Глава 25. Снова в лагере

-Что, доню? - Баба Ивга тепло улыбнулась мне, открывшей глаза. - Рада? Митя твой цел-невредим, радуйся!

Я закивала. После вчерашнего сообщения Генки на сердце было легко, даже обруч тоски словно потеплел.

Ко мне подошел Сева Малютин: он тоже узнал от Генки, что Митя спасся, и сразу утром прибежал к нам.

-Аня, как хорошо! Митя живой, не тронули его фашисты! Только где же он сейчас?

-Мы тут подумали - присоединился к нам Коля Одинцов,  - Митя может выйти на стоянку, где наш лагерь был. Там еда, палатки. Аптечка еще, у него же нога раненая. Отдохнет, поспит. поест.  Мазин с Петей сегодня пойдут туда, посмотрят. И Аню с собой возьмут.

-А ты-то зачем с ними пойдешь? - Сева удивленно посмотрел на меня.

-Надо, - таинственно улыбнулась я. - Это мой секрет. Пока ничего рассказывать не буду, потом. Сейчас встану, соберусь и пойду с мальчишками.

-Как знаешь.

Мне показалось, что Малютин обиделся. Я обняла его за плечи:

-Ну не дуйся, Севка! Это не только моя тайна. Я обязательно все расскажу, но сейчас - нельзя. Военная тайна! Знаешь, что это?

В хату вошли Мазин и Русаков.

-Аня, ты долго еще? Нам Васек сказал, что ты с нами в бывший лагерь идешь. Зачем?

- Я вот тоже спрашиваю, а она молчит. - Сева махнул рукой.

Петя запрыгал вокруг меня:

-Ну скажи, скажи! Аня, не скажешь - не пойдешь с нами!

-Ой ладно, скажу. Куртку свою я там забыла. А в ней - мамино письмо.

Это было правдой: я сдуру позабыла куртку с маминым письмом в палатке. Вспомнила о ней уже потом, когда мы вернулись в село. Видно, вместе с палаткой куртка лежала в землянке. Но вовсе не за ней я шла: хотелось узнать, был ли в лагере Митя? Если да, то хоть какую-то весточку о себе он оставил! Не мог не оставить!

- Вот так бы и говорила, - буркнул Сева. - А то - тайна, военная…

- Конечно, военная! Вдруг бы это письмо фашисты нашли? Узнали бы адрес мамы, написали, что со мной что-то случилось. Мама бы приехала, а они ее бы арестовали, как Митю! Понял, Малютин?

Кажется. у меня получилось убедить мальчиков в искренности своих намерений.

-Ладно,  - махнул рукой Мазин. - Собирайся и идем. Нечего лясы точить.

..Через несколько минут мы уже шли по селу. А там царила жуткая атмосфера: фашисты врывались в хаты, пользуясь тем, что сонные люди ничего не понимали. Оттуда они выносили мебель, посуду, ловили во дворе кур. Слышались крики, плач: тех, кто не хотел отдавать свои вещи добровольно, враги избивали до крови.

Мазин заскрипел зубами, Петя Русаков сжал кулаки. Нам было горько оттого, что мы ничем не могли помочь колхозникам, отстоять их добро, защитить от избиений.

-А Макитрючка кур своих порезала, - внезапно засмеялся Коля Мазин. - Как к ней фашисты пришли - она им курятник пустой показывать! Еще и жаловалась, что всех кур другие фашисты унесли! А кур этих мы с Петькой съели.  Ох, и вкусные же они были. Да, Петька?

-Ага, - Русаков тоже улыбнулся. - Слушайте, а ведь в хате дяди Степана фашисты не стоят. Ань, почему?

-Да баба Ивга тоже их отвадила. - На моем лице появилась усмешка. - Она печь натопила хворостом, а заслонку не открывала. Фашисты зашли - а в хате дыму полно, дышать нечем! Они и ушли. Правда, нам пол-дня пришлось в Слепом Овражке сидеть, пока дым из хаты не выветрился.

-Тихо! - Мазин поднял руку.  - Идет кто-то.

Мы спрятались в небольшой, высохшей канавке у дороги. Тревога была поднята не зря: вскоре до нас донеслись голоса. По дороге шли двое: немецкий офицер и Петро.

Петро был сыном раскулаченного крестьянина. Пока не началась война, он работал в “Червоных зирках”, и все считали, что он хороший, годный работник. Но стоило прийти немцам - и Петро переметнулся к ним. Теперь он служил полицаем у фашистов и сильно зверствовал, как рассказывали колхозники.

-Вы только не забудьте, скажите своим, - Петро то и дело забегал вперед и заискивающе смотрел в глаза фашисту. - Это ведь я вам о том комсомольце рассказал, которого вы из Степановой хаты увели. Не забудете, скажете?

Что? У меня потемнело в глазах от злости. Так это он рассказал о Мите фашистам??? Я оглянулась на Колю и Петю. Они, кажется, ничего не слышали. Что ж, тем лучше.

А офицер смотрел на Петро с плохо скрытой брезгливостью, как на надоедливую муху. Иногда он, изображая интерес, кивал и хлопал предателя по плечу:

-Та, та, скашу, скашу. Вы… мы вас награждать…

Когда они скрылись из виду, я поднялась с горящими от ненависти глазами.

-Ничего, Петро - вырвалось у меня сквозь сжатые зубы.  - Не забуду. Я - не забуду. Еще встретимся.

-Эй, Аня? - Петя вцепился в мое плечо. - Что они говорили? Я не слышал ничего.

-Да так, - отмахнулась я.  - Петро что-то у фашиста выпрашивал, награду какую-то. Пошли, нам еще долго до лагеря добираться.

.. Два с лишним часа спустя мы оказались на лесной поляне. Мазин и Русаков сразу же стали отыскивать место, где спрятали лагерное имущество. Я задумчиво бродила по бывшей стоянке: вот здесь мы с Митей сидели у костра, из того родника набирали с Валей Степановой питьевую воду. А там - полянка, где я и Нюра собирали грибы на суп… Как давно это было? Сколько вообще дней прошло: десять, двадцать? Время для меня с момента ареста Мити словно остановилось, замерло, как вода при безветренной погоде. 

-Красавина! - отвлек меня от раздумий голос Мазина. - Иди, ищи свою куртку! Потом приходи, кушать будем. Поесть с собой взяла?

-Да, мне баба Ивга дала кое-что. - Я подошла к яме и спрыгнула в нее. Куртка отыскалась быстро: она была завернута в одну из палаток. В кармане лежало и мамино письмо: единственное, полученное мною из дома еще до войны. Но конверт был каким-то помятым и слишком плотным.  Сердце забилось, я сунула руку внутрь…

В конверте был еще один, сложенный вчетверо листок бумаги.