Из моих дневников. Что это было?

Эту странную историю я уже пыталась когда-то рассказать в своем журнале.
Не с каждым, наверное, случается.. Со мной - случилось.

Кажется, помнится каждая деталь этого заснеженного  сибирского дня.
Я училась тогда в выпускном классе.
И перед какими-то очередными выборами было обыкновение тогда проводить перепись населения.
Старшеклассников активно включали в общественную работу.
И целую неделю все мы усердно, от калитки к калитке, пробирались по заваленным сугробами широким улицам.

Чаще всего нас встречали рычанием цепные дворовые псы, и навстречу выходили  настороженные и не очень расположенные к таким визитам домовладельцы. Я пошла по своему маршруту сразу после школы. Это было недалеко от моего дома, и, пробираясь от одного адресата к другому, чувствовала себя совершенной удачницей - так складно и быстро все шло. Люди оказывались дома, сверка документов не занимала много времени.

И вот настала очередь зайти в ограду  старой покосившейся избушки - истинной  развалюшки, которая, наверное, и думать забыла, что у нее когда-то был хозяин. Это было такое несчастное подворье, с такими откровенными следами запустения, что мне подумалось - никто здесь не живет.

На всякий случай постучала в низкое окошко. В ответ в избушке что-то загремело, как будто была опрокинута табуретка, и дверь мне открыла маленькая сухонькая совершенно сгорбленная старушка. Навсегда запомнила её фамилию - Щипакина. Вижу ее, как сейчас - выцветший от времени бесформенный комочек - тень бывшего когда-то человеческого тела. Ее лицо, глаза, волосы, одежда были совершенно одного синеватого-белого тона и было непонятно - видит ли она меня вообще.

Молча провела меня к окну в единственной комнате, где кроме кровати, стола и длинной деревянной лавки ничего не было. Молча выслушала - зачем я пришла, сухим безголосым клёкотом ответила на мои вопросы..

Одолела невыносимая жалость к этой старухе, и я спросила, не надо ли чем-нибудь ей помочь. Она как будто застеснялась, замешкалась, пыталась отказаться. Неловко выдавила, что надо бы ей дров со двора принести. И я с искренним рвением набуровила ей к печке несколько охапок березовых поленьев из-под трухлявого навеса во дворе. Дровами все-таки ее снабжали! Спросила - может быть, что-то еще? И в ответ увидела настоящую хорошую добрую улыбку - как солнце заглянуло в древний закуток.

А она положила мне свою невесомую ручку на плечо и тихо, но внятно спросила в свою очередь - "А тебе, детка, не надо ли чем помочь?" Я удивилась - в чем же может быть ее помощь? "Ну, может, тоску какую с сердца снять?"

Как в воду смотрело это удивительное и, выходит, очень прозорливое человеческое существо. Пропадала я в то время от тоски по одному ветреному молодому человеку. И, по здравому рассуждению, был он мне совершенно ни к чему, совсем разные были мы с ним, неподходящие друг другу, люди. Но взяли его в армию, и одолела такая тоска - места не могла себе найти, даже самой было странно.

Чем я с этой древней старушкой и поделилась - из вежливости, Она почему-то очень обрадовалась, засуетилась, сгребла меня за рукав и подтолкнула назад к лавке. "Помогу, помогу, тут я помогу тебе, деточка". Не успела я от такого проворства опомниться, она уже взяла стакан с водой и пошла на него что-то нашептывать. Минута, и этот стакан уже стоял передо мной.

Мне жалко было обижать эту бедную бабушку, с таким теплом она на меня смотрела.
Выпила. И, как сознание потеряла - в момент отключилась.

А когда пришла в себя, на дворе было темно. Подняла голову от стола и не помню, кто я и почему я здесь. Это сколько же прошло времени? Бабушка моя копалась у своей печки и, в полутьме заметив шевеление, поспешила ко мне. "Проснулась? Ну иди, иди домой, легче тебе теперь будет".

И вот вошла я в эту избушку одним человеком, а вышла совсем другим.
Как темную кисею с глаз моих сняли - легко и радостно смотрел на меня знакомый мир.
Даже дышать стало вольготнее.
Морозный воздух показался восхитительным.
И повернулась ко мне моя молодая жизнь своей нормальной веселой стороной.

Слетела с души, как шелуха, даже память о том молодом человеке - как будто его и не было!
Как бабка отшептала? И долго-долго еще потом и знать не приходилось ни о какой сердечной тоске.