Низость

 В крохотной комнате душно. От сигаретного дыма, плотного как утренний туман над стынущем озером, режет в глазах и чешется в носу. Единственное окно выходит на проспект. Уличная грязь скопилась на стекле мутной плёнкой сквозь которую, даже дневной свет, пробивается с трудом. Под потолком висит лампа в железном плафоне-юбке. Пара ленивых мух жужжат под жёлтыми лучами искусственного солнца. Голые стены выкрашены в зелёный цвет. Красили недавно. Запах ацетона пробивается сквозь табачный дух едва заметной ноткой, от которой у Лены болит голова, надоедливой болью, пульсирующей в висках и отдающийся в зубы. Она сидит на неудобном стуле за железным столом. Напротив, сидит следователь – Аристарх Петрович, тощий мужчина с серым лицом. Его редкие волосы аккуратно зачёсаны в нелепой попытке прикрыть лысину на макушки. Глаза, красные от полопавшихся капилляров, смотрят пристально. В начале разговора Лена попыталась выдержать его взгляд. Не смогла. Теперь сидит потупившись. На следователе клетчатый пиджак в кремовую клетку, под ним серая рубашка с расстёгнутой верхней пуговицей. Вещи хорошие, но старые, порядком ношенные.
 За спиной Лены стоит Вероника Петровна – адвокат. Женщина не молодая, одетая по-деловому строго: узкие брюки серого цвета, тёмно-синий пиджак сильно зауженный в талии, белая блузка и туфли на низком каблуке. Седые волосы собраны на затылке в пучок. Её руки лежат на плечах Лены. Веронике Петровне искренне жаль девушку, в её практике такое случается редко.
 В углу комнаты, рядом с дверью, прислонившись спиной к стене, стоит ещё один полицейский –безымянный, он не представился и в разговоре пока участия не принимал.
- Расскажи нам, когда это всё началось? – спросил следователь и закурил очередную сигарету, пепельница на столе уже успела превратиться в утыканного окурками ежа.             
 Лена сжалась. 
- Она может не отвечать на этот вопрос, - почувствовав напряжение девушки сказала адвокат.
- Она пришла к нам сама. Что бы дать ход делу нужна полная картина. Сами понимаете, случай непростой, - настоял следователь.
- Я расскажу… Да, в этом нет ничего страшного… - Лена говорила сбивчиво, слова звучали глухо и с нажимом, словно она выдавливала их из себя. – Я справлюсь.
 Стоявший в углу безымянный полицейский подумал, что эта крохотная девушка похожа скорее на ребёнка, чем на взрослую: угловатая, по-мальчишечьи худая, короткостриженая, с серыми глазами, казавшимися на узком лице просто огромными. Похожесть усиливала коричневая толстовка, на несколько размеров больше чем следует, она мешком висела на хозяйке.   
- Хорошо. Когда это всё началось? – повторил свой вопрос следователь.
- Три года назад. В первую ночь весенних каникул.
- Тебе тогда было шестнадцать лет? Так?
- Да, - Лена обхватила себя руками, пытаясь унять мелкую дрожь.
- Продолжай.
- Если тебе больно, ты можешь не рассказывать, - предложила адвокат и сильнее сжала плечи девушки.
- Нет, я должна, - отозвалась Лена. – Все уже спали. Я проснулась от того что меня трясут за плечо. Он стоял надо мной в тусклом свете ночника и улыбался. Я спросила: «Что случилось?». Он не ответил, только прижал указательный палец к моим губам и протяну: «Т-с-с-с-с-с». Я испугалась. Его ладонь закрыла мой рот. Он лёг рядом, свободной рукой забралась под пижаму, пальцы гладили мой живот.
 Лена замолчала. Потянулась к стакану с водой, сделал маленький глоток. Следователь заметил, что на стеклянном ободке остался едва заметный след губной помады, розового цвета. Почему-то это заставило биться сердце чаще.
- Я не знаю сколько это длилось. Потом его рука спустилась ниже, забралась под резинку штанов. Он стал лапать меня там, своей огромной рукой. Я заплакала. Он прошептал на ухо: «Тихо, всё хорошо». Он гладил меня там.
- Ты пыталась сопротивляться? – следователь затушил бычок в пепельнице, достал из пачки ещё одну сигарету, сунул её в угол рта, но прикуривать не стал.
- Нет… Я была испугана. Он так сильно сжимал мой рот, мне казалось стоит ему только захотеть, и он сломает меня…
- Мне не нравится форма ваших вопросов, - вставила адвокат, - такое чувство будто вы пытаетесь переложить вину на девочку.
- Ни в коем случае. Я всего лишь хочу восстановить картину. Давайте продолжим.
- Он спросил меня: «Девственница ли я?». Я ответила, что нет.
- Ты ответила с зажатым ртом?
- Нет, конечно, нет. Он убрал ладонь. Я ответила. Потом снова зажал рот.
- Дальше.
- Он обозвал меня испорченной шлюшкой. Его пальцы вошли в меня… - Лена заплакала, - он насиловал меня ими и тёрся своей промежностью об мой бок. Я молила перестать, но он продолжал. Это была пытка. Это было мерзко. Я боялась даже шелохнуться. Когда всё кончилось он предупредил что бы я держала свой язычок за зубами. Мне всё равно никто не поверит, а он превратит мою жизнь и жизнь брата в кошмар. Он способен на такое. Я знаю.
 Следователь наконец-то закурил сигарету. Рассказ девушки опутал паутиной из странных образов заполнивших голову, пошлые, не нормальные картинки, юных девочек, верёвок и плетей. Горький дым прогнал их.
- И ты никому не рассказала о случившимся ночью? – в голосе следователя появилась хрипотца, он надеялся, что никто её не заметил.
- Нет, - Лена отвернулась к окну. – Я хотела сказать матери. Но утром, когда вышла на кухню, вся семья сидела за столом и завтракала. Мама, он, родной и сводный брат. Отчим сидел в рубашке и брюках, как ни в чём не бывало читал газету. А я, знаете, не могла нормально ходить. После ночи там всё болело. Ковыляла как пингвин или беременная. Мама спросила: «Что с тобой?». Он оторвался от газеты и посмотрел на меня. Во взгляде не было угрозы, только обещание исполнить сказанное накануне, ночью. И… И я ответила маме что у меня просто болит живот.
 Лена сделала ещё глоток воды. Следователь глубоко затянулся.
- Ты говоришь, отчим сказал, тебе всё равно не поверят. Почему он так сказал? – сигаретный дым наполнил слова вкусом.
- Это не имеет отношения к делу, - сказала адвокат.
- Имеет, - старая кошёлка начинала раздражать следователя. - Как только дело получит огласку личную жизнь вашей клиентки растащат по косточкам. Мы должны знать с чем нам придётся работать.
- Она может не отвечать, - настаивала на своём адвокат.
- Я отвечу. Все и так про это знают, стоит открыть старые газеты. Я никогда не была послушным ребёнком. Со мной всегда «были проблемы» - слова отчима. Дурные компании, алкоголь, воровство в магазинах. Но… это не давало ему право делать со мной то что он делал.
- Не давало, - согласился следователь. – После того случая он часто тебя насиловал?
- Да… регулярно. Если не уезжал в командировку приходил раз в две или три недели.
- Он продолжал насиловать тебя руками?
- Некоторое время, потом уже были не только руки.
- Не только руки? - следователь рассеянно потёр подбородок, безымянный полицейский это заметил.
- Да. На третий или четвёртый раз он не ограничился одними пальцами. Он поставил меня на колени, голову вжал в подушку… - Лена всхлипнула. – Я почти не могла дышать. Думала умру… Да… я думала, что задохнусь, наверное, даже хотела этого. Но не задохнулась. А однажды он пришёл пьяным, привязал меня к прутьям кровати и долго порол ремнём, узким, с вставками из металлических шариков. Что бы я не кричала он засунул мне в рот кляп из своих трусов. Потом порки вошли в обычную практику. Они повторялись на каждый третий или четвёртый визит. Если ему казалось, что я слишком громкая, он наказывал меня. У него была огромная деревянная штука, похожая не бейсбольную биту. Он насиловал меня ею, везде.
- И никто в семье не замечал, что с тобой что-то происходит? – в коллекцию бычков добавился ещё один, следователь поправил воротник рубашки, ему стало жарко.    
- Думаю мама замечала, но старалась этого не видеть.
- Она умерла в прошлом году?
- Да.
- Хорошо, почему ты просто не ушла из дома?
- Он сказал, что если я уйду, то он отыграется на моём родном брате, а когда найдёт меня, то и на мне тоже, да ещё и друзей позовёт.
- Мне кажется, или вы на что-то намекаете? – встряла адвокат.
- Я не на что не намекаю. Повторюсь, нам нужно составить полную картину.
- Как-то предвзято вы составляете картину, - хмыкнула адвокат.
 Следователь не стал парировать этот выпад, обратился к Лене:
- Получается ты терпела это три года. Почему же пришла к нам сейчас?
- Я… Я боюсь, что он убьёт меня. С каждым новым разом он становится всё более жестоким. Теперь он не только порет меня и насилует, ещё и режет. Мои ноги и спина сплошь в шрамах. Я могу показать. Я…
 Лена съёжилась в комок. У неё началась истерика.
- Я… боюсь… я не хочу умирать. Я больше не могу терпеть.
- Думаю, нам надо закончить, - сказала адвокат.
- Да, - следователю хотелось услышать больше подробностей, желательно красочных, он боялся этого желания, гнал его прочь, но оно прилипло как пиявка, - уведите её, мы продолжим разговор позже.
- Хочу заметить, в следующий раз я буду настаивать на присутствие психолога.
- Ваше право, - согласился следователь.
  Верника Петровна помогла Лене подняться, обняв вывела рыдающею девушку из комнаты.
- Что вы об этом думаете? – спросил безымянный полицейский, у него у самого была дочь, ей недавно исполнилось пятнадцать, он не понимал, как такое можно делать с ребёнком, пусть даже и не родным.
- Камеры выключи.
 Безымянный полицейский нажал кнопку на пульте, лежавшем в кармане его брюк. Красные огоньки в четырёх пластиковых полусферах камер, расположенных под потолком по углам комнаты, потухли.   
- Что я об этом думаю? – следователь было потянулся к сигаретной пачки, но передумал, достал из кармана пластинку жвачки. – Мутное это дело.
- Вы не верите девушке?
- Возможно.
- Но она говорила про следы на теле. Если их зафиксируют?
- И что? Следы и следы. Попробуй выясни кто их оставил на самом деле. Может это кто-то из её дружков? Может ей это нравится…
- Странные вещи вы говорите.
- Я стараюсь быть беспристрастным и думать головой. В любом случае, даже если она говорит правду едва ли мы что-то сможем сделать. Ты знаешь кто её отчим?
- Конечно.
- Значит всё прекрасно понимаешь. Он выкрутится, так или иначе. Но девочка может на всём этом не плохо заработать.
- Или же обеспечить себе урну в колумбарии.
- Может и так. Знаешь, что. Прежде чем сдавать запись в хранилище сними мне копию. Хочу посмотреть дома…
- Разве это по правилам?
 Следователь пристально посмотрел на своего подручного. Тот прикинул в голове что выгоднее пойти на конфликт или исполнить просьбу.
- Хорошо, шеф. Всё сделаю. Запись передам на флэшке через дежурного. Поставлю ваш стандартный пароль.
- Молодец.
 Они вышли в коридор. Следователь пошёл налево, в сторону своего кабинета. Безымянный полицейский направо, к серверной. Он догадывался для чего шефу нужна запись на самом деле. По отделу давно ходят слухи. Но пока об этом лучше не думать. Позже, когда представится возможность он использует это. Не сейчас.
 На правом запястье безымянный полицейский носил чётки с железным крестом. Он верил в Бога. Вера помогала жить среди всей этой грязи. Вера помогала не утонуть.