Зарисовка

История карандашного сердца.

Темнота снова выпускает ее из своих пут - в темницу сквозь прорехи деревян-ных досок проскальзывают ласковые лучи света. Это дарит невольнице безмерную радость, и, в то же время, оповещает о предшествующей неизмеримой в каких-либо величинах боли. Она знает об этом, потому что так было всегда, потому что иначе не может быть. Вся ее жизнь, сколько пленница себя помнит, - смена ярких полос и всепоглощающей тьмы; неизменны запах древесины и заточение.

Она знает: вот-вот должен начаться танец, посвященный ее безумной радости от этой пьянящей, мнимой свободы. Девушка чувствует запах свежесваренного кофе, она почти осязает его.

Он - начало. Он - музыка. Он не позволит отступить. И девушка сама не замечает, как все ее тело раскачивается, словно находится в состоянии религиозного транса.
И вот - одно мгновение - и танцовщица уже растворяется в музыке, что звучит на краю ее сознания.

Весь мир останавливается наблюдая за ее танцем. Босые ступни тихо касаются шершавого покрытия, гремят оковы, повинуясь гибким движениям тонкой девичьей фигуры.

Уверенные выпады и плавные переходы неподвластны никакой логике и никаким законам: они рождаются вместе с музыкой, словно и то и другое заранее кем-то предопределено. И этот кто-то - невидимый, но давно знакомый - то ускоряет темп танца, то почти останавливает его.

Но это не имеет значения, будто и не происходит вовсе. Будто нет крика плачущих мышц, каждая из которых напоминает о жгучей, тянущей, ноющей, ломающей боли - танцовщица знает каждый оттенок этого чувства - но ни единая часть ее тела не должна сказать об этом в танце. Будто нет немеющих ног со стертыми в кровь подошвами - девушка словно сама уменьшается, с каждым своим шагом. Будто нет оков, впивающихся своими металлическими лапами в ее кожу, тянущих вниз при каждом устремленном вверх прыжке.

Нет. Этого ничего нет. Не может быть. И не будет, если верить. Вера в отсутствие боли, в легкость своих движений и тела - единственный известный ей путь. Ее надежда, ее спасение, ее религия заключаются в том, что есть только танец - чарующий и ласкающий душу; долгожданный, безумный, дикий танец есть снизошедшая муза, обнаженная душа.


Все кончается в один миг. Тело девушки без сил обрушивается на деревянный пол, сопровождение тому - нечеловеческий вопль, пронзающий бесчисленным количеством игл все пространство.

Девушка лежит неподвижно, пытается восстановить дыхание. Время идет мимо своим чередом. Вращаются стены, смешиваются запахи, полосы света играют в пятнашки. Когда же, наконец, ее сознание и весь мир вокруг, достигают единой скорости, девушка приходит в себя.

Она приподнимается на локтях, подтягивает к ним туловище, ноги.

Еще раз.

Снова.

Еще чуть-чуть.

Ближе к свету.

Раскрасневшееся лицо притесняет крохотный луч, чтобы взглянуть на контур своего танца, и безмятежно улыбается. Мгновение спустя, девушка закрывает глаза и растворяется в заполняющей пространство темноте.


Художник убирает деревянные карандаши в футляр. Он делает глоток давно остывшего кофе и смотрит на свой рисунок. Он все же сумел закончить. Довольная улыбка освещает измученное бессонной ночью лицо.
Художник оставил на картине часть своей души, как и множество танцоров, заключенных в свои деревянные тюрьмы.