Так было. Глава 9. Несчастный случай

   
    Никогда не забуду тот вечер и ту роковую ночь перечеркнувшие мою определившуюся трудовую стезю. Дни выстроившись утренними, дневными и ночными сменами, медленно чередуясь катились безвозвратно в прошлое.

    Поздний вечер. Тишина. Где-то далеко на западе тлели остатки догоравшего заката. Город затихал. Над землей поднималась прозрачная дымка. Погруженный в свои мысли, я не спеша шел в сторону шахты. Поднявшись на пешеходный мост, остановился. Передо мной как на ладони лежал весь наш рудник. Огни центральной улицы и жилого массива пробиваясь сквозь наступавшую тьму, смотрели отдельными тусклыми звездочками или матовыми пятнами. К вечеру движение на дороге прекращалось и жизнь на руднике замирала до следующего утра.

     А внизу, подомною- лесопосадка, там своя ночная жизнь. В вечерней тишине изредка  доносились таинственные  звуки и бесконечный стрекот сверчков. Впереди за жилым массивом, в глухой темноте  скрывалась наша шахта.

     За время работы на шахте у меня сложился какой-то определенный ритм и уверенность. Переодевшись, я привычно спускаюсь в шахту. Но эта, ночная смена у меня сложилась неудачно...

     Придя из соседнего заезда и никого не обнаружив на откаточной выработке, я решил подняться по ходку на горизонт скрепирования. В густой темноте слезливо мерцала пара осветительных лампочек. Как правило, в ночную смену, на добычном участке работало по три человека: горный мастер, скреперист и взрывник.
 
     В это время, взрывник выполнив свою работу, спускался вниз по другому ходку. Сейчас последует взрыв... Расстреливая негабарит накладным зарядом в забутившейся дучке, он заложил два двухсот граммовых патрона аммонита, а может и более.  Спасением для меня явилась маркшейдерская ошибка при сбойке  встречных выработок. Я оказался как бы за небольшим  углом от происходившего.

     Взрывной волной с моей головы сорвало: каску, из рук вырвало фонарь, с плеча аккумулятор. Я носил его на поясном ремне, подвешенном на плече, фонарь держал в руках. Я оказался "обезоруженным", словно в громадном могильном склепе. Кромешная темнота, звенящая тишина, радости не приносили. Кроме того по выработке распространялся газ.  Все мои принадлежности оказались в дучке. Без каски, в темноте при висящих над головой заколах, опасно. Надо что-то предпринимать. Так долго продолжаться не может.
 
     В наступившей тишине, я услышал шипение воздуха. Это травил вентиль воздушной трубы- мое спасение. Осторожно, ползком боясь свалиться дучку, я добрался до него и открыв, дышал. А вокруг стелился газ. Лежа возле трубы, я заметил впереди где-то у подошвы выработки, слабо пробивающуюся полоску света.  Опасаясь свалиться в одну из дучек, я осторожно начал передвигаться в том направлении. Это был лаз...

    Спустившись на откаточную выработку, я встретился с опешившими взрывником и скреперистом. Успокоившись и отчитав за отсутствие поста охраны, или надлежащего сигнала во время стрельбы, я отправил их за моими принадлежностями. Ночная смена была как-то отработана. По выезду из шахты, о произошедшем случае умолчал. На шахте за такие промахи строго наказывали...

    А утро было удивительно теплое. Ласковые лучи просыпавшегося светила нежно обнимали поднимающихся из шахты горняков. Наступал новый день... Получив зарплату, мы с Лизой отправились в магазин. На центральной улице мне стало плохо. Рвота желчью, слабость, потливость, головокружение прервали наше движение. Рядом находилось отделение скорой помощи, туда и затянула меня моя спасительница.

     Я оказался в терапевтическом отделении больницы, в большом двух этажном здании старой постройки, с чистыми, светлыми коридорами и высокими потолками. Шесть кроватей стояли ровно, словно солдаты в строю. Врач терапевт Розалия Михайловна- заведующая отделением, у моей кровати. Это была добрая, знающая свое дело, женщина средних лет.  Внимательно осмотрев, она выслушала меня. Я вынужден был признаться о случившемся...

     Буквально через полчаса, возле кровати сидел Боярский. Я не оправдывался и никого не обвинял. Ответственность за произошедшее по любому лежала на горном мастере. -Парень ты молодой,- говорит Боярский,- месяц полежишь в больнице, дадим путевку в санаторий и все болезни уйдут. Я был согласен. На этом разговор закончился.

     Эта смена, этот час, вернее те минуты случившегося, будут волновать мою душу долгие годы, наказывая организм за совершенную оплошность. После госпитализации, не дождавшись путевки, вышел на работу. Но стоило мне съехать в шахту, глотнуть шахтного воздуха, я терял силы. В холодном поту с пониженной температурой шахтный медпункт выдавал меня на гора. Машина скорой помощи отвозила домой. Так продолжалось более полугода. К этому времени история болезни в больнице исчезла, а врач поликлиники заявила,-Послушай моего совета. Хочешь жить? Бросай шахту!..

    Вот такой скорый суд. Это был суровый приговор, но жизнь продолжалась и я вынужден был сменить место работы. Но, в течении многих лет, меня преследовали  различные болезни. Я не мог ездить в городском транспорте. Малейший выброс выхлопных газов встречной машины- мне плохо. Пассажиры видя мое состояние уступали место. Это меня угнетало. Постоянно находясь в напряжении, видя мое состояние, начала жаловаться на болезнь желудка моя жена...

    Позднее, работая председателем рудкома профсоюза, мне пришлось рассматривать аналогичный несчастный случай, произошедший  с начальником участка. Разность была лишь в том, что рядом с ним не оказалось воздушной трубы. Он долго лежал в больнице и институте профзаболеваний.
               
    Руководство рудника категорически отказывалось оформлять акт несчастного случая. При разговоре с директором, а это был умный человек, прошедший все ступени роста от горного мастера, я рассказал о случае произошедшем со мной в далекие шестидесятые и моих страданиях...
    Я убедил его. Бывший начальник участка лечился получая регресс.