительный фуфел: за руль сажусь всегда трезвым, а долго смотреть на милые пьяные рожи не смогу и уеду домой через два часа.
Семен сказал:
- Это ничего не меняет. Все равно придется еще бежать в Гастроном за одной. Так всегда, когда свяжешься с женщинами. После шестой бутылки сразу начинается последняя, пятая.
- Суровые дамы.
- Стойкие, - поправил меня Семен.
                9.


После третьего, поминального тоста бабушки под хозяйскую гитару затянули:

"Ты покорил меня сатином фиолетовым,
Свисавшим эротично до колен.
Случилось всё на пляже, жарким летом:
Сперва галантно даме ты налил абсент.
Но, как партийная, я пить с тобой не стала,
Хотя, ученье Маркса пить не запрещало..."

Пели одноклассницы душевно и чуть было не выдавили из меня слезу.
Впрочем, еще лет десять назад я стал ловить себя на том, что становлюсь не по-людски сентиментальным. Мелодраму по телеку посмотрю со счастливым финалом или грустную песенку услышу в исполнении Элиса Купера, и всё - сдержать слез и газов сил уже не хватало. Так - часто случалось - и боролся в одиночестве со своими, легко ранимыми старческими чувствами, вытирая слезы и задыхаясь от высокой концентрации серо-водорода в одном взятом помещении. Домашние быстро обходили кабинет стороной, а жена, хоть и слабо верила в чудо, но, продолжая питать надежду, приглушенным подушкой окриком проверяла обычно из спальни:
- Ты уже разлагаешься?
Сколько лет вместе? А она все никак не свыкнется с мыслью, что развернутая душа у мужика может иметь свой специфический запах. Ну да, не ландыш или василёк, или какой-нибудь другой сорняк бесплодный. А вот, например, Дуриан. Черти так не пахнут, как этот зрелый плод, признанный тайцами самым вкусным фруктом в мире.Значит, и во мне, зрелом, есть много вкусного. Жри и не нюхай.

Пели бабушки душевно. После пятой, поминальной рюмки водки им было все равно, что петь, лишь бы петь:
"Дожди и холода.
Беда.
Листья спрятаться от ветра не успели
Опали, почернели
Так всегда
Променять тепло ветвей
На глянец стоптанных в грязи дорог
Я бы так не смог..."

- Помнишь? - спросил вдруг Миша и тут же добавил: - Замечательные песни сочинял Саша Гриб. Давайте, помянем. Пришла его очередь.
Помянули, закусили, помолчали для приличия. Потом я сказал:
- Это не его песни.
- А чьи?
- Теперь не важно. Лучше, конечно, чтобы были его, но еще лучше не приписывать ему чужих грехов.

Я смутно помнил Сашу Грибова. Носился на переменах между столами какой-то дрыщ с размытым временем лицом и приставал ко всем, размахивая журналом "Семья и школа":
"Не праздный вопрос! Вопрос не праздный: Обязательно надо пороть своих детей?" - и сам же отвечал за всех: "Думаю, что обязательно! И хлестать изо всех сил по тому месту, которое без надлежащей шлифовки солдатским ремнем с отрочества начинает метаться в поисках приключений. Оно - это место - в прямой и самой прочной связи с головой. Чем чаще вбивают там, тем больше оседает здесь!" - сверлил он указательным пальцем у виска.
- Может, он был и прав? - задумался Семён: - я сейчас подсчитал и пришел к выводу: Всех, кого пороли в детстве, выросли неплохими людьми.
- А кого не пороли? - тут же поинтересовался Миша.
- Кого не пороли, те тоже выросли. Короче, все выросли! - удивился Семен неожиданному открытию, повеселев на мгновенье, но снова что-то пересчитав в уме, свел дебит с кредитом и печально добавил:

 - Я знаю, что своих детей Саша вообще не порол, даже голос на них не повышал, но от этого дети уважать его больше не стали. Скорее, наоборот - посмеивались над ним в ладошку, хамили, в грош его, как родителя, не ставили. Он злился на весь свет; проклинал Карнеги и всю гуманистическую систему воспитания Сухомлинского. Потом полностью замкнулся в себе, занял отведенную ему комнату и, сослав себя в добровольное одиночество, общался лишь с холодильником, как ночной тать; изводил себя мыслями о никчемности своего существования и усиленно готовился к разводу, пока не пришло к нему погостить весеннее обострение. И тогда он взял и повесился на том самом солдатском ремне, которым отец регулярно и целеустремленно порол Сашу.
- Из-за этого повесился? Не говори ерунды! - вырвалось у меня.
- Нет, разумеется, не только из-за этого. Но вкупе, так сказать, вкупе...
- С чем?
- Тут уж, извини, литром водки в одну харю не разобраться и тверезому не объяснить, почему восемь лет назад, четвертого марта, ровно через два часа после того, как мы встретились в забегаловке - бывшей "Пельменной", что возле пруда - Саша наложил на себя руки.
                10.

Ничего не предвещало, а, может, предвещало, только я не уловил. Мы культурно квасили с Рыжим, пришел Саша и подсел ко мне. Тогда еще Верка Кишкаева из параллельного разливала пиво за стойкой - ну, та, которая потом своего мужа и нашего однокашника Гришу Котова топором порешила за то, что Гриша застукал ее в мужском туалете за оральным сексом. Как в анекдоте: " Одна подруга спрашивает у другой: "Ты когда-нибудь видела глаза мужа, когда брала в рот? Нет? А я видела. Беру я, значит, в рот, и тут заходит муж". Ну, ладно, об этом - потом расскажу, если вспомню. И вообще, о том почему наши отличницы-медалистки вдруг стали опойками...
Так вот, подсел Саша и слету вылепил мне:
"Ты веришь, что я - некрофил?"
Я подумал и ответил:
"Я и значения этого слова не знаю. Как я могу верить в то, чего не знаю?"
Ладно, Рыжий вмешался и пояснил. А то так бы до сегодня все мучился и стыдился своей необразованности. Он сказал:
"Чего тут знать? Некрофил - это тот, который из могил мертвых баб выкапывает, **** их и потом опять зарывает в том же месте, не оставляя следов - будто так и было и ничего там будто не было".
Я подумал и сказал:
"Саша, ты всегда выбираешь для себя самый сложный, высоко затратный и низко оплачиваемый путь. Не лень тебе лопатой землю раскидывать, гроб вскрывать, потом снова
улики закидывать землей? У нас же добрая половина баб в постели становятся мертвей мертвых. От одного вида голого мужика леденеют и лежат сваленным "зимником", тщетно
надеясь - а вдруг пронесет?
И он - мне:
- Потому вот я такой некрофил, что у меня все непредсказуемо сложно и запутанно.
Дальше поведал Саша с некоторыми подробностями:
"Соседи по площадке в двух квартирах, в общем-то - нормальные люди. Все мы живем неприметно; друг друга узнаем в лицо, как-то реагируем, здороваемся и даже при
встрече можем поздравить с каким-нибудь наступающим праздником. А третья квартира сдается хозяйкой, которую никто из соседей не помнит.Рожи там обитают непостоянные и потому подозрительные: то речь не русская из-за двери иногда слышалась - и приходилось вызывать миграционную службу; то запахи витали подозрительные - и срочно звонили в Наркоконтроль или Роспотребнадзор, а то и вовсе неформалы какие-нибудь из квартиры пытались притон устроить, чтобы наладить в ней производство "поясов шахидок" в промышленном масштабе. Все время надо было быть на чеку, не дремать и молниеносно реагировать. Мы и возле мусоропровода не курили, чтобы не упустить момент, когда появится вдруг запах газа.
И вот, в очередной раз, после того, как с нарядом милиции взломали дверь и задержали иностранца, поселилась в квартире семейная пара и стала жить в ней так подозрительно тихо, так незаметно, что чуть было не извела всех нас, соседей. Никто их не видел, никто не слышал, никто ничего не мог унюхать и выводов соответствующих сделать не мог, будто специально провоцировали нас совершить глупость или необдуманный поступок.
Я первым предложил отменить временно запрет на курение в подъезде. Любопытство раздирало так, что уже не хватало пачки сигарет на вечер - на каждый шорох или скрип соседской двери выскакивал на площадку покурить. Всё ждал, что хотя бы увижу мельком эту треклятую парочку. И нутро подсказывало, что - не зря.
И ведь точно, дождался! Опасения подтвердились. Как-то выскочил на щелканье замка к мусоропроводу с сигаретой в зубах и нос к носу столкнулся... С кем бы ты думал?Ни за что не догадаешься. А столкнулся я с Лерой Воровайкой, Валерией Максимовной - нашей предпоследней классной руководительницей, той, что собрала весной 75-го с нас деньги на шторы для класса и летом с ними смылась в неизвестном направлении.
Выглядела она так, будто тридцать лет консервировалась в Салоне Красоты. Ну, это объяснимо: на наши-то денежки можно и не такую красотищу на свою конституцию тридцать лет наводить. Грудь высокая, ноги длинные, стойка моложавая, не придавленная к земле, хоть сразу глазами раздевай и носом кончай. По-моему, у нас в школе еще в то время не было мужика, который не мечтал изнасиловать ее. А тут она еще более похорошела, сок набрала, потушила в похотливом взоре последние огоньки не преступности - бери ее всю у мусоропровода и удовлетворяй свою юношескую мечту.

Я сказал ей:

"Должок решили вернуть?
Она тревожно дернулась, словно проснулась от неприятного прикосновения, нервно отскочила в сторону, потом, вдавив локти в живот, раскрыла ладони и нацелила по-
кошачьи на меня когти. Лицо ее залилось бойцовским окрасом.

Точь в точь, как тогда, много лет назад, когда я, выследив ее в лесопарке, - она спешила в школу, - напал из кустов сзади, повалил лицом в землю, задрал короткую юбку и стал рвать на ней колготы. Она издавала странные грудные звуки - пыталась звать на помощь, будто я бы и сам не справился ? - громкий клёкот в её груди вырывался наружу пугающим хрипом. Тогда я вырвал клок травы и заткнул им её рот. Она сразу обмякла, притихла и затаилась пойманной птицей. Я еще удивился в тот момент, что всё мне давалось легко с этой необъезженной кобылицей и работало в точном соответствии с рекомендациями, данными "Валькирией" революции Александрой Коллонтай в повести "Любовь пчел трудовых". Книгу эту, еще будучи пионером, я нашел у деда и зачитал ее в пыль. А будь училка построптивее, ей бы труда не составило скинуть меня, -
маленького, тщедушного, дрожащего от страха школьника - и затоптать на месте.
"И эта грозная, неприступная особь, которой я раньше боялся больше родительского ремня из-за двоек и колов, что она выставляла в моем дневнике, перед которой я млел от одного недовольного её и брезгливого взгляда и грудного рыка, эта дикая и красивая как природа тварь, распласталась подо мной и смиренно ждала своей участи."
Я расслабился, теша себя мыслью о том, что Валерию Максимовну так или иначе должны были все равно изнасиловать. Не могла, не имела права такая совершенная красотень расхаживать по поселку необузданной и непуганой. Лучше уж я, чем Димка Кузнецов или Вовка Чайка - они каждый божий день грозились сделать это с ней в особо извращенной форме.
Но именно тогда, когда я на мгновенье потерял бдительность, размечтавшись о том, как удивятся пацаны, как зауважают, и станут называть ебакой грозным, Валерия
Максимовна резко качнулась, скинула меня, встав во весь рост и ударила ногой в пах, но не больно, а по касательной.
"Гадёныш!" - шипела она, - Гадёныш! - и казалось, готова была зацарапать меня до смерти.
А я, притворившись покалеченным, катался и корчился от боли, не забывая одним глазом разглядывать ее ноги: Какие же они красивые, какие обворожительные, если смотреть
на них снизу.
Потом я спросил у нее:
" Родителей в школу отправлять?"
Она еще раз прошипела: "Гаденыш!" - видимо, от страха и возмущения не могла подобрать слова позабористей, или челюсти свело - вдруг завыла, как сельская баба у которой в автобусе вырезали кошелек, уселась рядом, выпучила глаза и... нарыдавшись вдоволь, вдруг спокойно и холодно попросила:
"Никому не говори! Если кто-то узнает, то тебя посадят. Обязательно посадят!"
А о чем говорить? О том, как в промокших штанах сидел и позорно выслушивал наставления училки и потом отрабатывал дальнейшую линию своего поведения в отношение её,
школы, партии и лично Генерального Секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнего?
Не получилось у меня - не срослось у нас. Я чего-то потерял - она чего-то не дополучила. До конца четверти он так и продолжала рисовать мне в дневнике двойки и колы, а я разрабатывал новый план нападения, но, наращивая на похоти еще и чувство мести,которое, по словам все той же Александры Коллонтай срабатывало безотказно в критические моменты.


И вот, спустя тридцать лет, она опять, приняв бойцовскую стойку, и налившись боевым окрасом стояла напротив меня и испуганно выясняла:
"Вы кто? Что вам нужно?!"
"Не узнаёте?"
"Нет! - долго и пристально меня разглядывала. Потом повторила: - Нет, я вас не знаю!"
"Пойдёмте ко мне чаю попить и вы вспомните", - я схватил ее крепко за руку, применив прием "Лошадиный укус" и поволок к себе в комнату, нежно убеждая:
"Специально для вас заварю божественный напиток. Два раза отхлебнете и будете счастливы до конца жизни".
На кухне заварил чай, влил в ее чашку концентрированного яду, выпаренного из ягод ландыша и цветов рододендрона симса, Расставил красиво чайную пару на подносе,
торжественно внес его в комнату и двери защелкнул на собачку.
"Что я должна была вспомнить?" - спросила она, отпив пару глотков яда из чашки.
"Еще сделай три контрольных глотка, и я скажу... За маму, за папу, за похотливого ученика, оказавшимся неудачником и... еще глоточек - за одно незаконченное дело. Я тридцать лет ждал этого момента. Полностью зациклился и посвятил себя этому финалу. Почему, почему ты не дала мне тогда? Почему не пожалела мальчонку, почему не захотела ноги раздвинуть и этим поломала мне всю жизнь? Ничего бы от тебя не убыло. А, может, я бы через два года на тебе женился даже? Теперь вспомнила? Чего молчишь?
"Н-н-эт!" - через силу выговорила она.
"Ага, уже язык не шевелится? Руки парализованы и в ногах газировка? Действие яда стремительно. Сейчас я тебе помогу: раздену до гола и уроню на пол".
Долго мучился с ее трусами и лифчиком. Пока ковырялся с крючками и петельками вспомнил один французский фильм, где два приятеля выкрали из морга труп красотки и пользовали его на заброшенном пляже до тех пор, пока он не начал разлагаться, а потом отпустили труп качаться на волнах в море.

Сверхидея фильма, конечно, была совершенно другой, но инструкция по прямому использованию мертвецов во времена экономического и духовного кризиса излагалась в картине с документальной точностью. Пей, что горит; трахай, что шевелится. А что не шевелится, шевели и трахай на здоровье!

Неожиданно вернулась с работы жена и постучала в двери моей комнаты.
Я набросил плед на труп моей бывшей училки и приоткрыл двери.
Жена в щелочку спросила:
"У тебя гости?"
"Нету у меня никого!"
"Опять врешь! А чьи пятки торчат из-под пледа? Кто там у тебя лежит на ковре? Кого от меня прячешь?
Я так сильно испугался жены и своего полного разоблачения, что сразу ПРОСНУЛСЯ в испарине и с диким скрежеторм зубов.

Было утро. Солнце пыталось раздвинуть шторы. Золотая и живительная полоска света трепетала в подушках дивана.
Я пошел из кабинета в спальню. На скрип паркета жена открыла глаз - чутко всегда спала - и недовольно пробурчала:
"Опять ты всю ночь стонал, не давал мне уснуть. Устала я", - и отвернулась, перевалив себя по частям на правый бок.
Я спросил:
"Ты не знаешь, можно сейчас в подъезде курить?"
"Кури в туалете".
"В туалете скучно" - сказал я, надел спортивные штаны, футболку с дельфином на груди, обул розовые тапочки жены и вышел к мусоропроводу.
В закутке, возле мусоропровода, прислонившись к батарее, сидел на корточках и курил незнакомец.
"Здравствуйте, - с открытой душой пожелал я ему: - Это вы - наш новый сосед?"
"Да!"
"Гляжу, вы нервно курите в сторонке, Что-то случилось?"
" Да так, ничего особенного: жена пропала. Вчера ушла из дому и не предупредила - куда, зачем? У вас здесь, случайно, маньяки не водятся?"
" Водятся. А где их нет? Повсюду - тьма тьмущая. Правда, наши, местные - маньяки узкопрофильные, в основном специализируются на учительницах".
" Бинго! Надо же, и моя - такая: учителка из древней династии педагогов".
" Валерия Максимовна?"
"Нет, Ольга Дмитриевна, - поправил он и вдруг втсрепенулся: - А откуда вы знаете Валерию Максимовну? Это - моя теща. Теща дорогая".
" А у нас, что ни теща, то обязательно Валерия Максимовна".
"Все равно, странно, хотя, теща когда-то преподавала в одной из местных школ. Если она бывала в гневе, и ученикам перепадало, как постоянно мне перепадает, то ее могли надолго здесь запомнить".
"Мне от нее, скажу честно, ничего не перепало".
"Куда же, все-таки, запропастилась жена? - вспомнив, резко погрустнел незнакомец: - Опять без меня кинулась наверно на поиски своего биологического отца".
" И кто у нее биологический отец?"
"Некий Дмитрий Кузнецов. Бывший ученик Валерии Максимовны. Не знаете такого?
"Вообще-то, я лучше знал Вову Чайку, но он уже давно умер. Может и ваш биологический тесть тоже давно умер?"
                11.

Семён замолчал, будто впав в глубокие сомнения - рассказывать ли ему дальше? Налил себе водки, повертел с хрустом в руках пластиковым стаканом и хитро кивнул головой в мою сторону: может, мол, пришло время и Диме Кузнецову в чем-то признаться?

Точно после взрыва оглушило безмолвием, и тишина заложила уши.Все уставились на меня, полагая, что теперь мне не отвертеться.
Глупо было ждать от меня исповеди, потому что вся красочно изложенная Семеном от лица Саши Грибова история шита белыми нитками.

Проткнул гнилой пузырь безмолвия слабый голос Миши. Он спросил Семёна:
- И что было дальше?

Семен ответил неохотно:
- А дальше: Саша опять проснулся.

- Как же так? - выразил претензию Миша: - Значит, Гриб пересказал тебе свои сны за два часа до самоубийства, а ты сделал соответствующие выводы и теперь обвиняешь во всем Димку - он по-братски похлопал меня по плечу.
- Ты чего, с дуба рухнул? - возмутился Семен: - Никого я не обвиняю! Тем более - Димона. Но есть такой синдром, - я забыл, как он называется, - когда во сне ты
сильно захотел писать, проснулся, открыл глаза и, превозмогая свой сон пошел к унитазу; стоишь там и ждешь облегчения, а его нет, как не было, тогда ты понимаешь что ты спишь, что сработали защитные силы сознания, а мочевой пузырь уже ломит страшно; и ты просыпаешься, идешь в туалет и опять не можешь облегчиться, потому что понимаешь, что еще спишь; и вот тогда ты сознаешь, что еще несколько секунд и ты не выдержишь и обоссышь всю постель; ты вскакиваешь, несешься в клозет, на бегу окропляя путь, подлетаешь к унитазу, сдергиваешь трусы и...окончательно просыпаешься в постели, чтобы едва добежав до туалета, понять , что ты все-таки спишь; тогда ты назло себе ты поднимаешься с постели, твердой походкой направляешься в туалет, но по дороге тебя настигают смутные сомнения - а не спишь ли ты? И оказывается - точно, еще спишь.

Так вот, как бы сильно тебя сны не одолевали, а пописать все равно придется...
                12

 Я взял у Миши гитару и сказал:
- Этот сон, в котором вы пытаетесь запереть меня в ловушке, я забуду сразу, как только проснусь. Лет двадцать не держал гитару в руках.
- Не бздите, товарищ Кузнецов! Женский актив 10-го "Б", сочувствуя вам, поддерживает и одобряет верно выбранную вами систему защиты, - прошамкала бабка в мою сторону с древней, еще пленочной видиокамерой в руках. Она исполняла обязанности оператора на вечерах встреч одноклассников, а в свободное время посещала Краеведческий музей, где числилась его директором: - А тебе, Семен, не стыдно свои болячки примеривать на других? - игриво укорила она толстяка: Кто там ссытся, не ссытся? Всем же известно, что у Саши Грибова был рак поджелудочной. К тому же - предрасположенность. Он не раз предпринимал попытки..
- Я и говорю: вкупе. Не исполненные мечты, не использованные возможности, отвергнутые страсти, отбитый пах. Наложилось одно на другое, - постановил Семен; - Сны, конечно, снами, здесь я соглашусь, но Валерия Максимовна вписала в метрику дочери - Ольга Дмитриевна. Я проверил - замуж наша классная так и не вышла. Поэтому у меня один вопрос к Димке Кузнецу: биологическая дочь разыскала тебя?
- Правдоискатель ты наш грандиозный. Старенький, скукоженный банный листочек, - махнула на него рукой директриса.
Выпили уже достаточно, чтобы начать серьезный разговор о политике.
Миша первым определил тему, сказав:
- Вы меня все время спрашиваете: как за рубежом нашего отличить от не нашего? - хотя никто из нас вообще не думал спрашивать его об этом:- Так вот, на правах профессора и бывшего доцента кафедры "Научного Коммунизма", скажу прямо, без утайки: Элементарно можно отличить. Только наши, взяв в кассе общественной бани билет на одно лицо, норовят там заодно помыть себе и жопу! А в остальном, наших трудно отличить от цивилизованного, среднестатистического европейца.
- Ну, ты, Миша, прям Шарндарович какой-то, - восторженно вступил следом в дискуссию Семен без оглядки на сложную международную обстановку: - Нет! Лучше! Ты прям, как полковник одного военного ревю на радио"Комсомольская правда" имени своей украинской фамилии. Тот, что командным голосом предупреждает слушателей: "Не забудьте подмыться, уважаемые радиослушатели! Я сейчас вещать буду!" Когда я слушаю, как он поливает дерьмом своих родственников и однофамильцев, ревю и ревю, ревю и сморкаюсь в пуховый платок.
- А, наши -это кто? - вдруг обратился ко всем, но спросил будто у себя Семен и себе же ответил: - Сразу хочу быть полит корректным и заявить, что хохлы - не наши, но для нас они, как лакмусовая полоска, поскольку в бане их поведение ничем не отличается от нашего. Все мы - состоявшиеся неудачники или удачливые приспособленцы - злы на мир, в котором рядом живут хохлы. Потому миром правит зло. Хохлы высокомерны и подлы. Они же считают, что всех нас кацапов надо было еще в конце восьмидесятых вырезать с корнем, как созревший фурункул на здоровой жопе цивилизации. И сейчас недоумевают: почему нас Природа пощадила? Наверное, из гуманных соображений предоставила нам право свободного выбора: уйти добровольно, повесившись на суку, и не мешать дальше развиваться цивилизованной Европе или мучиться остаток жизни, выдавливать по капле из себя раба, чтобы в конце концов обнаружить, что кроме раба в кацапах больше никого и нет, лишь затекшее мертвечиной место, где по всем признакам должна была находиться душа?
- Не понимаю, чем тебя хохлы-то допекли?
- А тем, что не имеют они права озвучивать мои мысли! Я, я могу так о себе говорить, а они - нет! Пусть прижухнут в своей "не залежной" и молча крутят глобус Украины.
- Дывытися, хлопци: кацап Семён Буряк возмущен поведением хохлов Ивановых, Петровых, Сидоровых! - хихикнул Миша.
- Да, я не Иванов, но я русский.
- По паспорту?
- И по морде.
- Я помню, что весь педагогический коллектив в нашу юность состоял из "русских" - от химички Зубарь до директора Гулько.
- Вы забыли, мужики, что в то время в паспорте, в графе национальность мы все обозначались одной национальностью "ЗЮЧ", - вставил я свой пятачок в раздрай пьяных одноклассников. Национальный вопрос, однако.
                13.

Пока Семен демонстрировал бабушкам, как правильно нужно двигать носом шмотень сала по ломтю хлеба, я бряцал по струнам, пытаясь вспомнить текст одной прочно забытой песни, которой давным-давно охмурял Валерию Максимовну.
Лера была хохлушкой, но называла себя донской казачкой. Ей так нравилось.
- У меня прадед был донским казаком, - горда заявляла она, - а донской казак - это не русский лапоть. Это - отдельная нация!
- А с правого боку ты похожа на старательно отбеленную негритянку из африканского племени глазастых губошлепов, -пытался осторожно я сбить с нее спесь высокомерия.
Её раздражало буквально всё: хмурые, земельного оттенка лица прохожих, их бесцветная одежда, серый, пугающий лес, дым из заводских труб, опадавший под тяжестью собственного веса на город, сам провинциальный и не тронутый цивилизацией город, основательно загаженный строениями барачного типа и непролазным настилом красной глины.
- Как вы здесь живёте? - в отчаянии спрашивала она.
- А вы? - защищался я как умел.
- Когда-нибудь, если тебе вообще удастся вырваться из этой клоаки, ты приедешь в мой родной Николаев и увидишь, что такое такое настоящая жизнь, задохнешься от
свободы и красоты.
В вашем городе мне противно дышать, страшно одиноко и постоянно хочется выть во весь голос.
- Не зачахнешь, - утешал я её: - У тебя здесь есть, кем потешить себя.
Был вечер. И вечер был весенним. И весна была по-летнему теплой, с южными, майскими ветрами и очищенной от туч "гнилой дырой" на северо-западе.
Обычно я поджидал Леру возле гаражей, на узкой дороге, размазанной грязью в подступах к лесопарку. Мне казалось, что ни у кого из знакомых не должно было вызывать подозрений то обстоятельство, что ученик провожает через лес в общежитие РОНО свою классную руководительницу. Но Лера всякий раз, заприметив меня, тревожно начинала оглядываться и недовольно качать головой - мол, отползай-ка ты, Дима, вглубь леса и прячься за пенек.
Опасалась, что доброжелатели очень скоро донесут на неё директору школы. Позора не оберешься, выжгут на плече лилию за аморальное поведение , и главным клеймовщиком будет директор.
- Наверное, Владимир Иванович о нас все знает, только делает вид, что ему ничего не известно. Я чую сердцем, меня трудно обмануть, - часто повторяла Лера.
Мы шли по лесу медленно, стараясь как можно меньше запачкать обувь. Не шли, а мучительно преодолевали, залитые липкой грязью колеи.
Лера тревожилась за югославские сапоги, купленные по случаю родителями и отправленные ей из Николаева посылкой к Дню рождения.
Я доставлял ей лишние заботы. Без меня она бы из школы шла в обход леса - по чистому и уже высохшему асфальту.
- Одни убытки от тебя, - зло шутила она: - Еще потерплю немного и реализую первый пункт нашего соглашения. А первый пункт был озвучен ею еще в марте так: "Если кому-то из нас не понравится или надоест, или разлюбит, то он или она не будет скрывать, а сразу объявит о разрыве всяких отношений". Как у басурман: трижды сказал "Нет" и - гуляй, наслаждайся волей.

Эта "дразнилка" была обычной и непременной уловкой собственницы. Лера испытывала меня на прочность чувств, стойкость и пылкую преданность: Не разлюбил ли, не задумал ли схильнуть?"
На какую-такую лямуру-тужуру-бонжуру-пержуру она рассчитывала, устраивая мне регулярно проверки на вшивость, если прочным и стойким в отношениях с ней был у меня только один инструмент, да и тот - в штанах, и не всегда исполнял команды.
Я - простой провинциальный парень, угнетенный возрастным сатириазисом, - усиленным половым влечением, - пришел однажды к ней в гости с гитарой; спел, подражая А. Дольскому; насочинял всякой всячины о себе, усыпив ее бдительность дежурными фразами, типа: "Французы говорят, что любовь - это эгоизм вдвоем" и" Если любить, то надо любить всегда слепо, без страховки. Я люблю тебя именно так - ключевое слово "без страховки" - схожу по тебе с ума, стели скорее постель, пока я мою чашки".
А, ошарашенная моей настырной наглостью Лера, сперва лишь хватала воздух ртом, как рыба на горячем песке, затем буквально прохрипела: "Ты рехнулся, мальчик?" Села на кровать и минут пять раскачивалась молча, стиснув руками голову. Но в конце концов в строгом исполнении отведенной ей роли в сценарии, расписанным мне накануне более опытными пацанами со двора, Лера успокоилась и обреченно произнесла, будто призналась: "Только мне ЭТО дело очень и очень не нравится, И ЭТО у меня не было очень и очень давно. А еще: у меня маленькая грудь".
" С такими красивыми ногами о грудях вообще можно забыть!" - радовался я тому, что рекомендации Вовки Чайки по охмурению девиц старшей возрастной группы опять отработали безотказно. Я боялся уже другого - что перегорю, истлею, кончу, опозорившись еще до того, как упаду на нее. Я промямлил от себя: "Извините, если чем-то обидел".

Вот тогда-то, в первую ночь Лера и выдвинула условие: "Если кому-то из нас надоест или... в общем, скрывать друг от друга ничего не будем и расстанемся друзьями. Согласен?"
А до этого она стонала и вскрикивала: "Руки! Руки! У тебя волшебные руки! Ты сводишь с ума!"

И потом: "Странно, но я тебя нисколько не стесняюсь.Разгуливаю перед тобой голой, будто знаю тебя сто лет. А ты?"

А я замкнулся на подозрении, что у Леры вообще никогда не было мужчины.
На середине пути, возле деревянного моста, перекинутого горбом через глубокий овраг, мы обычно останавливались, и я ловил ртом ее губы. Она уворачивалась, недовольно кривясь, просила не возбуждать её и подставляла свою длинную тугую шею. Я впивался ей в мочку уха.
Будущего у нас быть не могло. Хотя я настойчиво врал и просил считать за истину последней инстанции мои мечты, в которых наша совместная жизнь, как единая судьба с тремя детьми и десятью внуками растянется в бесконечность.
"Свисток смоленый! Не криви душой! - выговаривала мне Лера: - Какие еще дети? Ты хотя бы дорасти до восемнадцати. Мне тогда, старой кляче, уже стукнет двадцать четыре. Любовь твоя пройдет так быстро, что помидоры не успеют завянуть. Да и кто тебе, деточка, разрешит жениться на мне - с вашими-то старорежимными нравами и культурой?"

"Зато ты высоконравственная и культурная: брови выщипала, а лобок побрить не удосужилась. Пол дня, как кот после умывания, языком с нёба кудрявые волосы слизываю" - ехидно думал я, но ума хватало - не озвучивать Лере своих мыслей.
У моста заканчивался лес и сразу за мостом, на крутом склоне вырисовывался просевшими домами частный сектор.

Из третьего слева двора выскочил охотничий пес породы Курцхаар. Он всегда выскакивал при нашем появлении, и запуская волны коричневых пятен по мраморной спине, резво нарезал круги, а потом садился перед нами, ожидая ответной восторженной любви от нас.

- Я похож на него: также ношусь вокруг тебя из последних сил, жду, когда ты меня пожалеешь, приласкаешь, всячески стараюсь показать, как сильно тебя люблю,как предан тебе. И получаю от тебя пинки, упреки, недовольство...
- Бедненький. Как ты недавно пел? "Прошла, окатив безразличием, словно нА руки скинула плащ, остудила бубновым величием, хот заплачь...

Говори, говори, говори, - подтрунивала надо мной Лера, - ты мне нравишься особенно, когда восторгаешься мной. Я чувствую себя в безопасности. По крайней мере знаю, что не укусишь.
- По аналогии с испанской поговоркой: "Лающий пес не кусает?"
- Догадливый ты мой, но, все равно, бедненький.
- Местные псы находятся в группе особого риска. Повально заражаются бешенством от лис, нагрянувших в наши леса из соседних областей.
- Не волнуйся, если я обнаружу у тебя первые симптомы бешенства - ну, там слюна запузырится или других баб начнешь пожирать похотливыми глазенками - у меня все инструменты для разделки туши приготовлены, лежат в чулане и ждут не дождутся своей праведной миссии, - порадовала Лера меня веселыми перспективами семейной жизни.
Пес проводил нас до "желтого" дома. Проскунячил, выдохнув из себя в сухом остатке последние чувства любви так искренне, что можно было еще постоять и полюбоваться его любовью к нам и всему человеческому роду, развернулся и резво побежал обратно. Мне послышалось, что он насвистывал на ходу мелодию из Слейда "Мама, мы все сошли с ума!"
В "желтом" доме жили девицы, которых недавно выслали из Москвы за 101-й километр. Я ходил туда однажды погостить и заодно узнать: правда ли, что всем женщицам от мужиков нужно только одно - пожизненный пансион и немного детей?
В меня там влили стакан водки, проверили: смогу ли я не трезвым отличить по упаковке заграничные презервативы от жевательной резинки, затем сразу потеряли ко мне всякий интерес и уложили спать на пол. Но скоро пришла абсолютно голая тетка, встала эйфелевой башней над головой и нудно начала просить у меня хоть какую-нибудь модную тряпочку. Пришлось подняться, разыскать в сенях тряпку, намочить ее и вручить голой тетке, после чего меня с шумом выперли из гостей - отсыпаться и опохмеляться по месту жительства.
- Как бы тебе сказать, чтобы не обидеть твое по-спортивному накаченное полушарие головного мозга? - выслушав мой рассказ о приключениях в "желтом" доме, задумалась Лера: - Тебе необходимо научиться молчать и думать перед тем, как ты невольно и обязательно оскорбишь меня.
- Я и молчу в основном, но это тебя беспокоит еще больше.
- Меня беспокоит твое хвастливое вранье, твои обещания, которые не выполняешь, твоя необязательность, да много еще чего... Не знаю, найдется еще такая дура, которая захочет разменять свою жизнь на то, чтобы сделать из дитя гамадрила нормального человека?
Мы уже лежали в кровати, стиснутые стенами комнаты в десять квадратных метров, и поделенной надвое деревянной перегородкой. В широком проеме виднелся умывальник и дверь в туалет. Лера жила одна. Такие элитные хоромы в общежитии РОНО можно было получить по большому блату. Она и не скрывала: "Да, через подругу-однокурсницу. У той отец был большой партийной шишкой. А сама подруга устроена в областном центре и раз в месяц Лера навещает ее".

"Вот в ком причина фригидности, холодной неприязни и нескрываемой андрофобии Леры. Вполне вероятно, что они с подругой могли быть лесбиянками", - соображал я, хотя о повадках лесбиянок не знал ничего, кроме того, что они могли быть и в провинции, несмотря на строгое выполнение ими всех тринадцати параграфов Морального кодекса молодых строителей коммунизма.

В постели Лера вела себя как захваченная в плен партизанка Зоя Космодемьянская - раз уж попалась, то насилуйте ее скорее и выводите босиком на снег, но оргазма из нее фашисты никакими пытками не выбьют. Я говорил: "Не легко тебя уговаривать, еще сложнее - разогревать и овладевать. Семь потов сойдет, пока... "Да ты чего? - возмущалась она: " Знаешь же, что я, как пионер - "Всегда готова!"
Мы лежали тихо. Каждый прятался в своих мыслях. Шуршали обоями тараканы возле входной двери.

Вдруг Лера разрыдалась.
Я спросил: - Опять?
- Да, опять! Да! - почти закричала она: - Ну почему, почему я не могу забеременеть?!
И в эту секунду раздался громкий стук в дверь.

В Противном, до судорог знакомом голосе, требовавшем немедленно открыть дверь, я определил историчку Нину Алексеевну Головко.
- Это комиссия! - взвизгивала она от свалившейся на нее удачи разоблачения: - Мы знаем, Валерия Максимовна, что вы здесь и знаем, чем вы занимаетесь!
-Плевать на них, - прошептал я, - нас ни для кого нет.
- Не получится: у вахтерши есть запасный комплект ключей. Все равно вломятся.
- Тогда действуем по плану "Б", - предупредил я Леру и кинулся к одежде.
- Какому еще плану? Будь, что будет! - накинув халат, Лера пошла открывать дверь.
А я, усевшись на пол, раскрыл проигрыватель"Россия", достал из пакета первую попавшуюся пластинку и с совершенно отрешенным видом и невинным лицом принялся задумчиво вслушиваться и глубоко впадать в "Променад" "Картинок с выставки" Мусоргского в исполнении Святослава Рихтера.

На посторонние шумы я старался не обращать внимания: так сильно был увлечен мастерством великого пианиста.

Между тем, Нина Алексеевна, точно раскочегаренный паровоз, таскала, раскачивая за собой на прицепе по комнате, пару учителей из комиссии, напрочь запуганных шумливой
наглостью Головко, и двух постоянных членов родительского комитета школы. Оба родителя почему-то оказались моими. Хотя, помнится, за девять лет было не больше пяти случаев, когда мама приходила на родительское собрание, а папа даже случайно ни разу не мог попасть в школу. Все время промахивался.

- Вот чем, чем они тут занимаются в такое позднее время?! - повизгивая от удовольствия,спрашивала беспокойно у комиссии Головко: - Чайник уже холодный - чаепитие вычеркиваем, винные бутылки наверно растолкали по шкафам, курили явно в форточку, и ваш измученный ребенок уже с пола встать не может и поприветствовать учителей, - попросила она родителей пристально рассмотреть меня и найти десять различий с тем мальчиком, которого они утром отправили в школу подгрызать надгробный камень науки.

- Ну, а ты что молчишь? - набросилась историчка на меня. Посмотрите, люди добрые,на него: его тут совращают, а он сидит и молчит.
Стало ни то, чтобы не ловко, скорее, жалко родителей. Я указал пальцем членам комиссии на проигрыватель и сказал:

- Тихо! Не видите - внимаю? Мне нравится "Танец не вылупившихся птенцов", но и "Старый замок" не хуже звучит. И как только пьяница умудрился такую гениальную прелесть сочинить? Не то, что нынешнее племя: пьют много больше, а сочиняют такую лабуду, что слушать невозможно.

- Не поняла оскорбления! Ты о ком? - возмутилась Головко.
- О МусорскОм, - сделал я ударение на последнем слоге: - О Модесте, конечно, Петровиче... И о вашей душевности, о стремлении немедленно прийти на помощь, подставить плечо своей подруге и коллеге, попавшей в беду, - незаметно приступил я к реализации плана "Б" и спроецировал на своем лице частичное удивление, сведя глаза в кучку и выкатив нижнюю губу:

 - Но мне сейчас интересно другое: откуда вы узнали? Или ваш племянник Саша сам всё рассказал?
- Что он должен был мне рассказать? - насторожилась Нина Алексеевна.
- Ну, как же? О том, как он напал в лесу на Валерию Максимовну и пытался ее изнасиловать в особо извращенной форме.
- Зачем? - более привычного по шкале Выготского и высокопарного по степени идиотизма вопроса, Нина Алексеевна и не могла задать. Все в ней было предсказуемо.
- Затем, наверное, чтобы сразу после этого инцидента всем классом мы бы решили приставить личного охранника Валерии Максимовне, и на пушечный выстрел не подпускать к нашему любимому комиссарскому телу классной дамы всяких слюнявых полудурков. Бросили жребий - выпало мне.
А вы же знаете, Нина Алексеевна, что я человек исполнительный. Мне поставь задачу - уговорить, например, Валерию Максимовну не подавать заявление в милицию на
насильника Сашу, так я два раза расшибусь в лепешку, три раза вывернусь наизнанку, но путем долгих, хитрых и взывающих к совести бесед с пострадавшей, добьюсь справедливости: выкраду заявление и отмажу школьника от позорной уголовной статьи.
Таким честным и благородным меня воспитали мама и папа. Родители, правильно я говорю?
- Это - чушь несусветная! Замолчи немедленно! - взвизгнула Нина Алексеевна и умоляюще стала глядеть в глаза Лере.
- Вовсе не чушь. Родители очень старались. Я значимо ощутил это на себе. Они научили меня всегда быть добрым, отзывчивым, говорить правду, только правду, ничего, кроме правды, пусть и не всю правду. Правильно я говорю, Валерия Максимовна?

Я был в ударе. Глянул на Леру и тут же сделал корректировку: одним ударом меня не успокоить. Лера будет меня лупить долго и беспощадно. Ее и без того огромные, как у лошади, глаза вывалились от злости, точно у Крупской - носительнице базедовой болезни - в последние годы преподавания в школе.
Мама сказала:
- А я верю своему сыну.
Папа подтвердил:
- Раз сын сказал, что мы воспитывали его, значит так тому и быть!
Остальные члены внезапной комиссии по наблюдению за соблюдением моральных норм и правил советского учителя невольно промолчали, потом извинились и всем гуртом вышли за двери на совещание.
- Что за бред ты нес? - тут же накинулась на меня Лера: - Какой еще Саша? Кто меня и когда пытался изнасиловать? Стыдно-то как?
- Я же тебя предупредил: план "Б", - довольный собой напомнил я Лере.
- "Б"? Значит, еще был и план "А"?
- Был. Но в нем всё сложно, запутанно и много пострадавших. После развязки пришлось бы уволить весь педагогический состав и директора посадить за растрату и педофилию.
А за Саньку не беспокойся. Я подарю ему диск Пинк Флойда, Он за "Обратную сторону луны" с любой попыткой изнасилования согласится, даже кастрированным даст признательные показания, напишет явку с повинной. Мало того, психоделика Флойдов творит чудеса. Саня через неделю уже внушит себе, что именно всё так и было: подкараулил, увидел, повалил, попытался, не получилось, готов попытаться снова.
- А обо мне ты подумал? Как с таким клеймом преподавать теперь в школе? - сквозь зубы процедила Лера и постучала костяшками пальцев по моей голове и для сравнения - по стене. У меня мозги сорвало с присосок и они легкими пластмассовыми шарики стали перекатываться и стучаться о внутренние стенки черепа. Штукатурка на стене
осыпалась.
- Хорошо, уговорила, - сказал я в отместку: - Приступаю к реализации плана "А".
- Ради Бога! Это уже - без меня!

                14.


В конце июля Лера - Валерия Максимовна - подписала у директора заявление об уходе по собственному желанию, отработав после института в школе год, вместо положенных
трех, и за месяц до начала учебного года прямо с "бегунком" заглянула ко мне домой.
Был день и была пища для размышления: накануне я вернулся с соревнований из Уфы, где порвал сухожилия - врач команды прописал мне полный покой, поэтому я очень долго ковылял до двери, прослушав несколько раз, как звонок в прихожей захлебывался от птичьих переливов.
- Вот сто двадцать рублей, которые я собрала с класса на шторы. Будь добр, передай их, пожалуйста, в родительский комитет, - первое, что услышал я от Леры.
- Теперь - в Николаев, к родителям? - скорчил от боли я на лице гримасу вечного мученика Агасфера.
Она даже не поинтересовалась, что у меня с ногой, не проявила ни малейшего сочувствия. Не скрывала радости, светилась изнутри, как куриное яйцо в ячейке овоскопа.
- Я тебя люблю! -поцеловала меня Лера и, налюбовавшись вдоволь следами губной помады, оставленной ею на моем лбу, спросила: - Почему ты никогда не говоришь мне таких слов? Я же женщина! Я люблю ушами!
- А я ушами совсем не люблю. Я другим органом люблю. Знаешь, как этот орган назывался у дикарей?.. Правильно! Назывался сердцем. Люблю всем сердцем, мозгом и душом, то есть - всей душой и мозгой.
- Не паясничай!

Проникнув из соседской лоджии через картонный вставыш, процокала по длинному коридору белая крыса, зыркнула на нас, брызнув красным лазерным светом из глаз, замерла на мгновенье и ринулась промышлять на кухню - к помойному ведру.
Вчера одну такую я уже отловил у себя в штанах .

 Забралась, зараза, до коленки, ласково царапая коготками онемевшую мякоть ноги. Я приподнял штанину, увидел лысый, розоватый хвост, сошел с ума, пукнул с брызгами от страха, еле отлепил крысу, сильно привязавшуюся за несколько секунд к моей ноге, и вышвырнул её через открытые двери лоджии с четвертого этажа.

Лера, глядя вслед не пуганной крысе, спросила:
- Грызунов разводишь? Это так на тебя похоже!
- Хочешь, подарю? Их здесь много.
- Спасибо, уже есть одна: грызет по ночам - до рвоты, спасу нет, - она погладила у себя низ живота: - Козючка моя ладная!
- Почему, козючка? Может, казак растет с лихим чубом на голове и раскуренной люлькой во рту?
- Мне все равно - кто, но будет девочка. Я чувствую.
Мы замолчали. Говорить, вроде, уже было не о чем. От укола Лера отказалась, о "чистке" и слышать не хотела.
- Если уж не могу проводить, - показал я на больную ногу, - то, как мужчина джентлеменистый, хочу предложить: "Чаю не выпьешь?"..Я так и знал: ты до сих пор не желаешь на двусмысленные вопросы давать однозначно выгодные ответы. Да и, вообще, в последнее время тебе не очень нравится давать.
- Как говорит твоя мама - врач-диетолог: "Питаться нужно в тишине. В тишине меньше входит. От того больше экономии и бережливости". А в Николаев к родителям я еду на одну неделю. Потом вернусь в областной центр. Подруга через своего отца выбила мне место в институте, - Лера провела рукой по моей щеке. Ладонь была мягкая, как взбитая подушка: - И не думай, что я тебя использовала. Я не могла просто потому, что я тебя очень люблю. Я не знала раньше, что можно кого-то полюбить сильнее, чем родителей. А вот, случилось. Я тебя люблю...Ну, почему, почему ты не можешь сказать мне это же сейчас? Раньше по сто раз на дню повторял.

- Потому что скоро придут с работы родители. Так что - отползай и прячься за пень, - как ты раньше говорила.

- Никогда я так не говорила! Никогда! Ты меня с кем-то путаешь."

                15.

Как всегда на гитаре не строила третья-соль и пятая-ля струна. Миша пытался нацепить на гриф какую-то хрень, объяснив невнятно, что так безопаснее и быстрее. Мы дольше препирались. Я лупил его по рукам, приговаривая:
- Эту женщину надо брать чистыми и голыми руками. Гитара знает, что акт насилия неизбежен и быстро расстраивается, поэтому привыкает медленно, пытаясь расслабиться и
получить удовольствие.
- Ну и черт с тобой! Насилуй на здоровье! - отмахнулся Миша.
- Вот, друзья, вдруг вспомнил вещицу сорокалетней давности, - объявил я присутствующим пьяным и запел:

- На плечо опустила мне голову
Крепко пальцы мои ухватила
"Виновата, - твердила, - что помнила!
Виновата, что не по-за-бы-ла!"
Я стоял отрешенный, усталый
Без прощенья, без права явиться
И жалел, что мне легче не стало,
И боялся, что это мне снится...
Там-пам - парам - пам - парампам...

- Не помню такой сопливой песенки, - прошамкала вторая слева бабушка с дешевой химией на лысой голове: - Видно, после выпускного в подворотне накатал.

- Дима, а ты не забыл, что теперь наступила твоя очередь рассказать о себе, - очнулась еще одна старушка: - Колись, где, в каких краях ты шлялся после школы?

- А коротко можно?

- Можно! - подхватили все.

- А еще короче? Уговорили. Через год после школы женился: две дочери, сын, четыре аборта. Больше похвастать нечем. Да, еще два внука.

- А кто жена? Фотки есть? Можно и детей еще и внуков.

- В Айфон закачал, даже свадебную - одну, - я протянул свой Айфон занудливой старушке и в этот момент позвонила жена.
Я заговорил с ней нарочито громко,включив громкую связь. Провожал глазами айфон, одновременно и с удовольствием поглядывая, как у бабушек начали стекать к подбородкам лица.

 Первая - что вторая слева - бабушка дернулась неловко - хрустнула чем-то, что-то сглотнула - будто себя обнаружила на снимке и вскрикнула:
- Так это же Валерия Максимовна Ботуз. Наша классная мама в 9 "Б"!
Жена тем временем выговаривала мне:
- Ты же обещал: туда и сразу обратно! Опять - пустые обещания? Ни стыда, ни совести - у тебя, ни Родины, ни флага. А ну, живо домой! Нечего там тебе делать, - вот такой крепкий у нее захват мошонки.

Я ответил, как можно ласковее:
- Лерочка, не сжимай! Не люблю! Не волнуйся, на ночь я здесь не останусь. Легче мне не стало: сорок лет их не видел и еще бы сорок лет не видеть. Сейчас же выезжаю и через четыре часа буду дома.
                16.

Вышел меня проводить Семен. Мы закурили, и он спросил:
- В общем-то я разобрался - поскольку сам охотник - Как ты натравил на Нину Алексеевну бешеную лису, и с Сашкой более-менее картинка прояснилась. Но ответь мне, друже, куда 120 рублей подевались, которые собрали с класса на шторы?
- У директора. Это был план "Б", который перерос в план "А". Долго рассказывать. Лучше не спрашивай.